.  НЫНЧЕ
ЛЮДИ ПОВЕРЯТ ЧЕМУ УГОДНО, ТАК ПОЧЕМУ БЫ МНЕ НЕ ПРИПРАВИТЬ СВОЮ ЕДУ ХОРО-
ШЕЙ ПОДЛИВКОЙ?" Тут Смит ухмыльнулся.
   БЛАГОДАРЯ "ПОТУСТОРОННЕМУ ВЗГЛЯДУ", КОТОРЫЙ ВСЕГДА ПРЕДУПРЕЖДАЛ ЧИТА-
ТЕЛЕЙ, ЧТО НА ОДНОГО НАСТОЯЩЕГО ЯСНОВИДЯЩЕГО ПРИХОДИТСЯ ПО ДВА САМОЗВАН-
ЦА,  ПОДЛИВКА ДЖОНУ СМИТУ НЕ ДОСТАЛАСЬ.  И МЫ ПОДТВЕРЖДАЕМ СВОЕ ОБЕЩАНИЕ
ВЫСЛАТЬ 1000 ДОЛЛАРОВ КАЖДОМУ, КТО УЛИЧИТ ЛЮБОГО ИЗ НАШИХ ЗНАМЕНИТЫХ ЯС-
НОВИДЯЩИХ В ОБМАНЕ.
   ОБМАНЩИКИ И ШАРЛАТАНЫ, БЕРЕГИТЕСЬ!
   Джонни перечитал заметку дважды;  снег уже повалил хлопьями.  Он  не-
вольно усмехнулся. Да, недремлющая пресса не любит, подумал Джонни, ког-
да какой-то Джон Смит спускает ее представителя с  лестницы.  Он  вложил
вырванную страницу в конверт и сунул его в задний карман, где лежала ос-
тальная почта.
   - Дис, - сказал он вслух, - надеюсь, твои синяки еще не прошли.
   Спустя около месяца все вроде бы забылось. Джонни отправился на сове-
щание учителей, приступавших к занятиям в середине года, с тем чтобы за-
одно и отвезти вещи на новую квартиру,  которая оказалась маленькой,  но
вполне пригодной для жилья.
   Он поехал в отцовской машине,  и когда уже готов был тронуться,  Гер-
берт спросил:
   - Ты не боишься?  Не боишься вести машину?  Джонни покачал головой. В
последнее  время  воспоминания  о  дорожном происшествии мало беспокоили
его.  Если что и должно случиться с ним,  все равно случится.  В глубине
души он был уверен, что молния не ударит второй раз в то же место, - ко-
нечно же, он не погибнет в автомобильной катастрофе.
   И в самом деле, долгая поездка прошла тихо и спокойно, а на самом со-
вещании  царила  совершенно домашняя атмосфера.  Все его старые коллеги,
еще продолжавшие преподавать в школе Кливс Милс,  подходили, чтобы поже-
лать ему здоровья и счастья.  Но он, конечно, заметил, что лишь немногие
обменялись с ним рукопожатиями,  и он ощущал  некоторую  сдержанность  и
настороженность во взглядах.  Наверное,  показалось,  убеждал он себя по
дороге домой.  А если нет,  ну и пусть... в этом даже есть что-то забав-
ное.  Жаль, что они не читают "Потусторонний взгляд", а то бы знали, что
он обманщик и нечего его бояться.
   После совещания ему пришлось вернуться в  Паунал  и  ждать  окончания
рождественских каникул.  Бандероли с вещами приходить перестали,  словно
кто-то поставил на их пути невидимый заслон,  - вот она,  сила печатного
слова, сказал Джонни отцу. Их сменил короткий поток рассерженных - в ос-
новном анонимных - писем и открыток от людей, которые сочли себя обману-
тыми.
   "Згарите в  А-Д-У!  за  свои грязные планы абжулить наши Американские
Штаты,  - гласило типичное послание. Оно было написано на измятом листке
почтовой бумаги отеля "Рамада" и отправлено из Йорка, штат Пенсильвания.
- Вы просто Жулик-Трюкач и грязное вонючее дерьмо.Спасибо журналу, кото-
рый раскусил вас. Вам должно быть стыдно за себя, Сэр. По Библии обычно-
го грешника бросят в Озеро ОГНЯ,  и он ищезнет там, а ЛЖЫВЫЙ ПРАРОК! бу-
дет  гореть  вечно и ВСЕГДА!  Это вы Лжывый Прарок,  который продал свою
Бессмертную Душу за несколько дешевых монет.  И это конец моего письма и
я  надеюсь  для  вашего же блага никогда не поймать вас на Улицах вашего
Родного Города. Остаюсь ДРУГОМ (Бога, а не вашим, Сэр)!"
   После появления заметки в "Потустороннем взгляде"  за  двадцать  дней
пришло десятка два писем такого же примерно содержания. Несколько прохо-
димцев пожелали стать партнерами Джонни. "Я был ассистентом фокусника, -
похвалялся  один из корреспондентов,  - и мог запросто вытряхнуть старую
шлюху из корсета.  Если вы репетируете какой-нибудь телепатический трюк,
я вам очень пригожусь!"
   А затем поток писем иссяк,  так же как ранее поток коробок и бандеро-
лей.  Однажды, в конце ноября Джонни открыл почтовый ящик и в третий раз
подряд  ничего  в  нем  не  нашел;  он повернул обратно и вдруг вспомнил
предсказание Энди Уорола:  для каждого американца наступает день,  когда
он может прославиться на пятнадцать минут. Судя по всему, его пятнадцать
минут пришли и ушли, и никто на свете не радовался этому больше, чем сам
Джонни.
   Но, как показали события, радоваться ему было рано.

   - Смит? - спросил голос в телефонной трубке. - Джон Смит?
   - Да.  -  Голос  был  незнакомый,  но человек явно не ошибся номером.
Странно, ведь отец три месяца назад поменял номер телефона. Приближалось
рождество,  в углу гостиной стояла елка в старой крестовине, изготовлен-
ной Гербертом, когда Джонни был еще ребенком. За окном валил снег.
   - Моя фамилия Баннерман.  Шериф Джордж Баннерман из Касл-Рока.  -  Он
откашлялся. - У меня, как бы это сказать... предложение к вам.
   - Кто вам дал этот номер? Баннерман снова откашлялся.
   - Ну,  положим,  я мог бы узнать его,  все-таки я работаю в полиции и
расследую одно дело.  Но на самом деле мне его дал ваш друг.  Доктор  по
фамилии Вейзак.
   - Сэм Вейзак дал вам мой номер?
   - Так точно.
   Джонни, совершенно ошеломленный,  присел возле телефона. Теперь фами-
лия Баннерман начала ему о чем-то говорить.  Совсем недавно он  встретил
ее в статье, опубликованной в воскресном приложении. Баннерман был шери-
фом графства Касл, расположенного значительно западнее Паунала, в районе
озер.  КаслРок,  центр графства,  находился милях в тридцати от Норуэя и
двадцати от Бриджтона.
   - Ведете расследование? - спросил он.
   - Пожалуй, что так. Я подумал: не посидеть ли нам за чашечкой кофе...
   - Что-нибудь с Сэмом?
   - Нет.  Доктор Вейзак не имеет к этому отношения, - сказал Баннерман.
- Он позвонил мне и назвал ваше имя.  Было это...  э-э... месяц назад, а
то и больше. Честно говоря, я решил, что он спятил. А теперь мы сами го-
лову сломали.
   - Из-за чего? Мистер... шериф Баннерман, я не понимаю, о чем вы.
   - Нам,  правда, лучше бы встретиться за чашкой кофе, - сказал Баннер-
ман.  - Может,  сегодня вечером? На Главной улице Бриджтона есть славное
местечко  под  названием "У Джона".  Это как раз на полпути между нашими
городками.
   - Нет,  извините, - сказал Джонни. - Я должен знать, о чем идет речь.
И почему доктор Вейзак не позвонил сам?
   - Очевидно,  вы не читаете газет, - вздохнул Баннерман.
   Но он ошибался. С тех пор как Джонни пришел в сознание, он  заставлял
себя читать все газеты, стараясь наверстать упущенное. И совсем  недавно
он встречал  фамилию Баннермана.  Совершенно точно.   Баннерман попал  в
какой-то переплет из-за...
   Джонни отвел руку с телефонной трубкой и,  взглянув на нее,  внезапно
все понял. Он смотрел на нее так, как человек смотрит на змею, вдруг со-
образив, что она ядовитая.
   - Мистер Смит? - еле слышно прокричала трубка. - Алло? Мистер Смит?
   - Слушаю, - сказал Джонни, вновь приложив трубку к уху. Его распирала
глухая злость на Сэма Вейзака, Сэма, который только нынешним летом твер-
дил ему, чтобы он не высовывался, а сам за его спиной наговорил бог зна-
ет чего первому встречному.
   - Вы звоните по поводу задушенных, да?
   Баннерман долго колебался. Затем спросил:
   - Мы могли бы встретиться, мистер Смит?
   - Нет.  Совершенно  исключено.  -  Глухая злость внезапно переросла в
ярость. И не только в ярость. Джонни стало страшно.
   - Мистер Смит, это очень важно. Сегодня...
   - Нет.  Я хочу, чтобы меня оставили в покое. И потом, разве вы не чи-
таете этот дурацкий "Потусторонний взгляд"? Я же самозванец.
   - Доктор Вейзак сказал...
   - Он не имел права ничего говорить!  - закричал Джонни. Его трясло. -
Прощайте! - Он бросил трубку на рычаг и быстро отошел от телефона, будто
это могло помешать новому звонку. Он чувствовал, как в висках зарождает-
ся головная боль.  Глухие толчки. Не позвонить ли матери Сэма в Калифор-
нию,  подумал он. Сказать ей, что у нее есть сынок. И сообщить, как свя-
заться с ним. Око за око.
   Вместо этого он вытащил из ящика телефонный справочник, отыскал рабо-
чий  телефон  Сэма в Бангоре и набрал номер.  Едва на другом конце линии
раздался звонок,  как он, испугавшись, повесил трубку. Зачем Сэм устроил
ему это? Зачем, черт возьми?
   Он взглянул на рождественскую елку.
   Все те же старые  игрушки.  Два дня  назад они с отцом  принесли их с
чердака, вытащили  из мягких  бумажных оберток  и повесили  на елку. Вот
ведь как забавно  с этими елочными  игрушками. Когда человек  вырастает,
мало что остается из вещей, окружавших его в детстве. Все на свете  пре-
ходяще.  Немногое  может  служить  и  детям и взрослым. Одежда переходит
кому-то  по  наследству  или  передается  в  Армию  спасения; из часов с
утенком  Дональдом   на  циферблате   выскакивает  заводная    пружинка;
ковбойские  сапоги  изнашиваются.   Вместо  бумажника,  который  ты  сам
смастерил в летнем  лагере, появился другой,  из настоящей кожи,  а свою
красную  коляску  и  велосипед  ты   променял  на  взрослые  игрушки   -
автомобиль, теннисную  ракетку, модную  приставку для  игры в  хоккей по
телевизору. Мало что сохраняется от детства. Несколько книг,  счастливая
монетка, коллекция марок, которая уцелела и пополнилась.
   Да еще игрушки для рождественской елки в доме родителей.
   Из  года  в  год  все  те  же  облупившиеся  ангелы и та же звезда из
фольги,   которой   увенчивали   елку;   небольшой   жизнестойкий  взвод
стеклянных шаров, уцелевших из целого батальона (мы не забудем  геройски
павших,  подумал   он;  один   погиб,  сжатый   рукой  ребенка,   другой
выскользнул у отца, когда тот его  вешал, и хлопнулся об пол, а  третий,
красный,  с  Вифлеемской  звездой,  каким-то загадочным образом оказался
вдруг разбитым, когда  однажды мы достали  игрушки с чердака,  и я долго
горько  плакал),  а  вот  и  крестовина.   Но  иногда, размышлял Джонни,
рассеянно потирая  виски, было  бы, наверное,  лучше, милосерднее совсем
порвать  с  этими  последними  отголосками  прошлого.  Старые  книги уже
никогда не  взволнуют тебя  так, как  в детстве.  Счастливая монетка  не
уберегла  тебя  от  ударов,  издевок  и  обыденности.  Глядя  на елочные
игрушки,  вспоминаешь,  что  когда-то  здесь  хозяйничала мать; она всех
учила  наряжать   елку;  должно   быть,  ей   нравилось  изводить   тебя
указаниями: "немного выше", или "немного ниже", или "по-моему,  дорогой,
слишком много  мишуры слева",  - а  ты тихо  закипал. Глядя  на игрушки,
сознаешь,  что  на  сей  раз  мы  развешивали их вдвоем, потому что мать
сошла с ума и умерла,  а хрупкие шары по-прежнему здесь,  украшают новую
елку, срубленную  в небольшом  лесочке за  домом, и  разве ты не слышал,
что  на  рождество  приходится  больше  самоубийств,  чем в любое другое
время года? Стоит ли удивляться!
   КАКУЮ СИЛУ ДАЛ ТЕБЕ ГОСПОДЬ, ДЖОННИ.
   Ну да, конечно, господь бог неподражаем. Он вышиб меня через ветровое
стекло такси,  я сломал ноги и пролежал почти пять лет в  коме,  а  трое
других людей погибли на месте. Моя девушка вышла замуж. У нее сын, кото-
рый мог быть моим,  от юриста,  лезущего из кожи вон,  чтобы  попасть  в
конгресс  и там вместе со всей честной компанией кататься на большом иг-
рушечном электропоезде.  Стоит мне пробыть на ногах два часа  подряд,  и
уже  ощущение такое,  будто кто-то взял огромную спицу и Вогнал ее мне в
пятку до самого паха.  Господь бог - просто шутник.  Большой шутник,  он
создал не мир, а какую-то комическую оперу, в которой стеклянный шар жи-
вет дольше,  чем ты.  Славный мир и во главе поистине первоклассный бог.
Он, по-видимому, был на нашей стороне во время вьетнамской войны, потому
что так он правит от сотворения мира.
ОН ПОРУЧИЛ ТЕБЕ МИССИЮ, ДЖОННИ.
   Вытащить из дерьма  какого-то  провинциального  олуха,  полицейского,
чтобы его переизбрали в будущем году?
   НЕ БЕГИ ОТ НЕЕ, ДЖОННИ. НЕ ПРЯЧЬСЯ В ПЕЩЕРЕ.
   Он потер виски.  Ветер усиливался. Скоро отец пойдет домой с  работы.
В такую погоду надо быть поосторожнее.
   Джонни встал,  натянул толстый свитер и вышел. Изо рта повалил мороз-
ный пар.  Он направился в сарай.  Слева высилась поленница дров, которые
Джонни наколол совсем недавно, осенью; дрова были аккуратно распилены по
размеру печки.  Рядом стоял ящик со щепой,  а по соседству валялась кипа
старых газет.  Он присел и начал их перебирать.  Руки быстро онемели, но
он продолжал листать и нашел то,  что искал.  Воскресную газету  трехне-
дельной давности.
   Он принес ее в дом, разложил на кухонном столе и начал просматривать.
Нашел интересовавшую его статью и присел, чтобы перечитать ее.
   Статью сопровождало несколько фотографий:  на одной была видна стару-
ха, запирающая дверь; на другой - полицейская машина на безлюдной улице;
еще на двух - почти пустые магазины.  Заголовок гласил: ОХОТА ЗА ДУШИТЕ-
ЛЕМ ИЗ КАСЛРОКА ПРОДОЛЖАЕТСЯ... И ПРОДОЛЖАЕТСЯ.
   Пять лет  назад,  говорилось в статье,  молодая женщина Альфа Фречет,
служившая в местном ресторане,  возвращаясь с работы домой, была изнаси-
лована  и  задушена.  Прокуратура штата и полиция Касл-Рока провели сов-
местное расследование. Результат - нулевой. На следующий год в маленькой
квартирке на третьем этаже дома по Карбайн-стрит в том же Касл-Роке была
найдена пожилая женщина - тоже изнасилованная и задушенная. Месяцем поз-
же убийца снова дал о себе знать: на сей раз жертвой стала ученица сред-
ней школы.
   Новое, более тщательное расследование с привлечением ФБР также не да-
ло  результатов.  На следующих выборах шерифа Карла М.  Келсо,  главного
стража порядка в графстве чуть ли не со времен гражданской войны, прока-
тили и на его место избрали Джорджа Баннермана,  он выплыл на гребне ак-
тивной кампании под лозунгом: "Поймать душителя из Касл-Рока".
   Прошло два года.  Преступника не поймали, но убийства прекратились. А
в январе двое мальчишек нашли тело семнадцатилетней Кэрол Данбаргер. Она
числилась пропавшей без вести с тех пор,  как родители заявили о ее  ис-
чезновении. В шкале с ней без конца что-то случалось - она опаздывала на
уроки,  пропускала занятия,  два раза была уличена в  мелких  магазинных
кражах,  а однажды убежала из дома и добралась до самого Бостона. И Бан-
нерман, и полиция штата полагали, что Кэрол голосовала на шоссе и убийца
взялся  ее подвезти.  В середине зимы наступила оттепель,  она и помогла
обнаружить тело девушки - его нашли  двое  мальчишек  близ  Стриммерской
протоки.  Главный патологоанатом штата сказал, что смерть наступила при-
мерно двумя месяцами ранее.
   Наконец, второго ноября произошло еще одно  убийство.  Жертвой  стала
Этта Рингголд,  учительница начальной школы Касл-Рока. В городе ее очень
любили. Всю жизнь она была прихожанкой местной методистской церкви, име-
ла ученую степень, пользовалась влиянием в благотворительных организаци-
ях и обожала Роберта Браунинга.  Ее тело нашли в трубе,  проложенной под
неасфальтированной, почти непроезжей дорогой. По всей северной части Но-
вой Англии пронеслась волна возмущения в связи с  убийством  мисс  Ринг-
голд.  Вспоминали Альберта де Сальво,  бостонского душителя,  однако эти
параллели никоим образом не могли утихомирить  разбушевавшиеся  страсти.
Масла в огонь подлила газета "Юнион лидер", издаваемая Уильямом Лейбом в
не таком уж далеком Манчестере,  штат Нью-Гэмпшир;  редакционная  статья
была озаглавлена: "БЕЗДЕЛЬНИКИ ПОЛИЦЕЙСКИЕ ИЗ СОСЕДНЕГО ШТАТА".
   В старой, почти шестинедельной давности газете, впитавшей запах сарая
и дров,  приводились заявления двух местных психиатров, которые согласи-
лись прояснить ситуацию при условии, что их имена не будут названы. Один
из них упомянул особый вид сексуального извращения -  стремление  совер-
шать насильственное действие в момент оргазма.  Прелестно, подумал Джон-
ни,  поморщившись. Он душил свои жертвы, когда наступал оргазм.
   Головная боль давала себя знать все сильнее.
   Другой психиатр  обратил  внимание на тот факт,  что все пять убийств
были совершены в конце осени либо в начале зимы. И хотя маниакально-деп-
рессивная  личность  не  подпадает ни под какую твердую схему,  перепады
настроения у маньяка,  как правило,  связаны со сменой  времен  года.  У
преступника  мог быть "спад" агрессивности с середины апреля примерно до
конца августа,  а затем она начинала нарастать, достигая своего "пика" к
моменту совершения убийств.
   В период  маниакального,  или  "пикового",  состояния  этот  человек,
по-видимому, сексуально крайне возбудим, активен, склонен к риску и уве-
рен в своей безнаказанности.  "Он, вероятно, убежден, что полиция его не
поймает",  - заключил анонимный психиатр.  Статья заканчивалась словами:
"И пока убийца не ошибся в своих расчетах".
   Джонни положил газету и взглянул на часы. Отец вернется домой с мину-
ты на минуту,  если только не застрянет из-за снега.  Джонни  подошел  к
печке и сунул газету в огонь.
   НЕ МОЕ ДЕЛО. ВСЕ РАВНО, ЧЕРТ БЫ ПОБРАЛ СЭМА ВЕЙЗАКА.
   НЕ ПРЯЧЬСЯ В ПЕЩЕРЕ, ДЖОННИ.
   Он не прятался,  совсем нет.  Просто так уж случилось,  что с ним до-
вольно жестоко обошлись.  Потерять целый кусок жизни - разве это не дает
право самому стать жестким?
   АХ, ТАК ТЫ СЕБЯ ЖАЛЕЕШЬ?
   - К чертовой матери, - пробормотал Джонни. Он подошел к окну и выгля-
нул на улицу. За сплошной пеленой снега ничего не было видно. Джонни на-
деялся,  что с отцом будет все в порядке, а еще он надеялся, что Герберт
вскоре появится и положит конец этому бессмысленному самокопанию. Джонни
снова подошел к телефону и постоял в нерешительности.
   Жалел себя Джонни или нет, а все-таки он потерял немалую часть жизни.
Можно сказать, лучшую часть. Он многое сделал, чтобы снова обрести себя.
Разве он не заслужил самого обыкновенного уединения?  Разве он не  имеет
права  на  то,  о  чем  мечтал несколько минут назад,  - на обыкновенную
жизнь?
   ЕЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ, МОЙ ДОРОГОЙ.
   Может, и так,  зато существует необыкновенная жизнь.  Перебирать вещи
людей и внезапно узнавать про их мелкие страхи,  ничтожные тайны, незна-
чительные победы - поистине необыкновенная жизнь.  Это уже не талант,  а
проклятие.
   Предположим, он  встретится с шерифом.  Но ведь нет никакой гарантии,
что он сможет ему помочь.  Даже, предположим, он сможет. Предположим, он
подаст ему убийцу на тарелочке с голубой каемочкой.  Повторится больнич-
ная пресс-конференция - тот же цирк,  только  возведенный  в  чудовищную
степень.
   Сквозь головную  боль  начала пробиваться навязчивая песенка,  скорее
какие-то ее звонкие обрывки.  Эту песенку пели в воскресной школе в ран-
нем детстве:  "Огонек в моей груди... ты свети, всегда свети... огонек в
моей груди... ты свети, всегда свети... ты свети, свети, свети..."
   Он поднял трубку и набрал служебный номер Вейзака.  Сейчас, после пя-
ти, это почти безопасно. Вейзак уже ушел с работы, а свой домашний номер
знаменитые неврологи в справочники не дают. После шести или семи длинных
гудков Джонни собирался уже положить трубку, но тут Сэм ответил:
   - Да? Алло?
   - Сэм?
   - Джон Смит?  - В голосе Сэма, несомненно, звучало удовольствие, но в
то же время и какое-то беспокойство.
   - Да, это я.
   - Как вам нравится эта погодка?  - спросил Вейзак,  пожалуй, чересчур
уж бодро. - У вас идет снег?
   - Да.
   - Здесь он начался всего час назад. Говорят... Джон? Вы звоните из-за
шерифа? Вы расстроены?
   - Да, я разговаривал с шерифом, - сказал Джонни, - и хочу знать, что,
собственно произошло.  Почему вы дали ему мой телефон? Почему не обрати-
лись ко мне и не сказали,  что вам нужно...  почему вообще не  связались
сначала со мной и не спросили моего согласия?
   Вейзак вздохнул.
   - Джонни, я бы мог вам соврать, но не буду. Я не обратился к вам, по-
тому что боялся,  что вы откажетесь. И не позвонил вам после разговора с
шерифом, потому что он поднял меня на смех. Если человек смеется над мо-
им предложением, я заключаю, что оно отвергнуто.
   Джонни потер свободной рукой висок и закрыл глаза.
   - Но почему, Сэм? Вы же знаете, как я к этому отношусь. Вы сами гово-
рили, чтобы я не высовывался, пока не утихнут слухи. Это ваши слова.
   - Все  дело  в  газетной заметке,  - призн