гримом, густо подведенные глаза были  печальны,  а
бальные платья выглядели при свете дня дешевой мишурой, - он поежился: они
были вчера у Кэлмена.
   - Нет, кончено! - воскликнул он. - Никаких светских приемов отныне и во
веки веков.
   На следующий день в студии его ждала телеграмма.

   "Вы были одним из самых приятных  наших  гостей.  Жду  вас  к  ужину  в
следующее воскресенье у моей сестры Джун.
   Стелла Уокер Кэлмен".

   Кровь бешено застучала у него в висках, он перечитал телеграмму.
   "Господи! До чего же это мило с ее стороны!"



   3

   Снова  этот  сумасшедший  день  -   воскресенье.   Джоэл   проспал   до
одиннадцати, потом проглядел газету, чтобы быть в курсе всех  новостей  за
неделю.  Позавтракал  он  у  себя:  форель,  салат   из   авокадо,   пинта
калифорнийского вина. Когда пришло время одеваться,  он  выбрал  костюм  в
клеточку, голубую рубашку и палевый галстук. От усталости  под  глазами  у
него темнели круги. Он подъехал к особняку на Ривьере в своей  подержанной
машине и только успел представиться сестре Стеллы, как  явились  Стелла  с
Майлзом в костюмах для верховой езды - несколько часов подряд они  жестоко
ссорились на всех дорогах за Беверли-Хиллз.
   Майлз Кэлмен - высокий, нервный, блистательно  остроумный  и  с  такими
скорбными глазами, каких Джоэл не видел  ни  у  кого,  был  художником  от
макушки своей странновато слепленной головы до тяжелых нескладных ног.  На
них он стоял твердо: он не снял ни одного пошлого фильма,  хотя  иной  раз
ему  приходилось  дорого  расплачиваться  за  неудавшийся  эксперимент   -
роскошь, которую он мог себе позволить. Он был  обаятельным  собеседником,
но каждому, кто имел с ним дело, вскоре становилось ясно, что  человек  он
больной.
   Едва Кэлмены вошли, как день Джоэла нерасторжимо сплелся с их днем.  Он
направился к собравшемуся возле них кружку,  но  тут  Стелла,  раздраженно
прищелкнув языком, отошла, а Майлз сказал кому-то рядом:
   - Только не упоминайте Еву Гобел, не то дома мне костей не  собрать.  -
Майлз повернулся к Джоэлу: - Я, к сожалению, не сумел  заглянуть  вчера  к
вам на студию. Полдня провел у своего психиатра.
   - Психоанализ?
   - Да, и уже давно. Я обратился к нему по поводу клаустрофобии, а теперь
пытаюсь распутать всю свою жизнь. Говорят, на это  потребуется  не  меньше
года.
   - Но в вашей жизни все прекрасно, - уверил его Джоэл.
   - Вы думаете? А вот Стелла так не считает, - с горечью сказал Майлз.  -
Спросите кого угодно, вам всякий скажет.
   Какая-то девица уселась на ручку его кресла, и Джоэл подошел к  Стелле,
которая потерянно стояла у камина.
   - Спасибо за телеграмму, - сказал он. - Она была как бальзам. Вы  такая
красивая и такая добрая! Значит, бывают и добрые красавицы.
   Она была даже еще красивей в это воскресенье, и, быть может,  искреннее
восхищение, которое она прочла в его глазах, побудило ее довериться ему  -
сразу же, немедля, потому что она была на грани истерики.
   - ...целых два года, а я даже не подозревала. Она ведь  считалась  моей
лучшей подругой, постоянно у  нас  бывала.  В  конце  концов,  когда  люди
открыли мне глаза, Майлз вынужден был признаться.
   Она демонстративно уселась на ручку его кресла. Ее бриджи были того  же
цвета, что и  кресло,  а  в  пышных  волосах  смешивались  рыже-золотые  и
бледно-золотые пряди -  покрасить  так  невозможно,  -  подумал  Джоэл.  И
никакой косметики на лице. Настоящая красавица...
   Стелла все никак не  могла  прийти  в  себя  от  обрушившегося  на  нее
открытия, а тут еще к Майлзу льнула новая девица, и это  было  невыносимо.
Она увела Джоэла в спальню, где они, усевшись  на  разных  концах  широкой
кровати, продолжали разговор. Гости по пути в ванную заглядывали к  ним  и
отпускали шуточки, но Стелла, изливая душу, не обращала на  них  внимания.
Немного погодя в дверь просунул голову Майлз.
   - Бесполезно пытаться объяснить Джоэлу за полчаса то,  чего  я  сам  не
понимаю, а доктор сказал, чтобы понять все это, нужно не меньше года.
   Стелла продолжала говорить, будто Майлза  тут  и  не  было.  Она  любит
Майлза, сказала она, несмотря ни на что, она всегда была ему верна.
   - Психоаналитик сказал Майлзу, что у него материнский комплекс. Сначала
Майлз перенес его на свою первую жену,  и  тогда  его  сексуальные  порывы
обратились  на  меня.  Но  когда  он  женился  на  мне,  все  повторилось:
материнский комплекс он перенес на меня а либидо - на эту женщину.
   Джоэл понимал, что, возможно, это вовсе не такой  уж  бред,  и  тем  не
менее. Он был знаком с Евой Гобел  -  настоящий  материнский  тип:  она  и
старше и мудрее Стеллы, прелестного балованного ребенка.
   Майлз сердито предложил, чтобы Джоэл поехал к ним, раз уж  Стелле  надо
так много ему рассказать, и они поехали в особняк на  Беверли-Хиллз.  Там,
под  высокими  потолками,  вся  история  предстала  более  трагической   и
благородной. Вечер был светлый и жутковатый, за  окнами  висел  прозрачный
сумрак, и  золотисто-розовой  тенью,  с  рыданиями,  металась  по  комнате
Стелла. Джоэл не очень верил в горе киноактрис. Им  предназначено  другое:
красивые золотисто-розовые статуэтки, на какие-то часы они оживают по воле
сценаристов  и  режиссеров,  а  после  съемок  шепчутся,  и  хихикают,   и
сплетничают обо всем на свете.
   Он то слушал Стеллу, то притворялся, будто слушает,  а  сам  любовался,
как она одета: бриджи в обтяжку четко  обрисовывают  линии  стройных  ног,
пастельных тонов итальянский свитер с высоким воротом, коричневая замшевая
курточка. Он никак не мог решить, она ли подделка под английскую леди  или
английская леди - подделка под  нее.  Она  балансировала  на  самой  грани
доподлинной подлинности и наглого лицедейства.
   - Майлз так меня  ревнует,  что  следит  за  каждым  моим  шагом!  -  с
презрением бросила она. - Я написала ему из Нью-Йорка, что ходила в  театр
с Элди Брейкером, и он с ума сошел от ревности, звонил мне десять  раз  на
дню.
   - Я совсем обезумел. - Майлз засопел, как всегда в минуты  волнения.  -
Психиатр тогда целую неделю бился со мной, и все впустую.
   Стелла в отчаянии покачала головой.
   - А ты ждал, что я три недели буду безвыходно сидеть в номере?
   - Ничего я не ждал. Ну да, я ревнив. Я стараюсь  не  ревновать.  Доктор
Бриджбейн проводил со  мной  специальные  сеансы,  но  ничего,  не  вышло.
Сегодня я ревновал тебя к Джоэлу, когда ты села на ручку его кресла.
   - Ты ревновал?! - вспыхнула Стелла. -  Ревновал!  А  у  тебя  на  ручке
кресла никто не сидел? И ты сказал мне за два часа хоть одно слово?
   - Но ты была в спальне с Джоэлом. Жаловалась ему.
   - Как только я  вспомню,  что  эта  женщина...  -  Стелле,  как  видно,
казалось, что, не произнося имени Евы Гобел, она тем самым вычеркивает  ее
из реальной жизни, - все время здесь бывала!
   - Ну хорошо, хорошо, - устало сказал Майлз. - Я ведь во всем признался,
и мне не легче, чем тебе. - Он повернулся  к  Джоэлу  и  стал  говорить  о
фильмах, а Стелла, сунув руки в карманы  бриджей,  беспокойно  расхаживала
взад и вперед в дальнем конце гостиной.
   - Они обошлись с Майлзом возмутительно, - неожиданно вмешалась  Стелла,
как будто и не было никакого  разговора  о  ее  собственных  проблемах.  -
Расскажи Джоэлу, как этот Белтцер хочет перекроить твой фильм.
   Глаза Стеллы сверкали негодованием, она склонилась над Майлзом,  словно
хотела его защитить, - и Джоэл понял, что любит ее.  От  волнения  у  него
захватило дух, он встал и попрощался.
   В понедельник, резким контрастом с воскресными пересудами, сплетнями  и
семейными драмами, неделя вновь обрела свой  рабочий  ритм;  сценарий  без
конца резали, переделывали, подгоняли:  "К  черту  этот  дурацкий  наплыв!
Оставим ее голос за кадром и дадим средний план от Белла, или  общий  вид:
просто вокзал, а потом камера панорамирует вереницу такси..."  К  середине
дня  в  понедельник  Джоэл  уже  снова  забыл,  что  людям,   поставляющим
развлечения, позволено развлекаться самим. Кэлменам он  позвонил  вечером.
Он спросил Майлза, но к телефону подошла Стелла.
   - Ну, как у вас, полегче?
   - Не очень. Что вы делаете в субботу вечером?
   - Ничего.
   - Перри дают обед, а оттуда поедут в театр. Майлза не будет - улетает в
Саут-Бенд, на матч "Нотр-Дам" - "Калифорния". Вы не могли бы составить мне
компанию?
   Джоэл ответил не сразу:
   - Ну конечно, с удовольствием. Только если затянут совещание, к обеду я
не успею, а в театр приду.
   - Тогда я скажу, что мы будем.
   Положив трубку, Джоэл  долго  ходил  по  кабинету.  Понравится  ли  это
Майлзу, особенно если иметь в виду, что у них сейчас происходит?  Или  она
не хочет, чтобы Майлз знал? Нет, это невозможно, - если Майлз  не  заведет
разговор о субботе, Джоэл сам  ему  скажет.  Однако  целый  час,  если  не
больше, он не мог приняться за работу.
   В среду в конференц-зале четыре часа шло совещание. Трое мужчин и  одна
женщина по очереди мерили шагами ковер, предлагая или отвергая - резко или
деликатно, уверенно или безнадежно, а  над  их  головами  плыли  спиралями
туманности и созвездия табачного дыма. Когда обсуждение  кончилось,  Джоэл
подошел к Майлзу.
   Вот кто действительно  устал  -  не  от  споров,  а  просто  от  жизни:
набрякшие веки, синие тени под скулами, где пробивается щетина.
   - Говорят, вы летите на матч?
   Майлз посмотрел куда-то мимо и покачал головой.
   - Я раздумал.
   - Отчего же?
   - Из-за вас. - Он по-прежнему не смотрел на Джоэла.
   - Да господь с вами, Майлз!
   - Из-за вас я отказался от поездки. - И он усмехнулся - словно сам  над
собой. - Попробуй угадай,  что  натворит  Стелла  мне  назло  -  она  ведь
пригласила вас пойти  с  ней  к  Перри?  Матч  не  доставит  мне  никакого
удовольствия.
   Поразительная интуиция, которая никогда не изменяла  ему  на  съемочной
площадке, отказывала в личной жизни, тут он был слаб и беспомощен.
   - Послушайте, Майлз, - сказал Джоэл, нахмурившись. - У меня и в  мыслях
ничего нет и не было. Если вы правда хотите отменить поездку из-за меня, я
не пойду со Стеллой к Перри и не буду с ней видеться. Можете мне верить.
   Только тут Майлз посмотрел на него. Очень внимательно.
   - Допустим. - Он пожал плечами. - Не вы, так  найдется  кто-то  другой.
Мне будет не до развлечений.
   - Вы, видно, не слишком доверяете Стелле? А она сказала мне, что всегда
была вам верна.
   - Может, и была. - За последние несколько минут складки  вокруг  рта  у
Майлза залегли еще глубже. - Но после того, что случилось, разве  я  смогу
что-то от нее требовать? Разве я имею право... - Он умолк, потом заговорил
снова, и лицо его стало жестким. - Скажу вам одно. Что я сам натворил - не
важно, но если я узнаю что-нибудь про Стеллу, я с ней разведусь. Не могу я
поступиться своей гордостью, это было бы последней каплей.
   Джоэла раздражал его тон, но он сказал:
   - А как с Евой Гобел? Стелла успокоилась?
   - Нет. - Майлз мрачно засопел. - И для меня это тоже не просто.
   - Мне казалось, там все кончено...
   - Я стараюсь не встречаться с Евой, но, знаете, не  так  легко  порвать
сразу - она ведь не  девчонка,  с  которой  целуешься  в  такси.  Психиатр
говорит...
   - Да, да, - перебил Джоэл, - Стелла мне рассказывала. - Излияния Майлза
наводили тоску. - Так вот, что касается меня, если вы улетите на  матч,  я
со Стеллой не встречусь. И уверен, что ее совесть чиста.
   - Может быть, может быть, - вяло повторил Майлз... -  Тем  не  менее  я
остаюсь и иду с ней на обед... А знаете, - вдруг сказал он, -  пойдемте  и
вы с нами! Мне нужно, чтобы рядом был кто-то симпатичный мне, с кем я могу
поговорить. В этом ведь  и  беда:  Стелла  полностью  находится  под  моим
влиянием, и все, кто нравится мне,  нравятся  и  ей  тоже.  В  особенности
мужчины. Очень все это сложно.
   - Да, должно быть, - согласился Джоэл.



   4

   На обед Джоэл не поспел. Стыдясь своего  цилиндра  в  это  безвременье,
когда кругом было столько безработных, он ждал Перри  и  их  гостей  перед
Голливудским  театром  и  разглядывал  вечерний  парад:  бездарные   копии
блестящих  кинозвезд,  несостоявшиеся  киногерои  в  спортивных  пиджаках,
шаркающий дервиш с апостольской бородой  и  посохом,  парочка  франтоватых
филиппинцев в модных костюмах как напоминание о том, что этот штат  открыт
всем  морям,  шумная  процессия  молодежи  в  причудливых  нарядах  -  как
выяснилось, посвящение в какое-то братство. Шествие  распалось,  пропуская
два роскошных лимузина, которые остановились у тротуара.
   Вот она! В платье, сотканном из тысячи бледно-голубых бликов - словно в
струе студеной воды, а на шее переливаются сосульки. Он порывисто шагнул к
ней.
   - Ну как? Нравится вам мое платье?
   - Где Майлз?
   - Он  все-таки  улетел  на  матч.  Вчера  утром...  Во  всяком  случае,
надеюсь... -  Она  не  договорила.  -  Только  что  пришла  телеграмма  из
Саут-Бенда, что он вылетает обратно. Ах, да - вы знакомы с моими друзьями?
   Вся компания направилась в театр.
   Значит, Майлз все-таки улетел. Джоэл терзался сомнениями, правильно  ли
он сделал, что пришел. Но когда начался спектакль, он позабыл о  Майлзе  -
профиль Стеллы и светлая россыпь ее волос были совсем рядом. Один  раз  он
повернулся к ней, и она посмотрела на него, улыбаясь, и не отвела глаза. В
антракте они курили в фойе, и она шепнула ему:
   - Они все поедут на открытие ночного клуба  Джека  Джонсона...  Мне  не
хочется, а вам?
   - Это обязательно?
   - По-моему, нет. - Она замялась. - Мне хотелось бы поговорить  с  вами.
Может быть, поедем к нам? Если бы только я была уверена...
   Она снова умолкла, и Джоэл спросил:
   - В чем?
   - Уверена, что... Ну да, я психопатка, но я вовсе не уверена, что Майлз
действительно поехал на матч.
   - Вы думаете, он у Евы Гобел?
   - Да нет... но что, если он здесь  и  следит  за  мной?  Знаете,  Майлз
способен на  очень  странные  поступки.  Как-то  он  пожелал  пить  чай  с
каким-нибудь человеком, у которого длинная  борода,  и  потребовал,  чтобы
бюро по найму актеров прислало ему такого длиннобородого, а  потом  пил  с
ним чай до вечера.
   - Ну это совсем другое. Он же прислал  вам  телеграмму  из  Саут-Бенда.
Значит, он на матче.
   Выйдя из  театра,  они  попрощались  со  своими  спутниками,  что  было
встречено веселыми взглядами. Машина вырулила из толпы, собравшейся вокруг
Стеллы, и покатилась по залитой золотым светом улице.
   - Он ведь мог договориться об этих телеграммах, - сказала Стелла. - Это
очень просто.
   Что ж,  вполне  вероятно,  и  при  мысли,  что  ее  тревога  не  лишена
основания, Джоэл рассердился: если Майлз, так сказать, решил держать их  в
объективе кинокамеры, то он снимает с себя  все  обязательства.  Вслух  он
сказал:
   - Чепуха.
   В витринах магазинов уже сверкали рождественские елочки, и полная  луна
над бульваром казалась бутафорской, как и огромные фонари на перекрестках.
На Беверли-Хиллз темная листва тускло поблескивала,  будто  эвкалипты  под
солнцем, но Джоэл видел лишь отсвет белого лица  совсем  рядом  и  плавный
изгиб плеча. Она вдруг отстранилась и посмотрела на него.
   - У вас глаза вашей матери, -  сказала  она.  -  Когда-то  у  меня  был
целый-альбом ее снимков.
   - А у вас глаза - только ваши, других таких нет, - ответил он.
   Когда  они  входили  в  дом,  Джоэл  почему-то  оглянулся,  будто   ему
почудилось, что Майлз притаился в кустах. На  столике  в  передней  лежала
телеграмма. Стелла прочла ее вслух:

   "Чикаго.
   Буду завтра вечером. Думаю о тебе. Люблю.
   Майлз".

   - Вот видите, - сказала она, бросая телеграмму обратно на столик, -  он
легко мог все это подстроить.
   Она  распорядилась,  чтобы  дворецкий  принес  напитки  и  сандвичи,  и
поднялась наверх, а Джоэл прошелся по пустынным  гостиным.  Вот  и  рояль,
возле которого он, опозоренный, стоял в позапрошлое воскресенье.
   - Итак, развод, - сказал он громко, - молодая пара, а он после  развода
да в Африку...
   Он вспомнил о другой телеграмме:

   "Вы были одним из самых приятных наших гостей..."

   А что, если телеграмма  Стеллы  -  обычный  жест  вежливости,  -  вдруг
подумал он. Скорее всего, ее надоумил Майлз, ведь это  он  пригласил  его.
Может быть, Майлз сказал: "Пошли ему телеграмму - у него сейчас скверно на
душе, ему кажется, что он сделал из себя посмешище".
   Похоже на то... "Стелла полностью находится под моим влиянием,  и  все,
кто нравятся мне, нравятся и ей  тоже,  в  особенности  мужчины".  Женщина
послала бы телеграмму из сострадания, мужчина счел это своим долгом.
   Стелла вошла в гостиную, и он взял ее за руки.
   - У меня странное чувство, мне все кажется, что я просто пешка, которой
вы сделали ход против Майлза, - сказал он.
   - Налейте себе чего-нибудь.
   - А самое странное, что я все равно влюблен в вас.
   Зазвонил телефон, она отняла руку и взяла трубку.
   - Еще одна телеграмма от Майлза, - объявила она. - Он отправил ее -  во
всяком случае, так там сказано - с самолета, из Канзас-Сити.
   - И, наверное, просит передать поклон мне?
   - Нет, он только пишет, что любит меня. И я верю, что любит.  Он  такой
слабый.
   - Сядьте рядом со мной, - попросил Джоэл.
   Время было не позднее. И полчаса спустя, когда Джоэл встал и подошел  к
холодному камину, до полуночи оставалось еще несколько минут.
   - Значит, я вам совсем не интересен?
   - Почему же? Вы мне очень  нравитесь,  и  вы  это  знаете.  Но  только,
кажется, я действительно люблю Майлза.
   - Вне всякого сомнения.
   - И я почему-то очень нервничаю сегодня.
   Он не сердился - скорее, почувствовал облегчение:  случись  иначе,  все
слишком бы осложнилось. Но, глядя  на  нее,  на  ее  теплое  нежное  тело,
растапливающее холодную голубизну платья, он понял, что будет  сожалеть  о
ней всю свою жизнь.
   - Мне пора, - сказал он. - Я позвоню и закажу такси.
   - Зачем же? У нас есть ночной шофер.
   Он поежился - уж очень легко она его отпускает, - и, заметив  это,  она
поцеловала его легким поцелуем и сказала:
   - Вы милый, Джоэл.
   Он залпом осушил бокал, и тут же громко, на весь дом, зазвонил телефон,
и торжественно забили часы в холле:
   Девять... десять... одиннадцать... двенадцать...



   5

   И снова настало воскресенье. Джоэл подумал, что пошел вечером в  театр,
еще не сбросив с себя гнета будней, и  Стеллы  домогался  так  настойчиво,
будто спешил до конца дня покончить и с этим делом.  Но  теперь  наступило
воскресенье - впереди двадцать четыре упоительных  праздных  часа,  каждая
минута манит  тайным  обещанием,  в  каждом  мгновении  таятся  бессчетные
возможности. И нет ничего недостижимого, все только начинается.  Он  налил
себе еще один бокал.
   Стелла вскрикнула и бессильно опустилась на пол возле  телефона.  Джоэл
подхватил ее и перенес на диван. Он смочил носовой платок содовой водой  и
приложил ей к лицу. Из телефонной трубки доносилось какое-то бормотание, и
он взял ее.
   - ...самолет упал  сразу  после  вылета  из  Канзас-Сити.  Тело  Майлза
Кэлмена опознано и...
   Он повесил трубку. Стелла открыла глаза.
   - Не поднимайтесь, - сказал он, стараясь протянуть время.
   - О господи, что случилось? - прошептала она. - Позвоните им!  Господи,
что случилось?
   - Сейчас я позвоню. Кто ваш доктор?
   - Они сказали - Майлз погиб?!
   - Лежите тихо... Кто-нибудь из слуг еще не спит?
   - Обнимите меня, я боюсь!
   Он обнял ее за плечи.
   - Скажите мне фамилию вашего доктора, - твердо  повторил  он.  -  Может
быть, это ошибка, но надо, чтобы кто-то был здесь.
   - Мой доктор... О боже, неужели Майлз погиб?!
   Джоэл кинулся наверх и стал рыться  в  незнакомых  аптечках  в  поисках
нашатырного спирта. Когда он вернулся, Стелла рыдала.
   - Нет, нет, он жив! Я знаю, он жив! Он это  все  придумал.  Он  нарочно
мучит меня. Он жив, я знаю. Я чувствую, что он жив.
   - Кому из ваших близких друзей позвонить, Стелла? В