ращается в излученном виде.
     Теперь я  брал журналы "Публикатор",  "Эхо" и штудировал статьи о
Шри Ауробиндо,  экстрасенсах и во всем видел  истину.  Моим  жизненным
принципом стала монгольская пословица:"Не делай завтра того, что можно
сделать послезавтра".
     Рыбалка на море,  радушие родственников, как и в другие, последу-
щие за этим приездом разы,  наполнили меня до краев.  Уехал я домой  с
созревшим  решением с®ездить к Ире в последний окончательный раз. Пони-
мание его окончательности стало пророческим.
     Она с  подругой  и братом уходила на банкет.  Когда я вошел,  был
поставлен ею перед фактом их ухода. Мне ничего  не  оставалось  делать,
как повернуться и уйти. На вокзале,  представив несколько часов ерзания
на неудобных креслах и хождения по улице мимо группировок сомнительных
личностей,  я  вернулся к ней: "Разреши остаться до поезда. Ключ будет в
почтовом ящике". Она мне его оставила. На ее раскаяние по поводу ее пер-
воначального отправления меня на вокзал, промелькнувшее в ее глазах, я
и не обратил особого внимания. Впрочем, если бы она извинилась, я бы ей
поверил. А так на веру у меня уже не хватало сил.  Она прислала поздней
и брата ко мне. И "сны" мне больше не снились. Но я уже был душой свобо-
ден. Уходя,  я попрощался с ее братом и не стал с ней. Под®езжая к горо-
ду,  я почувствовал прединфарктное зашкаливание сердца,  что дало  мне
повод подумать, что она переживает то же. Единственно, при каком усло-
вии у меня оставалась вера в наши отношения, это в случае ее приезда в
Благовещенск. Я  позвонил  ей по телефону и сказал ей все,  что я о ней
думал.
     -Это не твое дело,- сказала она.
     -Я даю тебе срок до 10 февраля.  Не приедешь-пеняй на себя.
     -Прощай,-  печально  сказала она.
     -До свидания!
     Я ждал  ее  до  8  Марта. Все субботы,  воскресенья и три выходных
праздничных дня,  встречая каждый автобус на автовокзале. 9 марта взял
3 журнала "АУМ" и,  отправив их, написал ей пожелание начать их читать
со 190 страницы первого  номера.  "Сатья  Саи  Баба  тебе  сможет  по-
мочь",-думал  я.  Переживал  теперь я недолго. Была весна,  шла учеба в
институте,  я и сам был обновлен. О скуке  не  было  и  речи. Начиналась
школьная педпрактика. Внутри себя я торопил ее приближение. Радости мо-
ей не было предела. Я чувствовал полную свободу и  открытый  путь  впе-
ред. Теперь моими подопечными становились не мои ровесники или потенци-
альные за небольшим исключением зэки, а дети, ожидавшие от меня испол-
нение  роли  светоча,  исполнить что я был готов не только програмными
знаниями.

                         Лао-Цзы.

     О нем и его отрывки из "Дао-Дэ-Цзина" я впервые прочитал в  книге
Н.В.Абаева "Чань-буддизм и культура психической деятельности в средне-
вековом Китае" и сборнике научных работ "Дао и даосизм в Китае", когда
еще учился в 9 классе.  В конце 70-х годов наши соседи за Амуром пост-
роили новую телевизионную антенну и наши телевизоры  стали  ловить  их
передачи. Фильмы о кунфу и мастерах цигуна потрясали воображение. В кни-
гах же говорилось о взаимосвязи всех китайских философий с боевыми ис-
кусствами. Каратэ же для меня было если не образом жизни, то ведомым к
нему. Посмотрев фильмы "Пираты ХХ века" я сделал нун-чаки и потом схо-
дил  на  него еще 6 раз пока не запомнил каждое движение Тадеуша Кась-
янова и Талгата Нигматуллина,  а чувства экзотичности фильма  не  были
притуплены  накатанностью  памяти. С  моей легкой руки нун-чаками стали
заниматься почти все мои ровесники нашего двора и даже часть приходив-
ших в него. Я никому не отказывал ни в их производстве, ни в учительст-
ве.  Лао-Цзы каким-то непонятным мне еще образом показывал путь к  со-
вершенству и в нун-чаках. Он поддержал меня и в Алма-Ате, когда у меня
обострились отношения с армейцами. Тогда я встретил 2 десятка его изре-
чений в журнале "НТТМ" в рубрике "Лицо и мысли". Прочитав его,  я опять
задышал глубже.
     Обнаружил его  в  себе  я  неожиданно на "дне души". Где-то внутри
груди на самом ее дне я почувствовал, что туда точно вписываются и меня
греют  стихотворные  формы Дао-дэ-Цзина. Само же их содержание виделось
универсальным не только для всех времен и народов но и для всех  соци-
альных  слоев  общества.  Сейчас  же я обнаружил в читальном зале весь
"Дао-дэ-Цзин" в переводе Валерия Перелешина. То что было там показывало
бледной пародией мое прежнее знакомство с ним. Я растворялся в строках
и пропитывался ими насквозь. Я начал замечать,  что моим соперникам при
футбольной  разминке  перед  тренировкой  было трудней меня обыгрывать
после моего чтения "Дао-дэ-Цзина". Моя уверенность в себе в этом случае
была непробиваемой. Бессознательные чтения стали сознательными.
     Когда я читал Лао-Цзы, передо мной вставал вопрос: "Как при отно-
шении ко всему внешнему "Я в истине, а прочее - ничто" мудрец относит-
ся к людям, к друзьям. Особенно ранили душу строки: " Ни небо ни земля
не знают доброты живые твари им что чучела собачьи, но также мудрец не
знает доброты и люди для него - что  чучела  собачьи".  В  сноске  под
текстом В. Перелешин указывал,  правда, что под этими словами Лао-Цзы
имел в виду отсутствие лицеприятия у истинного мудреца,  но  меня  это
мало  успокаивало.  Я хотел в каждом человеке видеть его самого.  Но у
Лао-Цзы я нашел и еще нечто.  "Но ей ли (Истине)  оскудеть  вместилищу
прообразов вещей",-переводил Перелешин.  "Как крона дерева сверху (или
снизу) в разрезе  представляется  набором  кружков  разного  диаметра,
скрывая  полную картину явления,  не так ли и видимые вещи нашего мира
являются продолжением полных вещей, полнота которых скрывается в неви-
димом нам измерении",- написано в "Исповедимом пути". "Вместилище про-
образов вещей" здесь ясно перекликалось со  скрывающим  полноту  вещей
измерением. "Чему они нас учат?"-думал я о наших преподавателях. -Исти-
на же сжиматься учит нас". Для меня это тем более было  актуально,  что
опыт одного расширения у меня уже был. Более того:"Только там,  где нет
насыщенья жизнь получит толчок вперед". После слова "насыщенье" я подс-
тавлял слово "информацией".  Требуемое от нас бумаготворчество при на-
писании конспектов при моей уверенности в себе,  что было не голой ам-
бицией, казалось мне маразмом, которого я надеялся избежать. "Ну, нес-
колько тезисных заметок,- делал я с собой компромиссы под нажимом  пре-
подавателей перед первым своим уроком по географии.- Ну, ладно, облеку
их в таблицы".  И тем не менее, прогуляв все свободное время, я явился
на урок без единой помарки в тетради. Но что было самым печальным- упал
духом,  испугавшись проверки. Победителя в этом случае  даже  в  случае
словесной  победы могло не быть. Нужно было подстраховаться.
     -Нина Михайловна, я не готов,-печально сказал я ей. Но Нина Михай-
ловна Меньшикова была своим человеком.
     -Ты же знаешь?
     -Да!
     -Марш на урок и никаких "не могу".
     Я влетел в класс. После моих слов "урок окончен, получившие оцен-
ку- ко мне  на  стол  дневники"  над  классом  поднялась  теплая  вол-
на:"-У-у-у!"
     -Умница!-вогнала меня в краску Нина Михайловна.  И  я  чувствовал
что так оно и есть. Рассказывая ребятам о климате в Казахстане, я расс-
казал им о трех обугленных солнцем девушках,  которые, будучи в экспе-
диции и уйдя за бархан в туалет,  не смогли найти дороги назад,  о чем
слышал,  служа в армии. Рассказывал я им и об увиденном и услышанном  в
Алма-Ате. Эти  рассказы  весомо активизировали их уставшее от программы
внимание.  О конспектах мне сказала даже  не  Нина  Михайловна,  а  их
классный  руководитель  Светлана  Васильевна  мягко и с улыбкой сказав
"все-таки". Человечность для меня была пряником, отказать которому я не
мог.
     С  биологией  было  иначе. Мой первый конспект был признан лучшим
учительницей школы,  совмещавшей обязанности нашего методиста. Лучшим и
по  количеству и качеству информации. На незначительные отходы от клас-
сической формы она даже не обратила внимания, как и на отсутствие слов
"а теперь, ребята, я перехожу к основной части урока", которые и стали
краеугольным камнем наших дальнейших отношений. К моему великому  сожа-
лению, я не сказал их во время первого урока. Ее приказной тон отвернул
меня от написания их дальнейшем,  в результате чего все остальное, от-
ходящее  от  формы,  стало вопиющим безобразием,  с которым необходимо
стало бороться, начиная от вторжения в ход урока, кончая вызовом руко-
водителя  практикой.  То что у большей частью окаменевших на ее уроках
учеников научные термины стали обиходными после 4 моих,  а  полупустой
журнал наполнился положительными оценками, она замечать не хотела. Снял
напряженность конфликта мой вопрос -кто она?-Друг или враг?  По биоло-
гии  я  получил тройку.  Не обошлось и без курьеза. Чувствуя душой бли-
зость к людям и искренне желая им помочь,  я не  осознавал  восприятие
ими своих способностей,  являющихся просто зрением и памятью. Внешне я
уступаю своему возрасту лет на 5-6,  когда и больше. А внутренне и  по-
давно. Первый анализ урока моего товарища начался с меня.
     -Ты не видишь детей,  треть не слышишь того,  что говоришь, фраза
...  не имеет смысла, говоря ..., ты хотел сказать ..., но сказал непра-
вильно,  растянул  вступление,  скомкал  конец,  забыл о дневниках. Моя
оценка-твердая тройка.
     Парень был солидным,  моим ровесником.  Одевался и держал он себя
как кадровый учитель сельской школы.  Я разбил его для него  беспощад-
но. Методист,  обрадованная тем,  что ей не надо говорить,  также как и
моей серьезности,  закончила мой анализ одним-двумя  дополнениями. Все,
посерьезнев, замолчали. В его глазах был страх. Засмеялся он при встрече
со мной на улице после приветствия лишь через два года.
     Душа требовала  друга. Поклонницы у меня были. Но я искал безогляд-
ности в отношениях.  Звали ее Вика. Училась она на пятом курсе  другого
факультета. Что-то нежное и пацанячье сквозило из ее глаз.
     -Я - петух, но миролюбивый,- сказала она мне в одну из наших пер-
вых  прогулок.
     Спорт продолжал оставаться моим Богом. Саша Гостев ушел из инсти-
тута  и теперь работал на двух работах,  одной из которых был физкуль-
турный диспансер,  где он выполнял обязанности сторожа. Там был неболь-
шой физкультурный зал, но с зеркалами и тренажерами, куда Саша и пред-
ложил мне ходить заниматься. Куда я и повел Вику.
     Ее реакция была молниеносной. Мячи она хватала,  как-бы обрывая их
полет. Я поражался и ее цепкости. "Худобу откормим",-думал я. Но это  ос-
талось лишь мечтой. В такой финал я отказался бы поверить в начале этих
отношений, расскажи мне кто о нем. Мой статус парня требовал инициати-
вы в отношениях. Я не отказывался от него. Но я надеялся и на внимание и
с ее стороны. Рассказав ей в первый вечер о своих проблемах в отношени-
ях с людьми,  я обозначил проблему как непонимание людьми меня, подоб-
ное непониманию многими Рерихов в свое время.
     Первый вечер  прошел со смехом над ее цирковым дебютом. Был он и в
другие вечера.  Но уже не таким чистым,  так как у меня  накапливалась
боль. После каждой встречи у меня было такое опустошение, что мне ста-
новилось плохо. "Что она делает?"-думал я.  А она ничего особенного  не
делала. Она  просто  считала в свою пользу,  пользуясь тем,  что я счет
блоков своей души, отданных ей, не вел. У меня и в мыслях не было этого
делать. Я просто не был этому обучен. Я был обучен обратному. "В присутс-
твии человека нельзя  говорить  о  нем  в  третьем  лице", -говорил  мне
отец. Воспринималось не только правило,  но и ценность каждого человека
и его имени не менее,  чем его личность. Сам же отец не только учил нас
открытым и честным отношениям. Он сам в годы застоя,  спасая человечес-
кие судьбы,  отказывал прокурору области и  обкому  в  закрытии  дела,
из-за чего поздними вечерами,  возращаясь домой с работы, был вынужден
держать пистолет в кармане,  вытащенным из кобуры.
     Вика же счетом увлеклась.
     -Ты не знаешь жизни, ты не была ей бита.
     Вика с любопытством наклоняла голову набок.  Я,  набравши в грудь
воздуха,  начинал опять что-нибудь рассказывать,  что могло бы ей дать
меня понять и повернуть лицом ко мне. У Вики глаза округлялись, тонко-
ногая пацанка преображалась в девушку. А в один вечер, заканчивая речь,
я  увидел  Богиню. Вокруг  головы  ореолом  вспыхивали желтые и красные
блестки. Я попытался ее поцеловать. Она не отталкивала, но и не отвеча-
ла. Она меня изучала.
     -Потом,  в другой раз,-сказала она.
     Я сидел дома.  За окном стояла темнота. Утром в газетах появлялись
сводки об убийствах,  грабежах и  изнасилованиях. Их  мог  совершать  и
я. Мне почти не задавались вопросы где я был вчера, позавчера. Проходило
три дня - звонить начинал только я.
     -У меня сейчас собрание, -назначала она мне назавтра встречу, ес-
ли ее папой не планировался огород.  Я мог водить домой  женщин. Она  в
меня верила? "Что тебе еще нужно, дура?-думал я. Я решил сблизить наши
отношения. "Может быть в ней надо разбудить женщину?" Второе и  послед-
нее  сближение наших губ вызвало ее подпрыгивание на моих коленях,  от
того,  что я "только что" определил,  что до нее у меня никого не  бы-
ло. Мои слова о том, что ей надо бы уже идти, так как ее мама ждет, бы-
ло видно родили у нее дополнительную веру в меня,  которой я и так уже
был  переполнен.  Верх  моей  чаши терпения в скором времени заняла ее
очередная проверка моего отношения к ней,  чувствуя которое и проверяя
как его, так и отношение к ее слабости, отжимаясь на брусьях, она ста-
ла виснуть на моей подстраховке,  изображая усталость и класть ноги на
мои руки,  чтобы я поднимал их нужное количество раз.
     -Ты пацанка для меня,-сказал я ей,  когда эта чаша терпения  была
подожжена. -Сила моего духа в 2 раза больше,  чем у тебя. Чтобы мы могли
общаться на равных,  ты должна пахать сейчас как папа Карло. Сама ты не
пашешь,   мне  ты  делаешь  одолжение  для  тренировок  и  вообще  для
встреч. Думаешь это долго будет продолжаться?  Она начала  колебаться. Я
решил помочь ей:
     -Завтра идем в ЗАГС.
     Она что-то промямлила.
     Утром, побрившись, умывшись и одевшись, я был у нее. Своих родите-
лей она оставила в счастливом неведении. Собираясь, она протянула время
до второй пары,  пропускать которую мне было нельзя.  Сказав, что я ее
все равно поймаю в институте,  скрепя сердце, я ушел. В институте я ее
увидел улыбающейся. "У нас сейчас еще одна пара". Следом  была  у  меня.
     -Давай я приду вечером,- сказала она.
     -Давай.
     Она позвонила. Она не может.
     "На бл...ки пойти что ли",-думал я послезавтра.  Вдруг  зазвонил
телефон. Она. Я даже обрадовался. Это было хоть что-то.
     -Давай, я выхожу из своего дома,  а ты из своего и встречаемся на
середине пути.
     Я все понял.
     -Ты знаешь, мне незачем выходить из дома.
     -?!Ну хорошо,  я сейчас приду к тебе  сама.
     -Иди.
     -Я принесла тебе нун-чаки и мячи.  Книгу, если можно я еще задер-
жу?
     -Задержи.Так нашим отношениям конец?
     -Скорее всего-да.
     -Хозяин-барин.Смотри, пожалеешь.
     -Я пойду.
     -Пойдем, я тебя провожу.
     -?!Не надо,я сама.
     За окном было темно.
     -Я тебя и спрашивать не буду.
     Она жила в двух кварталах,  но повернула в обратную  сторону,  на
троллейбус,  чтобы  проехать  вкруговую. Это был камешек в мой огород. Я
подумал,  что она закрывает свою душу этим от меня,  чтобы я ее не мог
рассчитать своим умом.  Я нахмурился.
     -А почему звезды отражают судьбу человека?-задала она мне  вопрос
чрезмерно наивным тоном.
     -Ты знаешь, я не специалист по этим вопросам.
     Такой мой  ответ  означал обиду.  Но обиду на то,  что она передо
мной "заметала" свои следы. Она заулыбалась во весь рот.
     -Я даю тебе время до пятницы,-сказал я. И с легкой усмешкой: -Ну,
ладно. Счастливо.
     Она посмотрела на меня и,  дернув плечами, деловой походкой заша-
гала к троллейбусу.
     В пятницу  я  шел  по коридору института с однокурсницей в другой
корпус в направлении институтской раздевалки. Вдруг из-за поворота... В
ее резком движении головы в сторону моей однокашницы было что-то,  как
у самки,  у которой отбивали самца. После кивка друг другу я почувство-
вал  закус  ею губы за моей спиной. Я и не думал,  что у нее есть такое
отношение ко мне.  Но и оправдываться я не собирался.  Правда,  увидев
вскоре  ее на остановке,  я подошел к ней и спросил:
     -В среду ты была искренна со мной?
     -Да,  в среду я была искренна с тобой!
     Отпрянув от такого отвечания, я повернулся и пошел. Все нужно было
начинать сначала.
     От отношений с Викой у меня остался непонятным один  вопрос. В  ту
пятницу,  лежа на диване, внутри себя я увидел ее, сжимающуюся в жела-
нии вернуть меня к себе. Причины появления этого видения, как и способ-
ности  Вики,  для  меня остались загадкой.

     Мне вообще ничего стало не нужно. Я бросил институт, ставший бесс-
мысленным  моему  большому больному "я". Нужна была женщина. Пережив ко-
роткий любовный роман, не имевший продолжения, я успокоился. "Действую-
щий - бойся неудач",- вспомнился мне Лао-цзы."Нужные люди и нужные книги
сами встретятся на вашем пути",-вспомнил я Мартынова с благодарностью. И
я  стал  спокойно заниматься огородом.
     Первым мне  встретился  котенок,  мяукавший на лестничной площад-
ке. "Может быть это Провидение специально продбросило  мне  его,  чтобы
проверить  меня",-подумал  я. Я назвал его Земой.  С этим словом у меня
связано очень забавное воспоминание. Боря,  как-то,  передав нам к празд-
нику презент,  позвонил и сказал матушке,  что его привезет зема.
     -Вы -Зема?-спросила  матушка  того  парня.
     -Да, я - Зема,-расхохотался он.
     После его ухода и моего пояснения смеялась матушка.
     Теперь же  имя  моего любимца мне постоянно напоминало о космосе.
Он бегал за мной от автобуса до дачи и обратно. Когда он уставал и  са-
дился,  я нес его на руках. Я изучал все его реакции и по глазам видел,
что он видит еще нечто, вылетающее из моей головы, когда я, рассматри-
вая его,  думал. Это меня роднило с ним душой,  как и все,  связанное с
экстрасенсами,  с ними.  Теперь я понимал и оправдывал почти каждое их
действие,  чему раньше бы не нашел оправдания.
     Например, одна экстрасенс обматерила женщину, теряющую сына, ког-
да  та ей надоела своими звонками. Эта женщина написала в газету о бес-
сердечии экстрасенсов. Но если экстрасенс полностью свободна душой. Пос-
леднее  было и моим,  и для меня это было наипервейшим. "Я в истине,  а
прочее -ничто",-читал я созвучие своей душе у Лао-Цзы. Широта мысли то-
же приносила этой женщине-экстрасенсу оправдание. "Она же может видеть,
что ее силы слабее сил сделанного этим парнем в прошлой жизни и несде-
ланного в этой".  Удар,  нанесенный женщине,  сострадание вызывал и не
вызывал одновременно. "Будьте благословенны  трудности-  вами  мы  рас-
тем",- приходили слова Рерихов,  полностью завершая оправдание экстра-
сенса. К смерти же как к своей, так и чужой я стал относиться спокойно,
так как знал и чувствовал, что ее не существует. Жизнь опять была отк-
рытой книгой,  только теперь и с другой стороны и бесконечно глубокой,
как  и она сама.
     Однажды, когда я получил посылку от знакомых,  один предмет в ней
полосонул  меня снисхождением в него вложенным.Это был набор ножей для
чистки овощей и рыбы.
     То лето прошло у меня в чисто мужской компании - с Земой. Иногда,
наш мужской коллектив разбавляла одна знакомая,  влюбленная в эзотери-
ку. Со мной она чувствовала себя в ней дилетанткой, а для меня она была
отдушиной в человеческом общении.
     -У Цоя, как у Иисуса, многие фразы многозначны,- говорил я ей.-Вы
посмотрите-слова "он не помнит ни чинов, ни имен" означают, что наибо-
лее любимый судьбою является мудрецом,  так как смотрит в сущность яв-
ления. Ведь стебель и листья травы тоже можно  о