удесное утро, - сказал он с чувством, щуря осовелые глаза.
   - Да, как будто.
   - Неплохо бы закусить?
   Дин согласился с некоторым дополнением:
   - Закусить и выпить.
   - Закусить и выпить, - повторил Питер, и они поглядели друг на друга  и
понимающе покивали головой. - Здравая мысль.
   Тут оба громко расхохотались.
   - Закусить и выпить! Ох, черт побери!
   - Не выйдет, - объявил Питер.
   - Что, не подадут? Не беспокойся. Мы заставим их подать. Пустим  в  ход
силу.
   - Пустим в ход, убеждение.
   Такси неожиданно свернуло с Бродвея, промчалось по поперечной  улице  и
остановилось перед внушительным, похожим  на  саркофаг  зданием  на  Пятой
авеню.
   - Это что же такое?
   Шофер объяснил, что это "Дельмонико".
   Сообщение   озадачило   их.   Пришлось   посвятить   несколько    минут
сосредоточенному размышлению: ведь если такое распоряжение  было  дано,  к
тому, вероятно, имелись причины?
   - Насчет пальто какого-то говорили, - напомнил им шофер.
   Вот  оно  в  чем  дело!  Пальто  и  шляпа  Питера!  Он  оставил  их   у
"Дельмонико". Сделав это  открытие,  они  вылезли  из  такси  и  под  руку
направились к подъезду.
   - Эй! - окликнул их шофер.
   - Ну?
   - А платить кто будет?
   Они возмущенно замотали головой.
   - Потом. Сказано - жди.
   Но  шофер  запротестовал;  он  желал  получить  деньги  немедленно.   С
надменно-снисходительным видом, изумляясь собственной  железной  выдержке,
они уплатили ему.
   В полутемной пустой гардеробной Питер  тщетно  пытался  разыскать  свое
пальто и шляпу.
   - Пропало, как видно. Стянул кто-то.
   - Кто-нибудь из шеффилдских студентов.
   - Скорей всего.
   - Наплевать. Я оставлю здесь свое, - великодушно предложил Дин, - тогда
у нас с тобой опять всего будет поровну.
   Он снял пальто и шляпу и подошел  к  вешалке,  но  тут  его  блуждающий
взгляд наткнулся на дверь гардеробной, и  два  квадратных  куска  картона,
приколотые к дверным створкам, привлекли к себе его внимание. На  картонке
слева крупными черными буквами  было  обозначено:  "Вход".  На  правой  он
прочел не менее лаконичную надпись: "Выход".
   - Погляди!.. - радостно воскликнул он.
   Питер поглядел, куда он тычет пальцем.
   - Ну?
   - Посмотри-ка на эти штуки. Давай возьмем их.
   - Отличная мысль.
   - Очень ценная  находка  -  пара  таких  редкостных  объявлений.  Может
пригодиться.
   Питер снял картонку с левой двери и начал примерять, куда бы ее сунуть,
чтобы  унести  с  собой.  Задача  эта  представляла  известные   трудности
вследствие довольно значительных размеров  картонки.  Тут  Питера  осенила
какая-то мысль, и он с важным  и  таинственным  видом  повернулся  к  Дину
спиной. Затем театрально раскинул руки в  стороны  и  повернулся  обратно,
приглашая Дина полюбоваться на него. Картонка была засунута за жилет.  Она
совершенно закрывала манишку, и от  этого  казалось,  что  крупные  черные
буквы выведены на самой манишке: "Вход".
   - Ото! - возликовал Дин. - Мистер Вход.
   Он засунул таким же способом вторую картонку себе за жилет.
   -  Мистер  Выход!  -  торжествующе  провозгласил  он.  -  Мистер  Вход,
разрешите вам представить мистера Выхода.
   Они шагнули друг к другу и обменялись рукопожатием. Тут их снова одолел
смех, и они расхохотались так, что едва устояли на ногах.
   - Уф!
   - Что ж. Надо бы, пожалуй, перекусить слегка.
   - Мы сейчас отправимся... Ну да, отправимся в "Коммодор".
   Поддерживая друг друга, они выбрались  из  подъезда  и,  взяв  курс  на
восток, зашагали по Сорок четвертой улице к ресторану "Коммодор".
   В  момент  их  появления  на   улице   проходивший   мимо   коренастый,
темноволосый, очень бледный и усталый с виду солдат обернулся  и  поглядел
на них. Приветствие уже готово было сорваться  с  его  губ,  но,  встретив
холодный изумленный взгляд, он понял, что его не  узнали.  Подождав,  пока
приятели нетвердым шагом прошествовали мимо, он хмыкнул  и  последовал  за
ними на некотором расстоянии, время от времени восклицая негромко, как  бы
в радостном предвкушении чего-то забавного:
   - Ну и ну!
   А мистер Вход и мистер Выход  между  тем  воодушевленно  излагали  друг
другу свои планы на ближайшее будущее.
   - Мы хотим выпить. И закусить. Одно без другого не пойдет.  Только  все
вместе.
   - Подавайте нам все вместе.
   - Все вместе.
   Уже совсем рассвело, и прохожие начали с  любопытством  поглядывать  на
них. По-видимому, эти два  молодчика  обсуждали  нечто  в  высшей  степени
забавное, так как на них то  и  дело  нападал  такой  неукротимый  приступ
смеха, что они, держась под руку, едва не складывались пополам.
   Достигнув ресторана "Коммодор", они перебросились несколькими  крепкими
словечками  с   заспанным   швейцаром,   соединенными   усилиями   одолели
вращающуюся дверь  и  через  сравнительно  пустынный,  но  потрясенный  их
появлением вестибюль проследовали в ресторан,  где  ошеломленный  официант
проводил  их  к  столику  в  самом  дальнем  углу.   Некоторое-время   они
безрезультатно изучали меню, читая друг другу  вслух  названия  всех  блюд
подряд.
   - Не вижу здесь ничего спиртного, - с укором сказал наконец Питер.
   Официант произнес нечто не вполне членораздельное.
   - Повторяю, - тоном неслыханного долготерпения изрек Питер,  -  в  этом
меню бросается в глаза совершенно необъяснимое и возмутительное отсутствие
спиртных напитков.
   - Обожди! - самодовольно сказал Дин. - Я сейчас все ему объясню.  -  Он
обратился к официанту: -  Подай-ка  нам...  Подай-ка  нам...  -  Он  снова
уткнулся в меню. - Подай нам бутылку шампанского и...  ну...  ну,  скажем,
бутерброд с ветчиной, что ли.
   На лице официанта отразилось колебание.
   - Подавай! - рявкнули разом мистер Вход и мистер Выход.
   Официант кашлянул и исчез. Наступила небольшая пауза, во время  которой
вновь прибывшие были незаметно для себя подвергнуты пристальному  изучению
со стороны старшего официанта. Затем прибыло шампанское, и  при  виде  его
мистер Вход и мистер Выход сразу воспряли духом.
   - Подумать только, что они не хотели подать нам шампанского к завтраку!
Подумать только!
   Некоторое время они пытались разобраться в этом чудовищном  безобразии,
но оказалось, что это им не под силу.  Невозможно  было  представить,  что
кто-то может возражать против того,  чтобы  кому-то  подали  шампанское  к
завтраку!
   Официант  откупорил  бутылку,  пробка  громко  хлопнула,  и  в  бокалах
запенился бледно-золотистый напиток.
   - Ваше здоровье, мистер Вход!
   - Ваше здоровье, мистер Выход!
   Официант удалился. Время текло. Шампанское в бутылке убывало.
   - И все-таки это... это сногсшибательно, - неожиданно изрек Дин.
   - Что сногсшибательно?
   - А то, что они не хотели подать нам шампанское к завтраку.
   -  Сногсшибательно?  -  Питер   задумался.   -   Да,   именно   так   -
сногсшибательно.
   Снова ими овладел неудержимый приступ смеха,  и  они  раскачивались  на
стульях   взад   и   вперед,   охая    и    повторяя:    "Сногсшибательно!
Сногсшибательно!" - и при каждом новом повторении слово это вызывало у них
все больший восторг.
   Нахохотавшись всласть,  решили  потребовать  еще  бутылку  шампанского.
Недоверчивый официант отправился держать совет со  своим  непосредственным
начальством, и этот чрезмерно осторожный субъект заявил  коротко  и  ясно,
что шампанского им больше не подадут. Зато им был подан счет.
   Через  пять  минут  они  под  руку  покинули  ресторан  "Коммодор"   и,
провожаемые удивленными и  любопытными  взглядами  прохожих,  зашагали  по
Сорок второй улице и дальше - по Вандербильд-авеню, к отелю "Билтмор". Там
они проявили неожиданную хитрость и не  ударили  в  грязь  лицом:  держась
неестественно прямо, они скорым шагом прошли через вестибюль.
   В ресторане  все  повторилось  снова.  Между  спазматическими  взрывами
хохота приятели толковали о политике, о студенческих делах и о том,  какие
они оба славные парни. Случайный взгляд, брошенный на часы, открыл им, что
время близится к девяти, и тут в их мозгу смутно оформилась новая идея:  а
ведь это была незабываемая ночь, важнейшая веха в жизни  каждого!  Они  не
спеша   распили   вторую   бутылку.   Стоило   одному   произнести   слово
"сногсшибательно", как обоих начинало корчить от хохота.  Зал  вертелся  и
плыл у них перед глазами, и, вдыхая тяжелый, спертый воздух, они ощущали в
нем какую-то странную легкость.
   Они уплатили по счету и покинули ресторан.
   В эту минуту дверь в подъезде повернулась (быть может, в сотый  раз  за
это утро), и в вестибюль вступила красивая молодая девушка, очень бледная,
с темными кругами под глазами. На ней было сильно помятое бальное  платье,
и ее сопровождал тучный полицейский, что выглядело несколько неожиданно.
   У подножия лестницы эта пара столкнулась лицом к лицу с мистером Входом
и мистером Выходом.
   - Эдит!.. - начал мистер Вход восторженно, бросаясь к девушке и пытаясь
отвесить ей низкий поклон. - Дорогая моя, доброе утро...
   Тучный полицейский вопросительно поглядел на девушку, как бы  спрашивая
ее разрешения убрать этого молодого человека с дороги.
   - Прошу прощенья, - немного подумав, прибавил  Питер.  -  Доброе  утро,
Эдит.
   Схватив Дина за локоть, он подтолкнул его вперед.
   - Познакомьтесь с мистером Выходом, Эдит. Это мой лучший  друг.  Мистер
Вход и мистер Выход. Неразлучны.
   Мистер Выход шагнул вперед и поклонился. Правду сказать, он шагнул  так
стремительно и поклонился так низко, что покачнулся и  едва  не  упал,  но
кое-как удержался на ногах, слегка опершись о плечо Эдит.
   - Я - мистер Выход, Эдит, - сообщил он радостно, но невнятно.  -  Мы  -
Мистервход и Мистервыход.
   - Миссвходмиссвыход... - горделиво подтвердил Питер.
   Но Эдит смотрела мимо них,  куда-то  вверх,  на  галерею,  опоясывающую
вестибюль.  Она  чуть  кивнула  тучному  полицейскому,  и   тот   быстрым,
решительным движением раздвинул в стороны мистера Входа и мистера  Выхода.
В образовавшийся проход шагнула Эдит - за ней ее провожатый.
   Однако,  сделав  еще  несколько   шагов,   Эдит   снова   остановилась.
Остановилась и показала на коренастого, темноволосого солдата,  который  с
недоумением и ужасом глазел на всех находившихся в вестибюле и особенно на
мистера Входа и мистера Выхода.
   - Вот он! - вскричала Эдит. - Смотрите.
   Голос ее прозвучал очень громко, даже  пронзительно.  Вытянутый  вперед
указательный палец слегка дрожал.
   - Этот солдат сломал ногу моему брату!
   Раздалось сразу несколько возгласов. Какой-то человек в визитке вскочил
и стремительно вышел из-за конторки. Тучный полицейский как тигр прыгнул к
маленькому темноволосому солдату. И тут все, кто был в вестибюле, окружили
эту небольшую группу и заслонили ее от мистера Входа и мистера Выхода.
   Но для мистера Входа и мистера Выхода все происшедшее было  лишь  одной
из пестрых,  мгновенно  сменяющих  друг  друга  картин  крутящегося  перед
глазами радужного калейдоскопа.
   Они слышали громкие возгласы, видели, как ринулся вперед полицейский, а
затем все смешалось.
   Они оказались в лифте, который возносил их на небо.
   - Простите, какой вам нужен этаж? - спросил их лифтер.
   - Любой, - сказал мистер Вход.
   - Самый верхний, - сказал мистер Выход.
   - Это верхний этаж, - сказал лифтер.
   - Пусть прибавят еще один, - сказал мистер Выход.
   - Нам надо выше, - сказал мистер Вход.
   - На небо, - сказал мистер Выход.



   11

   В номере небольшой гостиницы где-то возле Шестой авеню  Гордон  Стеррет
проснулся, чувствуя резкую боль в затылке  и  болезненную  дрожь  во  всем
теле. Он поглядел на серые, сумрачные тени, лежавшие в углах комнаты, и на
треснувшее от времени кожаное сиденье стула, стоявшего у стены. Он  увидел
одежду - смятую, разбросанную по полу  одежду  -  и  почувствовал  тяжелый
запах винного перегара и табака. Окна были плотно закрыты. За окнами  сиял
день, и солнечный луч с плавающими в нем пылинками бил в стекло. Луч падал
прямо на спинку широкой деревянной кровати, на которой лежал  Стеррет.  Он
лежал совершенно неподвижно, как в столбняке, в дурмане, глядя прямо перед
собой широко раскрытыми глазами, и в голове у  него  что-то  скрежетало  и
постукивало, как части несмазанной машины.
   Прошло секунд тридцать после того, как он заметил этот  пыльный  луч  и
рваную обивку стула, и лишь тут до его сознания дошло,  что  рядом  с  ним
кто-то дышит. Прошло еще полминуты, прежде чем он вспомнил, что  сочетался
браком с Джул Хадсон и с этим уже ничего нельзя поделать.
   Через полчаса он вышел из гостиницы и  в  магазине  спортивных  товаров
купил револьвер. Потом взял такси и поехал на Восточную  Двадцать  седьмую
улицу, где снимал  комнату.  Там  он  присел  к  столу,  на  котором  были
разложены его рисовальные принадлежности, и пустил себе пулю в висок.

   1920



    Ф.Скотт Фицджеральд.
    Люди и ветер

   -----------------------------------------------------------------------
   Пер. - Е.Васильева. Журнал "Искатель".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 17 July 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   1

   Машина,  в  которой  сидели  двое,   взбиралась   в   гору,   навстречу
кроваво-красному солнцу. Хлопок в поле у дороги был еще низким  и  редким.
Вокруг царило полное безветрие, и вершины сосен не шевелились.
   - Когда я трезв, - говорил доктор, - когда я абсолютно  трезв,  я  вижу
окружающий мир иначе, чем ты. Тогда я похож на человека, у  которого  один
глаз нормальный, другой - близорукий, а  носит  он  очки  для  близоруких;
круглые предметы представляются ему в  форме  эллипсов,  и  он  все  время
спотыкается об обочину дороги, в общем ему лучше  выбросить  эти  очки.  Я
бываю под мухой большую часть дня и поэтому берусь только  за  ту  работу,
которую могу выполнить в таком состоянии.
   - Угу, - неловко поддакнул его брат Джин.
   Доктор уже изрядно выпил, и Джин не знал, как приступить к  делу,  ради
которого приехал, а Форрест все говорил и говорил:
   - Я или жутко счастлив, или барахтаюсь  по  уши  в  грязи.  Хохочу  или
канючу, но чем глубже ухожу в себя, тем быстрее все движется вокруг. Я все
меньше отдаюсь работе и смотрю на жизнь как на мелькающие кадры киноленты.
Я потерял дружбу и уважение людей своего круга и точно знаю,  к  чему  это
приведет. Мои привязанности и симпатии не подчиняются никаким законам, они
устремляются  на  любого,  кто  оказывается  под  рукой,  поэтому  я  стал
удивительно славным парнем - гораздо более  славным,  чем  в  те  времена,
когда был известным врачом.
   После очередного поворота дорога вдруг выровнялась, и Джин увидел вдали
свой дом, вспомнил лицо жены и  свое  обещание  ей...  Больше  он  не  мог
медлить.
   - Форрест, мне надо тебя попросить...
   Но в этот момент доктор неожиданно затормозил перед маленьким домиком у
соснового леса. На крылечке сидела девочка лет восьми  и  играла  о  серой
кошкой.
   - Эта девочка - самый милый на свете ребенок, - сказал доктор  Джину  и
обернулся к девочке. - Хелен, я слышал, твоей кошке нужно лекарство?
   Девочка засмеялась.
   - Не знаю, - сказала она неуверенно.
   У нее с кошкой только что началась новая игра, а приезжие ее прервали.
   - Видишь ли. Киска  звонила  мне  сегодня  утром,  -  продолжал  доктор
ласково и очень серьезно, - и сказала, что хозяйка плохо заботится о  ней,
просила найти ей хорошую няньку в Монтгомери.
   - А вот и нет, - сказала девочка и прижала к себе кошку.
   Доктор вынул из кармана пятицентовую монетку и бросил ее на ступеньки.
   - Я советую дать кошке хорошую дозу молока, - сказал он и завел  мотор.
- До свидания, Хелен.
   - До свидания, доктор.
   Когда они выехали на дорогу, Джин решился снова начать разговор.
   - Послушай, останови машину, -  сказал  он.  -  Остановись  здесь,  вот
здесь.
   Доктор затормозил, и братья посмотрели в лицо друг другу. У обоих  были
крепкие кряжистые фигуры и суровые лица. Обоим перевалило за сорок, и этим
они были похожи; но даже  очки  доктора  не  скрывали  его  слезящихся,  с
красными прожилками глаз, а у Джина глаза  были  ясными  и  ярко-голубыми.
Лицо доктора было изрезано мелкими морщинками  горожанина,  а  морщины  на
лице Джина напоминали линии  срезов  столетних  лип,  водоразделов  полей,
навесов над стогами сена. Словом, Джин Джанней был сельским жителем, в  то
время как в докторе Форресте Джаннее все выдавало человека с образованием.
   - Ну? - спросил доктор.
   - Ты знаешь. Пинки дома, - сказал Джин, опустив глаза.
   - Да, я слышал, - равнодушно ответил доктор.
   - Он ввязался в драку в Бирмингеме, и ему прострелили  голову.  -  Джин
помолчал. - Мы приглашали доктора Бехрера, мы думали, что ты, наверное, не
захочешь, не придешь.
   - Не захочу и не приду, - мягко согласился доктор.
   - Но подумай, Форрест, дело ведь такое, - настаивал Джин. -  Понимаешь,
как все получается, ты  ведь  сам  говорил,  доктор  Бехрер  ни  черта  не
смыслит. Я и сам в него не верю. Он сказал, что пуля давит на... давит  на
мозг,  а  вытащить  ее  он  не  может,  боится,   что   получится   это...
кровоизлияние, что ли, даже не знает, следует ли нам везти его в Бирмингем
или Монтгомери, потому что можно и не  довезти...  Доктор  нам  совсем  не
помог, а нам бы так хотелось.
   - Нет, - сказал его брат и покачал головой. - Нет.
   - Ну, просто осмотри его и скажи, что же нам делать? - умолял  Джин.  -
Он без сознания, Форрест. Он тебя даже не узнает, да и ты  узнаешь  его  с
трудом. Понимаешь, дело в том, мать его обезумела от горя.
   - Ею владеет животный инстинкт, и ничего больше. -  Доктор  вытащил  из
бокового  кармана  фляжку  с  алабамской  кукурузной  водкой,   наполовину
разбавленной водой, и выпил. - Мы-то с тобой  понимаем,  что  парня  этого
следовало утопить в тот самый день, как он родился.
   Джин вздрогнул.
   - Парень, конечно, никудышный, - согласился он, -  непрямо  не  знаю  -
если бы ты увидел его, как он лежит...
   Сопротивляясь растущему  опьянению,  доктор  вдруг  ощутил  потребность
действовать, проявить свою угасающую, но все еще живую волю.
   - Ладно, я осмотрю его, - сказал он, - но сам и  пальцем  не  пошевелю,
потому что ему давно следовало сдохнуть. И даже смерти ему мало за то, что
он проделал с Мэри Деккер.
   Джин прикусил губу.
   - Форрест, ты в этом уверен?
   - Уверен?! - закричал доктор. - Разумеется, я  уверен.  Она  умерла  от
голода; он давал ей две чашки кофе в неделю. А если бы ты видел ее  туфли,
то понял бы, что она прошла пешком много-много миль.
   - Доктор Бехрер говорит...
   - Что он может знать? Я производил вскрытие, когда ее нашли на дороге в
Бирмингем. Никаких следов болезни, она умерла от голода. И это...  это,  -
голос его задрожал от волнения, - это Пинки, она надоела ему, и он  выгнал
ее, и она пыталась добраться домой. Меня вполне устраивает, что его самого
изувечили и привезли домой без сознания две недели спустя.
   Они все набирали скорость, пока машина не  въехала  во  двор  и,  резко
затормозив, остановилась перед домом Джина Джаннея.
   Это был квадратный дом с кирпичным фундаментом, аккуратная лужайка была
отделена забором от огорода, и хотя дом  этот  выделялся  размерами  среди
других зданий города Бендинга, он был построен в том же духе,  что  и  все
сооружения вокруг. Последние дома плантаторов постепенно исчезали  в  этой
части Алабамы, и гордые их  колонны  разрушались  от  бедности,  дождей  и
непогоды.
   Роуз, жена Джина, поднялась с качалки, в  которой  сидела  на  переднем
крыльце.
   - Здравствуй, доктор, - приветствовала она его, не глядя ему в глаза  и
волнуясь. - Давненько мы тебя не видели здесь.
   Доктор поймал ее взгляд и несколько секунд не отводил глаз.
   - Как поживаешь, Роуз? - сказал он. - Привет, Эдит,  привет,  Юджин,  -
обращаясь к маленькому мальчику и маленькой  девочке,  стоящим  за  спиной
матери, а за