ал спокойно и не  пытался  вставать  с  постели,
доктор прописал мне кое-какие лекарства и,  указав,  как  их  принимать,
откланялся. Гайар вышел раньше него.
 
   Глава XVII. АВРОРА
 
   Сципион отправился на кухню за чаем, гренками и цыпленком, а я остал-
ся на время один. Я лежал, думая об этом посещении и особенно о разгово-
ре между доктором и Гайаром: некоторые из  услышанных  фраз  встревожили
меня. Доктор вел себя совершенно естественно и как истый джентльмен,  но
я не сомневался, что у его собеседника есть какой-то коварный замысел.
   Откуда эта тревога, это горячее желание поскорее выпроводить  меня  в
гостиницу? Очевидно, у него была очень веская причина, если он предлага-
ет оплатить все расходы; насколько я слышал, этот человек никогда не от-
личался щедростью.
   "Чем объяснить его желание поскорей избавиться от меня?" -  спрашивал
я себя.
   "Ara, знаю! Догадался! Я понял его тайные замыслы! Эта  хитрая  лиса,
коварный адвокат, так называемый опекун, наверно, сам влюблен в свою по-
допечную! Что из того, что она молода, богата, хороша  собой,  настоящая
красавица, а он стар, уродлив, низок и противен! Он-то себя  не  считает
таким. А она? Что ж! Он все-таки может надеяться. Иной раз  сбываются  и
более безрассудные мечты. Он знает жизнь - он юрист. Ему  известно  все,
что ее окружает, - он ее опекун. Все ее дела в его руках. Oн ее  настав-
ник, поверенный, казначей - словом, распоряжается всеми ее делами. С та-
кой властью чего не добьешься! Он хочет одного: либо  жениться  на  ней,
либо ее ограбить. Бедная девушка! Как мне жаль ее!"
   Странно, но я испытывал  только  жалость.  У  меня  не  было  другого
чувства к ней, и я не мог понять почему.
 
   Но тут пришел Сципион и прервал мои размышления. За ним вошла девочка
лет тринадцати; она несла тарелки и блюда с едой. Это  была  Хлоя,  дочь
Сципиона, но не такая черная, как ее отец. У нее были желтая кожа и  ми-
ловидное личико. Как объяснил мне Сципион, мать "малютки Хло" -  так  он
называл дочь - мулатка, а "наша Хло - вылитая мамаша. Ха-ха-ха!"
   Веселый смех Сципиона показывал, что он очень доволен  и  горд  своей
хорошенькой светлокожей дочкой.
   Хлоя, как и всякая женщина, была ужасно любопытна: ее круглые  глаза,
сверкая белками, все время бросали взгляды на белого чужестранца,  спас-
шего жизнь ее госпоже, и она чуть не перебила все чашки и  тарелки.  Бо-
юсь, что если бы я не вступился, Сципион выдрал бы ее за  уши.  Забавная
болтовня и жесты отца и дочки, их своеобразные манеры, да и  вообще  все
особенности жизни рабов живо заинтересовали меня.
   Несмотря на слабость, у меня был хороший аппетит. Я ничего не  ел  на
пароходе; увлеченные гонкой пассажиры почти все забыли про ужин, и  я  в
том числе. Теперь,  увидев  приготовления  к  завтраку,  я  почувствовал
сильный голод и отдал должное стряпне матушки Хлои, которая,  по  словам
Сципиона, заправляла всей кухней. Чай подкрепил меня, а  искусно  поджа-
ренный цыпленок с рисом, казалось, влил свежую кровь в мои жилы. Если бы
не боль в руке, я чувствовал бы себя совсем здоровым.
   Отец и дочь убрали со стола, и вскоре Сципион вернулся, так  как  ему
велели находиться при мне.
   - А теперь, Сципион, - сказал я, как только мы остались одни, - расс-
кажи мне об Авроре.
   - О Pope, масса?
   - Да. Кто такая Аврора?
   - Бедная невольница, масса, такая же, как и старый Зип.
   Смутный интерес, который я чувствовал к Авроре, сразу угас.
   - Невольница? - повторил я разочарованно.
   - Это служанка мисса Жени, - продолжал Сципион. - Она причесывает ее,
одевает, сидит с ней, читает ей вслух, все делает...
   - Читает ей? Как! Невольница?
   Мой интерес к ней снова ожил.
   - Да, масса, она самая - -Рора. Я сейчас объясню. Старый масса Сансон
был очень добрый к нам, неграм, и многих научил читать. И Рору тоже.  Он
научил ее читать, писать и многим-многим вещам, а молодая мисса Жени на-
учила ее музыке. Рора - ученая девушка, очень ученая!  Она  знает  очень
много вещей, совсем как белые люди. Играет на пьянине, играет на гитаре.
Гитара - она похожа на банджо, и старый Зип тоже умеет  на  ней  играть.
Да, он тоже. Ух-х!
   - А в остальном Аврора такая же бедная раба, как и все вы, Сципион?
   - О нет, масса, она совсем не такая, как все. И живет она  совсем  не
так, как другие негры. Она не делает тяжелой работы и стоит куда  дороже
- целых две тысячи долларов!
   - Стоит две тысячи долларов?
   - Да, масса, две тысячи, и ни центом меньше!
   - Откуда ты знаешь?
   - Да ведь многие хотели ее купить. Масса Мариньи хотел купить Рору, и
масса Кроза - тоже, и еще американский полковник с того берега, - и  все
они давали две тысячи. А старый хозяин только смеялся. Он  говорил,  что
не продаст ее ни за какие деньги.
   - Это было еще при старом господине?
   - Да-да... Но потом был еще один, хозяин речного судна, он хотел сде-
лать Рору служанкой в дамском салоне. Он  грубо  говорил  с  ней.  Мисса
очень сердилась и прогнала его. Масса Тони очень сердился и прогнал его.
И капитан очень сердился и ушел. Ха-ха-ха!
   - А почему Аврору так дорого ценят?
   - О-о! Она очень хорошая девушка, очень-очень хорошая девушка,  но...
- тут Сципион запнулся, - но...
   - Да?
   - Мне кажется, масса, что не в этом дело.
   - А в чем же?
   - Сказать по правде, масса, я думаю, те люди, что хотели  ее  купить,
были плохие люди.
   Он выразился очень деликатно, но я понял его намек.
   - Если так, Аврора, должно быть, очень красива. Верно, друг Сципион?
   - Старый негр ничего не смыслит в этом, масса, но люди  говорят  -  и
белые и черные люди, - что она самая красивая квартеронка8 во всей  Луи-
зиане.
   - Вот как! Она квартеронка?
   - Да, это так, масса, так оно и есть. Она цветная девушка, но  вы  бы
этого не сказали: она такая же белая, как сама мисса  Жени.  Мисса  тоже
говорила это много-много раз, но я вам скажу - между ними очень  большая
разница: одна - богатая госпожа, другая - бедная невольница,  такая  же,
как старый Зип. Ай-яй, совсем как старый Зип! Купи ее, продай ее  -  все
равно!
   - Ты можешь описать мне Аврору, Сципион?
   Я задал ему этот вопрос не из простого любопытства: у меня была на то
серьезная причина. Мое ночное видение все еще преследовало меня,  передо
мной стояли загадочные черты этого прелестного лица,  не  принадлежащего
по типу ни к кавказской, ни к индийской, ни к монгольской расе. Быть мо-
жет... Возможно ли?..
   - Ты можешь описать ее, Сципион? - повторил я.
   - Описать ее, масса? Вы хотите, чтобы Зип описал ее? Мо... могу.
   Я не рассчитывал на очень ясное описание, но думал, что по  каким-ни-
будь отдельным чертам смогу определить, похожа ли эта девушка на мое ви-
дение. В моей памяти этот образ запечатлелся так отчетливо, как если  бы
я и сейчас видел его перед собой. Я сразу пойму, похожа ли Аврора на не-
го.
   - Так вот, масса, некоторые люди говорят, что она гордая, но это  по-
тому, что они завидуют ей. Это правда, есть такие негры. Но  она  совсем
не гордая со старым Зипом, уж это правда. Она  разговаривает  с  ним,  и
много рассказывает ему, и учит старого негра читать, старую Хлою - тоже,
и малютку Хло, и...
   - Я просил тебя описать ее наружность, Сципион.
   - О! Описать ее наружность?.. Что значит - на кого она похожа?
   - Ну да. Какие у нее волосы, например? Какого цвета?
   - Черные, масса, черные, как сапог.
   - Они прямые?
   - Нет, масса, что вы! Ведь она квартеронка.
   - Значит, вьющиеся?
   - Не такие, как вот эти, - тут Сципион показал на собственную голову,
покрытую крутыми завитками, - а длинные и, люди говорят, похожи на  вол-
ны.
   - Понимаю. Они спадают ей на плечи?
   - Вот-вот, масса, на спину и на плечи.
   - И пышные?
   - Что это значит, масса?
   - Густые, пушистые.
   - Боже мой! Такие густые, как хвост старого енота!
   - Ну, а глаза?
   Глаза молодой квартеронки Сципион описал довольно сбивчиво, однако он
сделал удачное сравнение, которое меня  удовлетворило:  "Они  большие  и
круглые, а блестят, как у лани". Описание носа никак ему не давалось, но
после нескольких наводящих вопросов я выяснил, что нос у нее маленький и
прямой. Брови, зубы, цвет лица были описаны им  очень  правдоподобно,  а
про щеки он сказал: "Красные, как персик".
   Как ни забавно было данное негром описание, мне  совсем  не  хотелось
смеяться. Я был слишком заинтересован и слушал каждую подробность с вол-
нением, которое и сам не мог объяснить. Наконец портрет был закончен,  и
я пришел к выводу, что Сципион описал мое ночное видение. Когда  он  за-
молчал, я горел желанием увидеть эту прелестную, бесценную квартеронку.
   Вдруг раздался звонок.
   - Зипа зовут, масса. Ему звонят из дома. Он сейчас же вернется назад.
   С этими словами Сципион вышел от меня и побежал к дому.
   Я лежал и думал о странном, можно сказать - романтическом  положении,
в котором оказался. Еще вчера, даже этой ночью я был бедным  странником,
не имеющим и доллара за душой, и не знал, под  чьим  кровом  найду  себе
приют. А сегодня я - гость прекрасной дамы, молодой, богатой, свободной,
ее больной гость, уложенный в постель на неопределенное время:  за  мной
ухаживают и обо мне заботятся.
   Эти мысли вскоре сменились другими. Их вытеснили воспоминания о  моем
видении, и я стал сравнивать его с портретом квартеронки, данным Сципио-
ном. Чем больше я думал, тем больше находил в них сходства. Да и как  бы
я мог так ясно представить себе ее лицо, если бы никогда его  не  видел?
Это почти невозможно. Я должен был видеть ее. Почему бы и нет?  Когда  я
потерял сознание и меня подобрали, разве она не могла  находиться  среди
окружавших меня людей? Это было весьма возможно и все объясняло. Но точ-
но ли она была там? Надо спросить Сципиона, когда он вернется.
   Длинная беседа с ним утомила меня, так как я был еще слаб и  истощен.
Несмотря на яркое солнце, светившее в мою комнату, я  начал  дремать,  а
через несколько минут откинулся на подушку и крепко заснул.
 
   Глава XVIII. КРЕОЛКА И КВАРТЕРОНКА
 
   Я проспал, вероятно, около часа. Затем что-то разбудило  меня,  но  я
продолжал лежать неподвижно, еще в полузабытьи, и  впечатления  внешнего
мира с трудом доходили до моего сознания. Это были приятные впечатления.
В воздухе был разлит нежный аромат, я слышал слабый  шелест  шелка,  что
говорило о присутствии нарядных дам.
   - Он просыпается, мадемуазель, - тихо произнес нежный голос.
   Я открыл глаза и взглянул на говорившую. Первую минуту мне  казалось,
что сон мой продолжается. Передо мной стояло мое  ночное  видение:  пре-
лестное лицо, черные волнистые волосы, блестящие глаза, изогнутые брови,
нежный, красиво очерченный рот, яркий румянец - я снова увидел ее!
   "Это сон? Нет, она дышит, она шевелится, она говорит!"
   - Видите, мадемуазель, он смотрит на нас! Он проснулся!
   "Так это не сон, не видение! Это она - Аврора!"
   Я, видимо, еще не совсем  пришел  в  себя  и  спросонок  разговаривал
вслух. Но только последние слова я произнес так громко, что их можно бы-
ло расслышать. Вслед за ними раздалось восклицание, которое окончательно
разбудило меня. Тут я увидел две женские фигуры, стоявшие у моей  посте-
ли. Они с удивлением смотрели друг на друга. Одна  была  Эжени,  другая,
без сомнения, Аврора.
   - Он зовет тебя! - с удивлением сказала госпожа.
   - Он зовет меня! - с таким же удивлением повторила невольница.
   - Но откуда он знает твое имя?
   - Не могу сказать, мадемуазель.
   - Ты уже была здесь раньше?
   - Нет, только сейчас...
   - Очень странно! - сказала Эжени, поворачиваясь и вопросительно глядя
на меня.
   Теперь я совсем проснулся и понял, что невольно  говорил  вслух.  Мне
надо было объяснить, как я узнал имя квартеронки, но при всем желании  я
не знал, что сказать. Признаться, о чем я думал, когда эта фраза  сорва-
лась с моих губ, - значило поставить себя в очень глупое положение;  ни-
чего не говорить - значило позволить мадемуазель Безансон  строить  все-
возможные догадки. Надо было что-то выдумать, без маленькой хитрости ни-
как не обойтись.
   Надеясь, что мадемуазель Безансон заговорит первая  и  подскажет  мне
какой-нибудь ответ, я пролежал несколько минут, не разжимая рта. Я  сде-
лал вид, что рука беспокоит меня, и повернулся на постели.  Но  она  как
будто не заметила моего движения и, все так же удивленно глядя на  меня,
повторила:
   - Как странно, что он знает твое имя!
   Мои неосторожные слова произвели на нее сильное впечатление. Я не мог
дальше молчать и, снова повернувшись к ней, сделал вид, что  только  те-
перь заметил ее. Я выразил радость, что ее вижу, и поблагодарил за  гос-
теприимство.
   Расспросив меня о моем здоровье, она сказала:
   - Но откуда вы знаете имя Авроры?
   - Авроры? - ответил я. - Вам кажется странным, что  я  знаю  ее  имя?
Сципион так мастерски нарисовал мне ее портрет, что я узнал ее с первого
взгляда. Вот она!
   И я указал на квартеронку, которая немножко отступила назад и  стояла
молча, с удивлением глядя на меня.
   - Вот как! Сципион говорил вам о ней?
   - Да, сударыня. У нас с ним был сегодня очень  длинный  разговор.  Он
много рассказывал мне о жизни на плантации. Я уже познакомился и со ста-
рой Хлоей, и с малюткой Хло, и со многими вашими людьми. Ведь я  новичок
в Луизиане, и все это меня живо интересует.
   - Я рада, что вы так хорошо себя чувствуете, мсье, - ответила  Эжени,
как будто удовлетворенная моим объяснением. -  Доктор  уверяет,  что  вы
скоро совсем поправитесь. Благородный чужестранец! Я слышала, где вы по-
лучили вашу рану. Это из-за меня! Вы меня защищали! Ах, как мне отблаго-
дарить вас? Чем отплатить за спасение моей жизни?
   - Вам не за что благодарить меня, сударыня. Я  только  выполнил  свой
долг. Спасая вас, я не подвергался большой опасности.
   - Не подвергались опасности, сударь? Вы дважды рисковали жизнью!  Вам
угрожал нож убийцы и смерть на дне реки. Но уверяю  вас,  моя  благодар-
ность не уступит вашему великодушию. Так велит мне сердце! Увы, мое бед-
ное сердце полно благодарности и печали.
   - Да, сударыня, я понимаю, - вы горюете о потере верного слуги.
   - Нет, сударь, не слуги, а друга. Скажите лучше - верного друга! Пос-
ле смерти отца он стал мне вторым отцом. Все мои заботы были его забота-
ми, все мои дела находились в его руках. Я не знала  никаких  тревог.  А
теперь - увы! - я не ведаю, что меня ждет.
   Но тут голос ее изменился, и она взволнованно спросила:
   - Вы говорили, что в последнюю минуту видели, как он боролся с ранив-
шим вас негодяем?
   - Да, и больше я не видел ни того, ни другого.
   - Значит, нет никакой надежды! Через несколько минут пароход затонул.
Ах! Бедный Антуан! Бедный Антуан!
   Она горько заплакала; я и раньше заметил на лице ее следы слез. Я ни-
чем не мог утешить ее. Да я и не пытался.  Ей  было  лучше  выплакаться.
Только слезы могли принести ей облегчение.
   - И кучер Пьер, один из моих самых  преданных  слуг,  тоже  погиб.  Я
очень жалею и его. Но Антуан был другом моего отца и  моим  другом.  Ах,
какое горе, какое горе! Одна, без друзей. А мне скоро  будут  так  нужны
друзья! Бедный Антуан!
   Она плакала, говоря это. Аврора была тоже вся в слезах. И я, глядя на
них, не мог удержаться, и, как бывало в детские годы, слезы  закапали  у
меня из глаз.
   Наконец Эжени прервала эту грустную сцену. Справившись со  своим  го-
рем, она подошла ко мне и сказала:
   - Мсье, боюсь, что теперь я буду очень невеселой хозяйкой. Мне нелег-
ко забыть моего друга, но я уверена, что вы мне простите, если я  иногда
поддамся своей печали. А пока до свидания. Я скоро опять  навещу  вас  и
прослежу, чтобы за вами был хороший уход. В этом домике вы будете  вдали
от шума, и ничто вас не потревожит. Конечно, это нехорошо, что я сегодня
ворвалась к вам. Доктор не велел вас беспокоить,  но  я...  я  не  могла
больше ждать... Я должна была увидеть моего спасителя  и  высказать  ему
свою благодарность. Прощайте, прощайте!.. Идем, Аврора!
 
   Я остался один и задумался об этом посещении. Я чувствовал  искреннюю
дружбу к Эжени Безансон, даже больше, чем дружбу, - горячую симпатию,  и
я не мог отделаться от ощущения, что ей грозит какая-то беда и  что  над
этой юной головкой, вчера еще такой беззаботной и веселой, сегодня соби-
рается грозная туча.
   Да, я чувствовал к ней расположение, дружбу, симпатию, но больше  ни-
чего. Почему я не полюбил ее, такую молодую, красивую, богатую? Почему?
   Потому что я полюбил другую. Я полюбил Аврору!
 
   Глава XIX. ЛУИЗИАНСКИЙ ПЕЙЗАЖ
 
   Кому могут быть интересны подробности жизни больного, прикованного  к
своей постели? Никому, разве что самому больному. Моя жизнь  была  очень
однообразна и наполнена всякими мелочами, ее  скучное  течение  оживляло
лишь появление любимой девушки. В эти минуты мое уныние сразу проходило,
а постылая комната казалась мне раем..
   Увы! Эти посещения длились всего несколько минут, а промежутки  между
ними тянулись часами. Эти долгие часы казались мне сутками...  Дважды  в
день навещала меня моя прелестная хозяйка со своей служанкой. Но ни  та,
ни другая никогда не приходила одна.
   Это очень стесняло меня, а порой приводило в отчаяние. Я разговаривал
с креолкой, тогда как все мысли мои были заняты квартеронкой, с  которой
я мог лишь обмениваться взглядами. По здешним обычаям, мне не полагалось
разговаривать с невольницей, однако все условности мира не  могли  поме-
шать мне вести с ней безмолвный, но выразительный разговор.
   Но и тут мне приходилось все время сдерживать себя. Я мог лишь украд-
кой бросать на нее восхищенные взгляды,  так  как  боялся  себя  выдать.
Во-первых, я опасался, что квартеронка неправильно истолкует их и не от-
ветит на мою любовь, во-вторых, что креолка слишком хорошо поймет меня и
это вызовет ее гнев и возмущение. Я совершенно не думал, что могу возбу-
дить ее ревность, это мне и в голову не приходило. Эжени была  серьезна,
приветлива и дружелюбна со мной, но в ее спокойном поведении в  сдержан-
ном голосе не было никаких признаков любви. Трагическое  происшествие  и
тяжелая утрата, по-видимому, резко изменили ее характер. Она  как  будто
совсем потеряла свою беззаботность и жизнерадостность. Из веселой девуш-
ки она сразу же превратилась в серьезную женщину. Она была  все  так  же
красива, но я смотрел на нее, как на прекрасную статую. Ее красота ниче-
го не говорила моему сердцу, занятому более редкой и своеобразной красо-
той. Креолка не любила меня, и, как ни странно, эта  мысль  не  задевала
моего самолюбия, а, наоборот, радовала меня.
   Совсем другое дело, когда я думал о квартеронке! Любит ли  она  меня?
Вот вопрос, на который я мучительно жаждал ответа. Она всегда  сопровож-
дала свою хозяйку, когда та навещала меня, но я не обменялся  с  ней  ни
единым словом, хотя сердце мое стремилось поведать ей свою тайну. Я даже
боялся, что мои страстные взгляды выдадут меня. Если б мадемуазель Эжени
узнала о моей любви, она была бы возмущена. Как! Влюбиться в невольницу!
В ее невольницу!
   Я понимал ее чувства - ведь она жила в стране, где черная кожа делала
человека отверженным. Но что мне до этого? Что мне за дело до обычаев  и
предрассудков, которые я всегда презирал в душе? Тем более теперь.  Ведь
любовь всех равняет! Перед лицом Любви знатность теряет свое пустое оба-
яние, а громкие титулы становятся лишь пошлыми условностями. Одна только
Красота достойна поклонения.
   Что до меня, то я не побоялся бы сказать о своей любви  всему  свету;
его презрение ничуть не трогало меня. Меня останавливало  другое:  учти-
вость, которой я должен был отплатить за гостеприимство и дружбу, и  ме-
нее благородное, но очень разумное  желание  соблюдать  осторожность.  Я
оказался в чрезвычайно сложном положении  и  прекрасно  это  понимал.  Я
знал, что, даже если квартеронка разделяет мое чувство, его  нужно  хра-
нить в глубокой тайне. Если бы м