стала - отхихикалась.
До близости дело не дошло,  слава Богу.  Остановило одно ее выражение.
     У сестры были проблемы в общении с одним  человеком.  "Он  хочет,
чтобы  последнее слово всегда оставалось за ним." В наших многочислен-
ных выяснениях отношений я видел,  что сестра стремится к тому  же.  В
том,  что  она стремится к этому,  я видел не желание отстоять спор со
мной, а ее желание закрыть свою душу передо мной. Не дать моему интел-
лекту высчитать ее. Забрать всю сказанную ею во время разговора инфор-
мацию назад.  "Ты не бери для себя то, что не твое", - сказал я ей од-
нажды,  когда отношения были доверительные. Я имел в виду методы обще-
ния того человека.  Она меня не поняла,  как я понял позднее  одну  ее
эманацию, но в этот момент я был уверен, что говорю понятно, и она ни-
чего не переспросила.
     Они уехали.  Я остался один.  Комплекс неполноценности у меня
оставался от того, что я не чувствовал уверенности при общении с людь-
ми. Я не знал, как с ними общаться, в то время как само посещение мной
больницы я не делал особенной тайной. Иногда сам говорил это для того,
чтобы  в случае непонимания меня человек не делал радикальных выводов.
Все остальные комплексы тоже отсутствовали,  в то время как люди часто
в штыки воспринимали мои советы для устранения их промахов, неделаемо-
го или несовершенств.
     Для устранения  этого своего комплекса я пошел работать грузчиком
в продовольственный магазин.  Тем не менее за три месяца работы  никто
из коллег не определил мое недавнее посещение, в то время как я не был
тихоней.  Зная свое место,  я,  тем не менее,  "не помнил ни чинов, ни
имен",  если  в чем-то,  даже в обращении начинал чувствовать унижение
или подавление.  Правда, не могу сказать, что у меня внутри было также
гладко,  как  и  внешне.  Моя психофизическая система была разомкнута.
Иные,  сказанные мной слова,  разом меняли весь мой гомеостаз  и  мне,
несмотря на ситуацию,  приходилось,  не подавая виду о своем самочувс-
твии, продолжать работать или общаться. Один раз, правда, придя на ра-
боту, я предупредил мою заведующую в том, что я могу потерять сознание
и,  если это случится,  чтобы они не пугались. Я чувствовал повышенную
слабость.  Когда  же после этих слов я почувствовал еще и страх женщин
за то, что это может случиться, я поспешил их успокоить, сказав, что я
ошибся.  Женщины успокоились.  После этого я решил надеяться только на
себя.
     Эта разомкнутость вместилища духа часто случалась при зимних ра-
ботах на улице. Здесь выручал общий настрой на самооспартанивание или,
если терпеть не было сил, избавляясь от последних комплексов, приходи-
лось вести себя естественно ситуации - на втором дыхании. Комплекс не-
полноценности продолжал подпитываться и тем,  что я не мог дать ответы
на все,  что переживал, хотя переживания эти давали мне паранормальный
опыт для понимания и других встречаемых явлений,  часто не были непри-
ятны или неинтересны.  Точнее, мое отношение к ним было как у простого
человека: если человек здоров - ему все здорово. Все зависело от моего
самочувствия.
     Когда у человека случается явный срыв,  он в своем, даже явно не-
завидном положении,  начинает искать то,  что его реабилитировало бы в
первую очередь в собственных глазах. Я начал искать оправдывающую меня
причину во внешних обстоятельствах и нашел ее в  том,  что  я  отдавал
столько энергии людям, что параллельные миры, их живые существа, живу-
щие рядом со мной, я поставил в опасное положение. Самих же этих живых
существ,  я не встречал ни разу. Прочитав у Б. Ш. Раджниша про то, что
человеку для познания иррационального опыта необходим "прыжок"  созна-
нием  в экстремальные обстоятельства,  я стал вспоминать из своего не-
давнего предбольничного прошлого подобные прыжки. И вспомнил. Это было
поздним вечером.  Я лежал в постели, готовясь отойти ко сну или уйти в
никуда.  Я никак не мог оторваться ни от своего тела,  ни от  голосов.
Павитрин  обещал мне помочь.  Он руководил моим отделением от тела.  Я
расслабился и лежал,  слушая его команды и голос Светы.  Она была  его
ассистенткой и заинтересованным во мне лицом.
     -Готов ли ты, Миша, уйти навсегда во Вселенную?
     -Готов,- ответил я, подумав. Делать ведь мне больше было нечего в
моем состоянии.
     -Готов ли  ты  забыть  всех своих родственников и все свои земные
привязаности?
     -Готов.
     -Я считаю до трех и со счетом три,  мы отделяемся от твоего тела.
Раз.  Два. Три.
     Я оттолкнул от себя все свои мысли и  полетел.  Мироздание  будто
начало переворачиваться.  Чтобы не вспомнить себя,  мне нужно было от-
талкиваться от любых мыслей о прошлом земном,  чтобы они не родили  во
мне прежних чувств и привязанностей с ними. И едва я в темноте Вселен-
ной касался чего-либо, как немедленно отталкивался от него, прежде чем
мог распознать на что я натолкнулся. Иногда это было моим телом, моими
глазами.  Я касался своих век,  и они начинали вздрагивать от моего  к
ним касания изнутри.  Я отталкивался от них, стараясь у себя вызвать к
ним отчуждение и их забывание.  Я пытался забыть и Землю, и свое тело.
Я  слышал лишь один голос Павитрина и разговаривал только с ним.  Этот
космический полет был романтикой,  в которой я  забылся.  Проснулся  я
тогда утром в несколько светлом настроении и первое, что меня "обрадо-
вало" - это свежий голос моего космического брата.
     Опыт иррационального  "прыжка" у меня был,  а это значило,  что я
прошел духовную инициацию.  Это меня успокоило существенно. Какая раз-
ница в том, что я побывал в психиатрической больнице, если путь в нее,
как и пребывание в ней,  позволило мне получить опыт,  о котором боль-
шинство  людей может только мечтать,  чтобы стать действительно собой.
Успокоившись,  я стал и находить в себе то,  что создавало  моей  душе
преимущества по отношению к другим людям.
     Возникали следующие вопросы:
     Если дунуть  -  изо рта дыхание вылетает минимум на метр.  Откуда
оно берется,  когда голова толщиной см 20? Куда уходят говоримые тобой
слова?  Что такое память?  Если все происходит в настоящем, значит па-
мять сказанного должна оставаться вечной.  Но ведь последующее я гово-
рю, забывая произнесенное, т.е. чистым сознанием. Попытка заострить на
этом свое внимание вызвала эффект сороконожки,  т.е. конфликт с созна-
тельным возвращением сознания в прежний привычный режим работы.

     Я чувствовал  с  обратной стороны носа в голове оборванность ка-
ких-то горизонтальных трубчатых структур, которые, может быть, чуть выс-
тупали  за  носовой  хрящ в поле действия глаз.  Я чувствовал,  в этих
структурах присутствие индивидуалиностей Светы, Вадима, Славы, в той же
последовательности,  в какой чаще всего проявлялись их голоса во время
психоза,  и эти структуры часто определяли мои эмоциональные  реакции,
когда мне надо было их проявить.  Я делал это так,  как это сделали бы
они, или как собой я воспроизводил их действия во время психоза, когда
хотел понять,  что они сейчас делают по отношению ко мне или чем зани-
маются сами.
     Эта оборванность  этих  структур  и  моя выписка создавала у меня
картину отношения ко мне со стороны врачей,  хотя я видел  степень  их
понимания моей души и понимал,  что нельзя судить того,  кто не знает.
Что они и так сделали все, что могли. Что расскажи я о том, что я сей-
час переживаю,  я просто поставлю их в смущении в тупик.  Не по поводу
их отношения к себе,  потому что для себя они найдут ответ, а для пол-
ноценной и законченной помощи мне.
     Это мое подражание некоторым эмоциям Славы, Светы или Вадима, кото-
рые у меня вызывали симпатию, было мне приятно. Оно вызывало оживление
некоторых после нейролептиков бездействующих тканей внутри головы, хо-
тя параллельно с приятным,  я чувствовал, некоторую ненормальность де-
лаемого мной, также как и то что есть опасность возвращения в недавнее
прошлое. Но здесь уже я чувствовал то лезвие бритвы что,  где,  когда и
как можно проявлять на людях и по отношению к себе.

     Сзади меня, за правым полушарием, возвышалась ступенькой или сте-
ной  нечто  монолитное и темное,  что воспринималось мной как прошлое.
Эта ступенька и разделяла теперь мою жизнь в моем восприятии на  ужас-
ное недавнее прошлое,  вернуться в которое было страшно даже в мыслях.
А во все светлое, что было раньше, просто невозможно. Боясь повернуть-
ся назад, оставалось глядеть вперед как в мыслях, так и физически. Бу-
дущее с каким-то подернутым  серостью  просветом  выхватывалось  одним
движением откуда-то слева.

     Вскоре после выхода из больницы я получил письмо от Ильи.Мое пос-
леднее письмо,  написанное отцу перед больницей,  Илюша отнес в секцию
йоги,  куда  он ходил и показал его своему наставнику. "У него засорена
горловая чакра", - сказал ему учитель.

     Но жить с тем ужасным самоощущением себя было невыносимо. Об этом
твердил каждый твой жест.  Все выглядело коряво, придурковато, убого и
у меня не было никакого права доказывать людям обратное. Действительно
ведь я побывал в психбольнице и самое главное продолжал не знать,  что
со мной произошло, так же как и чувствовать, что я не такой, каким был
раньше. Также как и не знать, как стать собой прежним.
     - Думайте обо мне все,  что хотите - думал я о людях. А сам поти-
хоньку начал думать о себе хорошо и более того - красиво:  "Я  красиво
хожу, красиво сижу, мои руки и ноги делают изящные движения".

     Когда я  однажды взял в руки нун-чаки и попробовав ими покрутить,
почувствовал в спине острую боль.  Не в костях, а словно где-то на ко-
же. Как будто две половины чего-то во время таких сложных движений как
физических, так и психических не смыкались. Я оставил занятия нун-чака-
ми до лучших времен, если такие наступят. О гитаре мысль казалась изде-
вательством над собой.

     Однажды я отправил 2 разных и больших  письма  в  разные  стороны
света -на Сахалин и отцу в Тверь.  Перед тем как бросить их в ящик,  я
задумался.  Чувство подсказывало мне,  что после этого я буду  болеть.
Когда  я заканчивал писать каждое письмо оно у меня выходило из утонь-
шающихся психических каналов,  двумя спиралями снимающихся с моего ос-
това и сейчас висящими на нем.  Отправка писем сейчас грозила мне раз-
рывом моего духовного тела вслед за движением мыслями вслед  за  этими
письмами.  Если  бы в письмах я выложился меньше - я чувствовал -можно
письма было отправлять спокойно. Но тогда моя душа требовала, а сейчас
встала перед этой проблемой.
     Но кто сможет уничтожить свое вдохновение или даже отложить  срок
его реализации, если душа просит? Я сбросил письма в почтовый ящик.
     Сначала я как всегда успокаивал себя, что переживу, что все прой-
дет.  Но не проходило -слишком много было снято с тела.  Я лег спать и
уже бессознательно начал взывать к высшим силам,  не прося, однако, ни у
кого помощи. Просто стонал от боли, спрашивая за что мне это? Но вдруг
в левом полушарии там где у меня находился филиал Иисуса я увидел неч-
то похожее на движение руки,  успокаивающее поглаживание которой почти
сразу сняло у меня боль. Это видение было у меня на месте левой щеки и
в  ней самой какой-то хоть и крохотной,  но вполне осязаемой и главное
действенной реальностью. Я тут же стал засыпать.
     Затрудняюсь сказать что это было:  или  фрагмент  моего  образного
мышления с  элементом бессознательного аутотреннинга,  вызванным моими
эмоциями, или чья-то помощь из параллельного мира,  может быть даже  и
самого Иисуса. В  тот  момент  я об этом не задумывался,  но в то время
обдумывая подобное,  я использовал 2 возможных варианта:элемент образ-
ного мышления, или реальность параллельного мира.

     Одна прочитанная  мною  книжка,  вызвавшая сомнения о прошлых моих
"галлюцинациях":
     " В квартире пропали доллары, хранившиеся на полу под ковром. Оп-
ределив место, где были спрятаны доллары, Игорь ушел в прошлое, умень-
шился до величины котенка и встал около долларов.  Видит, подходит се-
дой  и  худощавый мужчина,  наклоняется над ковром,  достает доллары ,
внимательно их рассматривая.
      Глазами этого мужчины Игорь хотел увидеть из каких купюр состоит
пачка долларов,  но увидел расплывчатые цифры.  Из этого он сделал вы-
вод, что мужчина плохо видит."

     Как вы отнесетесь к тому, если вам нужно идти в общественное мес-
то,  где нужно много общаться, а вы садясь за стол, так страстно начи-
наете хотеть с®есть чеснок,  лежащий перед вами,  что нет никаких  сил
удержаться от этого.  Так страстно,  что начинаете чувствовать в этом,
что-то паталогическое, потому что у вас остается здравый смысл, как на
вас будут смотреть,  сейчас люди,  уловив этот запах.  И осознавая все
это, тем не менее этот чеснок вы с®едаете.
     Чувство так сильно,  что начинаешь смотреть глазами на тот проме-
жуток пространства,  находящийся между вами и чесноком,  не сомневаясь,
что увидишь при этом то невидимое что тебя тянет.  И действительно ви-
дишь как из той половины тела,  которая вас больше всего  беспокоит  к
чесноку тянется прозрачная полоса или такой же или розоватый слой мик-
рочастиц, который и просит, чтобы этот чеснок, оказался у тебя во рту.
При этом чувства, которыми заряжена эта предающая тебя сторона тела по
отношению к тебе самые издевательские.  Точнее -снисходительные. Как в
общем можно оценить происходящее? Я так и оценивал.

      Игорь Сатпремов  после  одной соместной вечеринки,  почувствовав
мое отношение,  стал уходить. Одевшись, он стал закрывать свою душу. Я
смотрел  как прозрачная полевая масса,  висевшая перед ним и бывшая до
того незаметной начала передвигаться через его голову за его спину.  С
окончанием его слов ее,  всю переместившуюся за его спину, я опять пе-
рестал отличать от воздуха.  Но Игорь каким был, таким и остался."Ну и
в чем же ты изменился,  и что вообще от этого изменилось,- с болью по-
думал я.- Зачем это все надо было  говорить,  выражая  недоверие".  Но
посмотрев на него я увидел, что, благодаря сказанному, он стал уверен-
ней в себе.  Я понял, что произношение Игорем этого набора слов служит
ему  своеобразной  мантрой,  приводящей  его психику в необходимое ему
состояние.

      В автобусе на меня упали лыжи.  Точнее не успели упасть, так как
я развернулся в тот момент,  когда они начали свое движение и спокойно
взял их в полете рукой, не видев их до этого периферическим зрением.

     Я смотрел по телевизору наших политиков.  Для меня  была  понятна
проблема избирателей. Они были плохими психологами вследствие несвободы
своей души.  Как человек, который превыше всего ценит свою собственную
свободу и независимость изберет себе в начальники того,  кто заявляет,
что его цель - мировое господство?  У каждого человека свой  жизненный
путь, и если кто-то насильственно в каком-нибудь вопросе его пересека-
ет, пользы для пересекающего не будет. Если только тот, что он получит
от жизни урок.  Сейчас же людям давалась возможность свободного выбора
своего будущего,  а миллионы людей сажали себе на шею таких  желающих.
Что тут говорить о том, почему в нашей стране до сих пор царит беспре-
дел,  если миллионы людей показывают,  что понятие "Путь" для них абс-
тракция? Человек прямо показывает готовность его пересечь не спрашивая
их желания на то,  а они покорно подставляют для этого свои  шеи.  Нет
сомнения,  что какой-то короткий период времени после подобных выборов
в стране наступит расцвет всего, но только на короткий период времени,
пока власть не укрепится,  и люди не пропитаются к ней доверием.  Сами
же личности "мировых господ" не вызывали у меня никакой особой антипа-
тии, и мне было ясно, что путь к мировому господству - это их такая же
ошибка, как и тех, кто их выбирал. Зная историю, они забыли или не хо-
тят вспоминать ее уроки. Что нахождение на своем,  действительно своем
Пути, без пересечения чужих Путей - это награда жизни, и оно дает все,
что душа только может пожелать,  а не смерть,  проклятие и позор.

     Так как моей индивидуальностью можно считать радость,  а к одино-
честву я привык,  я жил безбедно. Меня опять потянуло к общению. Я на-
чал  восстанавливать прежние отношения.  По отношению к Вадиму я начал
чувствовать раскаяние за свои прежние обвинения в его адрес и для  ис-
купления  своей  вины перед ним и просто из чистых чувств привез ему с
Сахалина несколько клубней клубники. Когда я принес ее ему, около часа
мы с ним разговаривали у него на кухне.  Он сидел у окна закрыв глаза.
Я рассказывал ему про сибирского  шамана  Оон-батыра  и  его  духовный
опыт, удивляясь полнокровности жизни шамана, что вразрез шло с утверж-
дениями многих духовных наставников о необходимости полового воздержа-
ния. У шамана -5 жен, с которыми он общается по всем вопросам. Я сидел
дома и вспоминал весь разговор.  Все было нормально, кроме двух вещей.
Меня  начало  трясти от воспоминания того,  что он сидел передо мной с
закрытыми глазами. Его благородство на лице, которое чувствовалось те-
перь мной как высокомерие.  А закрытые глаза - он ведь закрывал передо
мной свою душу.  Он специально их закрыл,  чтобы не излучать  на  меня
свою энергию через взгляд.  Он экономил ее для себя от меня?! А как он
шел меня провожать к двери.  Он словно крался на цыпочках с  соответс-
твующим  вкрадчивым  выражением лица,  проявляя отношение ко мне как к
дураку. Как к дураку за то, что я всю встречу раскрывал перед ним свою
душу,  не потребовав взамен у него ни грамма его. Когда он меня прово-
жал,  я этого не чувствовал,  сейчас же это меня секло так, как только
могло.  Его восклицание после моего рассказа: "Ну и врачи!" было после
всего этого мне пустым комплиментом.
     Резко мое отношение к нему переменилось,  когда я пробуждающимися
чувствами почувствовал,  что внутри он остался таким же как был, когда
он  давал оценку одному поступку Игорю Сатпремову в глаза:  "Это - ту-
пость",  не заботясь о его самолюбии во время другой встречи. А там на
месте "тупости" была простая, может быть, ошибка. Главное же, что я по-
чувствовал,  что он не тот космический вампир, каким он мне представал
до сих пор.
      Однажды я был приятно поражен: "Я-гуманный", - сказал он про се-
бя.  А однажды он мне сказал:  "Как ты со мной общаешься - ведь у меня
внутри - нетронутые глубины". Меня зацепило, что они до сих пор нетро-
нутые, когда весь мир перепахан распрями, также как и мой внутренний.
        Была середина ноября 93 года. Мы сидели втроем на кухне у Ва-
дика.  Вадик убеждал меня в какой-то моей несостоятельности: - Ведь ты
же знаешь зачем нужна эта "пуповина" держащая душу привязанной к физи-
ческому телу.  И никто этого не знает. - Для того, чтобы во время слу-
чайного обморока душа самопроизвольно не улетела от тела, - не задумы-
ваясь ответил я.
     Всю жизнь я принадлежал к средней интеллигенции. Но во время это-
го  разговора  я впервые почувствовал,  что дорога в их сознаниях,  по
крайней мере одного из них,  мне в эту социальную прослойку закрыта. Я
был теперь ниже их по социальному статусу.
     - Миша, в их сознаниях ты теперь просто больной парень (Сознани-
ях наших общих знакомых), - сказал друг Вадима. Мне стало дико, что это
говорится мне. И почему "теперь". Это произошло уже полгода назад. Так
как я,  несмотря на свои проблемы,  чувствововал себя психически абсо-
лютно нормальным, я все сказанное отнес в счет говорящего. Его сытое и
улыбающееся лицо говорило,  что он теперь действительно по другую сто-
рону жизни от меня.  Только на коне ли он?  Я чувствовал себя  в  гуще
жизненных проблем.  Они меня провожали домой.  Шел спор, в котором они
пытались доказать мне какую-то мою несостоятельность,  вследствие чего
я чувствовал,  что ими доказывается моя несостоятельность как личности
вообще. Я сопротивлялся как мог, и довольно успешно. Шла война эмоций,
     - Миша,  твой  дух  ведь ничтожен по сравнению с духом Вадима,-
сказал вдруг друг Вадима.
        Что бы что-нибудь сказать,