одненского ра-
йона.  За  день до общего выезда втроем,  с двумя парнями,  мы поехали
сопровождать на машине оборудование и готовить,  отведенный нам дирек-
тором совхоза,  нежилой дом для жилья. Директора нашли, машину разгру-
зили, попили чай и легли спать. Утром я, желая сделать приедущим одно-
кашникам  приятное,  настоял  на  мытье пола во всем доме - нескольких
комнатах и коридоре.
     -Зачем это делать - это стадо раз пройдется,  все равно мыть при-
дется заново,- чертыхался Андрей Шуляк.-Девчонки бы вымыли после.
     Но я стоял на своем. После их приезда мне стало неудобно перед ним
за эту стойкость-он оказался прав. Но наш руководитель - Никитенко Ни-
колай Федорович, назначивший меня в нашей триаде старшим, посмотрел на
меня как-то особенно. Это существенно заполняло неудобство перед Андре-
ем.  Николай  Федорович был и остается в моей памяти особенным челове-
ком. Тем более,  что его трагическая смерть, случившаяся через полгода,
сказала мне о той же его главной проблеме,  которую и я после просвет-
ления стал ощущать особенно остро-отсутствие полностью понимающего те-
бя человека. С таким умом,  как у него,  трудно иметь равных.  Он и вел
себя неординарно.
     Сам он был украинцем. Крепкого сложения,  невысокого роста, какой-
то весь круглый с круглой головой внешне он напоминал Жана Жака  Пага-
неля  и Луи де Фюнеса одновременно. Лет ему было тогда 50. Он был женат,
имел маленькую дочку.
     -Здрасьте,-небрежно летело нам после его захода в аудиторию. Пре-
дусмотреть что произойдет вслед за этим и произойдет ли само это  при-
ветствие  было  трудно. Его, наклоняющаяся вслед за каждым шагом, осанка
могла выпрямиться,  он, вдруг, остановившись, задуматься, смущая како-
го-нибудь студента невозможностью понять куда направлен сей пронизыва-
ющий выпуклый взгляд - в себя или на него,  что не давали еще и понять
и  его  незаурядные  артистические данные.  Пол-лекции его состояли из
"э-э", "так сказать" и других слов русского языка, становившихся в его
интерпретации  словами - паразитами. Еще  треть- из повторения сказанного
только что.
     -Земля имеет свойство быть твердой для кратковременного давления,
мягкой - для долговременного,-малозначительно произносил вдруг он пос-
ле  длинных тирад многозначительных междометий.
     -Ба-ра-но-ва!-Трубным голосом вдруг летело в аудиторию.
     -Баранова!-повторялось мягко и кротко, если та не слушалась. Даже
малейшие разговоры тут же стихали. Хронология стереотипов человеческих
отношений  у него отсутствовала. Горе было тому студенту и преподавате-
лю, кто его подводил или не выполнял своих по отношению к нему обязан-
ностей. По  каким  критериям он оценивает ответ очередного студента по-
нять тоже было невозможно. Краснову,  поймав его со шпорой  и  заставив
его тянуть второй билет, он с восторженным восклицанием, радостно оша-
рашив того и его друзей,  поставил пятерку. Мне же,  ответившему  почти
все,-тройку.
     -Белов, я тебя выведу без всякого сожаления,-сказал он мне на эк-
замене,  увидев мое подсказывание соседу.  Его интеллект был налицо, а
та стена, которой он себя окружал, рождала в него веру. Тем не менее, я
был на него обижен за ту фразу на экзамене. Тот взляд исчерпал половину
моей обиды.

     Краснов при протеже своего научного руководителя с кафедры психо-
логии перевелся на второй же курс МГПИ на факультет психологии, прине-
ся мне двойственность чувств-какое-то облегчение и депрессию за состо-
яние дел в психологии. Этим ходом Краснов опять переплевывал всех сво-
их сострадателей, оставивших его на должности профорга. Теперь ему мес-
то  в нашем институте на престижной кафедре было забронировано,  тогда
как им предстояла борьба между собой и деканатом и даже не за то, что-
бы  остаться  в городе,  а за более-менее сносное место в каком-нибудь
районе области.  "Пусть пожинают свои плоды и думают в будущем",-думал
я. Но здесь я несколько ошибался. Едва ли так думали об этом многие. Сво-
ей борьбой я не дал Краснову при помощи краснобайства и друзей продол-
жить  начинающуюся  открываться  явную несправедливость в отношениях и
подавление им их правильных поступков. Я защитил их души от унижения, и
они  не знали боли. А то что не выстрадано едва ли полностью осмыслива-
ется и ценится.  Но нет худа без добра. У меня  с  плеч  свалилась  го-
ра. Врагов у меня теперь не было. Друзья Краснова,  сохраняя свое досто-
инство, укрепляли со мной свои отношения. Медленно приближалась другая
проблема-армейцы.
     Тяжесть состояния делала меня все менее и  менее  общительным. Об-
щался  я в группе только с Андреем Шуляком и Леной Никулиной. Изредка с
Ирой Колмаковой. Игорь Сергеев ушел в армию.  Армейцы  группы  "Б"  мою
замкнутость не могли понять и принять.  На той практике начался первый
шаг нашего размежевания.  День за днем  шел  по  регламенту: до  обеда-
практические занятия, после-камеральная обработка данных, вечером-сво-
бода. Кто шел на рыбалку,  кто на тренировки,  кто читал, кто делал то,
что хотел. Первое и второе были моими. Отношения с Наташей обязывали ме-
ня этого придерживаться.
     Однажды я  собрался  на рыбалку в ночь. Ко мне в напарники навяза-
лась Лена Никулина,  постоянно пытавшаяся доказать,  что так, как живу
я,  жить нельзя. И я рискнул на ночь нравоучений. Узнав, что намечается
ночная рыбалка,  захотели на ней быть и Ира Колмакова с подругами- Ва-
лей  Лотковой и Оксаной Черновой,  учившимися в группе "Б". Нравоучений
от Лены мне обещалось быть меньше. Обрадованный, я отправил всех желаю-
щих  присутствовать на рыбалке идти ловить кузнечиков. После отдачи мне
необходимого для допуска на рыбалку лимита членистоногих, взяв одеяла,
спички,  гитару  и  снасти,  мы отправились на косу.  Рыбалка прошла у
костра. Было просто хорошо. Проверка снастей была переключением  от  со-
зерцания костра и лиц. Поймали всего двух чебаков.
     В середине ночи Валя стала замерзать.  От моей ветровки она кате-
горически  отказалась.  Тогда я посвятил ей песню группы "Круг" "Афри-
ка". К издевательству Валя отнеслась серьезно и стала собирать  в  ла-
герь Иру и Оксану. Когда шум их шагов по песку стал удаляться, я во все
горло заорал песню "Каракумы"_"Сто дней в пути шел караван". Лена лежа-
ла на спине,  держась руками за живот.
     Вечером следующего дня в лагерь приехали деревенские. Преподавате-
ли жили в доме напротив и ложились спать рано. Иногда мы сидели у кост-
ра сами и с пришедшими до утра. Но в тот раз  их  приехала  толпа. Пошли
слухи,  что они хотят нас "обновить". Мы уже лежали по комнатам, когда
они зашли и стали отбирать гитару у Оксаны  Черновой. Она  была  ее. Это
происходило у самого нашего проема двери,  занавешенного лишь одеялом.
-Давайте,  впряжемся,-сказал я парням. Нас было семеро. Деревенских -че-
ловек  20. Но  отбирали  гитару трое. И заступиться за Оксану можно было
мягко.
     -Мишка, лежи, они сами подманивают тех сюда, пусть и получают.
     Это была правда про кого-то. Но Оксана была не виновата.
     -Вы как хотите.
     Я вышел.
     -Что вам нужно?
     -Смойся, а то обратно влетишь.
     Но я просто стоял,  молчал и смотрел. И тут подоспела Света Соло-
губова,  девушка с параллельной группы,  имевшая авторитет  не  только
среди нас - своих однокашников.
     -Парни, кончайте, оставьте их, приходите завтра. Поскрипев на ме-
ня  зубами,  они ушли. Эта было моей победой и в общественном мнении. Но
нужна ли она была мне и такая? Тогда моей отдушиной была  песня  Андрея
Макаревича "Флаг над башней", в которой слова "от ненужных побед оста-
ется усталость,  если завтрашний день не сулит ничего"-были и обо мне.

     В конце июня позвонил Павитрин c каким-то вопросом.
     - Чем занимаешься?
     - Практика только закончилась.
     - Может поедем на Белогорье? А вернуться можно по Зее.
     - Точно.
     Станция Белогорье  находится  в тридцати километрах от города,  в
пятнадцати от поселка Моховая Падь - пригорода,  откуда ходит рейсовый
автобус.  Поезд  отходил в половине двенадцатого ночи.  Я взял на ночь
закидушки.  Вадик - спиннинг на щук. В час ночи добрались до мыса, об-
разуя который,  Белогорьевская протока впадает в Зею. Крохотные касат-
ки, ловившиеся на закидушки, не располагали к рыбалке и час, проведен-
ный у костра,  в перерыве между проверками закидушек,  я,  как полтора
года назад,  попытался было сначала заполнить время рассказами о звез-
дах и космосе. Но те отрывистые фразы, вылетавшие у меня из груди, по-
родили неожиданную тишину.  Расслабив концентрацию внимания и взглянув
на  Вадика,  я увидел его глаза смотрящие на меня,  наполненные болью.
Это отбило у меня желание рассказывать,  и я прекратил душевные излия-
ния. Утром мы собрали наши вещи и берегом Зеи пошли в сторону Благове-
щенска. Неподалеку от конца галечниково-песчаного берега на берегу ле-
жала длинная доска, которую мы спустили на воду, и она поплыла по воде
напротив нас.  Там, где песок кончался и переходил в крутой обрывистый
берег, поросший тальником, мы привязали наши вещи к доске, обвернув их
полиэтиленом и оттолкнув доску от берега,  догнали ее вплавь. Мы плыли
от острова к острову.  Достигнув очередного, Вадик брал спиннинг и на-
чинал облавливать заводи и коряжины, торчащие из воды у берега. Единс-
твенная щука,  которую мы видели в тот день,  поймалась на береговушку
рыбаков,  пощекотав нам и им нервы.  Наши же чувства были, в основном,
развлечены  проплыванием  проток.  Медленные  размеренные турбулентные
вращения воды,  идущие снизу, давали почувствовать себя перышками, ко-
торые  глубины реки заботливо и мягко поддерживают на своей спине.  От
этого ощущения был эйфорический восторг при благоговейном  присутствии
чувства  страха.  Природа обнимала нас.
     Зея стала забирать восточнее.  Прикинув,  что где-то напротив уже
должна быть Моховая Падь,  мы, пройдя сквозь тальниковые заросли, ока-
зались перед лугами правобережной поймы Зеи,  ставшими еще одним испы-
танием после ее перекатов и ручейков. Перед автобусом, чувствуя к себе
снисходительность,  я ответил на нее ее неприятием. Отношения остались
в прежнем русле.

Когда я приехал домой, с Наташей и Таней Королевой мы стали собираться
в Шимановск.Там располагается железнодорожное депо,  там и была назна-
чена  в  положенный день встреча всех членов будущей линейной бригады.
Все шло как,  наверно, обычно. Сашина и комиссара Васи Курумова беготня
с  бумагами  по  кабинетам. Тягостное безделье в ожидании.
     -Я схожу на станцию за печеньем к чаю,-сказал я Наташе.  Она кив-
нула.  На  обратном  пути я встречаю однокурсницу.
     -Иди быстрее - там твоих девчат исключают из бригады.
     -Кто?
     -Командир с  комиссаром.
     Я знал,  что Саша может быть несговорчивым в некоторых ситуациях,
но он сам с весны дал мне гарантии  на  будущее. Обещался  перед  трои-
ми. Непостижимо  какая ситуация могла его заставить нарушить свое слово
и так поступать со мной. Оказалось, что когда встал вопрос о количест-
ве  поездок  Москву  и  обратно,  Саше  нужно  было от каждого минимум
две. Наташе и Тане-одну.  Саша хотел сформировать целостную бригаду  до
конца  сезона. Желание вполне оправдываемое,  но выполнимое ли? Кто ска-
жет,  устраиваясь на одну поездку, что только одна она ему и нужна? Тут
Наташа с Таней опростофилились,  конечно. Но неужели ему, моему другу,
нельзя было ради меня им сделать исключение? Неужели после первой поез-
дки  нельзя было найти двух желающих,  когда вагон-гостиница постоянно
полон ими? Тогда сказать это все у меня не нашлось слов от эмоций и от
состояния. А Саша стоял на своем. Подошел к концу спор небрежным Сашиным
вопросом:
     - Ну, что тебя вносить в список бригады?
     -Саша, конечно, нет.
     Начальник устроила  нас в другую бригаду,  которая возвращалась в
город через неделю, и на эту неделю мы поехали домой на рыбалку, где я
на спиннинг поймал 8 щук.
     Перед проводником мы встретились с Павитриным  опять.  Я  сказал,
что хочу привезти из Москвы пепси-колы и фанты.
     - Ну,  получай заказ - не меньше пяти бутылок, - со смехом сказал
он.  Я стиснул про себя зубы. Тем не менее осенью я привез ему две бу-
тылки "Вечернего Арбата" - одного из видов напитка. Привез я из Москвы
разных  напитков около двенадцати бутылок,  почти все раздав друзьям и
родственникам.  Неся эти две бутылки Павитрину,  я испытывал некоторую
гордость,  что несу ему не упомянутых им пять,  а только две. Это был,
наверное,  первый случай, когда я переживал несвободу души. Я не хотел
ни  нести,  ни не мог вообще отказаться от отдачи Павитрину его "зака-
за".  Я был словно привязанный.  В правом полушарии  какая-то  красная
структура и точка в ней болели острой болью и одновременно чувствовали
эманации любви и мою привязанность к ней,  к этой любви и к человечес-
кому долгу по отношению к Павитрину,  хотя я ему и не обещал привезти.
Моя доставка ему этих бутылок вызвала у него  удивление.
     Эта поездка  закончилась  для  меня разрывом отношений с Наташей.
Причина была в том,  что она не могла понимать  меня  в  подлиннике. Не
могла  потому,  что подлинником была боль. У нее ведь ее не было. Из-под
боли мне,  ранее контролировавшему все и вся, казалось, что иногда мои
слова  меня  как-то  раскрывают  опасно  моей душе. Или что говорю я не
то, что человек может испугаться моих знаний,  в то время как говоримые
мной  слова на фоне того кем я выглядел внешне были совсем малоэффект-
ными. А иногда, вкладывая душу в говоримое, я вдруг видел страх на лице
у собеседника,  и что он спешит со мной расстаться. От этого всего была
лишь дополнительная боль.
     Наташа жила  где-то вне меня.  Я пытался поддерживать и словесный
контакт в простоте и проявлять заботу к ней и внимание.  Но  невозмож-
ность из-за сложности состояния и неуверенности от этого за наше буду-
щее,  принимать ее к сердцу, а ей - понимать меня, накапливало тяжесть
и желание освободиться от последней. Мысли о разрыве сознательными ста-
новились через подсознание. Их с Таней вагон был через один от моего.Я
ехал с напарницей-девушкой на 2 года меня младшей, разведенной с мужем
и имевшей дома двухлетнего сына.  В ту ночь дежурил я. Одна  пассажирка
моего вагона с севера Амурской области ехала в Новосибирскую. Мы успели
познакомиться, а я ей понравиться. Работа была моей отдушиной, свои де-
ла я выполнял четко, и внимания мои пассажиры получали столько, сколь-
ко было бы положено по самой сентиментальной инструкции, если бы тако-
вая  была.  Женщина  спала и перед сном попросила меня разбудить ее на
остановке,  предшествующей ее. Поезд же на той станции  и  в  служебном
расписании, отмеченной стоянкой поезда, не остановился. "Сейчас на ос-
тановке пойду ее будить",-думал я.  Стоянка поезда на ее станции  была
двухминутной.  Каким же был мой ужас, когда на остановке я увидел наз-
вание станции этой женщины. А у нее было полно вещей.  Я начал их выно-
сить в тамбур, когда она приводила себя в порядок. А поезд тем временем
прогудел отправление.
     -Быстрее,  быстрее,-молил ее я.
     -Билеты!-вдруг всполошилась женщина.  У нее по ним была пересадка
на другой поезд. Я кинулся к себе в каптерку. С билетной книгой я выбе-
жал в тамбур. Поезд уже набирал скорость.  Парни кавказской  националь-
ности  помогали  ей,  снимая  вещи с подножки вагона и ставя их на ас-
фальт. Она стала спускаться по ступенькам и,  споткнувшись  на  нижней,
вдруг упала на перрон.
     -?!!
     -Билеты, билеты!-опять закричала она вслед вагону.
     В одно мгновение один из парней оказался рядом  с  тамбуром. Поезд
набирал скорость. Перрон уже заканчивался. Я, чтобы быть ближе к парню,
сидел на верхней ступеньке вагона и  листал  книгу. Вот! Листок  в  одно
мгновение растворился в ночи.  Окаменевшим я был недолго. Встал и пошел
собирать ее постель. В голове гирей лежали ее слова о  моей  недобросо-
вестности.  С обеих сторон вагона послышался шум. Я выглянул в проход. С
одной стороны ко мне шел бригадир,  с другой-проводница последнего ва-
гона. Бригада  почти вся состояла из кадровых рабочих.
     -Ты что сесть в тюрьму захотел?- закричала она.
     Я молчал.
     -Я забыл про стоп-кран,-сказал я бригадиру угрюмо.
     -Ладно, не переживай, - сказал он вдруг. - Перед этой остановкой сто-
янки не было. Ты не мог определиться.
     Они ушли, когда пришла Наташа. Она посмотрела на меня.
     -Ты знаешь,  а если она напишет жалобу, тебя могут заставить пла-
тить штраф.
     Я перед женщиной чувствовал такую вину,  что готов был отдать  ей
10 штрафов.  Наташино же предупреждение переполнило мою чашу терпения.
     -Да, наверное,-сказал я.
     Она ушла.
     -Это конец,  -подумал я.
     Душой я был уже свободен, но не совсем.
     Под  вечер  следующего дня в мой вагон села молодая женщина. Взяв у нее
билет, я спросил о постели.
     -Попозднее.
     -Чай будете?
     В моей любезности она обнаружила  тенденциозность  и  внимательно
посмотрела  на  меня. Я  той у нее еще не обнаруживал.
     -Принеси.
     Принес. Она  посмотрела  на меня так,  что мне захотелось остать-
ся. Но я пошел. Когда я проходил в другой вагон, мы опять так посмотре-
ли друг на друга,  что вернувшись,  я сел на угол сидения по диагонали
напротив нее.  Она ехала одна в последнем купе. Я спросил:
     -Я не помешаю?
     -Нет. Все свободное время в оставшуюся до трех часов ночи смену я
провел у нее в купе. Мы говорили обо всем, целовались. Но до постели де-
ло не дошло,  несмотря на обоюдное желание. Я не мог, официально не ра-
зойдясь с Наташей,  ей изменить. В другой обстановке-не знаю. Но тогда?
Она  могла  ведь и появиться в любую минуту.  Эта женщина оставила мне
свой адрес. Я потом писал ей полгода. На зимних каникулах рванулся  было
поехать к ней,  но что-то остановило. Переписка закончилась,  когда я о
своем подлиннике написал все. Женщину звали Людой. Сошла она на  станции
Юрга.
     С Наташей мы расстались внешне довольно просто. После той ночи с
попутчицей я к вечеру следующего дня пришел к ней и попросил  все  мои
документы и деньги, хранившиеся у нее. Она поняла без слов, так как бы-
ла подготовлена мной к этому раньше моими переживаниями и вопросами  о
том, что может быть нам лучше разойтись? На следующий день она мне при-
несла письмо, в котором написала мне все свои чувства и которое я хра-
ню до сих пор. Чувства, которые она пережила от разрыва наших отношений
тогда,  я пережил через 5 лет.

     После первой поездки и встречи с отцом,  Таней и братьями в Моск-
ве, была вторая поездка. Она была ужасной по нервотрепке. Отцу сообщать
я о ней не стал,  о чем сильно пожалел после. Думал походить по  Москве
один, как раньше. Проводников не хватало. Мы ехали на "тройку"-три про-
водника на два вагона. Наш напарник недавно вышел из мест не столь  от-
даленных  и  всю  дорогу не просыхал. Мою напарницу он за глаза звал не
иначе как одним словом по количеству отверстий женского тела,  несмот-
ря, на то, что и в мужском их столько же. Меня же он постоянно спраши-
вал кто я -мент или его сын. Этот вопрос остался для него невыясненным.
На обратном пути после того как он сделал мне один глаз цветным за мое
требование начать работу,  он сбежал,  что позволило нам покрыть  свои
незначительные недостачи за счет его вагона.  Меня поразили его бывшие
собутыльники. Они тоже шли покрывать свои недостачи за его счет. Он  мог
остаться должным не только за белье,  но и за оборудование вагона. Я не
дал им этого сделать и остался ими непонятым.
     Моя напарница тоже отмачивала номера. Под конец рейса у нее укра-
ли 140 рублей- выручку от продажи чая. То она оставляла мне пост в виде
только что закончившегося застолья. Что,  правда, иногда давало сущест-
венное разнообразие дорожным историям. Тем не менее я приехал домой  на
70 рублей обворованный,  разукрашенный,  взвинченный. Конец поездки был
разрядкой.
     Следователь, приехав  по  поводу  украденных денег,  ве