то предс-
тавляло  содержимое моей головы и болезненная капля,  как бы говорящая
мне "простофиля",  опускается в полость головы. Эта мысль была обо мне
подумана после моего приглашения незнакомого парня, каким для меня был
Славин друг в гости. Но ее беспардонное вторжение в мое существо роди-
ло  во мне комплекс чувств,  среди которых был и страх за такое легкое
внедрение в меня такого отношения ко мне,  против чего  я  практически
ничего не мог сделать. Посидели часов до одиннадцати. Один раз я выдал
запомнившееся мне необычное. Слава сказал Володе, так звали парня, од-
ну оккультную взаимосвязь в природе,  влияющую на человека.  Володя не
понял.  Не успел Коля начать думать над тем, как подать сказанное луч-
ше, как я его опередил и повторил сказанное им другими и простыми, по-
нятными словами. Это мне удалось сделать так, что я не запомнил ни то,
что сказал Слава, ни то, что сказал я. ( В общих чертах суть сказанно-
го попадает под аксиому единства мироздания ). В чувствах от сделанно-
го мной осталось следующее: я взял полевой комок и через свое сознание
перевел его содержимое в усвоившуюся Володей форму поля.
     -У него подвешен язык,  - сказал Володя Славе, сильно меняя отно-
шение ко мне.  Слава самодовольно кивнул.
     Спать у  меня парни не остались,  как я их не оставлял.  Наутро я
чувствовал себя неважно. Состояние похмелья было классическим. В  инсти-
тут  идти  не хотелось.  Не спеша собравшись,  я пошел к третьей паре.
Сильно хотелось пить.  Я зашел в овощной магазан и купил стакан томат-
ного сока. Пил я его, понятно, ртом. Однако он тек по пищеводу куда-то
в параллельный мир.  По пищеводу ниже правой ноги и немного  назад  от
фронта моего тела. Весь путь его течения я видел красно-оранжевым цве-
том,  как будто ткани, которых он касался, оголялись. Или нервы их ин-
нервирующие.  Это видение не могло меня не расстроить.  На фоне всего,
что со мной творилось,  это было,  правда,  одной всего каплей, но сам
фон постоянно был удручающим и подавляющим,  и все мои попытки из него
выкарабкаться не имели успеха.  Не имели успеха потому что я не  знал,
что со мной происходит, и как от всего этого избавиться. У меня просто
не было никакой почвы под ногами,  чтобы быть собой. Понемногу я успо-
коился и от этого видения.
     Однажды как-то бессознательно на перемене,  обернувшись назад,  я
увидел, как один мой однокашник -Андрей Кульмановский -буравит мой за-
тылок взглядом исподлобья.  Мой поворот подтвердил ему ожидаемое им  и
изумил его.  Несмотря на переживаемое мной, что меня в своих собствен-
ных глазах делало не таким как все,  Путь наверх все  равно  продолжал
мерцать  во мне,  и я пытался им поделиться с любым моим собеседником,
едва он затрагивал свои жизненные проблемы или выпадал удобный момент.
Мое одиночество в декабре скрашивала приехавшая с Сахалина родственни-
ца,  затем Ира - моя первая невеста с подругой,  приехав в город в ко-
мандировку.  В течение всей осени не давала скучать знакомая девушка с
подругой,  приезжавшая с коммерцией с Амурской области.
     Однажды я пришел к Лене Куропову.  За разговором он, зная, о моем
увлечении восточными единоборствами, сказал, что у них на заводе рабо-
тает наемным рабочим парень из Шаолиньского монастыря. Он, вроде, обу-
чался какое-то время в нем или,  по крайней мере,  просто имел к  нему
какое-то отношение.  Хотя я чувствовал себя не на высоте ни в физичес-
кой форме и ни в плане общения,  моей душе вообще этого не было нужно,
я, расспросив Леню о нем для поддержания разговора, оставил эту тему в
покое. Тем не менее я подумал,  что Славе,  может быть, будет интересно
познакомиться с этим парнем, а, может быть, и мне в будущем как-нибудь
это знакомство пригодится.  И я попросил Леню меня с ним  познакомить.
Утром,  возвращаясь  после  первой пары из института,  я проходил мимо
рынка.  Как обычно я задумался в дилемме каким путем идти - мимо рынка
или через него,  как вдруг я почувствовал нечто вроде щелчка-подключе-
ния к кому-то на дистанционной связи.  У меня создалось ощущение будто
Слава  где-то  на рынке,  выйдя на "промысел" - желая встретить нужных
людей,  включил для них свой магнит. Моя макушка или нечто на ней, как
бы  самопроизвольно  повернулась в сторону рынка.  Недолго раздумывая,
так как причин не желать видеть Славу у меня не было, я пошел за своим
локатором.  Пройдя  пол-рынка и выйдя на небольшую его площадь в самом
его центре,  я действительно увидел Славу.  Он действительно имел  вид
вышедшего  на охоту.  Его вид был таким самодовольным и то,  что он не
стал меня замечать,  желая проверить мое отношение к нему, спровоциро-
вало меня на то,  чтобы несколько пройдя за его спину,  пройтись своей
сумкой с учебниками ниже его цигейкового полушубка.  Слава сразу  меня
заметил.  Из  меня  информация словно вытягивалась. Я не хотел говорить
про Шаолиньского монаха.  Я знал Славины  сопернические  чувства,  что
сродни подавлению.  Я чувствовал, что не смогу выдержать соперничества
из-за количества во мне свободных сил.  Но меня,  едва я об этом поду-
мал, словно кто-то тянул за язык. Отдавая, я уже настраивался на отда-
чу. Славу мое сообщение заинтересовало, хотя он особо виду не стал по-
давать. Я пообещал узнать о парне поподробней и попробовать с ним поз-
накомиться,  другим краем ума уже проклиная себя за податливость,  так
как  чувствовал,  что автоматически вытесняюсь из главной роли в обще-
нии, и что оно мне и не очень-то нужно. Сходя опять к Лене, я попросил
его  познакомить  меня с этим рабочим.  Мы договорились встретиться на
другой день после Лениной работы на проходной завода.  Вечером,  идя к
назначенному времени, я вдруг почувствовал страстное нежелание идти. Я
чувствовал себя настолько униженным,  делая кому-то то,  что мне нужно
абсолютно не было. На полпути я остановился и решил было вернуться до-
мой. Но едва я это решил было сделать, как за левым плечом я увидел ог-
ромный силуэт Славы.  Я его видел сквозь себя на черном фоне, и понять
во всей полноте,  что это такое,  было просто невозможно.  Это было не
просто видение.  От этого силуэта я чувствовал осязаемые толчки,  нап-
равляющие меня на знакомство с мастером.  Страх, возникший у меня, был
не от этого видения, а от невозможности разобраться в том видит ли ме-
ня сейчас Слава дистанционно или нет. Я предполагал, что толчки я могу
чувствовать  напрямую  от его желаний,  даже если он меня не видит,  а
просто думает обо мне. Если бы я точно знал, что он при этом видит ме-
ня дистанционно, я знал бы и то, как мне вести себя сейчас вести и то,
как мне относиться к нему потом. Я, скорее всего, просто бы сделал то,
что  я сделал и так,  но после бы за такое воздействие провел бы с ним
нелицеприятный разговор.  Но я не мог этого понять и, пометавшись нем-
ного  в  разные  стороны,  я  все  же пошел знакомиться к этому парню.
Встретившись с Леней и выйдя на улицу,  мы пошли в общежитие, где жили
китайцы. Едва мы сошли со ступенек проходной, как у себя в правом полу-
шарии я увидел появившуюся голову  Павитрина,  которая  осматривалась,
глядя из меня,  изучая и определяя местность, которую вижу я. Удовлет-
ворившись,  она исчезла. Впереди шла группа китайцев. Леня показал мне
этого парня. Он казался особо ничем не выделяющимся. Я опять стал сом-
неваться,  стоит ли мне с ним знакомиться. Леня подождал немного моего
решения и, не дождавшись, сказал мне, как к китайцам подойти в общежи-
тии и пошел домой. Оставшись один, я все-таки решил пойти познакомить-
ся.  Но когда я вошел в комнату и у китайцев,  севших ужинать, спросил
про Шаолинь, они прислушавшись к тому, как я говорю сказали, что у них
такого нет, очень резко дав понять, что разговор окончен. Спрашивая, я
чувствовал,  что выкладываю им все свои комплексы неполноценности и, в
общем,  был рад тому,  что они меня освободили от общения.
     Новый год я встречал один. Душе хотелось чего-то необдуманного, и
я устроил пробежку до Чигиринского водохранилища, находящегося в 6 ки-
лометрах от города по Новотроицкой  автотрассе.  Домой  вернулся  я  к
одиннадцати  часам,  включил телевизор,  накрыл стол и дождался биения
курантов.  После полуночи,  посмотрев немного  "Голубой  огонек",  лег
спать.
     Если просто описывать случившиеся со мной события без того пос-
тоянного и растущего напряжения,  в котором находилась моя душа - зна-
чит не говорить почти ничего,  так как все мои душевные силы были нап-
равлены на его поглощение. Те летние 2 видения, послужившие переломным
моментом  в состоянии моей психики,  не давали мне покоя,  равно как и
то,  что я не знал,  что от Павитрина можно ожидать. Третьего января я
поехал на велосипеде,  которым пользовался всю зиму, на огород продол-
жить деревянные работы, по строительству садового домика. Эта мысль бы-
ла мне как-то подсказана Вадимом,  мужская половина семьи которого за-
нималась постройкой дачи всю зиму.  Перед в®ездом в Моховую  Падь  мое
внимание привлек огромный кот, загнанный стаей собак на дерево, расту-
щее в придорожном кювете.  Сначала я подумал, что может быть это Зема,
оставшийся блудить в окрестностях Моховой Пади в поисках дороги домой.
Но когда я под®ехал ближе,  увидел кисточки на ушах у  этого "Земы".  Я
тогда стал переживать,  что какой-нибудь шофер, возящий на всякий слу-
чай с собой в кабине ружье,  может "снять" этого Зему себе или на про-
дажу  на  шапку.  Сгонять  рысь с дерева под ее стальным взгдядом было
страшновато и я,  отогнав собак и посмотрев ей в глаза и на  туловище,
надеясь увидеть излучение ауры, поехал дальше, пока не появились маши-
ны. За головой рыси я увидел нечто подобное серой металлической дымке,
что показалось мне ее страхом.


     Открытость моей психики всем ветрам и прежнее знание того, что тео-
ретически можно развить способность читать и передавать мысли на любом
расстоянии,  делали это знание моей сущностью,  несмотря на то, что до
конца ни в одном случае я не был уверен, что правильно и до конца точ-
но узнал полученную информацию. Поэтому понятно, что я пользоваться ей
не мог.
     Второго января,  лежа  на  диване,  я вдруг за своим правым боком
увидел образ Вадима,  лежащего подобно тому как лежу я.  Я не мог оши-
биться,  так как видел очень четко его непринужденную позу со скрещен-
ными ногами и правой рукой под головой.  Печально прискорбное и  недо-
вольное  выражение  его лица как бы говорило:  "И как же можно обо мне
так думать?  И что же ты еще можешь обо мне подумать?"  Этот  образ,
сместясь к правому моему боку,  находился как бы во мне, полностью ко-
пируя мою позу.  Зная о возможностях перемещения, умеющими это делать,
своих двойников,  я подумал,  что,  вероятно, это и есть такой случай.
Избавиться же от этого двойника не было  никакой  возможности,  и  его
пронизывание  в его непринужденной позе половины моего тела вызывало у
меня вместе с презрением его за его шпионаж  элемент  страха.
     Вечером следущего дня я был дома, когда рефлективные перещелкива-
ния моего разума стали покрываться теплотой.  С каждым перещелкиванием
"щелчки"  смягчались  и  движения разума становились подобными простым
обычным переключениям внимания. Тепло, ставшее меня наполнять, затяги-
вало все мои душевные раны.
     -Да что Павитрин,  Павитрин,  - услышал я подобие голоса. - Да он
просто щенок."
     В этот момент я увидел, но больше почувствовал, как то, что можно
назвать крышкой черепа - верхняя часть головы,  витавшая в виде образа
у меня за спиной,  наделась мне на голову, будто кто-то ее мне нашлеп-
нул, в результате чего я сразу почувствовал себя собой. Голосом словно
подводилось резюме энергетически в мой адрес,  а смыслом -словно сооб-
щалось мне.  Теперь это был я, так как я целиком ощущал свою голову на
плечах,  и чувствовал зависимость всего происходящего в ней,  от  моих
чувств и желаний.  Я не мог понять, к кому относилась последняя фраза,
и кому она вообще могла бы принадлежать.  Служила она для моего утеше-
ния,  и  была она послана невидимыми наблюдателями параллельного мира,
или она принадлежала Павитрину,  "услышавшему" мои переживания и адре-
совавшему эти слова мне, а я их услышал по отношению к нему, как их до
меня донес его филиал?  Но теперь наполняющая меня радость делала  это
неважным,  и я решил сходить к Павитрину, как и говорило мне последнее
видение.  Заливавшее меня тепло,  покрывая мой главный очаг,  в первую
очередь вызвало у меня вопрос, а как я сейчас буду относиться к своему
врагу и каков должен быть мой последний шаг сейчас в его сторону перед
тем,  как разойтись.  Видение, вызванное этим моим вопросом, показало,
что я должен унизить его своей иронией, обернув ее в приемлемую форму.
Подобрав подходящую палку,  я должен был,  приехав к нему, сказать: "Я
пришел ударить тебя дзэнской палкой", после чего совершить этот обряд.
Понятно, ударив его условно, а не во всю силу.
     Дзэнскую палку я подобрал на улице.  Это был прутик от  тополиной
ветки. Когда я ударял им Павитрина по плечу, свою голову он наполовину
втянул в плечи.  Глаза были также с®еженными.  Видение показывало  мне
еще, что я не должен проходить к ним в дом, но когда он хитро меня пе-
респросил:
     -Какая палка?
     Я ответил:
     - Дзэнская.
     Его радушное приглашение как-то отодвинуло  предупреждавшее  меня
видение  на задний план.  Я чувствовал открытость Павитрина и не чувс-
твовал для себя никакой опасности.  Час моих рассказов о своих способ-
ностях,  о встрече с рысью, об открытиях законов духовного мира проле-
тел как одна минута. Уходя, я еще раз сказал "спасибо". Они поили меня
чаем.
    -Кому "спасибо" ?  - с хитрецой переспросил Павитрин.
    -Всеобщее,  - ответил ему я.  Он поморщился.  Мы попрощались, и я
побежал. В конце чаепития Павитрин,  что-то подумав,  дал мне кулек с
конфетами и банку сгущенного молока,  от чего я,  было, отказался, так
как у меня возникла уверенность,  что он отдает мне это за  ондатровые
шкуры, которые я отдал ему в 9 классе, лишь бы не быть мне должным. Но
сморщившееся лицо Вадика,  как он обычно это делал,  когда не осущест-
влялись его мечты,  увидевшего у меня проявление воли и независимости,
вызвало у меня к нему жалость,  и я все-таки взял презент.
     Едва я доехал до дома (я был на велосипеде) и успокоился от доро-
ги,  как увидел, что с моей психикой и вообще всем организмом начинает
происходить что-то трудновообразимое. Сейчас я видел суть вопросов Па-
витрина,  во время задавания которых казавшихся мне простыми и искрен-
ними. Теперь меня трясло и то выражение лица, с которым он мне их тог-
да задавал.  Сравнение рассказанного сейчас мной с тем,  что я  ничего
так  и не узнал по поводу его способностей и тех потрясших меня летних
и осенних видений и непонятных переживаний,  делали меня в своих собс-
твенных глазах простофилей до безобразия. "Ведь я открыл ему все карты
своих способностей," - думал я,  - он ведь сможет водить меня  за  нос
как на расстоянии, если это все прошлое делал он, так и при встречах."
Я пытался себя успокоить,  что ничего страшного не произошло,  что эти
боли души скоро пройдут,  но тщетно. С правой стороны моей головы гора
информации, отданной Павитрину, внушала мне ужас как своими размерами,
которые  мне виделись космическими,  так и тем,  как ей можно распоря-
диться в случае  противопоставления  им  себя  мне.  Откуда-то  сверху
из-под шапки этой горы через затылок вниз по позвоночнику ползло проз-
рачное щупальце,  достигая и касаясь того места,  где, когда я работал
дворником, раздался хруст. Я не знал, что мне делать. Утром, начав бы-
ло пить чай со сгущенным молоком,  врученным мне Павитриным,  я увидел
что-то вроде прозрачно-белой снежной шапки,  наползающей на мою голову
довольно высоко над ней и шевелящуюся.  В этой шапке чувствовался рас-
чет моих жизненных перспектив.  Понятно,  что мне не хотелось жить под
осознанием чьей-то самоуверенности в знании моих последующих шагов  по
жизни. Цепляло не чье-то знание или узнавание меня, а самоуверенность,
находящаяся в "шапке".  Одновременно с этой шапкой  я  увидел  как  бы
расслоение  моего  организма на 2 массы.  Одна из них проходила буквой
"Г-наоборот" по правому боку вверх,  проходила по голове этой прозрач-
но-белой шапкой и заканчивалась у бровки левого виска. Эта масса несла
эманации Павитрина.  Другая,  начинаясь от бровки левого виска  и  идя
вниз, напоминала английскую букву "L".(Конец нижней планки заканчивал-
ся на правой ступне).  Она была собственно моей. Каждая из двух сторон
этих  масс имела значительную толщину и,  будучи мягкими по всей своей
толщине, длинные стороны этих "букв" контактировали в сагиттальной плос-
кости моего организма, оставляя между собой щель (в которой находилось
мое тело). Понятно, что к массе, несшей эманации Павитрина, я относил-
ся отчуждающе,  так как высокомерие,  которым она была заражена,  меня
просто аннулировало как личность.  Хотя оно не было уничтожающим. Нао-
борот оно излучало любовь ко мне.  Я просто как личность растворялся в
этой любви. Высокомерие же несло неприятность. То есть меня не было, а
вместо меня я чувствовал одно неприятное мне чужое высокомерие.
     - Продал душу Павитрину за банку сгущенки да кулек с конфетами, -
подумалось  мне,  отбивая у меня желание это есть.  "Но ведь спокойное
отношение к врагам - критерий психического здоровья" - думал я дальше.
Несмотря на понимание этого, попытки начать есть их презент вызывали у
меня чувство сделки с совестью.  Я отодвинул конфеты, поставил в холо-
дильник сгущенное молоко и пошел в институт сдавать зачеты к приближа-
ющейся сессии.  Но едва я вышел на улицу,  как тут же увидел  огненную
стену  прямо  перед собой.  Присутствовало чувство,  что она находится
лишь в параллельном мире,  и причиной ее появления является  разомкну-
тость моей психики. Тем не менее прохождение этой стены, чтобы не выг-
лядеть дураком в глазах прохожих, требовало некоторой доли мужества. В
институте  для  сдачи  зачета  моими однокашниками была занята длинная
очередь и дожидаться ее конца мне не хотелось, тем более мое состояние
рождало массу комплексов через главный,  что лишало меня уверенности в
способности остаться на высоте при сдаче зачета,  и я пошел домой, ду-
мая зачет сдать позднее.
     Придя домой, я сел в медитацию. Главной моей проблемой и желанием
было забыть Павитрина.  Но это было не так просто сделать:  на кухне в
холодильнике стояла всученная им банка сгущенного молока,  а на  столе
лежали его конфеты. Я не хотел выбрасывать добро, и это было явным не-
совершенством,  так как к их присутствию я должен  бы  был  относиться
спокойно,  но не мог.  Через мгновение конфеты вылетели в форточку,  а
молоко пролилось в унитаз.  Банку выбросил в ведро.  После этого опять
сел в медитацию.  Я сидел на диване и не мог отключиться от мысли, что
на кухне в ведре лежит банка Павитрина.  Это была не ненависть.  Нена-
висть, если и случалась, была вторичным чувством. Это был страх. Страх
перед непонятностью своего положения и всем происходящим.  Я  встал  и
пошел  выносить ведро.  После этого несколько успокоился.
     Еще 2 дня я приходил в себя от этого похода к Павитрину,  устраи-
вая кроссы. Бесполезно. Радикальность не помогала, и боль затягивалась
едва заметно.  Вечером 5 января я сидел дома,  когда у  меня  возникли
мысли о Павитрине. От головы, подобно турбулентным водоворотам на мед-
ленном течении воды,  отрывались какие-то видения и исчезали  по  мере
удаления от первой.  Одновременно родилось чувство, что надо сходить к
Павитрину и сказать Оле,  как ей надо действовать с Павитриным. Я уви-
дел,  что он и у нее сосет энергию, подобно тому, как это делает у ме-
ня. Вечером следующего дня я зашел к ним. Павитрина дома не было.
     - Мы  вчера  весь  вечер говорили о тебе и молили Бога,  чтобы ты
пришел,  - сказала мне Оля, насторожив меня. - Ты тогда сказал Вадику,
что если он поедет в Китай, то может п