лся  к  Пилар.  -  За
здоровье сеньоры командирши. - Потом обвел кружкой всех остальных. - За ваше
здоровье, легковеры.
   Агустин подошел к нему и, ударив по кружке ребром ладони, вышиб ее у него
из рук.
   - Ну и глупо, - сказал Пабло. - Зря добро пропало.
   Агустин ответил грубым ругательством.
   - Нет, - сказал Пабло, зачерпывая себе вина. - Разве ты не видишь, что  я
пьян? Трезвый я больше молчу. Много ты от меня разговоров слышал? Но  умному
человеку иной раз приходится выпить, чтобы не так скучно было с дураками.
   - Иди ты, так тебя и так, - сказала ему Пилар. - Я тебя, труса,  наизусть
знаю.
   - Вот язык у женщины! -  сказал  Пабло.  -  Ладно,  иду  -  надо  лошадей
посмотреть.
   - Иди, милуйся со своими лошадьми, кобылятник, - сказал  Агустин.  -  Для
тебя это дело привычное.
   - Нет, - сказал Пабло и покачал головой. Он взглянул на Агустина,  снимая
со стены свой плащ. - Эх ты, - сказал он. - Сквернослов.
   - А что ты будешь делать со своими лошадьми? - спросил Агустин.
   - Пойду посмотрю их, - сказал Пабло. - Я их очень люблю. Они  даже  сзади
красивее, чем вот такие люди, и ума у них больше. Ну, не скучайте, - добавил
он и ухмыльнулся. - Расскажи им про мост, Ingles, объясни,  кто  что  должен
делать во время атаки. Растолкуй,  как  провести  отступление.  Куда  ты  их
поведешь, Ingles, после моста? Куда ты поведешь этих патриотов?  Я  об  этом
целый день думал, пока пил.
   - Ну, и что ты надумал? - спросил Агустин.
   - Что надумал? - сказал Пабло и, не открывая рта, ощупал доены языком.  -
Какое тебе дело, что я надумал?
   - Говори, - сказал ему Агустин.
   - Я много о чем думал, - сказал Пабло. Он закутался в грязно-желтый плащ,
оставив непокрытой свою круглую голову. - Много о чем.
   - О чем же? - сказал Агустин. - О чем?
   - Я думал о том, что все вы легковеры, - сказал Пабло. - Идете на  поводу
у иностранца, который вас погубит, и у женщины, у которой мозги под юбкой.
   - Уходи, - крикнула на него Пилар. - Уходи! Чтобы  твоего  поганого  духу
тут не было, кобылятник проклятый.
   - Вот язык! - восхитился Агустин, но мысли его были заняты другим. Он все
еще не успокоился.
   - Я иду, - сказал Пабло. - Но  скоро  вернусь.  -  Он  приподнял  попону,
закрывавшую вход в пещеру, и вышел. Потом крикнул снаружи: - А  снег-то  все
идет, Ingles!
 
 
 
   Глава семнадцатая
 
   Теперь в пещере стало тихо, было слышно только,  как  шипит  снег,  падая
сквозь отверстие в своде на горячие угли.
   - Пилар, - сказал Фернандо. - Мяса там не осталось?
   - А, отвяжись, - сказала женщина.
   Но Мария взяла миску Фернандо, подошла с ней  к  котлу,  отставленному  с
огня, и ложкой зачерпнула жаркого. Потом поставила миску  перед  Фернандо  и
погладила его по плечу, когда он нагнулся над столом. С минуту она  постояла
около Фернандо, не снимая руки с его плеча. Но Фернандо даже не взглянул  на
нее. Он был занят едой.
   Агустин стоял  около  очага.  Остальные  сидели  за  столом.  Пилар  села
напротив Роберта Джордана.
   - Ну, Ingles, - сказала она, - вот ты и увидел его во всей красе.
   - Что он теперь сделает? - спросил Роберт Джордан.
   - Все, что угодно, может сделать. - Женщина опустила глаза.  -  Все,  что
угодно. Он теперь на все способен.
   - Где у вас пулемет? - спросил Роберт Джордан.
   - Вон там, в углу, завернут в одеяло,  -  сказал  Примитиво.  -  Он  тебе
нужен?
   - Пока нет, - сказал Роберт Джордан. - Я только хотел знать, где он,
   - Он здесь, - сказал Примитиво. - Я внес  его  сюда  и  завернул  в  свое
одеяло, чтобы механизм не заржавел. Диски вон в том мешке.
   - На это он не пойдет, -  сказала  Пилар.  -  С  maquina.  On  ничего  не
сделает.
   - Ты же сама говоришь, что он способен на все.
   - Да, - сказала она. - Но он не  умеет  обращаться  с  maquina.  Швырнуть
бомбу - это он может. Это на него больше похоже.
   - Дураки мы и слюнтяи, что его не убили, - сказал цыган. До сих пор он не
принимал участия в разговоре. - Надо было, Роберто, убить его вчера вечером.
   - Убей его, - сказала Пилар. Ее большое лицо  потемнело  и  осунулось.  -
Теперь я тоже за это.
   - Я был против, - сказал Агустин. Он  стоял  возле  очага,  опустив  свои
длинные руки, и его щеки, затененные ниже  скул  щетиной,  в  отблеске  огня
казались ввалившимися. - Но теперь я тоже за это, -  сказал  Агустин.  -  Он
гнусный человек, и он нам всем хочет погибели.
   - Пусть все скажут. - Голос у Пилар был усталый. - Ты, Андрее?
   - Matarlo (1), - кивнув головой, сказал старший из двух братьев,  тот,  у
которого темные волосы узким мысом росли на лбу.
   - Эладио?
   - Тоже, - сказал младший брат, - Он очень опасный человек.  И  пользы  от
него мало.
   - Примитиво?
   - Тоже.
   - Фернандо?
   - А нельзя ли его арестовать? - спросил Фернандо.
   - А кто будет стеречь арестованного? - сказал Примитиво. - Для этого надо
по крайней мере двух человек. И что с ним делать дальше?
   - Продать фашистам, - сказал цыган.
   - Еще чего не хватало, - сказал Агустин. - Не хватало нам такой мерзости!
   - Я только предлагаю, - сказал  цыган  Рафаэль.  -  По-моему,  фашисты  с
радостью за него уцепятся.
   -  Довольно,   перестань,   -   сказал   Агустин,   -   Мерзость   какая!
---------------------------------------(1) Убить его (исп.).
   - Уж не мерзостнее, чем сам Пабло, - оправдывался цыган.
   - Одной мерзостью другую не оправдаешь,  -  сказал  Агустин.  -  Ну,  все
высказались. Остались только старик и Ingles.
   - Они тут ни при чем, - сказала Пилар. - Он их вожаком не был.
   - Подождите, - сказал Фернандо. - Я еще не кончил.
   - Ну говори, - сказала Пилар. - Говори, пока он не вернулся. Говори, пока
он не швырнул сюда ручную гранату и  мы  не  взлетели  на  воздух  вместе  с
динамитом и со всем, что тут есть.
   - По-моему, Пилар, ты преувеличиваешь, - сказал Фернандо. - Я  не  думаю,
чтобы у него были такие намерения.
   - Я тоже не думал), - сказал Агустин. - Потому что тогда и  вино  взлетит
на воздух, а на вино его скоро опять потянет.
   - А что, если его отдать  Эль  Сордо,  а  Эль  Сордо  пусть  продает  его
фашистам, - предложил Рафаэль. - Выколем ему глаза, тогда с ним легко  будет
справиться.
   - Замолчи, - сказала Пилар. - Когда я тебя слушаю, у меня  такое  в  душе
подымается, - а всему виной твоя мерзость
   - Фашисты все равно гроша ломаного за него не дадут, - сказал  Примитиво.
- Это уже другие пробовали, и ничего не выходило. Расстреляют заодно и тебя,
только и всего.
   - А по-моему, за слепого сколько-нисколько, а дадут, - сказал Рафаэль.
   - Замолчи, - сказала Пилар. - И если ты  хоть  раз  заикнешься  об  этом,
можешь убираться отсюда вместе с ним, с Пабло.
   - А ведь сам Пабло выколол глаза раненому guardia civil, - стоял на своем
цыган. - Ты что, забыла?
   - Перестань, - сказала ему Пилар. Ей было неприятно, что об этом  говорят
при Роберте Джордане.
   - Мне не дали договорить, - перебил их Фернандо.
   - Говори, - ответила ему Пилар. - Говори, кончай.
   - Поскольку арестовывать Пабло не имеет смысла, -  начал  Фернандо,  -  и
поскольку использовать его для каких-либо сделок...
   - Кончай, - сказала Пилар. - Кончай, ради господа бога!
   -... было бы постыдно, - спокойно продолжал Фернандо,  -  я  склоняюсь  к
тому  мнению,  что  Пабло  надо  ликвидировать,  чтобы  обеспечить  успешное
проведение намеченной операции.
   Пилар посмотрела на  маленького  человечка,  покачала  головой,  закусила
губу, но промолчала.
   - Таково мое мнение, - сказал Фернандо. - Полагаю, есть основания  видеть
в Пабло опасность для Республики...
   - Матерь божия! - сказала Пилар.  -  Вот  язык  у  человека!  Даже  здесь
умудрился бюрократизм развести!
   -... ибо это явствует как из его слов, так и из его недавних действий,  -
продолжал Фернандо. - И хотя он заслуживает благодарности за свои действия в
начале движения и вплоть до последних дней...
   Не вытерпев, Пилар отошла к очагу. Через минуту она  снова  вернулась  на
прежнее место.
   - Фернандо, - спокойно сказала она и поставила перед  ним  миску.  -  Вот
тебе мясо, сделай милость, заткни им себе рот чинно и благородно и молчи. Мы
твое мнение уже знаем.
   - Но как же... - начал Примитиво и запнулся, не кончив фразу.
   - Estoy listo, - сказал Роберт Джордан. - Я готов сделать это.  Поскольку
вы все решили, что так нужно, я согласен оказать вам эту услугу.
   Что за дьявол, подумал он. Наслушавшись Фернандо, я и  сам  заговорил  на
его лад. Должно быть,  это  заразительно.  Французский  -  язык  дипломатии.
Испанский - язык бюрократизма.
   - Нет, - сказала Мария. - Нет.
   - Это не твое дело, - сказала девушке Пилар. - Держи язык на привязи.
   - Я сделаю это сегодня, - сказал Роберт Джордан.  Он  увидел,  что  Пилар
смотрит на него приложив палец к губам. Она указывала глазами на вход.
   Попона, которой был завешен вход, отодвинулась, и  в  пещеру  просунулась
голова Пабло. Он ухмыльнулся им всем, пролез под попоной и опять приладил ее
над входом, повернувшись к ним спиной. Потом стащил с себя плащ через голову
и стряхнул с него снег.
   - Обо мне говорили? - Он обратился с этим вопросом ко всем. - Я помешал?
   Никто не ответил ему, и, повесив свой плащ на колышек, вбитый в стену, он
подошел к столу.
   - Que tal? (1) - спросил он, взял свою кружку, которая  стояла  на  столе
пустая, и хотел зачерпнуть из миски вина. - Тут  ничего  нет,  -  сказал  он
Марии. - Пойди налей из бурдюка.
   Мария  взяла  миску,  подошла  с  ней  к  пыльному,  сильно  растянутому,
просмоленному до черноты бурдюку,  который  висел  на  стене  шеей  вниз,  и
вытащила затычку из передней ноги, но не до конца, а так, чтобы вино  лилось
в миску тонкой струйкой. Пабло смотрел, как она стала  на  колени,  смотрел,
как прозрачная красная струя быстро  льется  в  миску,  закручиваясь  в  ней
воронкой.
   - Ты потише, - сказал он ей. - Там теперь ниже лопаток.
   Все молчали.
   - Я сегодня выпил от пупка до лопаток, - сказал Пабло. -  На  целый  день
хватило работы. Что это с вами? Язык проглотили?
   Все по-прежнему молчали.
   - Заткни покрепче, Мария, - сказал Пабло. - Как бы не пролилось.
   - Теперь вина у тебя будет много, - сказал Агустин. - Хватит напиться.
   - У одного язык нашелся, - сказал Пабло и кивнул Агустину. -  Поздравляю.
Я думал, вы все онемели от этого.
   - От чего от этого? - спросил Агустин.
   - От того, что я пришел.
   - Думаешь, нам так уж важно, что ты пришел?
   Может быть, Агустин подхлестывает себя, думал Роберт Джордан. Может быть,
он хочет сделать это сам. Ненависти у него достаточно.  Я  ничего  такого  к
Пабло не чувствую, думал он. Да, ненависти у меня нет.  Он  омерзителен,  но
ненависти к нему у меня нет. Хотя эта история с выкалыванием глаз говорит  о
многом. Впрочем, ото их дело - их война. Но в ближайшие два дня ему здесь не
место. Пока что я буду держаться в стороне, думал он. Я уже  свалял  сегодня
дурака из-за него и готов разделаться с ним. Но заводить эту предварительную
дурацкую игру я не стану. И никаких состязаний в стрельбе, и никаких  других
глупостей здесь, около динамита, тоже не будет, Пабло, конечно,  подумал  об
этом. А ты  подумал?  -  спро---------------------------------------(1)  Как
дела? (исп.) сил он самого себя. Нет, ни ты не подумал, ни Агустин.  Значит,
так вам и надо.
   - Агустин, - сказал он.
   - Что? -  Агустин  отвернулся  от  Пабло  и  хмуро  взглянул  на  Роберта
Джордана.
   - Мне надо поговорить с тобой, - сказал Роберт Джордан.
   - Потом,
   - Нет, сейчас, - сказал Роберт Джордан. - Por favor (1).
   Роберт Джордан отошел к выходу, и Пабло проводил его  взглядом.  Агустин,
высокий, с ввалившимися  щеками,  встал  и  тоже  пошел  к  выходу.  Он  шел
неохотно, и вид у него был презрительный.
   - Ты забыл, что в мешках? - тихо, так, чтобы другие не расслышали, сказал
ему Роберт Джордан.
   - А, туда твою! - сказал Агустин. - Привыкнешь и не вспоминаешь.
   - Я сам забыл.
   - Туда твою! - сказал Агустин.  -  Ну  и  дураки  мы!  -  Он  размашистой
походкой вернулся назад и сел за стол. - Выпей вина, Пабло, друг,  -  сказал
он. - Ну, как лошади?
   - Очень хорошо, - сказал Пабло. - И метель начала затихать.
   - Думаешь, совсем затихнет?
   - Да, - сказал Пабло. - Сейчас уже не так метет и пошла крупа.  Ветер  не
уляжется, но снег перестанет. Ветер переменился.
   - Думаешь, прояснится к утру? - спросил его Роберт Джордан.
   - Да, - сказал Пабло. - Погода будет холодная и ясная. Ветер еще  не  раз
переменится.
   Полюбуйтесь на него, думал Роберт Джордан.  Теперь  он  само  дружелюбие.
Тоже переменился вместе с ветром. Он закоренелый  убийца  и  с  виду  свинья
свиньей, но чувствителен, как хороший барометр. Да, думал  он,  свинья  тоже
умное животное. Пабло ненавидит пас, а может  быть,  только  наши  планы,  и
оскорблениями доводит дело до того, что мы  готовы  его  убить.  Но  тут  он
останавливается, и все начинается сначала.
   - Нам повезет с погодой, Ingles, - сказал Пабло Роберту Джордану.
   - Нам? - сказала Пилар. - Нам? ---------------------------------------(1)
Пожалуйста (исп.).
   - Да, нам. - Пабло ухмыльнулся, взглянув на нее, и отпил вина из  кружки.
- А почему нет? Я все обдумал, нона  ходил  к  лошадям.  Почему  бы  нам  не
столковаться?
   - В чем? - спросила женщина. - В чем?
   - Во всем, - сказал ей Пабло. - Вот, например, насчет моста. Я  теперь  с
тобой заодно.
   - Теперь ты  с  нами  заодно?  -  сказал  Агустин.  -  После  всего,  что
наговорил?
   - Да, - ответил ему Пабло. - После того, как  погода  переменилась,  я  с
вами заодно.
   Агустин покапал головой.
   - Погода, - сказал он и опять покачал головой. - И после того, как я  бил
тебя по зубам?
   - Да. - Пабло ухмыльнулся, глядя на него, и потрогал пальцами губы.  -  И
после этого.
   Роберт Джордан наблюдал за Пилар. Она смотрела на Пабло,  точно  это  был
какой-то диковинный зверь. С ее лица все еще не сошло то выражение,  которое
появилось на нем, когда заговорили о выколотых глазах. Она покачала головой,
словно стараясь отделаться от этого, потом откинула голову назад.
   - Слушай, ты, - сказала она Пабло.
   - Да, женщина?
   - Что с тобой творится?
   - Ничего, - сказал Пабло. - Я передумал. Вот и все.
   - Ты подслушивал, - сказала она.
   - Да, - ответил он. - Только ничего не расслышал.
   - Ты боишься, что мы убьем тебя.
   - Нет, - ответил он и посмотрел на нее поверх кружки с вином. -  Этого  я
не боюсь. Ты сама знаешь.
   - Тогда что же с тобой делается? -  сказал  Агустин.  -  То  ты,  пьяный,
накидываешься на нас всех, отступаешься от дела, недостойно говоришь о нашей
смерти, оскорбляешь женщин, мешаешь нам сделать то, что нужно сделать...
   - Я был пьян, - сказал Пабло.
   - А теперь...
   - Теперь я не пьян, - сказал Пабло. - И я передумал.
   - Пусть тебе другие верят. Я не поверю, - сказал Агустин.
   - Верь не верь - твое дело, - сказал Пабло. - Но, кроме меня, до  Гредоса
тебя никто не проведет.
   - До Гредоса?
   - После моста только туда и можно будет податься.
   Вопросительно глядя на Пилар, Роберт Джордан поднял  руку,  но  так,  что
Пабло этого не ни дел, и постучал пальцем по своему правому уху.
   Женщина кивнула. Потом кивнула еще  раз.  Она  сказала  что-то  Марии,  и
девушка подошла к Роберту Джордану.
   - Она говорит: конечно, слышал, - сказала Мария на ухо Роберту Джордану.
   - Значит, Пабло, - степенно заговорил Фернандо, - ты теперь с нами заодно
и согласен принять участие во взрыве моста?
   - Да, друг, - сказал Пабло. Он посмотрел на  Фернандо  в  упор  и  кивнул
головой.
   - Честное слово? - спросил Примитиво.
   - Честное слово, - ответил ему Пабло.
   - И ты думаешь, что все сойдет хорошо? - спросил Фернандо.  -  Ты  теперь
веришь в это?
   - Конечно, - сказал Пабло. - А ты разве не веришь?
   - Верю, - сказал Фернандо. - Но я никогда не теряю веры.
   - Уйду я отсюда, - сказал Агустин.
   - Не ходи, холодно, - дружелюбно сказал ему Пабло.
   - Пусть холодно, - сказал Агустин. - Не могу я больше оставаться  в  этом
manicomio.
   - Напрасно ты называешь нашу пещеру сумасшедшим домом, - сказал Фернандо.
   - Manicomio для буйных, - сказал Агустин. - II я  уйду  отсюда,  пока  не
спятил вместе с вами.
 
 
 
   Глава восемнадцатая
 
   Это словно карусель, думал Роберт Джордан. Но не такая карусель,  которая
кружится быстро под звуки шарманки  и  детишки  сидят  верхом  на  бычках  с
вызолоченными рогами, а рядом кольца,  которые  нужно  ловить  на  палку,  и
синие, подсвеченные газовыми фонарями сумерки на  Авеню-дю-Мэн,  и  лотки  с
жареной рыбой, и вертящееся колесо счастья, где кожаные  язычки  хлопают  по
столбикам с номерами, и тут же сложены пирамидой  пакетики  пиленого  сахару
для призов. Нет, это вовсе не такая карусель, хотя эти люди в своем ожидании
очень похожи на  тех  мужчин  в  кепках  и  женщин  в  вязаных  свитерах,  с
блестящими в свете фонарей волосами, что стоят  у  колеса  счастья  и  ждут,
когда оно остановится. Да, люди такие же. Но колесо другое. Это вертикальное
колесо, и на нем движешься вверх и вниз.
   Два оборота оно уже сделало. Это большое колесо, установленное под прямым
углом к земле, и когда его пускают, оно делает один оборот и,  вернувшись  в
исходное положение, останавливается. Вместе с ним описываешь  круг  и  ты  и
тоже останавливаешься, вернувшись к исходной точке. Даже призов нет, подумал
он, и кому охота кататься на таком колесе! А всякий раз садишься  и  делаешь
круг, хоть и не собирался. Оборот только один; один большой, долгий  круг  -
сначала вверх, потом вниз, и опять возвращаешься к  исходной  точке.  Вот  и
сейчас мы вернулись к исходной  точке,  подумал  он.  Вернулись,  ничего  не
разрешив.
   В пещере было тепло,  ветер  снаружи  улегся.  Роберт  Джордан  сидел  за
столом, раскрыв перед собой записную книжку, и набрасывал  план  минирования
моста. Он начертил три схемы, выписал формулы,  изобразил  при  помощи  двух
рисунков всю технику взрыва предельно просто и наглядно, так, чтобы Ансельмо
мог один довершить дело, если бы во время операции  что-нибудь  случилось  с
ним самим. Закончив все чертежи, он стал проверять их еще раз.
   Мария сидела рядом и через плечо смотрела на его  работу.  Он  знал,  что
Пабло сидит напротив и остальные тоже здесь, разговаривают и играют в карты;
он вдыхал воздух пещеры, в котором запах кухни и пищи сменился дымным  чадом
и запахом мужчин - табак, винный перегар и кислый дух застарелого пота, -  а
когда Мария, следя за его карандашом, положила на стол  руку,  он  взял  ее,
поднес к лицу и вдохнул свежий запах воды и простого мыла, исходивший от нее
после мытья посуды. Потом он опустил руку Марии и снова взялся за работу, не
глядя на девушку и потому не видя, как она покраснела. Она оставила руку  на
столе, рядом с его рукой, но он ее больше не трогал.
   Когда с техникой взрыва было  покончено,  он  перевернул  листок  и  стал
писать боевой приказ. Мысль его работала быстро и четко, и то, что он писал,
нравилось ему. Он исписал две странички, потом внимательно перечитал их.
   Как будто все, сказал он себе. Все совершенно ясно, и, кажется, я  ничего
не упустил. Оба поста будут уничтожены,  а  мост  взорван  согласно  приказу
Гольца, и это все, за что я отвечаю. А в эту историю с Пабло  мне  вовсе  не
следовало ввязываться, но какой нибудь выход и тут найдется. Будет Пабло или
не будет Пабло, мне, в конце концов, все равно. Но я не намерен лезть на это
колесо в третий раз. Два раза я на него  садился,  и  два  раза  оно  делало
полный оборот и возвращалось к исходной точке, и больше я на него не сяду.
   Он закрыл записную книжку и оглянулся на Марию.
   - Мария, - сказал он ей. - Поняла ты тут что-нибудь?
   - Нет, Роберто, - сказала девушка и накрыла своей рукой его руку, все еще
державшую карандаш. - А ты уже кончил?
   - Да. Теперь уже вс