ивязала лошадь, поправила седло,  разгладила
попону и нагнулась, чтобы  затянуть  потуже  подпругу,  она  вдруг  услышала
могучий голос Пилар:
   - Мария! Мария! Твой Ingles цел. Слышишь? Цел. Sin novedad.
   Мария ухватилась за седло обеими руками, припала к нему  своей  стриженой
головой и заплакала. Потом она снова услышала голос Пилар, и  оторвалась  от
седла, и закричала:
   - Слышу! Спасибо! - И  задохнулась,  перевела  духи  опять  закричала:  -
Спасибо! Большое спасибо!
   Когда донесся шум самолетов, все посмотрели  вверх,  и  там  они  летели,
высоко в небе, со стороны Сеговии, серебрясь в вышине,  и  мерный  их  рокот
покрывал все остальные звуки.
   - Они, - сказала Пилар. - Только этого еще недоставало.
   Роберт Джордан положил ей руку на плечо, продолжая смотреть вверх.
   - Нет, женщина, - сказал он. - Они не ради нас сюда летят. У них для  нас
нет времени. Успокойся.
   - Ненавижу я их!
   - Я тоже. Но мне теперь пора к Агустину.
   Он стал огибать выступ склона, держась в тени  сосен,  и  все  время  был
слышен мерный, непрерывный рокот моторов, а из-за дальнего  поворота  дороги
по ту сторону разрушенного моста доносился пулеметный треск.
   Роберт Джордан бросился на землю рядом с  Агустином,  залегшим  со  своим
пулеметом в молодой поросли сосняка, а  самолеты  в  небе  все  прибывали  и
прибывали.
   - Что там делается, на той стороне? - спросил Агустин. - Почему Пабло  не
идет? Разве он не знает, что моста уже нет?
   - Может быть, он не может уйти.
   - Тогда будем уходить одни. Черт с ним.
   - Он придет, как только сможет, - сказал Роберт Джордан. - Мы его  сейчас
увидим.
   - Я что-то его не слышу, - сказал Агустин. - Уже давно. Нет. Вот! Слушай!
Вот он. Это он.
   Застрекотала -  так-так-так-так-так  -  короткая  очередь  кавалерийского
автомата, потом еще одна, потом еще.
   - Он, он, черт его побери, - сказал Роберт Джордан.
   Он посмотрел в высокое безоблачное синее небо, в котором шли все новые  и
новые самолеты, и посмотрел на Агустина, который тоже поднял  голову  вверх.
Потом он перевел глаза вниз, на разрушенный мост и на дорогу за ним, которая
все еще была пуста, закашлялся, сплюнул и прислушался  к  треску  станкового
пулемета, снова раздавшемуся за поворотом. Звук шел из того же места, что  и
раньше...
   - А что это? - спросил Агустин. - Что это еще за дерьмо?
   - Это слышно с тех пор, как я взорвал мост, - сказал Роберт Джордан.
   Он опять посмотрел вниз, - на мост и речку, которая была видна  в  пролом
посредине, где кусок настила висел, точно оборванный стальной фартук. Слышно
было, как первые самолеты уже бомбят ущелье, а со стороны Сеговии  летели  и
летели  еще.  Все  небо  теперь  грохотало  от  их  моторов,  а  вглядевшись
попристальнее,  он  увидел   и   истребители,   сопровождавшие   эскадрилью;
крохотные, словно игрушечные, они вились и кружили над вей в вышине.
   - Наверно, третьего дня они  так  и  не  долетели  до  фронта,  -  сказал
Примитиво. - Свернули, должно быть, на запад и  потом  назад.  Если  на  той
стороне увидели бы их, не стали бы начинать наступление,
   - В тот раз их не было столько, - сказал Роберт Джордан.
   У него было такое чувство, будто на его глазах что-то началось  нормально
и естественно, а потом пошло  множиться  в  больших,  огромных,  исполинских
отражениях. Будто бы бросил камешек в воду, а круги от него стали  шириться,
нарастать и превратились в ревущую громаду приливной  волны.  Или  будто  ты
крикнул, а эхо вернуло твой голос оглушительными раскатами грома, а в  громе
этом была смерть. Или будто ты ударил одного человека и тот упал, а  кругом,
насколько хватал глаз, стали подниматься  другие  люди,  в  броне  и  полном
вооружении. Он был рад, что он сейчас не с Гольцем, там, в ущелье.
   Лежа рядом с Агустином, глядя,  как  летят  самолеты,  прислушиваясь,  не
стреляют ли позади, наблюдая за дорогой,  где,  он  знал,  что-нибудь  скоро
покажется, только не известно, что именно, он все еще не мог прийти  в  себя
от удивления, что не погиб при взрыве. Он настолько приготовился  к  гибели,
что теперь все происходившее казалось ему нереальным. Надо стряхнуть с  себя
это, подумал он. Надо от этого избавиться.  Мне  сегодня  еще  много,  много
нужно сделать. Но избавиться не удавалось, и все вокруг -  он  сам  сознавал
это - было как во сне.
   Ты слишком наглотался дыма, вот в чем дело, сказал он себе. Но  он  знал,
что дело не в  этом.  Он  упорно  ощущал  нереальность  всего  за  кажущейся
неоспоримой реальностью;  он  обводил  глазами  мост,  убитого  часового  на
дороге,  камень,  за  которым  лежал  Ансельмо,  Фернандо,  вытянувшегося  у
подножия скалы, и гладкую, темную полосу дороги до  неподвижного  грузовика,
но все по-прежнему оставалось нереальным.
   Чушь, сказал он себе, просто у тебя немножко  мутится  в  голове,  и  это
реакция после большого напряжения, вот и все. Не расстраивайся.
   Тут Агустин схватил его за плечо и показал пальцем на ту сторону теснины,
и он взглянул и увидел Пабло.
   Они увидели, как Пабло выбежал из-за поворота дороги, у крутой скалы,  за
которой дорога скрывалась  из  виду,  остановился,  прислонился  к  стене  и
выпустил очередь, повернувшись в ту сторону, откуда  бежал.  Роберт  Джордан
видел, как Пабло, невысокий, коренастый, без шапки, стоит,  прислонившись  к
скале, с автоматом в руках, и видел, как сверкают на солнце  медные  гильзы,
они видели, как Пабло присел на корточки и выпустил еще одну очередь.  Потом
он повернулся и, не оглядываясь,  пригнув  голову,  коренастый,  кривоногий,
проворный, побежал прямо к мосту.
   Роберт Джордан  оттолкнул  Агустина  в  сторону,  упер  приклад  большого
пулемета в плечо и стал наводить его на поворот дороги.  Его  автомат  лежал
рядом. На таком расстоянии он не мог дать достаточную точность прицела.
   Пока Пабло бежал к мосту, Роберт Джордан навел пулемет на поворот дороги,
но там больше ничего не было видно. Пабло добежал до моста, оглянулся назад,
потом глянул на мост и, отбежав на несколько шагов, полез вниз,  в  теснину.
Роберт Джордан не сводил глаз с поворота, но ничего не было  видно.  Агустин
привстал на одно колено. Он смотрел, как Пабло, точно горный козел,  прыгает
с камня на камень. После появления Пабло за поворотом больше не стреляли.
   - Ты что-нибудь видишь там, наверху? На скале? - спросил Роберт Джордан.
   - Нет, ничего.
   Роберт Джордан следил за поворотом дороги. Он  знал,  что  сейчас  же  за
поворотом каменная стена слишком крута и влезть на нее невозможно, но дальше
были места более пологие, и кто-нибудь мог обойти выступ поверху.
   Если до сих пор все казалось ему  нереальным,  сейчас  все  вдруг  обрело
реальность. Как будто объектив фотоаппарата вдруг удалось навести на  фокус.
Тогда-то он и увидел, как из-за поворота высунулось  на  освещенную  солнцем
дорогу  обрубленное,  тупое  рыльце  и  приземистая   зелено-серо-коричневая
башенка, из которой  торчал  пулемет.  Он  выстрелил  и  услышал,  как  пули
звякнули о стальную обшивку. Маленький танк юркнул назад, за  выступ  скалы.
Продолжая наблюдать, Роберт Джордан увидел, как из-за угла  опять  показался
его тупой нос и край башни, потом башня повернулась, так что ствол  пулемета
был теперь направлен параллельно дороге.
   - Точно мышь из норы вылезла, - сказал Агустин. - Гляди, Ingles.
   - Он не знает, что ему делать, - сказал Роберт Джордан,
   - Вот от этой букашки и отстреливался Пабло, - сказал Агустин.  -  Ну-ка,
Ingles, всыпь ей еще.
   - Нет. Броню не пробьешь. И не нужно, чтобы они засекли нас.
   Танк начал обстреливать дорогу. Пули ударялись в гудрон и  отскакивали  с
жужжанием, потом стали звякать о  металл  моста.  Это  и  был  тот  пулемет,
который они слышали раньше.
   - Cabron! - сказал Агустин. - Так вот они какие, твои  знаменитые  танки,
Ingles?
   - Это скорее танкетка.
   - Cabron! Будь у меня бутылка бензина, влез бы я туда и поджег  его.  Что
он будет делать дальше?
   - Подождет немного, потом еще осмотрится.
   - И вот этого-то люди боятся! - сказал  Агустин.  -  Смотри,  Ingles.  Он
хочет убить убитых!
   - У него нет другой мишени, вот он и стреляет по часовым, - сказал Роберт
Джордан. - Не брани его.
   Но он думал: да, конечно, смеяться легко. Но представь себе, что  это  ты
продвигаешься по шоссе на  своей  территории,  и  вдруг  тебя  останавливают
пулеметным огнем.  Потом  впереди  взрывается  мост.  Разве  не  естественно
подумать, что он был минирован заранее и что  где-то  недалеко  подстерегает
засада. Конечно, и ты бы так подумал. Он совершенно прав.  Он  выжидает.  Он
выманивает врага. Враг - это всего только мы. Но он этого не может знать. Ах
ты сволочужка.
   Маленький танк выполз немного вперед из-за угла.
   И тут Агустин увидел Пабло, который вылезал из теснины,  подтягиваясь  на
руках, пот лил по его обросшему щетиной лицу.
   - Вот он, сукин сын! - сказал он.
   - Кто?
   - Пабло.
   Роберт Джордан оглянулся на Пабло, а потом выпустил очередь по тому месту
замаскированной башенки танка, где, по его расчетам, должна была  находиться
смотровая  щель.  Маленький  танк,  ворча,  попятился  назад  и  скрылся  за
поворотом, и тотчас же Роберт Джордан  подхватил  пулемет  и  перекинул  его
вместе со сложенной треногой за плечо. Ствол был накален до  того,  что  ему
обожгло спину, и он отвел его, прижав к себе приклад.
   - Бери мешок с дисками и мою маленькую maquina, - крикнул он, - И беги за
мной.
   Роберт Джордан бежал по склону вверх, пробираясь между  соснами.  Агустин
поспевал почти вплотную за ним, а сзади их нагонял Пабло.
   - Пилар! - закричал Роберт Джордан. - Сюда, женщина!
   Все трое так быстро, как только  могли,  взбирались  по  крутому  склону,
бежать уже нельзя было, потому что подъем  стал  почти  отвесным,  и  Пабло,
который  шел  налегке,  если  не  считать  кавалерийского  автомата,   скоро
поравнялся с остальными.
   - А твои люди? - спросил Агустин, с трудом ворочая пересохшим языком.
   - Все убиты, - сказал Пабло. Он никак не мог перевести дух.
   Агустин повернул голову и посмотрел на него.
   - Теперь у нас лошадей много, Ingles, - задыхаясь, выговорил Пабло.
   - Это хорошо, - сказал Роберт Джордан. Сволочь, убийца, подумал он. - Что
там у вас было?
   - Все, - сказал Пабло. Дыхание  вырывалось  у  него  толчками.  -  Как  у
Пилар?
   - Она потеряла двоих - Фернандо и этого, как его...
   - Эладио, - сказал Агустин.
   - А у тебя? - спросил Пабло.
   - Я потерял Ансельмо.
   - Лошадей, значит, сколько угодно, - сказал Пабло.  -  Даже  под  поклажу
хватит.
   Агустин закусил губу, взглянул на Роберта Джордана и покачал головой. Они
услышали, как танк, невидимый теперь за деревьями, опять начал  обстреливать
дорогу и мост.
   Роберт Джордан мотнул головой в ту сторону.
   - Что у тебя вышло с этим? - Ему не хотелось ни  смотреть  на  Пабло,  ни
чувствовать его запах, но ему хотелось услышать, что он скажет.
   - Я не мог уйти, пока он там стоял, - сказал Пабло. -  Он  нам  загородил
выход с поста. Потом он отошел зачем-то, и я побежал.
   - В кого ты стрелял, когда остановился на  повороте?  -  в  упор  спросил
Агустин.
   Пабло посмотрел на него, хотел было усмехнуться, но раздумал и ничего  не
ответил.
   - Ты их всех перестрелял? - спросил Агустин.
   Роберт Джордан думал: ты молчи. Это  уже  не  твое  дело.  Для  тебя  они
сделали все, что нужно было, и даже больше. А это уже их междоусобные счеты.
И не суди о точки зрения  этики.  Чего  ты  еще  ждал  от  убийцы?  Ведь  ты
работаешь с убийцей. А теперь молчи. Ты  достаточно  слышал  о  нем  раньше.
Ничего нового тут нет. Но и сволочь  же  все-таки,  подумал  он.  Ох,  какая
сволочь!
   От крутого подъема у него так кололо в груди, как будто  вот-вот  грудная
клетка треснет, но впереди, за деревьями, уже виднелись лошади.
   - Чего же ты молчишь? - говорил Агустин. - Почему не скажешь, что это  ты
перестрелял их?
   - Отвяжись, - сказал Пабло. - Я сегодня много  и  хорошо  дрался.  Спроси
Ingles.
   - А теперь доведи дело до конца,  вытащи  нас  отсюда,  -  сказал  Роберт
Джордан. - Ведь этот план ты составлял.
   - Я составил хороший план, - сказал Пабло, - Бели повезет, все  выберемся
благополучно.
   Он уже немного отдышался.
   - А ты никого из нас не задумал убить? -  спросил  Агустин.  -  Уж  лучше
тогда я тебя убью сейчас.
   - Отвяжись, - сказал Пабло. - Я должен думать о твоей пользе и  о  пользе
всего отряда. Это война. На войне не всегда делаешь, что хочешь.
   - Cabron, - сказал Агустин. - Ты-то уж не останешься внакладе.
   - Расскажи, что было там, на посту, - сказал Роберт Джордан Пабло.
   - Все, - повторил Пабло. Он дышал так, как будто ему распирало грудь,  но
голос уже звучал ровно; пот катился по его лицу и шее, и грудь и плечи  были
мокрые от пота. Он осторожно покосился на Роберта Джордана, не  зная,  можно
ли доверять его дружелюбному тону, и потом ухмыльнулся во весь рот. - Все, -
сказал он опять. - Сначала мы заняли пост. Потом проехал мотоцикл. Потом еще
один. Потом санитарная машина. Потом грузовик. Потом  танк.  Как  раз  перед
тем, как ты взорвал мост.
   - Потом...
   - Танк нам ничего не мог сделать, но выйти мы не  могли,  потому  что  он
держал иод обстрелом дорогу. Потом он отошел куда-то, и я побежал.
   - А твои люди? - спросил Агустин, все еще вызывая его на ссору.
   - Отвяжись! - Пабло круто повернулся к  нему,  и  на  лице  у  него  было
выражение человека, который хорошо сражался до того,  как  случилось  что-то
другое. - Они но из нашего отряда.
   Теперь уже совсем близко были  лошади,  привязанные  к  деревьям,  солнце
освещало их сквозь ветви сосен, и они мотали  головой  и  лягались,  отгоняя
слепней, и потом Роберт Джордан увидел Марию, и в следующее мгновение он уже
обнимал ее крепко-крепко, сдвинув пулемет  на  бок,  тан  что  пламегаситель
вонзился ему под ребро, а Мария все повторяла:
   - Ты, Роберто. Ах, ты.
   - Да, зайчонок. Мой милый, милый зайчонок. Теперь мы уйдем.
   - Это правда, что ты здесь?
   - Да, да. Все правда. Ах, ты!
   Он никогда раньше не думал, что можно помнить о женщине, когда идет  бой;
что хотя бы частью своего сознания можно помнить о ней и откликаться ей; что
можно чувствовать, как ее маленькие круглые груди прижимаются к тебе  сквозь
рубашку; что они, эти груди, могут помнить о том, что вы оба в бою.  Но  это
было так, и это было, думал он, очень хорошо. Очень, очень  хорошо.  Никогда
бы я не поверил в это. И он прижал ее к себе еще раз  сильно-сильно,  но  не
посмотрел на нее, а потом он шлепнул ее так, как никогда не шлепал раньше, и
сказал:
   - Садись! Садись! Прыгай в седло, guapa.
   Потом  отвязывали  лошадей,  и  Роберт  Джордан  отдал  большой   пулемет
Агустину, а сам перекинул за спину  свой  автомат  и  переложил  гранаты  из
карманов в седельные вьюки, а пустые рюкзаки вложил один в другой и привязал
к своему седлу. Потом подошла Пилар, она так задохнулась от подъема, что  не
могла говорить, а только делала знаки руками.
   Тогда Пабло засунул в седельный вьюк три веревки,  которыми  раньше  были
стреножены лошади, встал и сказал:
   - Que tal, женщина? - Но она только кивнула, и потом все  стали  садиться
на лошадей.
   Роберту Джордану достался тот самый серый,  которого  он  впервые  увидел
сквозь снег вчера утром, и, сжимая его бока шенкелями,  он  чувствовал,  что
это стоящая лошадь. Он был в сандалиях на  веревочной  подошве,  и  стремена
были ему коротковаты; автомат торчал за спиной, карманы были полны патронов,
и  он  плотно  сидел  в  седле,  захватив  поводья  под  мышку,  перезаряжал
расстрелянный   магазин   и   смотрел,   как   Пилар    взгромождается    на
импровизированное  сиденье  поверх  огромного  тюка,  привязанного  к  седлу
буланой.
   - Брось ты это, ради бога, - сказал Примитиво. - Свалишься оттуда,  да  и
лошади не свезти столько.
   - Заткнись, - сказала Пилар. - Этим мы живы будем.
   - Усидишь так, женщина? - спросил Пабло; он сидел в жандармском седле  на
гнедом жеребце.
   - Что я, хуже бродячего торговца, туда его растак, - сказала Пилар. - Как
поедем, старик?
   - Прямо вниз. Через  дорогу.  Потом  вверх  по  тому  склону  и  лесом  к
перевалу.
   - Через  дорогу?  -  Агустин  подъехал  к  нему,  колотя  своими  мягкими
парусиновыми башмаками по тугому и неподатливому брюху лошади, одной из тех,
которых Пабло раздобыл накануне ночью.
   - Да, nombre. Другого пути тут нет, - сказал Пабло.
   Он передал ему поводья одной из трех вьючных лошадей. Двух других лошадей
должны были повести Примитиво и цыган.
   - Ты можешь ехать последним, если хочешь, Ingles, - сказал  Пабло.  -  Мы
пересечем дорогу гораздо ниже,  туда  их  maquina  не  достанет.  Но  поедем
поодиночке и съедемся уже потом, ближе к перевалу.
   - Ладно, - сказал Роберт Джордан.
   Они тронулись лесом по склону вниз, туда, где  проходила  дорога.  Роберт
Джордан ехал вплотную за Марией.  Ехать  рядом  с  ней  он  не  мог,  мешали
деревья. Он один раз ласково сдавил серому бока шенкелями,  а  потом  только
сдерживал его на крутом спуске между сосен, шенкелями  говоря  ему  то,  что
сказали бы шпоры, если бы он ехал по ровному месту.
   - Guapa, - сказал он Марии. - Когда  надо  будет  пересекать  дорогу,  ты
поезжай вторая. Первым ехать совсем не опасно, хотя кажется, что это опаснее
всего. Вторым еще лучше. Они всегда выжидают, что дальше будет.
   - А ты...
   - Я поеду потом, когда они перестанут ждать. Это  очень  просто.  Опаснее
всего ехать в строю.
   Впереди он видел круглую щетинистую голову Пабло,  втянутую  в  плечи,  и
торчащий за спиной ствол его автомата. Он видел Пилар, ее непокрытую голову,
широкие плечи, согнутые колени, приходившиеся  выше  бедер  из-за  узлов,  в
которые она упиралась каблуками. Один раз она оглянулась на него и  покачала
головой.
   - Прежде чем пересекать дорогу, обгони Пилар,  -  сказал  Роберт  Джордан
Марии.
   Потом деревья впереди поредели, и он увидел внизу темный гудрон дороги, а
за ним зелень противоположного  склона.  Мы  сейчас  выше  дренажной  трубы,
подумал он, и чуть ниже того места, откуда дорога покато идет под  уклон  до
самого моста. Мы выедем примерно ярдов на восемьсот выше моста.  Это  еще  в
радиусе действия пулемета, если танк успел подойти к самому мосту.
   - Мария, - сказал он. - Ты обгони Пилар раньше, чем мы выедем на  дорогу,
а потом прямо забирай по склону вверх.
   Она оглянулась на него и ничего не сказала. Он посмотрел  на  нее  только
раз, чтобы увериться, что она поняла.
   - Понимаешь? - спросил он.
   Она кивнула.
   - Так поезжай вперед, - сказал он.
   Она покачала головой.
   - Поезжай вперед!
   - Нет, - ответила она и, оглянувшись, покачала головой, - я поеду в  свою
очередь.
   И тут как раз Пабло  вонзил  шпоры  в  гнедого  жеребца;  и  тот  галопом
проскочил последний, усыпанный сосновыми иглами откос  и  перелетел  дорогу,
меча искры из-под копыт. Остальные поскакали за ним, и Роберт Джордан видел,
как они один за другим пересекали дорогу и  въезжали  на  зеленый  склон,  и
слышал, как у моста застрекотал пулемет.  Потом  он  услышал  новый  звук  -
"суишш-крак-бум!". Это "бум" раскатилось по окрестным горам,  и  он  увидел,
как  на  зеленом  склоне  взметнулся  маленький  фонтан  земли,  а  над  ним
заклубилось облако серого дыма. "Суишш-крак-бум!" -  опять  зашипело,  точно
ракета, и потом бухнуло, и опять брызги земли и дым, на  этот  раз  ближе  к
вершине склона.
   Цыган, ехавший впереди, остановился в тени последних сосен  над  дорогой.
Он посмотрел на ту сторону и потом оглянулся на Роберта Джордана.
   - Скачи, Рафаэль, - сказал Роберт Джордан. - Вперед!
   Цыган держал в руках повод вьючной лошади,  которая  шла  за  ним,  мотая
головой.
   - Брось вьючную лошадь и скачи! - сказал Роберт Джордан.
   Он увидел, как рука цыгана ушла назад, выше, выше