понял, что извинение  у
Вовки надо вытягивать.
    Родителей дома не было.
    -  А  ты  все-таки так и не извинился передо мной, - сказал
я, зайдя.
    Он  стоял  передо  мной,  надув губы,  словно  собираясь  с
силами.
    -  Вы извините меня, я больше не буду, - наконец выпалил он
классическую фразу.
    Я  отмяк.  Я  чувствовал, что его слова пусть  неточно,  но
заполняют  большую выемку в моей душе, вызванную его  вчерашним
поступком,  но  одновременно чувствовал, что  для  необходимого
нужно подождать.
    Я  хотел с ним поговорить, но еще не мог войти в нормальное
русло разговора, и я пошел домой.
    Спустя  два месяца, выходя с переговорного пункта, в дверях
я  столкнулся с парнем, который мне показался знакомым. Я  тоже
ему показался знакомым.
    -  Где мы с тобой виделись? - начал он допрашивать меня.  -
Не в отделении?
    Он,   кажется,   работал в милиции и хотел во  мне  увидеть
одного   из   своих   подследственных.  Он   хотел   выйти   на
запанибратскую  фамильярную  ноту,  но  что-то   во   мне   его
удерживало от этого. Тем не менее он этим горел.
    Выходящая  из  дверей молодая женщина с  мальчиком  сказала
ему:
    - Пошли.
    - Подожди. Так где, черт возьми, мы с тобой встречались?
    Я взглянул вдруг на мальчика, и меня начал душить смех.
    -  Я,  наверное, пойду. Спроси об этом у Вовы, -  сказал  я
парню.
    - Ты его знаешь?
    - Вова, ты меня знаешь?
    Вова кивнув, отвернулся, пряча улыбку.
    Несмотря  на  продолжившийся допрос, я  ему  не  сказал  об
этом, не сомневаясь, что Володин ответ ему понравится больше.

    Однажды  среди  ночи  раздался телефонный  звонок.  Звонила
молодая  женщина вульгарного поведения. Телефон стоял  рядом  с
матушкиным   диваном,  поэтому  она  взяла  трубку.   Звонившая
настойчиво  стала  матушку  спрашивать  куда  она  попала.   "В
квартиру". Больше на ее вопросы матушка отвечать не стала,  как
и  та  на матушкины, и матушка положила трубку. Звонок раздался
во  второй раз. Лежа в другой комнате,  я  слышал  как  матушка
безбожно  тратит  свою  душу, отвечая на бесцеремонные  вопросы
той,  которую  нужно  и легко было можно  поставить  на  место.
Ответив,  посчитав  что сильно, на самом  деле  отдав  огромный
кусок  своей  души  в  ответ на бессовестность,  матушка  опять
положила  трубку.  Я  лежал, переживая за каждый  ее  промах  в
отдаче  лишнего, когда вдруг почувствовал в воздухе  над  собой
огромную  черную  субстанцию, внушающую мне страх.  Начав  себя
было успокаивать, я понял, что не могу успокоиться потому,  что
боюсь  очередного звонка этой дамы. Я встал и  пошел  отключать
телефон.  Когда я искал соединительный узел, нечаянно  разбудил
матушку, успевшую уже заснуть. Она проснулась и начала ругаться
почему я шарахаюсь ночью. Если бы причина моего шарахания  была
не  в  ее  неумении правильно разговаривать с бессовестными,  я
принял бы ее слова спокойно.
    -Тебе  хорошо  спится? А после твоего  разговора  над  моей
кроватью  висит "программа уничтожения", - которую ты  перевела
ко мне.
    -Я  ничего  к  тебе не переводила. Я сразу  заснула  и  так
хорошо, а ты меня разбудил.
    -И ты ничего не почувствовала?
    -Ничего.
    Тут я все понял.
    -Ты  просто  отбросила  от себя все  лишнее  и  "закрылась"
верой   в  хорошее,  а  "програма  уничтожения"  этой  подруги,
предназначенная тебе по полю от тебя, перешла ко мне.
    Мы  поменялись  ролями. Я заснул и так  хорошо.  А  матушка
оделась и пошла на кухню пить чай и читать.

    Самое  интересное в этом случае для меня  было  то,  что  я
зримо увидел как программу уничтожения, о чем я прочел у С.  Н.
Лазарева,  так  и то, что я действовал только своей  интуицией.
Это было у меня впервые.
    Только  чьей  была та "программа уничтожения",  сейчас  мне
трудно  сказать, если это вообще была она. Хотя, может  быть  и
была. Чьей-нибудь.
    Пробив,  наконец-то, эгрегор Вадима, я  утонул  в  покое  и
умиротворении. Утонул до такой степени, что меня стал разбирать
смех  -  как  он  может с таким сытым состоянием  души  всерьез
воспринимать мои слова о каком-то полевом раздражении  им  моей
психики.  Одновременно  я увидел всю классическую  в  эзотерике
духовную   структуру   личности  со  всеми   сверхсознательными
центрами,  или,  как  называл это  Шри  Ауробиндо  -  источник,
находящийся выше головы. Только у меня их было 2. 2 цельных. Не
только  собственно источника, но и две полные духовные сущности
- два духовных человеческих тела, вложенное одно в другое. Мое,
поменьше,  было  внутри  второго.  Такое  вложение  было  непос
тоянным. Иногда происходило их сдвижение или раздвижение и  мое
сознание  оказывалось в непосредственном контакте с чьим-нибудь
другим  филиалом, без всяких полевых прослоек. Но моим  "домом"
был прозрачный, правда, не всегда, полевой контур тела Вадима.
    Когда  я  пробил его филиал, оказалось, что его вживание  в
меня  было  таким,  что  потерял  в  этот  момент  контроль  за
мочеиспускательной  функцией мочевого  пузыря.  Благо,  он  был
пустым.  А  когда  я  садился  в медитацию,  я  его  вообще  не
чувствовал.
    Однажды  после  нескольких дней медитаций  я  вдруг  почувс
твовал,  что полевая ткань очага в правом  полушарии   начинает
поддаваться.  Через мгновение  две  полевые пленки,   сложенные
папкой,    развернулись,   острой   вспышкой   самых   полярных
воспоминаний сюжетов психоза  93-года кольнув мне сердце. Опять
я  вспомнил,   как  был той апрельской ночью  словно  застигнут
врагом  врасплох.  Укол я  почувствовал не  только  от  вспышки
эмоций,  а  напрямую.  Но  воспоминание  пережитого  сердцем  с
пониманием  невозвратимости  прошлого  было   дорого.  Я  начал
плавно углубляться в себя. Достигнув затылка,  я остановился.
    Сам  мозг  я  не видел. Через полевые слои я видел  лежащее
передо  мной  мое  тело. Спереди справа висел круглый  темно-ко
ричневый очаг, обведенный красной каймой. От созерцания своего,
бывшего таким незначительным для пережитых мной эмоций,  врага,
мне стало плохо.
    Пробивание  моей  душой глубин психики,  закрытых  от  меня
эгрегорами,  началось с отправления отцу первой части  рукописи
книги.  Едущую  на  запад  матушкину  знакомую  Раису  Ивановну
Кузнецову я воспринял как послание и знак от Бога привлечь отца
в  соавторы книги. Я не чувствовал в себе способность до  конца
самостоятельно закончить  свое  дело. Мне  нужно было верить  в
кого-то. Отец писал свою книгу и не мог мне помочь.
    Патологию, а точнее изменение своего состояния от  исходной
формы  -  зимы  86-07 года - я понял лишь благодаря  оккультным
знаниям и учениям о человеке.
    В  книге  "Свет  на  Пути" и "Голос безмолвия",  передающей
учение неизвестных Махатм, есть слова: "Не допускай, чтобы твой
ум ристалищем для чувств твоих служил". Во время своего первого
просветления я людям выкладывал всю свою душу, оберегая себя  и
их  от  возможности охватить целиком весь мой потенциал. Стресс
уничтожил  мне  любовь. Но и мизантропом я не  стал.  На  смену
бесконтрольной   любви   пришло   оптимальное   и   единственно
правильное    в   жизни  - Сознание  Кришны. Я  перестал   быть
фанатичным  альтруистом.  Я  стал чистым.  На  добро  я  отвечу
добром,  на зло могу ответить злом, но предпочитаю не отвечать,
и если можно терпеть - терплю.
    На  эзотерической  схеме  планов человеческого  сознания  я
увидел,  что астральный - чувственный план находится на  уровне
груди у человека. Лежа в медитации, я вдруг обратил внимание на
прямую зависимость видений, возникающих у меня в груди с тем, о
чем  я думаю. До этого я думал, что это

е  прощение  с  Сахалина  я  получил,  находясь  в
Благовещенске   после  того,  как  отправил   ей   открытку   с
извинением.  Прощение,  как  и  одна  ее  мысль  во  время   не
посредственного общения с ней, пришло на мой правый бок во весь
его  об®ем  видением чувства, отношения. Филиал сестры  в  моей
психике   находится  (находился)  в  левом  полушарии.   Налицо
противоположная взаимосвязь полушарий головы и сторон тела.

    Все,  что  нас  окружает - многомерно. Раз многомерно  все,
многомерно и каждое из этого всего. Тем более то, что  является
копией Вселенной. Говоря это, я не хочу подорвать чью-то веру в
возможность  излечения.  Наоборот.  В  норме  трудность  должна
рождать  интерес  к  ее  преодолению, а  сложность  преодоления
должна  рождать  концентрацию всего внимания и  внимательности.
Многомерность  всего  сущего как  раз  и  говорит  о  том,  что
абсолютно любую проблему можно решить самыми разными путями.


    Однажды  вечером я лежал в кровати и увидел слова: "Церковь
"Новое поколение"",  прошедшие  перед моим взором.  Я принял эти
слова за послание свыше и пошел  в  эту церковь.


    С  пастором произошел конфликт. Я спрашивал у него,  почему
он  со сцены клеймит абсолютно всех экстрасенсов, а он говорил,
что так написано в Библии. "Но ведь ты же сам накладываешь руки
на больных",- думал я. Иной экстрасенс подобное делает также  с
именем  Бога  на устах. Я его не понимал и был уверен,  что  он
неискренен. Особенно после помощи мне С. H. Лазаревым.
    В  конце  концов  у  Саши  - так звали  пастора  -  лопнуло
терпение:
    -Ты исповедуешь, что Иисус - есть Христос?
    Для меня он сказал набор слов.
    -Ты крещен Духом Святым?
    То же самое.
    -Ты сам от д®явола и твой отец от д®явола, - сказал он.
    Я был обижен до глубины души.
    -Ты сам от дьявола, - сказал я ему.
    На том мы и разошлись. Он был несколько обескуражен.

    На  следующий день я решил с ним помириться и пошел к  нему
домой.
    Едва  я  сказал  причину своего прихода,  как  почувствовал
тепло,  хлынувшее от него в мой правый бок в то  место,  где  у
меня  находился  его филиал. Мы пошли с ним  в  кухню,  где  я
подвергся с его стороны самому обстоятельному расспросу. Пастор
хотел  знать  обо  мне  все. Я не был  против.  Более  того,  я
чувствовал  перед  ним  какую-то  обязанность  и  необходимость
поделиться  с  ним  о моем посещении психиатрической  больницы,
т.к.  чувствовал,  что его рассказ о его прошлом  поставил  его
передо  мной  со  слабой стороны. Я же хотел равных  отношений.
Это  я сделал во второй свой приход к нему, сразу почувствовав,
что   совершил   ошибку.  Сейчас  же   мы   в   поисках   точек
соприкосновения  душ  делились друг  с  другом  духовным  фунда
ментом, их наполняющим.
    -  Какая  разница каким путем придешь к Богу? - говорил  я.
Ведь все религии, как и христианство, указывают на то, что  Бог
внутри  нас, значит отрицать их глупо. Что же касается меня,  я
же   не   собираюсь  со  сцены  говорить  о  них,   тем   более
противопоставляя  их христианству. Разве,  может  быть,  когда-
нибудь упомянуть о них, подтверждая или поясняя свою мысль?
    -  Иисус сказал, что его именем будут лечить людей, что  он
затмит всех мудрецов. Именем твоего Кришны лечат людей?
    -  У  Кришны были другие дела на земле, чтобы так говорить,
однако  лечит сам его путь, оставленный людям. Что же  касается
его  мудрости  -  то он равен Иисусу в знаниях и  способностях,
т.к. он, как и Иисус находится в Полном Знании.
    -  Как  же  ты  собираешься читать проповеди,  если  ты  не
знаешь Библию?
    -  Но  ведь  ты  же  растолковываешь  людям  ее  построчное
содержание.  Я смогу так делать сходу. И даже без Библии,  если
нужно  будет  говорить  просто  о духовном  мире  и  о  пути  к
# рмонии.
    - Сможешь сходу? Ой ли?
    -  Ты  меня  вчера не дослушал. Я хотел предложить  тебе  в
церкви  сделать свободный приход, чтобы людей не гонять  в  нее
понапрасну.  Бога ведь не надо бояться? - спросил  я,  вспомнив
как  на  вчерашней проповеди Александр говорил, что  необходимо
развить страх перед Богом.
    - Не надо.
    -  Чтобы не гонять людей каждый день в церковь, нужно  тех,
кто  уже  ходит  давно  и кто хочет посещать  церковь  свободно
обязать привести в церковь двух новичков.
    Жена  пастора  Наташа налила всем по кружке чая.  Я  их  не
убедил.
    -  Давай, Михаил, мы помолимся за тебя и на том сегодняшний
разговор закончим.
    -  Но если я буду ходить в церковь, со временем ты мне дашь
микрофон?
    - Будет видно.

    Я не был кришнаитом, но Кришна был Богом Шри Ауробиндо.


    Знакомый   моего  знакомого  для  разрешения   какой-нибудь
проблемы  загружал  в себя всю информацию  о  нем  и  продолжал
делать дело.
    В  скором  времени  вспышка озарения реализовывала  эту  ин
формацию в готовые ответы на заданные себе вопросы.
    Все лето я аналогично закладывал в себя программы, каким  я
хочу  себя видеть. Помимо того что я не прекращал тренировки,  я
чувствовал, что закладываемое реализуется и от самих собственно
закладываний.
    Аналогично  с  осени я стал переживать все формы  мышлений,
которые   позволяло  мне  производить  мое  поле.   Создавалось
чувство, что мое поле прикреплено к телу одной какой-то  нитью,
на  которой  вокруг  моего  тела  вращается  весь  мой  полевой
конгломерат,  подставляя под взор моего сознания  ту  или  иную
информацию  без  моих усилий на то. Нельзя сказать,  что  такое
вращение  моего поля вокруг меня не было болезненным,  но  боль
тогда   вообще   продолжала   оставаться   моим   существом   и
причинами ее возникновения были другими. Вращение  же  помогало
мне   в    действиях.   При   видении   какой-либо   информации
возникающее  к  ней чувство точно подсказывало мне,  что  нужно
делать.  Такая  слабость удержания вокруг себя своей  защиты  и
была причиной того, что мое поле пробивалось эманациями извне.

    Мышление выше головы.
    Над   головой  все  лето  чувствовалась  какая-то   жесткая
структура,  покрывающая голову сверху и  не  дающая  душе  осво
бождения. Но от постоянного взгляда в себя я прошел всю толщину
своей  психики  и почувствовал свободу где-то в ее  глубине, за
ней. Создавалось чувство окончания этой структуры над
головой,  где-то  далеко за затылком, где  сознание,  вырываясь
наружу, начинает свободно мыслить, осознавая как свой ум, так и
обретя   способность   молниеносного   нахождения   единственно
правильного  решения в любой ситуации.  Открыв   в   себе   эту
способность, мне  уже не нужно было утверждаться в глазах людей
в своем уме.
    После  поездки  на  Сахалин и переворачивания  всего  моего
духовного  гомеостаза я потерял этот выход души на  свободу   и
опять продолжил битву за любовь в прежнем склепе души.

    Весь  следующий  день  я  сидел в медитации,  лишь  изредка
выходя из нее. Я был наполнен чувствами скорого выхода в  люди.
К  концу  светового  дня  вдруг верх моей  головы  стал  быстро
раскрываться, как будто она состояла не из мозга,   помещенного
в череп, а была открытой кверху полусферой, наполненной  чем-то
вроде  пыли.  Сейчас что-то тяжелое,  упав на дно  этой  сферы,
взметнуло   всю  эту  пыль  вверх.  Одновременно   мои    глаза
открылись  как  фары,   а взгляд уперся  в  дверцу  письменного
стола. В одно  мгновение его сила увеличилась в несколько  раз:
"Видишь?  Не  отвечай"  - словно раздался голос. Я был потрясен
пережитым. Это был не страх, а трепет  от осознания посвящения.
Я  стал  чувствовать на себе ответственность перед кем-то,  кто
еще  не  показывал мне свое  лицо, но говорил во мне  и  иногда
после через меня.
    Правда,  я не мог понять, что значит "не отвечай".  То  ли,
что я имел в виду под этим этим летом?
    Но вскоре я расслабился и решил просто начать жить.
    Подобный  взгляд из меня я чувствовал когда  говорил  одной
женщине,  молившей  Бога  о смерти, но  обладательнице  психики
близкой к совершенству, что она нужна здесь.

    В  медитации я садился по несколько раз в день. Я ждал, что
скоро   будет  пробивание  макушки,  после  чего  я  попаду   в
долгожданную  душевную свободу и Абсолют - в ту  серую  с  виду
безжизненную Высшую Реальность, в Ноосферу.
    Наконец-то  настал  тот  день.  Очередное  усилие  внимания
внутрь-вверх, и я отвалил очередной и последний пласт сознания.
И  о,  Боже!  Там,  где  была у меня  макушка  спокойно  лежала
информация    о   том,   что   Вадиму   было   непонятно    мое
противопоставления себя ему, после оскорбивших меня  его  слов.
Это  значило, что психоз этого года я пережил только из-за слов
Стаса:
    "Миша,  твой  дух  ведь  ничтожен  по  сравнению  с   духом
Вадима". Остаток дня после этого открытия я рыдал, боясь  сойти
с  ума   от   резкой  перемены чувств. Через день  отцу  Вадима
отнес письмо с об®яснением причин написания мной  того  письма,
явившимся началом нашего духовного размежевания:
    "Мое письмо в январе этого года вы получили, потому что  по
профессии  врач, а с виду -человек, Стас в беседе вдруг  радостно
воскликнул: "Миша! Твой дух ведь ничтожен по сравнению с  духом
Вадима  (хотя к теме разговора это не относилось). А Вадим,  на
мои  слова:  "Интересное (= странное) у  тебя  понятие  "духа",
мило,    хотя  и   чисто   по-доброму,  улыбнулся:  "Физическое
бессознательное". Все последовавшее - лишь следствие этого".
    Прошло  3  дня. Вадим не звонил. Я стал сомневаться  в  пра
вильности   своего  направления  на  сближение  отношений.   Но
очередная медитация напомнила мне о том,  что я весной  в   той
записке,   отвечая   на  его выражение в мой адрес,  которое  я
воспринял как оскорбления, я ответил оскоблениями.
    -Я  же  причинил ему сглаз, - с ужасом думал я, представляя
3  полевые  спирали  у него на теле, которые  мешают  его  телу
дышать.  Но  и его молчание останавливало меня быть черезчур  с
ним раскаявшимся.
    Я  написал еще одну записку с извинением за те слова, решив
про себя больше не иметь с ним и с его семьей никаких дел, если
от него и от них не будет никакой реакции.
    После отнесения этой записки я стал утопать в энергии,  иду
щей  из  их  дома. Но я старательно очищал сознание  от  всякой
привязанности,  думая  это делать до тех  пор,  пока  Вадим  не
выполнит  свой долг передо мной - со своей стороны не извинится
за обиды, причиненные мне. Мне было нужно не столько извинение,
сколько  гарантия,  что  он  перестанет  демонстрировать   свою
духовную  свободу  на  моей душе. Но и  извинение  было  бы  не
лишним.
    Несколько  дней  прошли в ожидании  звонка  Вадима.  Он  не
звонил.  У меня с одной стороны  начало  лопаться  терпение.  С
другой    стоял  принцип.  Но  с  третьей...   Все  мое  правое
полушарие  было  залито голубым светом,   сопутствующим  обычно
моему   душевному   комфорту. И чувства  в  нем  присутствовали
самые  нежные.  "Может  быть, у него  не  хватает  времени  для
звонка", - думал я. То,  что он в городе,  я не сомневался.  Но
в  его  молчании  я видел прежнее равнодушие. И  тем  не  менее
каждый  день ждал звонка. Надо ведь мне было знать как  к  нему
относиться.
    "Может, мне не надо его ждать, - думал я, - а просто  пойти
и  восстановить отношения. Он ведь даже просто не умеет  делать
шаги   навстречу  первым".  И  я  рискнул.  Планы  мести  через
написание всех его художеств в книгу отошли на второй план.
    К  этому  шагу вело меня и другое. Мои тренировки перестали
приносить мне прежнее удовлетворение. Когда нет постоянной  ста
бильности  в душе о каком духовном росте или росте способностей
может  идти речь. Тем более, когда не знаешь для чего их  разви
вать:   желание  мести  удовлетворялось  написанием  книги.   А
написать желаемое я мог и так в любое время.
    И  мое общее душевное состояние застыло и незначительно  ко
лебалось   в   плоскости   одного   прозрачного   фона.   Нечто
подсказывало,  что мне надо выходить в люди.  Жизнь  без  людей
стала  безликой.  От  этого терял свою  индивидуальность  и  я.
Достичь  Аболюта я мог и после. А также просто представить  его
по  описанию  Шри Ауробиндо. На том безликом фоне, каким  стало
становиться мое сознание, мне это было все равно.

    -Даже дышать