", то есть до мозга костей.
   Сергеева-старшего даже бодрила  перспектива  наткнуться  на  генетическую
казуистику, лишь бы  она  не  была  сродни  "влагалищу  с  зубами".  Он  бы,
наверняка, отметил, что в Инне Марковне таятся гены  сефардов,  именно  тех,
которые хорошо перемешали еврейскую "бурю" с испанским "штормом".  Последний
компонент роднил ее с Сабриной. А эта колдунья,  безусловно,  на  понятийном
уровне давно передала частицу своей биологической предвзятости неродному, но
единственному и невероятно близкому сыну.
   Тем не менее, в Володе отмечался явный перекос  в  сторону  скандинавской
ветви человечества. Однако Сергеев-старший уже ушел из жизни. А труды его  в
этой сложной области этологии и генетики, находящейся ближе не к науке, а  к
искусству, были погребены вместе  с  мозгом  в  безразмерном  Тихом  океане.
Теперь страстным любовникам приходилось самостоятельно решать  вопрос:  "кто
больше навредит своему визави"? А это был гамлетовский вопрос, до ответа  на
который  любовники,  упивающиеся  беспощадными  ласками,  еще  не   доросли.
Пожалуй, ответ на него можно будет получить только в Эдеме. Но, слава  Богу,
что  простые  смертные,  как  глупые  мартышки,   резвятся,   не   ведая   о
приближающейся каре  за  грех!  "Не  ревнуй  злодеям,  не  завидуй  делающим
беззаконие, ибо они, как трава, скоро будут  подкошены,  и,  как  зеленеющий
злак, увянут" (Псалом 36: 1-2). К кому сегодня обращены эти слова -  "Вот  в
чем вопрос"!
   Спустились  в  столовую  (как  раз  во  время  обеда):  у   всех   жующих
моментально, как  по  команде,  свело  челюсти.  Простые  люди  (но  в  душе
романтики) положив ложки, впились глазами в любовников: женщины проглаживали
откровенной завистью удачливую одалиску,  мужчины  были  более  солидарны  с
волевой стороной любовного дуэта. Легкая, интригующая  худоба  и  счастливая
взвинченность любовников свидетельствовали не о страданиях, а о безграничном
восторге. Чтобы не вызывать копростаз (у иных  -  диарею)  или,  того  хуже,
язвенные прободения у обедающих, Инна и Володя решили спуститься этажом ниже
- в ресторан.  Но  и  там  было  слишком  много  доброжелательных  взглядов.
Гостиничный бизнес - это профессия, а профессионалы все понимали без слов  и
исповедей.  Купили  куру-гриль,  с  невинной  улыбкой,  застрявшей  в  клюве
несуществующей  головы,  другие  мясные  продукты,  пополнили  запасы  вина,
фруктов и сладостей. Снова скрылись в  номере.  Тишина  восторга  объединяла
действующих лиц и сильно переживающих зрителей - но тех и  других  разделяли
стены.
   Забавно, но факт: к возвращению  любовников  в  номер,  была  произведена
уборка  и  смена  постельных   принадлежностей   (видимо,   перезарядили   и
видеокассеты): Россия, если захочет, может покорять  любые  вершины,  в  том
числе и гостиничного сервиса. Куру рвали на части руками и зубами, с азартом
и вдохновением: женщина по агрессивности и традициям  хищных  животных  явно
обгоняла мужчину. Кто  говорит,  что  путь  к  сердцу  мужчины  лежит  через
желудок?!  Это  ошибка.  Тот  путь  обозначен  прежде  всего  для   любящей,
ненасытной в  страсти  женщины.  Инна  Марковна  доказала  это  на  все  сто
процентов. Даже не соблаговолив умыть рожи  после  почти  звериной  трапезы,
бросились в объятия друг к другу - и опять началась животная страсть! И  так
еще три счастливейших дня и ночи.
   За окном шлепало невысокими волнами море. Пляж  раскалял  почти  до  бела
свои необозримо ленивые бока под присмотром добрейшего солнца.  Легкий  бриз
слегка ласкал многочисленные  жопы,  выменя  и  вымечки,  темечки,  мошонки,
припуциумы,  сытые  животы  и  гладкие  спины.  Кругом  ползла  и  плавилась
беспросветная курортная глупость, словно окончательно растленная,  слившаяся
в единый общий организм, гусеница. Весь этот необозримый  порок  можно  было
встряхнуть только взрывом  атомной  бомбы.  Не  помогли  бы  даже  усердные,
массированные бомбардировки американскими снарядами, начиненными ослабленным
ураном, ибо на этом пляже закалялся  истинный,  кондовый,  многонациональный
"русский характер".
   Володя, по вполне понятным причинам, вспомнил давние стихи  своего  отца,
вычитанные из листочков семейного архива. Сабрина никогда не возбраняла сыну
знакомиться с тайными мыслями  отца,  но,  видимо,  несколько  "фильтровала"
пламенный эпос. Где гарантия, что из-под очередного листочка не выскочат  на
свет Божий и вздорные откровения. Пришел на ум, видимо, маленький  экспромт,
еще не остывшего сознания не унывающего родителя (Порок):

   Порок споткнулся о любви порог:
   Кто смог, тот смог - еще разок!
   И от того возник восторга круг:
   Летим ко мне - к тебе, мой друг.
   Обменный ритм и слезы страсти
   Вершат со стоном общие напасти.
   Потом покой и размышлений мука:
   Кто человек, а кто кобель, кто сука?
   Грешить и каяться - судьбу дразнить,
   Потом опять грешить, всегда грешить!..

   И здесь, после этих строф, молодой Сергеев словно прозрел: в  его  мозгу,
как ласковый, но настойчивый  солнечный  лучик-будильник,  ворвавшийся  рано
утром в окно через плохо сведенные шторы, взыграла простая аналогия.  Володя
вспомнил простенькую  греческую  легенду,  рассказанную  миру  уже  порядком
спившимся Александром Куприным. Большой мастер к тому времени,  основательно
сдал: он в основном перебивался мелкими поделками. Но, если речь заходила  о
святой любви, то даже  решительно  прогрессирующий  алкоголик  был  способен
поднять из могилы  в  Бозе  почивший  талант,  отряхнуть  с  него  на  время
тлетворный дурман, взбодрить свой татарский  темперамент.  Ему  еще  удастся
порадовать читателей романами  "Жанета",  "Юнкера"  и  некоторыми  мелочами,
которые  тоже  засядут  в  голове  Сергеева-младшего,  помогут  ему   сносно
ориентироваться в  некоторых  жизненных  лабиринтах,  где  ведущим  является
хищное любопытство, а ведомым - осторожность, разум и добропорядочность.
   В опубликованной в 1929 году  маленькой  легенде  Куприн  завел  речь  об
очаровательной  девушке  Геро  и  молодом  атлете  Леандре,   встретившимися
случайно и полюбившими друг друга с первого взгляда. Но  их  чувство  ломали
печальные обстоятельства, и тогда на сцене замелькал старый пастух, насквозь
пропахший козлом. Он миролюбиво и откровенно предупредил Геро,  что  "ничего
не делает насильно, а только заманивает". И потом он "зелени" не  терпел,  а
оставлял ее своим козлам. Младшая жрица из храма Артемиды, по его разумению,
была именно такой "зеленью".  Но,  тем  не  менее,  он  взялся  помогать  ей
поддерживать в ночи костер - сигнальный маяк для Леандра. Словно между делом
пастух мастерски играл  на  свирели  сладкие  песни,  да  рассказывал  такие
сказки, что "Геро во тьме краснела не только лицом, но даже грудью, спиной и
животом". Куприн не стал спускаться ниже -  он,  скорее  всего,  плохо  знал
анатомию,  акушерство  и  гинекологию.  Кончилось  все  так,  как  и  должны
кончаться любовные  истории,  если  их  творцами  и  участниками  становятся
стареющие сатиры: Геро покинула тот край вместе с пастухом, навсегда забыв о
былом возлюбленном.
   Володе показалось, что  Сергеев-старший  бродил  по  свету  именно  таким
козлоногим  сатиром,  удачно  рассказывающим  ласковым  женщинам   волшебные
сказки.  Теперь  он  силою  душевного  огня  передавал  сыну  свое  ремесло.
Сергеев-младший вдруг почувствовал прелесть амплуа, так точно отраженного  в
песне словами: "бродяга и задира, я обошел полмира". Да, не  было  сомнений:
отец завещал сыну свой крест! А Сергеев-младший начинал входить  во  вкус  и
прикипать к новой миссии. С позволения сказать, шикарная грудь Инны Марковны
была тому основательной порукой. Но возникал вопрос:  "Порукой  чего,  каких
страстей, каких мытарств"? То ли  утомление  начинало  сказываться,  то  ли,
наконец-то, слегка потянулось  и  принялось  просыпаться  благоразумие.  Но,
скорее  всего,  начали  позванивать  колокольчиками  печали  отдаленной,  но
настойчиво приближающаяся, тревожности!
   "Но нет в мире такой радости, на дне которой не таилась бы капля печали".
На шестой день сексуального  пиршества  отвратительно  резкий  междугородный
звонок потряс спальню рано утром. Прыжки и гримасы вялых мыслей  и  активных
оргий  оборвались  моментально:  голос  Музы,  перемешанный  с  рыданиями  и
неподдельным горем, ударил:
   - Володя, срочно  вылетай  ближайшим  рейсом  в  Сухуми,  билет  заказан,
обратиться в кабинет №  3,  в  сухумском  аэропорту  тебя  будут  встречать.
Подробности при встрече!
   Было от чего призадуматься, но команда получена, времени  на  раздумье  и
прощание не отпущено. Володя быстро собрал вещи, предупредил  администрацию,
обнял и поцеловал Инну. "И снова бой! Покой нам только снится"!

6.8

   В Сухуми в аэропорту Володю встретил Феликс, чувствовалось,  что  он  был
переполнен горем настолько основательно, что на нем не было лица:  почернел,
осунулся, глаза наполнены слезами. Он молча  пожал  Володе  руку,  вышли  из
здания аэропорта, сели в машину с тонированными стеклами: Феликс без  всяких
обиняков, словно  был  уверен  в  том,  что  настоящий  мужчина  должен  все
выдержать, огорошил:
   - Володя, случилась трагедия: самолет, на котором  находились  Сабрина  и
Магазанник, при заходе на посадку под Сухуми врезался в гору, все погибли.
   Володя никогда раньше  не  видел,  как  плачут  мужчины:  Феликса  словно
вдавило в  сидение,  он  сгорбился,  его  сотрясали  конвульсии  беззвучного
рыдания, говорить он больше не мог. У Володи  от  неожиданности  закружилась
голова и стало поташнивать. Он вышел  из  машины  и,  подойдя  к  охраннику,
попросил закурить - это была его первая в жизни сигарета. Он даже не замечал
вкуса  вдыхаемого  дыма,  остановился,  когда  пламя,  слизав  весь   табак,
подобралось к самым кончикам пальцев, к губам. Он обратился к охраннику:
   - Не знаете подробности?
   Охранники, безусловно, все знают -  это  же  их  работа  отслеживать  всю
информации, способную так или иначе воздействовать на шефа. Парень ответил:
   - Летели на военно-транспортном самолете.  Диспетчер,  видимо,  отвлекся,
или не очень активно реагировал на проблемы российского самолета  (здесь  же
Грузия), а пилоту неизвестны точные детали маневра, как они накладывались на
типовую параболу,  отсвечивающуюся  на  диспетчерском  экране.  Результат  -
столкновение с горой. Все вдребезги, сейчас  там  работает  комиссия,  район
оцеплен, собирают остатки тел пассажиров и экипажа, ищут "черный ящик". Муза
Ароновна уехала на опознание останков,  держится  мужественно,  но  за  двое
суток не произнесла ни одного слова, ничего не ест,  только  запивает  водой
какие-то таблетки.
   - А ведь нам надо знать, что это за таблетки, мы  же  и  ее  охраняем.  -
добавил сострадательным, но все же недовольным тоном охранник.
   Из машины вышел Феликс, он продолжал разговор по  мобильнику.  Договорив,
обратился к Володе:
   -  Сейчас  заедем  за  Музой:  может  быть,  что-либо  прояснится.  Затем
отправимся  в  гостиницу,  где  и  будем  решать,  что  делать  дальше.   Не
возражаешь?
   Какие могли быть возражения.
   Муза ждала машину на  улице,  перед  воротами  городской  больницы.  Она,
видимо, не хотела, чтобы Володя даже издалека увидел это  скорбное  место  -
самый дальний угол больничного двора, где  помещалось  патологоанатомическое
отделение вместе  с  судмедэкспертизой.  Туда  уже  начали  свозить  останки
погибших в авиакатастрофе.
   У Музы было каменное  лицо,  она  попыталась  изобразить  подобие  улыбки
только, когда увидела Володю. Удержав его жестом в  салоне  автомобиля,  она
присела к нему поближе на заднее кресло,  прижала  голову  сына  к  плечу  и
замолчала, силясь подавить  подкатывающиеся  к  горлу  рыдания.  Затем  она,
справившись с конвульсиями, несколько отстранилась от Володи, впилась в  его
лицо полными слез глазами и ломающимся голосом произнесла:
   - Я предупреждала их обоих: не  оформляйте  брак  -  это  для  вас  грех,
слушайтесь Бога! Вот теперь наступило возмездие.
   Феликс попытался что-то высказать,  как-то  защитить  погибших,  но  Муза
решительно его прервала:
   - Кстати, это и тебе, Феликс, суровое предупреждение. Не тяни ты  меня  в
эти "райские кущи".  Мне  еще  необходимо  окончательно  поставить  на  ноги
Владимира.
   Новую  слабую  попытку  Феликса  высказать  свое  мнение  Муза   прервала
решительным жестом. И не нужны были слова, все  стало  понятным  без  них  -
разумнее прекратить никчемные разговоры.  Муза  помолчала  несколько  минут,
видимо, успокаивая бурю, все  время  пытавшуюся  вырваться  наружу.  Ей  это
тяжело давалось, но она оказалась мужественной и  волевой  женщиной.  Словно
вспомнив что-то, она стала  разыскивать  свою  сумочку,  которая  от  резких
движений свалилась с сиденья  на  пол  автомобиля.  Нашла  ее,  раскрыла  и,
доставая небольшую записку, пояснила:
   - Володя, перед случившимся, примерно за неделю, приходил твой  племянник
- Саша. Он хотел поблагодарить тебя за помощь - оказывается  из-за  него  ты
ввязался в драку с наркоманами, будь осторожен,  прошу  тебя.  Посмотри,  он
ведь совсем мальчишка, а уже провидец. Мне разрешено было прочитать записку:
из нее понятно, что Саша унаследовал поэтический дар твоего отца, его  деда.
Но  посмотри,   какое   предчувствие   событий,   словно   предупреждает   о
надвигающейся трагедии и пытается приободрить, поддержать тебя. Мистика! Вот
уж воистину: "Устами ребенка глаголет истина"!
   Володя развернул записку, в глаза прежде  всего  бросился  короткий  стих
("Знамение").
   Перед стихами было написано несколько строк текста:  Саша  благодарил  за
помощь,  оставлял  телефон,  адрес,  предлагал  встретиться  по  приезде   в
Санкт-Петербург. Действительно во всем этом была не только реальность, но  и
мистика.

   В этот жуткий период
   Опять наплывает беда.
   И она ударяет со зла.
   Чернота подавляет:
   Повсюду мерещится
   Пыль, песок и зола.
   Слезы давят, сжимают
   Дыханье и рушат дела.
   Клочья вялой тревоги
   Пеленают пустые тела.
   Отойди, отопри, упади:
   Поклонись у икон -
   У креста помолись.
   Не тоскуй, не грусти -
   ГОСПОДЬ ОТЗОВИСЬ!

   Но сейчас Володю волновала не депеша, не появление  нового  родственника.
Боль неожиданной утраты сразу двух самых близких  людей  почти  парализовала
сознание. Он  думал,  говорил  и  действовал  словно  на  автомате:  спрятал
записку, помолчал подбирая слова и обратился  к  Музе  почти  с  примитивным
штампом:
   - Когда будут похороны? Где все это будет происходить?
   Музу как бы ударило разрядом тока,  она  снова  замолчала,  давя  в  себе
рыдания. Справившись, вымолвила:
   - Володя давай, во-первых, договоримся, что  ты  будешь  теперь  называть
меня мамой. Если, конечно, тебе это не сложно. Но для меня в том  содержится
многое - потом,  как-нибудь  объясню  мотивы.  Во-вторых,  ты  обязан  знать
правду, а правда эта очень горькая. Понимаешь,  они  оба,  словно  по  злому
року, по чьему-то предвиденью, сидели в таком  месте  салона  самолета,  что
после столкновения, взрыва и пожара от обоих не осталось следа. Не только их
души, но и тела растворились в воздухе. Нам осталась только  память  о  них.
Помнишь в стихотворении: "Чернота подавляет: повсюду мерещится пыль, песок и
зола"... Не собрать даже  пепла  для  захоронения...  Даже  часы,  некоторые
украшения сгорели дотла.
   Володя после длительного молчания способен был произнести лишь немногое:
   - Музочка,.. тетушка,.. мамочка, ты моя дорогая! Я никогда не делил  вас,
а любил обоих... У меня  всегда  было  две  мамы!..  Сабрина,  Муза.  Я  это
постоянно чувствовал.
   Володя задумался, уйдя, видимо, с головой в захламленные  уголки  памяти.
Аналитические размышлизмы путались под ногами  у  разума  сердца.  Он  задал
тяжелый, глупый вопрос:
   - А зачем, собственно, они полетели? Как оказались в  этом  самолете,  на
этом рейсе?
   Ответ был убийственным, говорила опять Муза:
   - Сабрина и Аркадий  летели  к  тебе,  хотели  первыми  сообщить  тебе  о
изменениях в их жизни, как-то объясниться, что ли...  Ты  же  понимаешь,  их
волновала твоя реакция. У Аркадия были дела в  Сухуми,  вот  они  и  сделали
маленький крюк, закончившийся, к сожалению, такой нелепой трагедией...
   Муза на мгновение, словно, ослепла от слез. Она мотала головой  и  только
причитала,  слов  нельзя  было  разобрать  (горе  всегда  необходимо  прежде
выплакать). Затем она заговорила более внятно:
   - Я многократно говорила Сабрине, просила ее быть  осторожней...  Неужели
не понятно: Сергеев ведь из компании посвященных... Точнее  -  "меченных"  и
Богом и Дьяволом...  Все  с  ним  непросто.  Нельзя  было  так  бесцеремонно
обращаться с его памятью -  это  же  вызов,  а  значит  приговор  себе...  Я
предупреждала ее многократно!... Неужели  так  трудно  поверить:  здесь  нет
никакой мистики, а только реальность!.. Это же так просто, так понятно,  так
логично!..
   Сейчас Муза уже не  говорила,  а  только  мотала  головой.  Сил  не  было
сдержать слезы: они потекли ручьями. Она уткнулась головой в плечо Володи  и
дала  себе  волю:  плакала  долго.  Видимо,  за  эти  дни  накопилось  много
невыплаканных слез. Потом Муза как бы приутихла -  ничего  не  говорила,  не
причитала, а только периодически подносила платок к глазам и промокала слезы
на щеках.
   Феликс тоже низко наклонил  голову.  Володя  держался,  но  нос  щекотала
тяжелая влага. Ему, конечно, было легче, чем  остальным:  он  был  молод,  а
потому эгоистичен, как всякий мало переживший и абсолютно здоровый  человек.
У него не было отца, а были только мужчины-наставники, и  он  уже  привык  к
такого рода ущербности. Влияние наставника всегда несколько  формально,  оно
влияет на душу ребенка огнем или холодом,  но  не  тем  приятным,  ласковым,
нежным теплом, которое согревает постоянно, к  которому  привыкаешь,  как  к
теплому летнему воздуху. Ассоциируется это  ощущение  с  мужчиной-отцом,  не
требующим оплаты долгов за отеческое внимание, заботу, вселение  уверенности
в благополучную жизнь - сегодня, завтра, всегда.
   Но у Володи оставалась любимая  Муза  (названная  мать),  которая  всегда
готова заменить ему мать по крови - Сабрину. Безусловно, он  любил  Сабрину,
но он был избалован наличием двух матерей. Нужно помнить,  что  биологически
Володя был сыном своего отца, унаследовавшим его качества,  его  психологию,
которая с каждым годом будет  утверждаться  в  нем  все  более  и  более.  С
генетикой  старшего  Сергеева  Володе  передался  опыт  переживаний   утрат,
основательно утрамбовавших характер отца (их было слишком  много  у  него!),
сделавших  из  него  махрового  эгоиста  и  циника,  способного  холодно   и
расчетливо (почти, как робот) наблюдать и  исследовать  жизнь.  И  не  стоит
полагать, что Сергеев старший, а вероятно, и  его  наследник,  являли  собой
существа, к которым подходило определение - "святее Папы Римского".
   Почва у сына для оказания  сопротивления  испытаниям  на  прочность  была
хорошо подготовлена. Еще не известно,  какой  "фрукт"  из  Володи  вырастит:
яблоко от яблони недалеко катится! Всем понятно, что если металл  раскалять,
а потом опускать в холодную воду - и так многократно, -  то  хорошее  железо
преобразуется в сверхпрочную сталь. А человеческий характер  имеет  свойства
преобразовываться  по  технологиям,  подобным  производству  либо   прочных,
дорогих,  драгоценных,  либо  бросовых  металлов.  Именно  в  такие   минуты
серьезных испытаний было положено начало  жизненной  интриги  и  приглашению
юного отрока на казнь. К чему это приведет,  как  Володя  научится  "держать
удар", пока было не ясно, но догадки на сей счет уже могли появляться.
   Муза уже тогда, когда отговаривала Сабрину оформлять брак с Магазанником,
понимала, что подруга идет на  страшный  риск:  на  земле  остаются  матрицы
личностей,