Начинался страшный ливень. Заканчивался старый день  и  зрела  новая  жизнь,
полная восторгов и опасности, интриг и безумия. Санкт-Петербург  отходил  ко
сну. "Любящий душу свою погубит ее; а  ненавидящий  душу  свою  в  мире  сем
сохранит ее в жизнь вечную" (От Иоанна 12: 25).

3.12

   Капитан встретил приветливо. Он пробовал прощупать Сергеева:  направление
врача в современных условиях на судно, где команда  состоит  всего  лишь  из
двадцати восьми человек,  -  явление  редкое,  если  не  исключительное.  Но
Сергеев уже был проинструктирован адвокатом-доверенным лицом Магазанника,  -
и знал как отвечать на подобные вопросы: ссылаться надо было на длительность
рейса, - уходили на  год  или  более  того.  Мастер  дал  советы  по  поводу
регистрации, сбора карантинных и прочих справок на Графа.
   Медицинский блок на судне был отменный: личная каюта врача,  амбулатория,
госпитальная   палата   и   отдельно   расположенный   Мельцеровский   бокс.
Инструментарий,  стерилизационное   и   физиотерапевтическое   оборудование,
портативный рентген, -  позволяли  оказывать  практически  любую  неотложную
помощь в рейсе. Осталось только пополнить аптеку, - в деньгах ограничений не
было и Сергеев произвел закупки с основательным запасом.
   Отходили через двое суток. Сергеев решил прибыть на судно пораньше, чтобы
приучить Графа к тяготам  новой,  морской,  службы.  Сборы  были  недолгими:
трудным оказалось прощание с кошками; Машка норовила  забраться  в  сумку  и
явно просила забрать ее с собой, Муза - большая  скромница  -  печалилась  в
некотором отдалении, но и в ее глазах стояли крупные слезы.
   "Почему именно мои кошки умеют плакать, как люди?" -  думал  Сергеев.  Он
знал, что кошки на судне, как правило, умирают через  пару  недель:  они  не
выдерживают воздействия шума, вибрации, электромагнитных волн и еще какой-то
корабельной чертовщины. "Неужели их привязанность так высока, что они готовы
жертвовать жизнью"?! Вот если бы жена могла вот  также  решительно  идти  за
мужем даже на эшафот!
   Собаки великолепно справляются с корабельными испытаниями, причем, быстро
отмерив границы судна, принимаются его охранять и контролируют даже действия
докеров и таможенников.
   Все когда-то начинается или  заканчивается:  настало  и  время  отплытия.
Медицинский  блок  имел  выход  на  закрытый  кусочек  надстройки,  -  здесь
образовывалась своеобразная терраса, говоря языком  сухопутной  публики.  На
этой террасе с видом на корму и панораму с правого борта Сергеев, в  обнимку
с Графом, следил за меняющимися картинами:  сперва  уплывали  назад  близкие
береговые ландшафты, затем заволновалась, запенилась, решительно ударяясь  о
борт, попятилась  неспокойная  водная  стихия  Балтийского  моря.  Волна  на
Балтике короткая и жесткая, - даже четыре  балла  ощущаются,  как  приличная
качка.
   Граф  вел  себя  молодцом,  -  наверное,  в   его   жилах   текла   кровь
собак-мореплавателей,  годами  путешествовавших  со   своими   хозяевами   -
английскими или голландскими моряками, - по  бескрайним  просторам  Мирового
океана. Он был столь умен, что быстро сообразил и  наладился  выполнять  все
свои интимные дела в уголке террасы на разосланную газетку. Уборка не стоила
Сергееву никаких особых хлопот. В пище Граф  был  непривередлив  до  полного
самоограничения и им, собаке и хозяину, хватало  корабельного  питания,  как
говорится, под завязку.
   Граф очень любил наблюдать за игрой волн  и  полетом  чаек,  но  помыслов
сигануть за борт,  за  птицами,  никогда,  слава  Богу,  не  демонстрировал.
Наоборот, он соучаствовал в кормлении чаек: Сергеев  бросал  кусочки  белого
хлеба высоко вверх, а чайки, виртуозно пикируя, подхватывали их налету.  Они
благодарили  человека  и  собаку,  долго  сопровождали  пароход  и,  как  бы
передавая эстафету, вручали своих благодетелей новой компании птиц.
   Контакты  с  живыми  существами  в  далеком  походе   очень   важны   для
путешественника:  все  привычное  на  судне  надоедает;  обособленность   от
большого мира  минимизирует  психические  функции  и  обедняет  личность,  -
компенсация наступает только благодаря новым встречам. Человек  нуждается  в
том, чтобы в нем перекипали  все  варианты  эмоций,  причем,  именно  в  тех
пропорциях, которые для него оптимальны. Все равно с кем  встречаться,  -  с
птицами, китами, дельфинами, судами, самолетами, наваждениями.
   Если в душе назрел дефицит грусти, печали, сентиментальности,  то  будешь
плакать, любуясь закатом или  восходом  солнца.  Радость,  ощущение  счастья
возникнет, когда судну наперерез, горбатясь и выныривая, паря  над  волнами,
бросится  стайка  дельфинов   -   этих   удивительно   приветливых   далеких
родственников человека. Думается, поющие сирены, селены, сильфиды,  русалки,
Летучий Голландец или другая  нечисть  действительно  изредка  вторгаются  в
компанию моряков, долго блуждающих по океанам в одиночестве. Они  сами  того
очень  хотят  и  всевышние  силы  делают  им  роковые  подарки,  -  когда  в
виртуальных, а то и в реальных образах.
   Граф оказался однолюбом, интровертом и аутистом: никто из команды  так  и
не смог подлизаться к нему; пищу он принимал только от  Сергеева,  с  ним  и
делился своими мыслями и переживаниями. Скорее всего, Чистяков остался в его
памяти, как первый человек, одаривший его дружбой. Но он, видимо, понимал  и
воспринимал его уход из жизни, как нечто неадекватное этой дружбе, -  друзья
не должны бросать своих собак беспризора. Граф не был  уверен  окончательно,
что  в  его  отношения  с  Сергеевым  не  вмешается  нечто   подобное.   Эта
неуверенность заставляла  пса  порой  длительно  и  с  повышенным  вниманием
подсматривать исподтишка за новым хозяином.
   Граф словно априори пытался оценить перспективы совместной жизни с  новым
хозяином, скорее всего, он делал и обобщающие выводы по  малым  примерам,  -
выносил суждения, вообще, о  роде  человеческом.  Пока,  из-за  самоубийства
Чистякова, не все ладно складывалось в его голове в  таких  оценках.  Задача
Сергеева состояла в  том,  чтобы  объяснить  собаке  сложности  человеческой
жизни, категоричность выбора, перед которым ставят  его  обстоятельства:  не
мог же Чистяков уводить Графа с собой в зазеркалье, - он  сознательно  дарил
ему жизнь, а не предавал друга. Граф, под прессом  собственных  переживаний,
пока еще не был  готов  подняться  на  иной  уровень  понимания  жизни.  Ему
предстояло пережить не только  горе,  но  и  насытиться  все  побеждающим  и
лечащим  душу  счастьем,  -  только  тогда  могла  возникнуть  положительная
метаморфоза, свидетельствующая о зрелости ума и души.
   Сперва Новогрудок направился в английский порт Гуль: шел он со  скоростью
до шестнадцати узлов в час. Такой ход для судна этого класса - не предел.  И
вот недалеким вечером  судно  уже  швартовалось  у  терминала,  уставленного
современной погрузочно-разгрузочной техникой. Портовые  строения,  складские
помещения сооружены из красного кирпича,  такого  же  древнего,  как  и  сам
видавший виды Гуль. Пройдя  таможенный  и  карантинный  досмотр,  Сергеев  с
Графом отправились в город.
   Традиционный   двухэтажный,    старого    образца,    автобус    доставил
путешественников в  центр,  где  располагался  музей  китов  и  рыболовства,
маленькая картинная галерея, театр и магазины,  которым  может  позавидовать
Невский проспект Санкт-Петербурга. Но все остальное выглядело по сравнению с
северной столицей провинциально и приземленно. Однако  содержимое  магазинов
впечатляло.
   Зашли в  Petshop.  Известно,  что  животных  англичане  любят:  посему  и
зоомагазин так обозначается, - "для любимцев". Граф вежливо присел при входе
рядом с такими же четвероногими посетителями. Собаки в Англии намного  более
воспитанные, чем даже люди в России: они не суетятся, не скулят и  не  воют,
никого не  кусают,  а  деликатно  рассматривают  специальные  принадлежности
изощренной выделки. Любая женщина-модница позавидует прекрасному наморднику,
ошейнику и поводку, - это действительно  произведения  искусства,  способные
украсить любую шею и морду самой породистой супруге или любовнице. Сергеев и
Граф  сожалели,  что  нельзя  примерить  "украшения"   на   своих   знакомых
россиянках, а английские женщины, видимо, не поймут славянского юмора.
   Тут  население  веселятся  иначе.  Кто-то  рассказал  старый  анекдот  об
англичанине. "Рано утром джентльмен в смокинге, под большим газом тянет труп
белой  лошади  по  дороге.  Приятель,   выгуливающий   спозаранку   собачку,
спрашивает "куда и зачем"? Владелец смокинга и трупа поясняет, что  вчера  в
клубе заключил пари с другом и задумал его отыграть -  разместить  лошадь  в
клумбе перед окнами его спальни. Мораль:  Вот  Джек  удивится  когда  утром,
выйдя на балкон, обнаружит, что у него в клумбе лежит дохлая лошадь, причем,
обязательно,  белая!".  В  этот  момент  все  должны  безудержу  хохотать  и
подсчитывать выигрыш по пари. Графа и Сергеева такой  рассказ  почему-то  не
впечатлял.
   Сергеев приобрел  в  лавке  для  любимцев  прекрасную  сбрую  для  Графа,
расческу, миску из  нержавеющей  стали  и  сухой  корм  для  элитных  собак.
Усевшись в сквере на скамеечке, Сергеев  переодел  Графу  сбрую;  отсыпал  в
миску корма для  пробы.  Граф  не  стал  объедаться,  чтобы  не  возникли  с
непривычки конфузы заурядного толка, - он лишь пригубил и тут же  оценил  по
достоинству английскую кухню.
   Пилигримы никуда не спешили. Они решили сперва напитаться  духом  Англии,
вслушаться в язык улицы, а уж потом приступать к джентльменским переговорам.
Первые же короткие словесные контакты в магазине и на  улице  показали,  что
артикуляция у Сергеева отличалась от привычной для коренных англичан, - они,
слушая вопросы иностранца, внимательно всматривались в шевеление его губ. Ко
всему необходимо привыкать, адаптироваться.
   Под погрузкой простояли двое суток, ибо вмешалось воскресение. Но за  это
время на судне успел побывать русский эмигрант, просивший доктора  выполнить
операцию своему щенку ротвейлеру, - купировать хвост и уши. В  это  время  в
Англии  вышел  строгий  закон  о  защите  животных  и   местные   ветеринары
отказывались нарушать  его.  Сергеев  решил  быть  солидарным  с  ними.  Так
начинается слияние русского и английского характеров.
   Из Англии зашли во Францию  в  Дюнкерк,  но  там  верхнюю  палубу  быстро
забросали контейнерам, закачали горючее, питьевую воду, набрали продуктов  и
двинули через Суэцкий канал в Таиланд. Вся  команда  с  нетерпением  ожидала
встречу  с  азиатской  экзотикой.  Сергеев  постепенно  стал  понимать,  что
маршруты судна подчиняются иным законам, чем правила здравого смысла, -  все
определяли коммерческие интересы, команда  же  была  лишь  заложником  таких
интересов и  безропотно  следовала  туда  куда  влекла  судно  жесткая  рука
хозяина, имя которому было Магазанник.
   Напутствуя Сергеева в дальнюю дорогу через свое доверенное  лицо,  хозяин
сообщил, что главная задача врача  не  только  лечить,  но  и  надзирать  за
действиями мастера, остальных  членов  экипажа,  -  так  ведется  суровый  и
жесткий отбор морской транспортной элиты, которой можно доверять  выполнение
заурядных или сложных заданий. Сергеев запомнил любопытную фразу,  брошенную
адвокатом как бы в скользь, смысл ее заключался в том,  что  "нельзя  ничему
удивляться, не сопротивляться событиям,  в  критические  моменты  не  пороть
горячку, а свои наблюдения и выводы в первом же порту доложить  радиограммой
из независимого телеграфного агентства в центр". В ряде портов и стран  были
выданы точки  контактов,  с  телефонами,  адресами  и  именами.  Подытоживая
разговор, адвокат предложил для домашнего потребления простую формулу: "надо
воспринимать свою миссию на  пароходе,  как  выдвинутые  в  глубину  текущих
событий глаза, уши и мозг хозяина, которого Сергеев знает хорошо,  а  потому
понимает явные и тайные повороты души своего друга лучше, чем кто-либо".
   Сергееву было пояснено, что он не тайный агент фирмы, а лицо, максимально
заинтересованное  в  процветании   и   приумножении   ее   капитала.   Кроме
коллективистского подхода, здесь действует  еще  и  личный  интерес,  -  его
кровная  заинтересованность  в  увеличении  собственного   дохода.   Адвокат
выстроил интересную концепцию о том, что в былые времена  на  том  же  судне
действовали бы осведомители КГБ, прокуратуры, администрации пароходства,  но
мотивы их деятельности были бы мерзкие и к  тому  же  мало  оплачиваемые.  В
новых условиях КГБ и прокуратуре хватает хлопот по надзору за более  важными
персонами, а мелочи передаются в  веденье  истинно  заинтересованных  лиц  -
владельцев пароходных компаний.
   Во всех цивилизованных  странах,  хвастающихся  сокращением  расходов  на
аналогичные    государственные    службы,    давно    жандармские    функции
перераспределены между другими инстанциями. Все работающее население, -  под
недремлющим оком администрации частных корпораций. Так называемых, социально
обездоленных,   пасут    соответствующие    централизованные    и    частные
благотворительные фонды.
   На  службу  таким  задачам  поставлена   и   наука.   Любая   современная
экономическая теория прежде всего развивает концепции управления  поведением
людей. Нельзя оставлять  население  без  присмотра,  иначе  оно  моментально
переродится в дикую толпу, способную на безумство и варварство.
   Такое уже было в 1917 году в России, да и многие другие  страны  были  на
волоске от краха. Примерно тоже сотворил Гитлер, придя к власти в  Германии.
"Блажен человек, которого вразумляет Бог, и потому наказания  Вседержителева
не отвергай. Ибо Он причиняет раны, и Сам обвязывает их; Он поражает, и  Его
же руки врачуют" (Кн. Иова 5: 17-18).
   Но действия такие во вселенском  и  государственном  масштабах,  на  всех
групповых уровнях должны  быть  разумными,  взвешенными,  продуктивными.  Не
стоит напрашиваться на язвительный вопрос Всевышнего: "За кем ты  гоняешься?
За мертвым псом, за одною блохою" (1 Царств 24: 15).
   Интерес к Сергееву, оказывается, не является интересом вербовки  стукача.
Он не был спонтанным,  -  фирма  заинтересована  в  получении  в  сотоварищи
развитую   личность,   способную   давать   медицинские,    психологические,
организационно-экономические оценки тем событиям, которые будут  наблюдаться
на  судне.  Таким  образом,  он  включен  в  штат  администрации   компании,
разработчиков ее  научной  мысли,  которая  в  корне  должна  отличаться  от
прежнего обветшалого менеджмента.
   Сергеев оценил такие действия с позиций старейшей Святой книги Наума  (3:
17): "Князья твои - как саранча, и  военачальники  твои  -  как  рои  мошек,
которыя во время холода гнездятся в щелях стен, и когда взойдет  солнце,  то
разлетаются, - и не узнаешь места, где оне были". Вот за  всей  этой  шоблой
отсталых  жлобов  и  необходимо  было  присматривать,  разбираясь  в  корнях
мотивации, создавая совершенную систему отбора и расстановки кадров.
   Сергеев бывал уже на этих широтах. Но, следуя мимо знакомых  берегов,  он
переживал  все  вновь.  Русский  человек  привычен  к  путешествиям,  но  он
эмоционален,  и  потому  переживает  глубоко  многое,   даже   обыденное   и
вездесущее.  Войдя  в  Суэцкий  канал  Новогрудок  был   атакован   мириадою
плавсредств, их владельцы хватались баграми за борт,  уже  перелезали  через
борт и рвались к мастеру. Каждый мечтал быть  первым  в  покупке  крепежного
леса, канатов, любой оснастки, - всего того,  что  использует  для  скрытого
заработка администрация судна.  Черные  деньги  делят  по  принадлежности  и
званию, - вот тут часто возникают ссоры и недовольства членов экипажа.
   Сергеев спокойно наблюдал  веселый,  но  преступный  торг.  Любвеобильные
египтяне пристраивались к двум буфетчицам. Но первая - молодая и красивая, -
была гражданской женой капитана и потому отшила лихих претендентов. Вторая -
рыхлая и тучная, - принялась  "ковать  железо  пока  было  горячо".  Ей  был
предоставлен  отгул  за  накопившуюся  переработку  (она  в  обычное   время
обслуживала постельные страсти старпома). Любовный ажиотаж  усилился,  когда
судно притормозило для дозаправки водой и горючим. Сергеева беспокоили такие
оргии только по  одной  причине,  -  на  пищеблоке  мог  появиться  источник
загадочных или вульгарных инфекций. И предположения его  в  ближайшее  время
подтвердились.
   Но Сергеев любил заниматься врачеванием и в этом смысле развил  бурную  и
весьма продуктивную деятельность.  Особенно  экипажу  нравились  его  сеансы
иглорефлексотерапии,  сочетаемые  с  психотерапией,  суггестией,  -   такими
методами  хорошо  лечились   неврозы,   которые   начинают   развиваться   у
путешественников через два-три месяца рейса.
   Буфетчицу-куртизанку  пришлось  лечить  массивными  дозами  антибиотиков,
тинидазолом, зовираксом. Так называемого, надежного секса, с  египтянами  не
получилось. Врачебные усилия принесли успех, но  возмущение  путаны  вызвали
железные  санитарные  меры,  введенные  с  помощью  капитана:  на  время  ей
запретили обслуживать команду во время приема пищи, а перевели  в  заурядные
уборщицы. Обида и жажда мести породили новую интригу в команде, -  у  путаны
нашлись единомышленники-почитатели.
   В Индийском океане судно основательно потрепал штор.  Эта  стихия  чем-то
напоминала повадки  Балтийского  моря:  та  же  короткая  и  жесткая  волна,
неожиданность налета и непродолжительность избиения. По пути в Таиланд  были
интересные знакомства с примечательными странами. Во первых, - более  месяца
занимались  догрузкой  сыпучего  и  нестандартного  груза  в  Мадрасе,  -  в
старейшем порту загадочной Индии, расположенном  на  побережье  Бенгальского
залива. Погрузка  велась  старой  техникой,  а  закрепление  груза  в  трюме
осуществлялась, практически, вручную (чаще  силами  подростков,  детей).  За
свой тяжелый труд они получали бесплатный обед от администрации порта,  чему
были страшно рады.
   Сергеева всегда поражала Индия нищетой и неповторимой грязью:  собирающие
подаяние мужчины и женщины, стар и млад, как и  голодные  священные  коровы,
бродили по улицам Мадраса тучами. Выйдя из  ворот  порта,  моряк  облеплялся
попрошайками и моторикшами, -  каждый  требовал  свое  на  ломаном  каким-то
особым  индийским  сленгом  английском  языке.  Поражало  обилие  фруктов  и
аптечных  киосков,  временных  лотков  с  кустарным  ширпотребом,  -   здесь
торговали все поголовно.
   Можно представить главную магистраль, ведущую  из  порта  в  центр,  если
смоделировать   особую   вакханалию:   надо    занять    Невский    проспект
Санкт-Петербурга в жаркий летний  день  грудами  полуголых  тел,  лежащих  и
сидящих прямо на мостовой (тротуарах и проезжей части) изможденных  граждан.
Посредине такой шевелящейся змеи можно оставить узкую  полоску  для  проезда
редких машин и часто снующих моторикш. Поближе  к  стенам  обветшалых  домов
устанавливаются шалаши из подручного материала, - веток,  картона,  материи,
травы. В таких строениях ютятся многодетными семьями.
   Люди-призраки движутся вам на  встречу,  протягивая  руку  за  подаянием.
Однако  гордость  у  индийцев  тоже  присутствует.  Сергеев  был  свидетелем
впечатляющей  сцены:  на  выходе  из  ворот  порта  два  российских   моряка
повздорили с рикшей, - в несколько секунд у них были отсечены уши. Обливаясь
кровью снобы были вынуждены ретироваться на  территорию  порта.  У  индийцев
крепко, наверное, в генетической  памяти,  засела  ненависть  к  англичанам,
потому уже разговор на английском настраивает коренного жителя на протест, а
незначительная шероховатость  в  отношениях  вызывает  вспышку  неукротимого
гнева. Даже проститутки-индианки с иноплеменником превращаются в  глухонемые
и малоподвижные мумии, расшевелить их практически не удается.
   Погрузка огромных кругляшей железного и красн