стоянно смеются те,
кто  может смеяться бесконечно.  Однажды волейбольная подача,  попав в
него,  выбила его из равновесия, и он, покачнув скамейку, положил ее с
элитой отделения на землю.
     -Мы пойдем другим путем,- дважды сообщал он своим зрителям и сво-
ему  сопернику  по шахматам. Ни его,  ни их лица при этом не менялись. Я
угарал за всех. Как-то раз с парнем я стал спорить о высоте забора.
     -3 метра,-говорил я.
     -2,5.
     -Ты смотри, я - 178-180.
     -А я - 185.
     -Понял?- спросил у
меня назидательно Карпов,  -ты еще из ...  не вылез, а он уже "Аврору"
красил.
     В областной  больнице я работу не бросал.
     Матушка собралась  уезжать  на  Сахалин. До пенсии ей оставалось 3
года. В больнице подошла ее очередь на квартиру. Таня с мужем Борисом  и
детьми,  уезжая  по трудовому договору на Сахалин,  не стала оформлять
бронь,  так как в трудовом договоре сохранение прежней жилплощади обе-
щалось  конституционным  стилем. Директор совхоза им тоже не подсказал.
Сейчас же оказывалось, что бронь нало было оформлять отдельно, а указ-
ка  на  нее в договоре официальной силы не имеет. На этом основании ма-
тушку снимали с очереди на квартиру.  Она обошла десятки  инстанций  -
бесполезно. По поводу своей женитьбы я тоже не мог сказать ничего опре-
деленного.  Оскорбленная не только непониманием, но и некоторыми пред-
ложениями некоторых ответственных работников больницы, матушка поехала
на Сахалин тоже, зная, что заработки там выше, заключив трудовой дого-
вор с одной из больниц,  неподалеку от Таниного поселка -в Углезаводс-
ке.
     Я оставался один. Сентябрь и октябрь 90-го года-наверное самое на-
сыщенное нердинарными переживаниями время в моей жизни.  Когда Ира мне
опять оставила надежду,  я немного успокоился.  Все отношения протекали
в  настоящем  и  прошлом. О будущем мне страшно было и упоминать. Но как
можно жить без него. Через неделю я опять был у нее. Яркий свет в окнах
предвещал недоброе. Дверь открыла ее молодая соседка.
     -Ой,Миша!Сейчас.
     Навстречу из-за ее спины вышел одетый парень и,  взглянув на меня, вы-
шел на улицу.
     -Заходи,-сказала Ира ярко накрашенными губами. -Сегодня я не могу
тебя принять. У нас видишь-банкет.
     Из кухни вышел другой парень полный болтливого настроения.  С ним
же он и протянул мне руку.
     -Сережа. Я молча ее пожал. Он меня понимал и не требовал моего имени.
     -Ну, ладно, -я стал выкладывать из сумки кабачок и овощи на секретер.
     -До свидания!  И ушел.
     Состояние было  ужасным. Я  даже  не мог понять от чего. Чувствова-
лось, что вся их компания хорошо знакома друг с другом, но присутствие
в доме парней я воспринимал естественно. Могла же она общаться с мужчи-
нами как с людьми. О большем я и не думал.
     До глубокой  ночи  просидев в ожидании поезда и утром приехав до-
мой,  я усидел лишь до обеда. В сердце что-то щелкнуло и потянуло туда
сильнее обычного.  Я взял деньги и побежал на автобус. Она была краси-
вой. Она вообще была красивой и эффектной. Но в тот вечер ее спокойное
лицо  было обрамлено каким-то алым сиянием.  Каждая черточка лица была
нежной и совершенной и излучала покой.  Она гладила белье.  Я сидел на
стульчике  и  умолял  ее вернуться.  "Матушка уезжает",  -рисовал я ей
идиллию.  Она лишь покачивала головой. Я чувствовал стену с одним отк-
рытым проходом.  Я искал его.  Я начал о прошлом.
     -Ты знаешь,  когда у меня с психикой было все  нормально,  я  мог
представить себя,  например, этой стеной.
     Она заулыбалась, что называется, в усы.
     -А когда  в первые разы ты о себе рассказывала,  я сидел и думал:
"Вот это волчица!"
     Ее лицо вдруг озарилось догадкой. Я увидел, что она вдруг все по-
няла и сразу как-то бессильно обмякла. Но что она поняла? Моя мысль  на-
чала  усиленную работу. Разрушенная стена отошла на второй план. Однако,
благодаря этому мы как-то помирились. Про этих парней она сказала,  что
они просто коллеги по работе. Ворочаясь в поезде, я не мог уснуть. Мысль
ритмично била в одном направлении.  И тут она  уперлась  в  неадекват-
ность. Ее соседка,  открыв дверь и воскликнув,  проявила какой-то испуг
всем своим существом. Это не вязалось с той легкостью,  с  которой  Ира
рассказывала  о  парнях. Картина  происходившего  стала  развертываться
дальше. Когда она вся была передо мной,  я застонал.
     Она вся была во мне. Я знал все черты ее характера. Сейчас,  слива-
ясь с увиденным,  они показывали мне все ее глазами. Я видел, что она -
частично  раба  самой  себя и частично ситуации. Что она подавляет свою
гордость на на допускаемые унижения этим Сережей. Я видел и  как  он  к
ней  относится и сравнивал его отношение к ней со своим и стонал,  что
она и сейчас остается  свободной. Я  переживал  всем  своим  существом.
Мысль текла дальше, вскрывая очаги памяти. Касание первого из них мгно-
венно переменило мои настроения: "Так вот почему тюль была снята".  "Ах
вот  почему  ты  тогда испугалась,  когда я уловил запах курева от те-
бя". Мысль, что подобное, если не большее происходило и раньше, когда я
дышал ее именем, меня шокировала. Теперь я думал иначе: "Нет. Если бы ты
сидела на одном стуле,  ты была бы доверчивей". Право судить ее, кото-
рое я получал от своей чистоты, рождало теперь и искреннее сострадание
к ней. Оно усиливалось и тем,  что,  вспоминая ее озаренное лицо, я по-
нял,  что  она только в тот момент поняла,  что в восприятии ее,  я по
чистоте и непосредственности отношения к ней,  был  ребенком. Раньше  я
несколько раз на ее эффектное,  подчеркивающее мою мужскую силу, обра-
щение, говорил ей печально: "Ты не со мной разговариваешь". Что мне бы-
ло  делать?Я ее любил и ненавидел. Последнее - не только из-за себя. Все
это происходило ведь при Даниле,  отправленном спать в другую  комнату
насильно. Теперь  мне  стали  ясны  многие детали его поведения. Я опять
застонал.  Я и освобождался от нее чистотой. Но я был и привязан к ней
душой. И не только ей. И собой тоже. Как-то я сказал ей, что я ее никому
не отдам. "Почему я ушел? Мне надо было начистить  фас  этому  Сереже  и
отправить  его  вслед  за своим другом. А потом ей дать втык",-внезапно
меняла направление мысль. Тогда бы я и сдерживал бы и свое слово и  по-
лучал  бы  практически  полную свободу действий по отношению к ней,  и
прав на нее, из чего я выбирал второе. Но я проиграл и проигрывал. Более
того:  я был привязан к ней и своими идеалами человека, которые были в
ней и которые,  я знал, были не только моими. "Если ты такой сильный и
принимаешь  человека  целиком,  у  тебя сейчас есть полная возможность
продемонстрировать это",-думал я. Но я не хотел этого, так как чувство-
вал себя оплеванным с головы до ног, а она и сейчас оставалась свобод-
ной. Предложение свадьбы сейчас представлялось окончательным  унижением
меня в ее глазах и казалось абсурдным. "Вот это жизнь!-думал я.-Это не
у матушки под крылом прохлаждаться". Матушка тем временем  уехала. Я  не
знал  куда себя деть.  Я сутками лежал на диване и думал: "Ну,  почему,
почему так?" Огород требовал своего. Я  ехал  туда. Лопата  валилась  из
рук. Мне ничего не было нужно.

             ъ_Набор нового опытаъ..

     Я включал  музыку  и  слушал  "Алису",  "Машину времени". Особенно
"Алиса" производила на меня впечатление. Я завидовал  силе  Константина
Кинчева, и мне казалось, что мне до такой силы далеко. В песне "Если бы
мы были взрослее" Александра Кутикова есть слова:
     "Я очки терял, я не понимал,  что можно проиграть.
      Но, но меня спасло, что в те годы, в те годы
      я не любил считать."
     У меня вставал вопрос какие очки и что считать. Павитрин как-то  с
радостью  воскликнул:"Я  знаю  почему первая эманация от человека идет
обычно отрицательная,  а потом все плохое исчезает,  и человек кажется
хорошим. Потому что он открывает свою душу, и все плохое растворяется в
последущем". У меня возникала куча вопросов-не лицемерит ли этот чело-
век? Почему  в его психике есть плохое? Значит он способен на плохое?
Но ведь душа же одна? То есть в ней плохое сожительствует с хорошим. И
как с таким человеком общаться?  Как с хорошим или плохим? Слова Алек-
сандра Кутикова я понимал,  что в детстве,  когда люди открыты  душой,
они не ведут счет отданного,  и так же жил и он. А с возрастом он стал
рассчетливей,  включая счет блоков отданной души.  Эта песня стала для
меня  ностальгической,  так как в ней человек с уверенностью пел,  ут-
верждая совсем не мои идеалы. Так благодаря Павитрину и Александру Ку-
тикову в мой обиход вошли понятия "счет отданной души", ее количества,
а также "закрытие и открытие души".
     Границами каждого ее блока становился кашель,  плевки и некоторые
другие приемы,  которыми люди пользуются во время общения.  Среди этих
приемов были и придуманные мной,  например использование повелительной
формы глаголов.
     И тут судьба мне опять подбросила Славу.  Мы с ним учились вместе
в СПТУ. Потом я уехал на запад. Он, я узнал позднее, попал в тюрьму на
5 лет.  Мы встретились раз. Он был мрачен, соответственно времени, ко-
торое  переживал  город  и  вся страна.  Второй раз его лицо несколько
просветлело. Я продолжал приглашать его в гости. Я хотел стать бальза-
мом его душе,  хотя своя и разрывалась.  Но, видимо, подсознание чувс-
твовало,  что вдвоем переносить боль легче. От него веяло какой-то но-
вой силой.  Он и сам предупреждал,  что сильно изменился. Во всем чувс-
твовалось знание своего места и меры,  усиливающее эту  силу. Я  же  на
своем  месте оставался разве что только физически. Слава это почувство-
вал.  У него была проблема. Он хотел отомстить  парням,  изнасиловавшим
его подругу. Он описал мне их приметы. Они неожиданно сильно совпадали с
чертами,  живущих неподалеку. Когда я пошел его провожать,  то  показал
ему  этот  дом.
     -У меня  есть  знакомый  пацаненок.С  завязанными глазами пальцем
откроет любой замок,-сказал Слава. -Эти зверьки без воды и  пищи  через
несколько  дней  станут  шелковыми и сделают все,  о чем я их попрошу.
Забрать их в заточение он хотел, выкрадя и увезя их с друзьями куда-то
на машине. Я был шокирован.
     Во второй свой приход Слава пришел с шестеркой. Шестерка, которую
звали Димой,  расставила перед Славой,  усевшимся на диване, 6 бутылок
пива, попрощалась и смылась. Слава сделал широкий жест рукой. Для меня
он был слишком широким и поэтому я, поблагодарив, отказался. Слава на-
чал рассказывать о своих возможностях. Он мог достать собачьи шкуры для
двух пар унтов. Я знал сапожника. Начало общему делу было положено. Сла-
ва мог достать многое. Но и надо ему было не меньше,  чем он мог. У меня
же в городе связей было достаточно. Я пообещал одно,  другое, третье. Их
выполнение требовало времени, но Слава им располагал с избытком. Когда
же он принес шкуры,  их оказалось только две, а табуны собак, бегавших
вокруг его деревни состояли, оказывается из трех собак, так как теперь
там  бегала  только одна.  Я был так неуверен в себе и так напуган его
личностью, что в ходе второй встречи я отказался от двух наших прежних
с  ним  договоренностей познакомить меня с одной девушкой и одним пар-
нем. Это освобождало меня от связей с ним,  и Слава воспринял мой отказ
со  скрежетом  зубов:"Пусть будет так!" Но унты мне зачем-то были нуж-
ны. Хотя и нужны.  Его обман меня относительно собачьих шкур был явным,
но  я ничего не мог сказать против. Общая картина наших взаимоотношений
складывалась печальной для меня. Он знал обо мне все,  включая мои ноч-
ные дежурства в больнице. И у него был пацан с волшебным пальцем, прий-
ти с которым и еще с несколькими он мог в любое мое отсутствие. Я же  к
тому  же  был связан им по рукам и ногам своими обещаниями. Я запутался
окончательно.
     Я боялся выйти из своей квартиры.  Я не привязан к вещам, но быть
ограбленным и поруганным мне  не  хотелось.  "Это  тебе  наказание  за
Иру,-думал я.-Слава сильный, она сильная, -это я кретин. Зачем я тогда
ушел от нее,  оставив ее тому болтуну. Я же говорил,  что ее никому  не
отдам. Зачем  я отказался от договора со Славой о знакомстве и настроил
его против себя. Он ведь мои побуждения понял правильно. Я  ведь  первым
проявил недоверие. Хотя я отказался и от чувства ненужности мне ни этой
девушки,  ни этого парня из-за моей  неспособности  сейчас  им  что-то
дать.  Но что-то делать было нужно. Я лежал и перебирал в памяти людей,
могущих мне помочь. Все оказывались занятыми своими делами. Я хотел  до-
говориться с какой-нибудь женщиной,  приглядывавшей бы за квартирой во
время моих дежурств. Одна родственница, о которой я вспомнил, не пове-
рила слову "чист",  сказанное мной ей для разубеждения ее в подозрении
того,  что здесь замешаны наркотики,  которые имеются в больнице.  Что
мне  было  делать? "Может дядя Валера поможет?- думал я о папином друге
подполковнике КГБ. По Славиным рассказам я знал о беспределах, творимых
его  знакомыми и в людных местах,  и возможное сведение Славы счетов с
ним меня останавливало. "Тем более контингент не КГБ-шный,-думал я.- Но
ведь  у  него  должно  быть есть связи в других органах УВД. Может быть
чем-то поможет".
     Дядя Валера  Бандурин  как и прежде вдохнул в меня столько силы и
веры, что я не знал после как его благодарить. Сначала он предложил ор-
ганизовать ему встречу со Славой у меня дома. Я отказал ему в этом. Тог-
да он предсказал мне все дальнейшие Славины действия и  сказал  мне  в
случае  затруднения  снова  прийти  к нему.
     Домой летел я как на крыльях. Оставаясь порядочным,  я стал  силь-
ным. А  и  с  тем  и другим Слава считался и уважал. "Постоянство-лучшая
черта в человеке",  - сказал он мне во время нашей первой встречи.  Мы
со Славой сделали все так,  как и сказал дядя Валера. Победив Славу, я
чувствовал уже побежденной и Иру.
     Во время кризиса и самопроклинания чувство подвело меня к стелла-
жу,  на полке которого лежали 2 книги,  которые недавно пришли от Вали
из Твери : "Парапсихология и современное естествознание" и " Исповеди-
мый путь" Анатолия Мартынова.  Это чувство говорило мне,  что это  то,
что мне сейчас нужно.  После "Исповедимого пути" я почувствовал, что в
промежуток от крышки черепа до внутренней стороны  лица  что-то  мягко
обволакивая  приятно  затекло  и осталось.  До этого там была пустота.
Сейчас там был новый взгляд на старые вещи и  новые  понятия  "Карма",
"Гид","Путь","духовность"  (почти  все  из которых тождествлялись мной
прежде с церковью или с несовременным старым).  Я начал  ими  опериро-
вать.  И  тут  я начал делать открытия.  Ира была старше меня на 4 го-
да.Моя матушка отца- на 2.  При их свадьбе моей сестре было 5 лет. Да-
нилу сейчас 6.  Результат брака моих родителей я знал.  Начались новые
сомнения.  Теперь я боялся судьбы.  Сомнения усиливались словами  Иры,
как-то сказавшей: "Это ты сейчас так ко мне относишься, а что будет че-
рез 15 лет?" Победа над Славой принесла мне, однако, успокоение и нео-
жиданно легкое разрешение этой проблемы. Как и писал А.Мартынов в своей
книге, я перестал строить воздушные замки будущего и копаться в разва-
линах прошлого.  Я начал жить настоящим. В настоящем она мне была нуж-
на. В будущем же,  если бы отношения себя исчерпали,  разойтись всегда
можно было по-доброму.
     Мое восстановление зимой в институте требовало ее переезд  в  го-
род. Работа ей находилась. Карма была побеждена. И в ее рассмотрении я
приобрел столько опыта, что чувствовал себя вестником нового знания. Я
отвез Ире стопку подобных книг вместе с этими и попросил ее,  прочитав
их, разобраться в ситуации и принять решение. Свое я ей сказал. О посте-
ли в тот приезд я и не думал, чем вызвал у нее презрение. Мою перемену
она почувствовала,  и я стал иметь на нее больше прав, при полной, од-
нако,  свободе обоих. Все об®единяющее было невысказанным.
     Я был на дежурстве.После работы я лег  спать  в  свободной  пала-
те. Под  утро мне приснился тошнотворный сон,  который нельзя было наз-
вать просто сном. Зрительных картин не было. Просто я знал что  происхо-
дит. С  его  окончанием  я проснулся. Разбудило меня как бы захлопывание
двери.  После  пережитого  покой  казался  раем. Я  посмотрел  на   ча-
сы:6.20. Время  подтверждало  мои переживания. Я не знал верить себе или
нет. Какое-то чувство подтверждало, что да. Второй "сон" случился среди
бела  дня,  когда  я мыл полы,  и я пошел на почту давать телеграмму с
благодарностью за эротику и просьбой перестать ее мне показывать. Когда
я приехал,  Ира стала смотреть на меня с интересом. Оказывается, когда
принесли телеграмму,  они сидели за столом с очередным банкетом (я по-
верил, что это был просто банкет) и парни стали ее допекать вопросами,
перед кем это она показывала стриптиз. Но третий сон, от которого меня
опять стало выворачивать, положил конец моему терпению. Взяв на работе
очередной отпуск,  я уехал на Сахалин.

     С моей сестрой Таней почти всю жизнь мы жили как  кошка  с  соба-
кой. При  моей доброй собачьей сущности моя внешность всю жизнь остава-
лась кошачьей. У сестры же наоборот. Я не хочу сказать, что она злая, но
впиться  зубами в палец,  подобно,  иной приласканной кошке для нее не
проблема. Один только раз в середине моих школьных лет мы  с  ней  жили
около года душа в душу. Этот год с тоской вспоминается до сих пор.  Пе-
ред армией я стал находить слова для отвоевания своего  достоинства  и
укрепления  своей  независимости  от  ее  слов: хоть  мы и ссорились ее
взгляд на многие вещи и после ссор оставался до этого для меня автори-
тетом. Во  время  моего расцвета она была на Сахалине и ничего о нем не
знала.  После моего стресса мы с ней виделись один только  раз,  когда
она приехала с Борей в Благовещенск для родов Катерины. В тот ее приезд
она мне принесла много боли своим непониманием меня. Ей казалось, что я
не забываю о том,  что надо сходить в магазин или вынести ведро, а де-
лаю это сознательно. Я с ужасом стал констатировать факт,  что  начинаю
кричать на подобные претензии.  Сейчас, забыв все свои обиды, я ехал к
ним с открытой душой.  Все мое время нахождения там вокруг происходили
чудеса.  Правда, не меньше было и мое ожидание их. Я и жизнь и все, что
в ней происходило воспринимал как чудо. Но было и интересное.  Украден-
ная  утром из под балкона елка,  вечером опять там стояла. Я определил,
что это другая. Правда,  перед этим были разборки с молодым соседом  по
поводу его друзей, выносящих из его квартиры какую-то елку, но они нас
убедили,  что это была другая. И возвращать в обмен другую им  не  было
никакого  резона. Да  даже если это сделали и они.
     Потом у Бори пропал бумажник.  Просмотрено было все, что можно. Я
сел, напрягся, представил ситуацию. За окном стояла его машина."Пойдем,
посмотрим еще раз в ней",-предложил ему я. Мы сидели в кабине и разго-
варивали. Что-то  мне подсказывало,  что в бардачке на приборной панели
он не смотрел. Я открыл бардачок.  Там лежал бумажник.
     Я опять  начинал  любить все и вся. Особенно экстрасенсов. Теперь я
знал что это за люди. Открывая газету и глядя на  заголовки  статей,  я
думал:"Какие  люди глупые. Сколько они тратят энергии в бесполезных по-
пытках изменить мир. Он ведь сам  должен  меняться. Ведь,  натыкаясь  на
стену,  если  нет  силы,  нужно  или  остановиться или повернуться или
сесть, то есть дожидаясь лучших для этого дела времен, заняться другим
делом. Минимум у любого есть в доме. У кого его нет- это ведь романтика в
каждом человеке видеть могущего  помочь  Бога. Любой,  прошедший  через
действительные трудности с ностальгией вспоминает о таком трудном вре-
мени. Как о времени собственного становления.  К тем же, чей Бог, могу-
щий им помочь,  спит,  или живет в другой плоскости,  тоже можно отно-
ситься с благословением. Если причины их недеяния себя не оправдают, то
то,  что они недодали вам вернется к ним. И об этом можно не заботить-
ся. Психическая энергия всегда возв