кали в кино, это не пошло  ей  на  пользу;
представила, как Дрейкотт Дейо  переглянется  с  матерью,  а  потом  будет
подчеркнуто внимателен к ней. Впрочем, скорее всего,  завтра  миссис  Дейо
уже донесут о случившемся; она пришлет сухую записку, в  которой  попросит
Веронику не утруждать себя и не приходить к ним, и все будут за ее  спиной
смеяться,  понимая,  что  Марджори  оставила  ее  в  дураках  и  что   она
изуродовала себя,  потакая  ревнивой  прихоти  себялюбивой  девчонки.  Она
опустилась на стул перед зеркалом и прикусила губу.
   - А мне нравится, - через силу сказала  она.  -  По-моему,  мне  пойдет
такая прическа.
   Марджори усмехнулась.
   - Да все в порядке. И не страдай ты так.
   - И не думаю.
   - Спокойной ночи, Вероника.
   Едва за Марджори закрылась дверь, как  в  Веронике  произошел  какой-то
перелом. Она решительно вскочила, стараясь не шуметь, подбежала к  кровати
и вытащила из-под нее чемодан. Покидала туда  туалетные  принадлежности  и
платье на смену. Потом занялась сундуком -  опростала  в  него  два  ящика
комода, полных белья и летних нарядов. Она двигалась четко  и  расторопно;
не прошло и часа, как сундук был закрыт, затянут ремнями, а  она  одета  в
элегантный дорожный костюм, купленный по совету Марджори.
   Присев к столику, она написала короткую записку миссис Харви, в которой
вкратце изложила,  почему  уезжает.  Запечатав  записку,  надписала  ее  и
положила на подушку. Поглядела на часы. Поезд уходил в час, она знала, что
у отеля "Марборо", за два квартала, всегда можно достать такси.
   Вдруг у нее  перехватило  дыхание,  а  глаза  решительно  сверкнули,  -
человек проницательный заметил бы тут связь с  тем  выражением  решимости,
которое появилось у нее в парикмахерской, - во всяком  случае,  некое  его
следствие. Выражение, необычное для Вероники и не сулившее ничего доброго.
   Вероника прокралась к комоду, вынула оттуда какой-то предмет,  погасила
все лампы и постояла неподвижно, пока глаза не привыкли к  темноте.  Потом
беззвучно распахнула дверь в комнату кузины. До нее донеслось безмятежное,
ровное дыхание Марджори, спящей сном праведницы.
   И  вот  она  уже  стоит  у  кровати,  до  предела   сосредоточенная   и
хладнокровная. Она действовала быстро и ловко. Нагнувшись, ощупью отыскала
одну косу, перехватывая добралась до самого ее основания, чуть припустила,
чтобы не дернуть ненароком и не разбудить  спящую,  приставила  ножницы  и
чикнула. Зажав косу в кулаке, Вероника на миг  затаила  дыхание.  Марджори
что-то пробормотала во сне. Вероника ловко отрезала вторую  косу,  секунду
помедлила, потом быстро и неслышно выскользнула из комнаты.
   Внизу она открыла массивную парадную дверь, тщательно притворила ее  за
собой и с ощущением небывалого восторга  и  счастья,  помахивая  увесистым
чемоданом, будто сумочкой, ступила с порога в лунный свет. Бодро  зашагала
к отелю, но почти сразу спохватилась, что  еще  несет  в  левой  руке  две
белокурые косы. Неожиданно расхохоталась и поспешно  прикрыла  рот  рукой,
чтобы  не  завизжать  от  радости.  Поравнявшись  с  домом  Уоррена,  она,
повинуясь внезапному порыву, опустила чемодан на землю, взметнула  косами,
как обрывками веревок, размахнулась - и косы  с  глухим  стуком  упали  на
деревянное крыльцо.
   Вероника снова рассмеялась - теперь уже не сдерживаясь.
   - Ага, получила! - закатывалась она. - Сняли скальп с вредины!
   Потом подхватила чемодан и чуть не бегом припустилась по залитой  луною
улице.

   1920



    Ф.Скотт Фицджеральд.
    Зимние мечты

   -----------------------------------------------------------------------
   Пер. - Ю.Жукова
   Авт.сб. "Последний магнат. Рассказы. Эссе". М, "Правда", 1990.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 17 July 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   1

   Многие из мальчишек, которые таскали за играющими клюшки  и  отыскивали
им мячи,  были  беднее  бедного  и  ютились  в  однокомнатных  домишках  с
худосочной коровой во дворе, но  отец  Декстера  Грина  владел  вторым  по
величине бакалейным магазином в поселке Черного Медведя - первым  считался
"Рог изобилия", где делали покупки отдыхающие в Шерри-Айленде богачи, -  и
Декстер только подрабатывал в гольф-клубе себе на карманные расходы.
   Осень кончалась холодами, непогодой, долгая зима, точно огромное  белое
одеяло, падала на Миннесоту, и тогда Декстер бегал на лыжах  по  полю  для
игры в гольф, которое теперь покрывал снег. Природа в эту пору наводила на
Декстера тоску: он  страдал,  что  здесь  такая  мерзость  запустения,  на
дорожках  и  лунках  хозяйничают  только  тощие  взъерошенные  воробьи.  И
угнетало, что на метках, где летом вьются разноцветные флажки,  торчат  из
сугробов лишь обросшие  ледяной  коркой  песочные  ящики.  Ветер  пробирал
Декстера до костей, иногда светило  солнце,  и  он  шел,  жмурясь  от  его
плоского пронзительного света.
   В апреле зима вдруг кончилась. Снег стекал в Медвежье  озеро,  призывая
истосковавшихся любителей гольфа с их красными и  черными  мечами  открыть
сезон. Не было победного звона капели, не было восторга в  душе  -  холода
просто кончались, и все.
   Декстер чувствовал, как ущербна эта северная весна  и  как  великолепна
осень. Осенью он в волнении сжимал руки, твердил про себя какую-то  чепуху
и вдруг повелительно взмахивал рукой, точно  отдавал  приказания  незримым
армиям и народам. Октябрь приносил с  собой  надежды,  которые  к  декабрю
наполнялись ликующим торжеством, и тут мелькающие в памяти яркие  картинки
шерри-айлендского лета оказывались как нельзя более кстати. Вот он чемпион
страны по гольфу, он наголову разбивает мистера Т.-А.Гедрика, выигрывая  у
него партию, которую он в воображении разыгрывал сотни раз, каждый раз без
устали меняя весь ее ход, -  то  он  одерживал  победу  шутя,  то  лишь  в
последние минуты ему удавалось сравнять счет и вырваться  вперед.  Вот  он
выходит из собственного  автомобиля  марки  "пирс-эрроу",  как  у  мистера
Мортимера Джонса, и с гордым видом шествует в  гостиную  Шерри-Айлендского
гольф-клуба. Вот он перед толпой восхищенных зрителей прыгает  с  вышки  в
озеро и делает в воздухе сальто. Из толпы, раскрыв рот  от  изумления,  на
него глядит мистер Мортимер Джонс.
   А однажды мистер Джонс - не воображаемый, а живой, из плоти и крови,  -
и впрямь подошел к Декстеру и со слезами на глазах сказал, что  Декстер  -
самый лучший кэдди во всем клубе, он просит Декстера не уходить, а уж  он,
мистер Джонс, в долгу не  останется,  потому  что  все  другие  мальчишки,
пропади они пропадом, потеряли у него по стольку мячей,  сколько  на  поле
лунок, не меньше...
   - Нет, сэр, - решительно ответил Декстер, - я больше не хочу бегать  за
мячами. - И, помолчав, добавил: - Вышел я уже из того возраста.
   - Да тебе, наверно, нет и четырнадцати. Почему, черт возьми,  ты  решил
уйти как раз сегодня? Ты же обещал  поехать  со  мной  на  той  неделе  на
состязания.
   - Нет, сэр, я уже решил. Вышел я из того возраста.
   Декстер сдал инструктору свой значок "Кэдди  первого  класса",  получил
что ему причиталось и отправился домой, в поселок Черного Медведя.
   - Черт побери, такой кэдди! Ни одного мяча  не  потерял!  Старательный!
Ловкий! Скромный! Благодарный! Честный! - причитал вечером мистер Мортимер
Джонс, размахивая стаканчиком с виски.
   А виной всему этому была девочка  одиннадцати  лет,  прелестный  гадкий
утенок, какими бывают иногда девочки, которым через несколько лет  суждено
расцвести неизъяснимым очарованием и причинить неслыханные  муки  великому
множеству мужчин. Это ее очарование уже угадывалось.  Было  что-то  смутно
бесовское в улыбке, кривящей книзу уголки ее губ, в чуть ли не  страстном,
прости меня, господи, взгляде ее глаз. Жизненные силы просыпаются в  таких
женщинах рано. Уже сейчас они переполняли это худенькое угловатое существо
и рвались наружу.
   От нетерпения она пришла на поле ровно в девять  утра  в  сопровождении
бонны в белом накрахмаленном платье, которая  несла  парусиновую  сумку  с
пятью маленькими новыми клюшками. Декстер увидел ее возле раздевалки,  она
сильно конфузилась и, чтобы скрыть это, неестественным голосом  болтала  с
бонной, украшая беседу поразительно неуместными гримасками.
   - Сегодня такой чудесный день, - услышал Декстер. Она  опустила  уголки
губ, улыбнулась и  украдкой  бросила  вокруг  себя  взгляд,  скользнув  им
мимолетно по Декстеру. Потом обратилась к бонне: - По-моему, здесь сегодня
не очень много народу, правда, Хильда?
   И снова  наградила  ее  улыбкой  -  ослепительной,  вопиюще  фальшивой,
чарующей.
   - И что же нам теперь делать? - спросила бонна, рассеянно озираясь.
   - Пустяки! Сейчас я все устрою.
   Декстер стоял, приоткрыв рот, боясь шелохнуться. Он понимал:  шагни  он
вперед - она тут же заметит, что он уставился на нее, шагни  назад  -  ему
будет не так хорошо видно ее лицо. Он не сразу сообразил,  какая  она  еще
маленькая. Потом вспомнил, что видел ее несколько раз в прошлом году  -  в
детском комбинезоне. Неожиданно у него вырвался резкий,  короткий  смешок,
испугавший его самого, и он быстро зашагал прочь.
   - Мальчик...
   Декстер остановился.
   - Мальчик!
   Без сомнения,  она  звала  его.  Мало  того,  ему  предназначалась  эта
нелепая, ни на что не похожая улыбка  -  улыбка,  которую  столько  мужчин
будут вспоминать и в старости.
   - Мальчик, вы не знаете, где сейчас тренер?
   - Он дает урок.
   - А где можно найти инструктора?
   - Инструктор еще не пришел.
   - А-а. - Она  на  минуту  растерялась.  Переступила  с  ноги  на  ногу,
постояла, опять переступила.
   - Нам нужен кэдди, - сказала бонна. - Миссис Джонс послала нас играть в
гольф, но мы же не можем без кэдди...
   Под грозным взглядом мисс Джонс она осеклась, но за взглядом сейчас  же
последовала уже знакомая ему улыбка.
   - Кэдди ни одного нет, только я, - сказал Декстер бонне, - а я здесь за
старшего, пока не придет инструктор.
   - А-а.
   Мисс Джонс удалилась со своим эскортом на приличествующее расстояние, и
между ними завязалась оживленная беседа, в завершение которой  мисс  Джонс
схватила одну из клюшек и швырнула на землю. Видимо, этого  ей  показалось
мало, она подняла клюшку и хотела ударить бонну в грудь, но та вцепилась в
клюшку и вырвала ее из девочкиных рук.
   - Мерзкая старая уродина! - в бешенстве закричала мисс Джонс.
   Они с бонной снова заспорили. Декстер сознавал,  до  чего  комична  эта
сцена, его душил смех, но он сдерживался, чтобы не рассмеяться вслух. И не
мог отделаться от несуразной мысли, что поведение девочки оправдано.
   Неизвестно, чем бы все кончилось, не появись инструктор, к  которому  и
поспешила обратиться бонна:
   - Мисс Джонс нужен кэдди, а этот мальчик отказался.
   - Мистер Мак-Кенна велел мне не  отлучаться,  пока  вы  не  придете,  -
быстро сказал Декстер.
   - А вы как раз и пришли. - Мисс Джонс лучезарно улыбнулась инструктору.
Потом кинула на землю сумку и с царственным  видом  направилась  к  первой
метке.
   - Ну? - инструктор повернулся  к  Декстеру.  -  Что  ж  ты  стоишь  как
истукан? Бери клюшки и ступай за барышней.
   - Нет, сегодня я не буду работать.
   - Что?! Не будешь...
   - Я вообще не буду здесь больше работать.
   Решение было столь чудовищно, что Декстер испугался.  В  клубе  он  был
нарасхват, да и где еще в окрестностях озера ему удастся зарабатывать  все
лето по тридцать долларов в месяц?  Но  он  только  что  перенес  душевное
потрясение, и его смятенные чувства требовали, чтобы он сейчас же совершил
что-то отчаянное, бесповоротное.
   Впрочем, на самом деле все было куда сложнее. Как еще не раз случится в
будущем. Декстер принял решение,  бессознательно  повинуясь  своим  зимним
мечтам.



   2

   Шло время, и  мечты  его,  конечно,  менялись,  но  узор,  который  они
оплетали, оставался неизменным. Из-за них он через несколько лет отказался
поступить в коммерческий колледж Миннесотского  университета  -  его  отец
преуспевал и вполне мог содержать там  сына  -  и  предпочел  сомнительные
преимущества, которые давало образование в одном из старых  и  куда  более
известных университетов на Востоке, где ему  с  его  скромными  средствами
пришлось нелегко. Но не думайте, что этот юноша был всего лишь сноб,  хотя
поначалу в его зимних мечтах богатые занимали так много  места.  Он  хотел
быть не возле чьей-то роскоши и блеска  -  он  хотел  владеть  роскошью  и
блеском сам. Порой он стремился к самому лучшему, не всегда понимая, зачем
оно ему, и тут наталкивался на те непостижимые преграды и запреты, которые
так щедро выставляет перед нами жизнь. Об одном из  таких  столкновений  и
пойдет наш рассказ, а вовсе не о его жизненном пути в целом.
   Он нажил состояние. И каким удивительным способом! Окончив университет,
он поселился в том городе, чьи богачи  ездят  отдыхать  на  озеро  Черного
Медведя. Через два года о двадцатитрехлетнем Декстере уже говорили:  "Этот
молодой человек далеко пойдет". Вокруг  него  отпрыски  богатых  родителей
беспечно  проматывали  наследство,  или  вкладывали  его  в   сомнительные
предприятия, или корпели над двадцатитомным курсом  экономики,  а  Декстер
занял под залог университетского диплома и собственного красноречия тысячу
долларов и купил долю в прачечной.
   Прачечная в то время была маленькая, но Декстер изучил,  как  в  Англии
стирают шерстяные носки  для  гольфа,  чтобы  они  не  садились,  и  через
какой-нибудь год  все  любители  спорта  уже  пользовались  его  услугами.
Мужчины непременно хотели, чтобы их носки и свитеры стирались в  прачечной
Декстера, так же как раньше они непременно хотели играть с кэдди,  который
отыскивает все мячи. А потом ему стали отдавать свое белье их  жены,  и  у
прачечной появилось пять филиалов в разных концах города.  Двадцати  шести
лет от роду Декстер был владельцем  самой  большой  сети  прачечных  в  их
штате. И как раз тогда он все продал и переехал в Нью-Йорк. Но наш рассказ
пойдет о тех днях, когда он  только  начал  по-настоящему  утверждаться  в
жизни.
   Когда ему было двадцать три года, мистер Гарт - один из тех  почтенных,
седовласых мужей, что  любили  повторять:  "Этот  молодой  человек  далеко
пойдет", -  пригласил  его  как-то  на  конец  недели  в  Шерри-Айлендский
гольф-клуб, и вот в один прекрасный день Декстер вписал свое имя  в  книгу
гостей и перед обедом играл в гольф двое против двух  с  мистером  Гартом,
мистером Сэндвудом и мистером Т.-А.Гедриком. Он не  счел  нужным  сообщать
им, что когда-то носил по этому самому полю клюшки за  мистером  Гартом  и
что он с закрытыми глазами найдет на нем  любую  кочку  и  канаву,  однако
поймал  себя  на  том,  что  то  и  дело  поглядывает  на  четырех  кэдди,
приставленных к ним, пытаясь уловить какой-нибудь жест, выражение, которое
напомнило бы ему себя и помогло соединить настоящее с прошлым.
   Странный это был  день,  с  мгновенными  наплывами  знакомых  картин  и
ощущений. То вдруг он чувствовал себя самозванцем, а  через  минуту  остро
ощущал свое превосходство над мистером Т.-А.Гедриком, который оказался  на
редкость скучным стариком и даже в гольф играл не так хорошо, как прежде.
   Возле пятнадцатой лунки мистер Гарт  потерял  мяч,  и  благодаря  этому
произошло событие необычайной важности. Пока  они  искали  мяч  в  жесткой
короткой траве, из-за пригорка сзади донесся звонкий возглас:  "Бью!"  Все
разом обернулись, и тут из-за  пригорка  вылетел  яркий  новенький  мяч  и
угодил мистеру Гедрику прямо в брюшной пресс.
   - Ну, знаете! - возмутился мистер  Т.-А.Гедрик.  -  Это  уже  переходит
всякие границы. Кое-кого из этих сумасшедших дам следовало  бы  удалить  с
поля.
   Голос спросил: "Можно обогнать вас?" -  и  одновременно  над  пригорком
показалась голова.
   - Вы попали мне в живот! - с негодованием заявил мистер Гедрик.
   - Что вы говорите? - Девушка подошла ближе. - Прошу прощения. Но ведь я
же крикнула: "Бью!"
   Она мельком оглядела мужчин и стала озабоченно высматривать мяч в траве
возле лунки.
   - Далеко, видно, отлетел. Кто бы мог подумать?
   Трудно  было  понять,  насмехается  она  или  говорит  это  в  простоте
душевной. Впрочем, все сомнения на этот счет тут же исчезли, потому что на
пригорке появился ее партнер и она весело ему закричала:
   - Я здесь! Я бы попала прямо в лунку. Только мяч обо что-то" стукнулся.
   Пока она готовилась бить, Декстер успел рассмотреть  ее.  На  ней  было
голубое ситцевое платье с чем-то белым вокруг шеи и на плечах, и это белое
оттеняло загар. Угловатость и худоба, которые в  одиннадцать  лет  так  не
вязались со страстным блеском глаз и опущенными уголками губ, исчезли. Она
была ослепительно хороша. По лицу разлит румянец, как свет на  картине,  -
даже не румянец, а живое трепетное тепло, такое  неверное,  что,  кажется,
оно лишь сейчас вспыхнуло и вот-вот погаснет. Этот румянец и подвижный рот
вызывали ощущение страстной энергии,  бьющей  через  край  жизни,  пылкого
темперамента, которое лишь слегка смягчалось печалью ее прекрасных глаз.
   Резким небрежным ударом она послала мяч в ров с песком на другом  конце
площадки, бегло, неискренне улыбнулась, бросила безразличное "Спасибо!"  и
пошла к следующей отметке.
   - Ох, уж эта мне Джуди Джонс, -  проворчал  мистер  Гедрик,  когда  она
взяла клюшку и все они  дожидались  -  довольно-таки  долго,  -  пока  она
пробьет по мячу. - Сечь бы ее каждый божий день полгодика или год, а потом
выдать замуж за кавалерийского капитана старой закалки.
   - Что вы, такую красавицу! - сказал мистер Сэндвуд, которому было  едва
за тридцать.
   - Красавицу! - презрительно фыркнул  мистер  Гедрик.  -  Эта  красавица
только что не просит: "Ах, поцелуйте меня!" Зыркает своими  глазищами,  ни
одного младенца в городе не пропустила.
   Вряд ли мистер Гедрик намекал, что ею движет материнский инстинкт.
   - Она могла бы прекрасно играть в гольф, если  бы  захотела,  -  сказал
мистер Сэндвуд.
   - В ее игре совершенно нет стиля, - мрачно возразил мистер Гедрик.
   - Зато в ней самой его хоть отбавляй, - сказал мистер Сэндвуд.
   - Скажите лучше спасибо, что у нее не такой уж сильный удар,  -  сказал
мистер Гарт и подмигнул Декстеру.
   Потом был закат в буйном  полыхании  золота  и  ало-голубых  красок,  и
наступила душная ночь, полная летних шорохов и звуков.  Декстер  сидел  на
веранде гольф-клуба, глядел, как под легким ветерком слабо  рябит  вода  -
серебряная патока в лучах полной луны. Но вот луна поднесла к губам  палец
- и ветер утих, озеро стало зеркальным и светлым, как пруд. Декстер  надел
купальный костюм, поплыл к  дальнему  плоту  и,  мокрый,  лег  на  влажную
парусину трамплина.
   Плескала рыба, высоко в небе сияла звезда, горели огни вокруг озера.  С
темного мыса неслись звуки  рояля,  кто-то  играл  мелодии,  которыми  все
увлекались прошлым и позапрошлым летом, - из  "Осенних  маневров",  "Графа
Люксембурга", "Отпускного солдата", - Декстер лежал не шевелясь и  слушал,
потому что звуки рояля над водой ему особенно нравились.
   Веселая эта мелодия только-только входила в моду пять лет назад,  когда
Декстер учился на втором курсе. Ее играли однажды на студенческом балу,  а
для него тогда балы были недоступной роскошью, и он  стоял  под  окнами  и
слушал. Сейчас эта мелодия захлестнула его ликованием, и сквозь  ликование
он подумал о том, чего он достиг. Он с необыкновенной  ясностью  сознавал,
что наконец-то попал в такт с жизнью и что никогда,  быть  может,  мир  не
откроется ему в таком сверкающем великолепии, как этой ночью.
   Вдруг длинная светлая тень отделилась от  темного  берега,  рассыпав  в
воздухе дробный стук мотора. За тенью по воде  побежали  две  расходящиеся
белые полоски, и вот уже лодка пронеслась мимо, заглушив  бренчание  рояля
шумом вспененных брызг. Декстер приподнялся на руках и увидел лишь  фигур