, - к нам с Земли пришел: одари на закате дня - все рассмотрел - ушел! и не во гневе Твоем Туда обратно - вспять, наказывай меня. чтоб прожигать опять, Милости прошу у Тебя: как мот или пройдоха, воплоти в тело греховное меня пришедшие от Бога на заре вещего дня!
   - Ох, труден, тяжел стих! - прошептала Муза, не  понимая  в  забытьи  или
наяву она шепчет: мозг еще плохо работал, но губы шевелились. Это точно.  Их
мягкий шелест видели и даже слышали окружающие.
   - Но иного выбора нет: "за неимением гербовой, пишем на  меловой".  Будем
впитывать хотя бы музыку Псалма тридцать седьмого, его  первой  строфы,  так
прочно вбитой в концовку заклинания. - подумала  и  произнесла  Муза.  Опять
шелест губ фиксировали Володя и Феликс, - эти скромные признаки  жизни  хоть
как-то их воодушевляли. Муза, видимо, уже  выбиралась  с  уровня  общения  с
эфирными  телами,  разбросанными   скелетами   памяти   и   кристаллическими
решетками. Но она оставалась еще довольно далеко от  того,  что  принято  на
земле называть нормальностью.
   На последнем стихотворном аккорде Муза, медленно освобождаясь от дурноты,
наблюдая виноватые взгляды Феликса  и  Володи,  еще  больше  продвинулась  к
просветлению. Она поняла, что вся эта чертовщина и  чушь  привиделась  ей  в
забытьи.  Подумалось:  "Не  хватает,  чтобы   явились   картины   из   жизни
средневековых  алхимиков,  например,  полулегендарного  монаха  Шварца,  или
самого Папы Римского Иоанна  ((((,  издавшего  буллу  о  запрете  химических
таинств только для того, чтобы устранить собственных  конкурентов,  ибо  сам
папа был заядлым алхимиком. Хорошо, если никто из присутствующих  ничего  не
уловил, не понял, не услышал обрывки фраз". Но все молчали, словно известные
рыбы (pisces) химеры из отряда морских цельноголовых существ,  резвящихся  в
водах начиная от шельфа  и  до  больших  глубин  мирового  океана.  Вязкость
рассудка никак не позволяла Музе оторваться от этих треклятых рыб.  Она  все
уточняла и уточняла информацию  о  них,  затерявшуюся  среди  прочего  хлама
перегруженной памяти. Рыба химера  живет  в  морях  и  проливах,  окружающих
побережье Европы. У нее страшная рожа и уродливое  тело,  слепленное  из  не
съедобного мяса. Уродина и размножается не как все - она  откладывает  яйца,
которые люди-чревоугодники  считают  дорогим  деликатесом.  Среди  норвежцев
встречается много любителей блюд, приготовленных из печени химеры.
   Опять Муза поймала себя на опасениях за собственное психическое здоровье:
"Откуда все эти вздорные, вычурные ассоциации?.. Ох,  не  спроста  все  это!
Точно, не с проста"! Как не крутись,  себя  обмануть  не  удастся:  придется
отправляться в НИИП им В.М Бехтерева, как минимум, в отделение  неврозов,  к
достопочтенному профессору Борису Дмитриевичу  Карвасарскому.  Пусть  лечит,
обманывает, уговаривает, пугает. Согласна, чтобы вся его  вышколенная  свора
эскулапов - психотерапевтов, самых безумных на белом свете, - терзала  душу,
экспериментировала  и  изощрялась  до  тех  пор,  пока  самой   не   надоест
разлагаться, прятаться в болезни. Муза  сама  себе  обещала  быть  послушной
пациенткой,   с   удовольствием   подыгрывать   этим   гештальт-львицам    с
искусственными мыслями и остуженными яичниками, да угрюмым петухам  в  белых
халатах, по врожденной наивности верящим в то,  что  они  своими  "лечебными
словесами" и горькими таблетками, большая часть из  которых  плацебо,  могут
заменить общение с Богом, принесение покаяния Всевышнему.
   Тут, очень кстати, сунул  в  полумрак  болезненных  видений  свою  умную,
черноволосо-кудрявую (пожалуй, как  у  Немцова  Бориса  Ефимовича),  слишком
узковатую  для  славянина  голову  Саша  Эткинд.  Истинно  современного  его
контр-агента, кондового представителя, если угодно, определяет иное  понятие
- "рожа кирпича просит", или еще того хлеще, кратко и ортодоксально -  харя.
Такие хари в изобилии сейчас присосались к каким-то питательным  клапанам  и
обескровливают экономику страны. Но это  не  имеет  отношение  к  Александру
Эткинду.
   У Алксандра тоже  был  интерес  к  больным  неврозами.  Он  выставлял  их
напоказ, на всеобщее обозрение, в  своем  замечательном  учебнике  об  эросе
невозможного. С ним за компанию впорхнула супруга - очаровательная,  изящная
балерина, с настолько развинченными суставами ног, что казалось  будто  тело
ее идет лицом вперед, а  нижние  конечности  -  наоборот.  Супруга  спешила,
словно, только для того, чтобы успеть убедить ученую публику: "нет  в  эросе
ничего невозможного". Бодрый пудель коричневатого цвета увязался  за  своими
человеческими родителями. Он  тоже  с  особой  миссией,  которую  тут  же  и
разрешил:  поднял  ножку  и  обмочил  больничную  койку,  демонстрируя  свое
понимание "эроса возможного".
   Саша   когда-то    учился    с    Музой    на    факультете    психологии
Санкт-Петербургского  университета:  уже   тогда   он   увлекался   пакетами
диагностических методик, подаренных миру зарубежными  специалистами.  Именно
за  эрудицию  и  всезнайство  его  и  подвергали  маститые  коллеги  ученому
остракизму, ели поедом, превращая жизнь в отменную тягомотину.
   Сотрясая планету давящей поступью, явился "каменный  гость"  -  профессор
Ташлыков в окружении посредственных и непосредственных учеников: его планида
- гипноз, гипноз и еще раз гипноз! Но Муза сразу решила не отдаваться в  его
надежные руки. Потом в помещение вкатился Сашка Захаров - важный, надутый  -
и мыслями, и телом - приземистый и страшно гордый. Гордыня из него выпирала,
словно огромное пузо у беременной женщины в момент опускания  головки  плода
поближе к выходу из утробы. Тут же, затягиваясь на  ходу  окурком  сигареты,
медленно въехал в панораму еще один профессор - Витя Каган: на носу  тяжелые
роговые очки, под глазами увесистые мешки от чрезмерной борьбы с  алкоголем,
в глазах любопытство к рисункам детей  (особенно  девочек).  Правда,  быстро
оценив возраст Музы, Витя притушил любопытство.
   Консилиум медленно собирался,  образовывался  и  надувался,  как  мыльный
пузырь. А вот приковыляла из потусторонности и сама Блаватская на  коротких,
кривоватых ножках (видимо позаимствованных по случаю и на время у кого-то из
сакральных адептов): она щурила подслеповатые глаза на  яркий  свет  земного
дня и все время чертыхалась - к месту и не к месту. Ясно: здесь, безусловно,
готовилось колдовство!
   Муза животным нутром  почувствовала,  что  необходимо  самым  решительным
образом вырываться из объятий медицинского шабаша. Не было  у  нее  никакого
невроза,  тем  более  стойкого  психоза,  а  было  всего  лишь  транзиторное
реактивное состояние,  которое  обязательно  должно  пройти  самостоятельно.
Просто необходимо самой, без постороннего влияния, поставить мозги на место!
И слезы в таких случаях - лучшее лекарство. Следует  подключить  самозащиту,
тогда удастся избежать и отчаяния.
   Муза окончательно стряхнула с себя наваждение, оглядела своих  спутников:
присутствовали только двое, самых любимых и доверенных -  Володя  и  Феликс.
Чувствуется, что они страшно переживают за свою единственную и неповторимую,
только что вернувшуюся из каких-то неведомых краев. Врачи - ученые и неучи к
тому времени пропали, растаяли, как кошмар в лунную ночь, ближе к  рассвету.
Всем было, о чем  подумать,  о  чем  поплакать!  Остающимся  на  земле  было
завещано оставаться жить, добывая хлеб в поте лица. И прекрасная  планета  к
тому времени все еще продолжала кружиться и кружиться  по  привычной  орбите
вокруг могучего светила - Солнца. Вещее посылается многим - особое завещание
адресуется во время  очередной  смены  поколений  представителей  конкретных
генетических линий. Так было всегда и так будет продолжаться  еще  (хотелось
бы надеяться!) очень долго.  "Ибо,  где  завещание,  там  необходимо,  чтобы
последовала смерть завещателя,  потому  что  завещание  действительно  после
умерших; оно не имеет силы, когда завещатель жив" (К Евреям 9: 16-17).  Post
scriptum: Кто знает, как распорядился Господь Бог  душами  новопреставленных
рабов Божьих Сабрины и Аркадия?! В  какие  новые  народившиеся  тела  он  их
вселит: будут то люди, или звери, или растительные организмы, а  может  быть
направят их вовсе в неживую природу - горы, одинокие  скалы,  холмы,  озера,
мосты или здания. Возможно Бог отдаст распоряжение покрутиться этим душам  в
галактическом Чистилище или Раю - недолгое  или  очень  долгое  время,  дабы
отдохнуть от земной жизни, стряхнуть с ног пыль путешественников. Ясно,  что
у Бога ничего не пропадет даром! И  эти  души  пойдут  по  следующему  кругу
подъема еще на одну стадию, прибавляющую совершенство.  В  чем-то  ведь  они
согрешили, отклонились от Божьих  заповедей,  которые  простым  языком,  без
всяких излишеств и накруток были  переданы  людям  через  Святых  Апостолов,
через Евангелистов, через Старый и Новый Заветы.
   Да,  безусловно,  желательно  чтобы  вселились  родные   души   в   своих
новорожденных родственников,  продолжающих  накопление  и  совершенствование
генетического  материала,   трансформированного   в   представителей   новых
поколений.  Но  у  Бога  свой  суд  и  свое  разумение,  не   понятное   уму
человеческому. Землянам в этом сложном  процессе  преобразований  необходимо
довольствоваться малым, но праведным.  Сказано  же  в  Псалме  (36:  16-18):
"Малое у праведника лучше богатства многих нечестивых, ибо мышцы  нечестивых
сокрушатся, а праведников подкрепляет Господь. Господь знает дни непорочных,
и достояние их пребудет вовек". И  ничего  нет  страшного,  если  судить  по
меркам Божьим, а не по разумению землян, в том, что рано  были  призваны  на
Небеса Сабрина и Аркадий: "Бог дал - Бог и взял"! Куда хуже, если кара будет
перенесена и на потомков, вплоть до восьмого поколения. А здесь, в  историях
прожитых жизней, каждый заплатил самостоятельно лишь за свой грех.
   Когда умирал Сергеев, то он обратился к Богу с  мольбой  о  вселении  его
души в сына: может быть его обращение и было услышано. Однако уже в том  был
грех маленького человека, проявляющего недоверие  к  справедливости  решений
Всевышнего! Подобные просьбы - лишняя мирская суета, действия, выходящие  за
рамки разрешаемого для простых, грешных людей. Бог и без той мольбы все  уже
решил сам: может быть, и направил Он душу Сергеева  в  сына  Владимира,  но,
возможно, приберег ее для сына Дмитрия или внука  Александра.  Кто  способен
ответить точно: почему вдруг  юный  Саша  воспылал  страстью  стихосложения,
подобно Сергееву? К бабкам-гадалкам  не  надо  ходить,  чтобы  почувствовать
почти полное сходство манеры стихосложения, направление душевных  откровений
у деда и внука.
   Надо помнить, что от самого первого брака (тогда первую жену Сергеева Бог
рано забрал на Небеса!) тоже оставалось на земле  потомство:  самый  старший
сын Сергеева,  по  некоторым  данным,  уже  давно  эмигрировал  в  Канаду  и
преподавал там какие-то универсальные, нудные знания, а  дочь  волею  Божьей
оказалась в Австралии, где зажила припеваючи и, скорее всего, не столь часто
вспоминала своего  бродягу-отца.  У  этой  ветви  Сергеевых  тоже  появилось
потомство, потребляющее чей-то душевный материал.
   Кто и за кого будет просить Бога о снисхождении, о  переселении  души  по
"заявкам трудящихся"?  Если  уж  пролетарскому  правительству  было  недосуг
прислушиваться к отчаянным воплям народа, то у Бога разве есть на то время и
потребность. Сам Всевышний, а не мы, планирует эксперимент и определяет  его
условия. Вот и получается, как не вертись,  что  простому  смертному  должно
принимать от Бога решения, как само собой разумеющееся,  -  не  спорить,  не
суетиться, а только благодарить Всевышнего.
   Именно об этом размышляла  сейчас  Муза,  и  она  не  ошибалась  в  своих
выводах, ибо была она представительницей Богом избранного народа. Муза  была
уверена, что и здесь, среди оставшихся жить, все  будет  происходить  не  по
земным, а Божеским правилам. Она еще раз четко  и  ясно  осознала,  что  для
землян определена (неизвестно злым  или  добрым  роком)  простая  технология
поступков: всему головой была интрига, но это уже само по  себе  приглашение
на казнь; затем подкатывалось безумие от слишком большого увлечения интригой
(большое или маленькое - неважно!). От катастрофы могла спасти  защита.  Так
искал ее Лужин в ослепляющей и уводящей  от  жизни  игре  в  шахматы  или  в
погружении в брак, любовь (вспомним роман  БВП).  Брак  -  это  своеобразный
способ отстранения  от  жизни,  иначе  наступит  отчаяние.  Примерно  те  же
перипетии творились с Сергеевым, только у него  были  многочисленные  браки,
встречи. Финал его жизни - последний спасительный рывок в любовь к  Сабрине.
Далее следовал единственный исход - смерть. Муза  многократно  анализировала
дела Михаила, Сергеева - все опять сводилось к маршрутам по этапам  подобной
схемы. Значит вывод прост: во-первых, уходить от интриги! Во-вторых,  искать
прочной защиты, но верной, надежной, без  очередного  греха!  В-третьих,  не
впадать в отчаяние, ибо это само по себе грех, ведущий все равно к смерти!
   Ошибок у Сергеева и Михаила было много: они постоянно вертелись в роковом
поле интриг, выстроенных, безусловно, не по их собственной воле. Но эти  два
относительно умных человека позволяли втянуть себя в эпицентр таких событий,
а надо было  всеми  способами  избегать  их.  Срабатывал  какой-то  коварный
самосадизм  -  они,  словно,  напрашивались,  конечно,   любопытства   ради,
приглашения на казнь! Защита их была суетна, непродуктивна (а  у  Михаила  и
вовсе ошибочна). Все это - всплески вещего заблуждения, безумия, за  которым
обязательно следует смерть!
   Муза просила Бога избавить от подобной  заданности  оставшихся  на  земле
близких ей людей. Бог, по видимому, не отвернулся от ее  просьб.  А,  скорее
всего,  Всевышний  давно  предписал  особый  исход  событиям  и  без  просьб
отчакявшейся  женщины:  Феликс  возглавил  и  продолжил  дело  своего  друга
Магазанника, и никто этому не смог помешать; Владимир закончил летний отпуск
в печали, но оставался живым и здоровым. Он с  радостью  приступил  к  учебе
военному делу. Володя  уже  понял  какое  направление  в  ратном  труде  ему
предопределено Богом. А самое главное, что  у  него  в  сознании  и  сердце,
наконец-то,  родилось  откровение,  если  угодно,  святое  правило  -  завет
слушаться только Бога!
   Определилась  и  житейская  стезя  новых  родственников   Володи.   Стало
понятным, что им необходимо быть всем вместе, поддерживать друг  друга.  Но,
безусловно, и молодежь, и стариков ждали новые испытания, открывались  новые
страницы повести жизни. Скорее всего, новые события будут  составлять  целый
том повествования: сложится целая отдельная  книга,  в  которой,  не  спеша,
обстоятельно, с досужим размышлением, стоит описать все от начало до конца -
абсолютно достоверно! Именно тогда и возымело  действие  Откровение  Святого
Иоанна Богослова (14: 13) в виде гласа свыше, который способен услышать лишь
посвященный,  получающий  покровительство  от  Оракула  Петербургского:   "И
услышал я голос с неба, говорящий  мне:  напиши:  отныне  блаженны  мертвые,
умирающие в Господе; ей, говорит Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела
их идут вслед за ними".

Так будем же достойно выполнять каждый свою миссию - писатель и читатель, друг или враг!

Антракт, посвященные!

Санкт-Петербург
2001 г