овел холмами плеч,  прищурился,  оценивая  расстояние.
Могучая ручища с бревноподобным древком пошла вверх.
   Ворон всхрапнул, недожеванная трава веером разлетелась в стороны.
   - Понял! - шепнул Извек и, как клещ,  вцепился  пятерней  в  гриву.  Едва
вторая ладонь упала на меч, конь  вмял  задние  копыта  в  землю,  и  бросил
мускулистое тело вперед.
   Сверкнули  выпученные  глаза  копейщика.  С  удивительной   для   гиганта
ловкостью он все же успел увернуться от  черной,  как  смоль  туши,  но  меч
всадника достал по хребту. Клинок с хрястом прорубил  мощную  спину  и  сбил
копейщика на траву... Едва коснувшись земли, Ворон снова крутнулся волчком и
замер, как вкопанный. Двигались только трепещущие от возбуждения ноздри,  да
глаза, цепко следящие за каждым движением противников.  Извек  отцепился  от
гривы, прибрал повод, сделал страшное лицо.
   - Ну все, робята, шутки кончились. Щас слезу с этого дурака  и  возьмемся
за вас всурьез, причём вдвоем. Кого  этот  бешеный  не  загрызет,  того  сам
раскрошу.
   Мужики мрачно поглядывали на упавшего приятеля.  Умирающий  скреб  руками
траву. Кровь из глубокого проруба залила  обездвиженные  ноги.  В  последнем
усилии он всё же поднял голову. Пальцы потянулись к лежащему рядом копью, но
по  руке  уже  побежали  судороги.  Неожиданно  детина  прерывисто  вдохнул,
дернулся и уткнулся в землю.
   Ватага сдвинулась с места и стала медленно надвигаться.  Извек,  как  мог
незаметно, выдвинул ноги из стремян. Почувствовав осторожное движение,  конь
дрогнул боками и еле слышно ржанул. Извек приготовился к очередному  прыжку,
приметив рябого верзилу с потёртым кистенём. Тот двигался вперёд  осторожно,
но был ближе других. Сотник прикинул расстояние и тихо шепнул одними губами.
   - Давай!
   Ворон стрелой сиганул с места. Используя мощь лошадиного прыжка, Извек  с
силой дёрнулся в сторону. Вылетая из седла, развернулся  боком  и  со  всего
маху обрушился на рябого. Оказавшись между землёй и  дружинником,  разбойник
смягчил падение всадника, но не выдержал двойного удара. Сотник услышал  как
у того хрустнули рёбра. Перекатившись через голову, вскочил и  оказался  под
градом беспорядочных ударов. Сзади доносились предсмертные хрипы,  и  топот,
перемежающийся глухим стуком. В какой то миг Извек замер, не обнаружив перед
собой нападавших.  Трое  оставшихся  отступили  к  деревьям,  круглые  глаза
перебегали с дружинника на гарцующего коня и  обратно.  Ещё  один  с  трудом
встал на ноги. Не поднимая разбитой головы, сделал пару шагов и упал к ногам
Ворона. Разбойники попятились.
   - Ну что, гуляки? - зло произнёс Извек. - Догуливать будем?
   Вопрос подстегнул оставшихся. Ещё мгновенье и, трое уцелевших скрылись  в
кустах, с хрустом проламывая себе дорогу.
   - Вот и повоевали, - вздохнул Извек и погладил коня по ушам. -  Не!  Врет
бабка! Ты раньше не человеком два года был, а по меньшей  мере  драконом,  и
точно бешеным. Ну ладно, поехали дело делать. Нам налево.
   Ворон послушно двинулся  к  левой  дорожке  и  встал  перед  заострёнными
кольями, дожидаясь когда хозяин уберёт препятствие. Сотник удивленно  выгнул
бровь, своротил перегородку и вернулся в седло.
   - Ну, дела! Может, с тебя и уздечку снять? Сам будешь поворачивать, а мне
только говорить куда?!
   Ворон, как обычно, ничего  не  ответил.  Извек  в  десятый  раз  принялся
перемалывать в уме беседу с Кощеем. Получалось странно. Вроде бы всё было по
уму, но в душе не проходило ощущение чего-то  гадкого.  Может,  стоило  дать
Бессмертному в морду и, как подобает  доброму  вою,  развернуться  и  самому
броситься искать Лельку? А он,  как  презренный  жид,  ввязался  в  странную
историю где обещана услуга за услугу.
   В который раз захотелось плюнуть на договор, достать Яйцо, грохнуть  его,
окаянное, о землю и... к ней - желанной, таинственной, прелестной...  Однако
уговор дороже денег! Дал слово - держись! И деваться теперь некуда  -  честь
превыше всего. К  тому  же,  может  и  не  врёт  Бессмертный,  что  людскими
хлопотами русалку не достать?!
   Сотникова голова шла кругом. Грешным делом начинал завидовать  Рагдаю.  У
того только любовь не земная, а любимая - совсем человеческая...
   Извек  отвлёкся  от  раздумий,  завертел  головой,  сверяя  местность   с
рассказом Кощея. Пока вроде всё шло, как  по  писанному.  Путь  пролегал  по
холмам, кое-как одетым в смешанное редколесье. За холмами  ожидалась  ровная
возвышенность. За ней, если верить  Бессмертному,  начинался  настоящий  лес
через который тянулась наезженная дорога до Вышеня, небольшого  городища  на
окраине обжитых земель.
   Вечерело. Всё блёкло на глазах и постепенно приобретало  цвет  остывающей
булатной поковки. Солнце расплескало за день всю ярость и едва теплилось  за
горсткой кучевых облаков. Последние связки  вялых  лучей  высветили  круглую
впадину. На дне различались заросшие травой и  осевшие  в  землю  руины.  На
поверхности остались несколько растрескавшихся гранитных  плит.  Пока  Извек
осматривался, Ворон со  скрипом  выдрал  пук  травы  и,  перекладывая  удила
поудобней, захлопал губами. Недовольно замер, пока хозяин расстёгивал пряжку
и со вздохом облегчения вывернул голову из уздечки.
   - Проглот! - буркнул Сотник и потянул ремень подпруги.
   Уложив седло на траву, выложил съестное на плоский камень. В два  больших
глотка промочил горло и взялся за  ужин.  Жевал  без  особого  желания,  всё
обдумывал пути-дорожки, на  которых  оказался.  Пока  прихлёбывал  вторично,
вспомнилась присказка Деда Пильгуя - кривая стрела прямо не летает. Невесело
заглянул в горлышко фляги. Усмехнулся ромейскому утверждению, что  истина  в
вине и хлебнув ещё раз, завалился на траву.
   Едва закрыл глаза, как появилась Лелька. Стояла по пояс в воде  и  манила
точёным пальчиком. Вокруг плескали мелкие плотвички, гоняемые  парой  щурят.
Сотник делал осторожные шаги к русалке,  но  та  оказывалась  всё  дальше  и
дальше от берега. Внезапно нога Извека попала в яму, он окунулся  с  головой
и... проснулся. Небо ещё не начинало светлеть, но сон больше не  шёл.  Ворон
тоже, будто и не спал вовсе, бодро ощипывал кусты. Выехали затемно.
   Впереди, сколько хватало глаз, простиралось умытое росой поле. Ни  дорог,
ни троп. Одна трава с сочными, хрустящими на  все  лады,  стеблями.  Как  ни
странно, Ворон ни разу не потянулся  губами  к  лакомой  зелени.  Растопырив
ноздри шумно вдыхал прохладный воздух с редкими облачками тумана  и  за  три
сажени обходил холмики особо густой травы. Сотник молчал,  присматривался  к
чёрным  ушам  коня.  Они  то  и  дело   подёргивались,   настороженно   ловя
отсутствующие звуки. Скоро рассвело ещё больше и Извек  понял  причину  этой
настороженности: в изумрудной поросли  одного  из  холмиков  рыжела  рукоять
меча. Чуть подальше над такой же зелёной кочкой, как подснежники  на  прямых
деревянных стеблях, сверкали белизной оперения стрел.
   Над виднокраем показалась лысина солнца. Его лучи скользнули  по  росе  и
обнаружили в гуще травы останки, питавшие буйную зелень. Настырные стебли  с
неудержимой   силой   пробивали   истлевшую   одежду   и,   миновав   кости,
протискивались сквозь любые щелки побуревших от  дождей  доспехов.  Кое  где
сверкали широкие улыбки черепов, разрубленных  вместе  со  шлемом.  Местами,
склонившись над землёй, темнели обветренные древки копий. Изредка попадались
холмики побольше, в них просматривались дуги лошадиных рёбер. Вся земля была
пропитана смертью и Ворон чуял это несмотря на запахи цветущих трав.
   Ноздри коня продолжали топорщиться, даже когда мёртвое поле  кончилось  и
показалась длинная стена  вековых  деревьев.  Желая  побыстрей  убраться  от
неприятного места, Ворон припустил торопливой рысцой, но быстро успокоился и
перешёл на размеренный шаг. Скоро достиг перелеска. Чем дальше,  тем  больше
дорожка превращалась в широкую просеку.  Сотник,  пригретый  солнцем,  начал
задрёмывать. Опять  привиделась  Лелька.  Девчонка  весело  смеялась  и  шла
навстречу Извеку, но  храп  Ворона  спугнул  виденье,  и  русалка  умчалась,
распустив по ветру длинные сполохи волос.
   Конь вывернул голову,  заметил,  что  глаза  хозяина  открылись  и  снова
навострил морду вперёд.
   - Чё фырчишь? Шёл себе спокойно и  иди,  не  мешай  думать,  -  проворчал
Сотник недовольно, и тут только заметил крепкого парня, появившегося  из  за
поворота тропы. Молодец неспешно  брёл,  глядя  себе  под  ноги.  Под  мятой
рубахой угадывались богатырские плечи, распахнутый  ворот  открывал  крепкую
шею с висящим на шнурке круглым оберегом. Сзади  поблёскивал,  заткнутый  за
пояс, добротный шестопёр.
   Наклонив кучерявую голову, хлопец упёр  щетинистый  подбородок  в  мощную
грудь и приближался, не замечая  ничего  вокруг.  От  нечего  делать  цеплял
носками сапог шишки и распинывал их по  кустам.  Не  пропускал  и  мухоморы.
Разваливал в труху красные в пупырышках шапки, какое-то  время  стоял,  тупо
глядя на россыпь грибных ошмётков, и шёл дальше. Погружённый в себя,  что-то
бормотал, гулко и неразборчиво.
   Извек остановил коня, подождал. Наконец, когда кучерявая макушка  грозила
боднуть коня в морду, Сотник привстал в стременах, кашлянул:
   - Здрав будь, паря! О чём сетуешь? Может помочь чем?
   Кучерявый вскинул голову, едва не зацепив конские ноздри. Ворон с  храпом
отшатнулся, увидав разбитую морду хлопца. Сотник  присвистнул:  глаз  хлопца
задавлен фиолетовым мешком, чёрные лепёшки губ перекосились и не давали  рту
полностью закрыться. На обеих распухших скулах по две-три засохших  ссадины.
Ворон закачался от стукнувшего в нос перегара.
   Парень медленно вынырнул из глубоких дум. Покрасневшие, без тени  испуга,
глаза съехали с лошадиной морды, отыскали лицо всадника.
   - Здорово, коль не шутишь! - проговорил он, пытаясь улыбнуться.  -  А  то
намедни тоже начали за здравие... и наздоровались...
   Кучерявый сморщился и слизнул выступившую на губе капельку крови.
   - Да нет, не шучу, - серьёзно произнёс Сотник. - Мне шутить недосуг, я по
делу еду.
   - И мне сейчас не до них, - не расслышал парень. - Хотя и без дела иду.
   Он отступил в сторону, освобождая дорогу, но всадник снова заговорил.
   - Ты случаем не подскажешь, далеко ли ещё до Вышень- града?
   - До Вышеня ?  Не,  не  далече.  Шагом  поедешь  -  скоро  доберёшься,  а
поскачешь - ещё раньше будешь.
   Молодец отвернулся, но  голос  дружинника  снова  не  дал  погрузиться  в
истребление мухоморов.
   - А далеко ли оттуда до Гиблых Проплешин?
   Кучерявый поднял красные, как у вурдалака, глаза.
   - Эт те мимо надоть, через город не попадешь. Везде разъезды. Ни туда, ни
оттуда не пущають. На проплешинах, последнее время  нечисть  разгулялась.  А
тебе-то туда зачем? - Парень подозрительно пробежал  взглядом  по  всаднику,
ремням упряжи, коню, задержался на копытах. Убедившись, что дыма из под  ног
не видно, расслабился, махнул рукой со сбитыми костяшками.
   - Хотя мне без разницы. Из лесу выйдешь - по левую руку, ближе к  окоёму,
увидишь курган. Объедешь справа. За ним начинается  овраг  и  через  полторы
тыщи шагов распадается на пять пальцев. Поедешь по безымянному. Он и выведет
на край Проплешин, аккурат там, где дорога. Только ночью не суйся, пережди в
овраге у ручья, а утречком по туману и поедешь. Коли повезёт, то  стражи  не
будет, она обычно подале стоит.
   Сотник кивнул.
   - Добро, так и сделаю, спасибо за совет!
   -  Не  благодари  раньше  времени,  может  на  смерть  едешь,  мне  такая
благодарность не нужна.
   - Ну тогда может выпьешь за  моё  здоровье?  -  предложил  Извек,  достал
Кощееву баклагу и протянул её парню. Тот открыл рот, глаза ожили.
   - Выпью! Это я всегда готов, особливо за здоровье.
   Он ловко поймал флягу, рванул пробку и запрокинул голову. Кадык запрыгал.
Вино, направляемое опытной рукой, булькало в глотку не теряя  по  дороге  ни
капли.
   - Гожо-о! - выдохнул кучерявый. Чуть отдышавшись,  вопросительно  показал
всаднику пробку, тот кивнул:
   - Пей-пей там ещё много.
   Парень восхищенно глянул  на  щедрого  незнакомца,  приложился  повторно.
Оторвавшись от баклаги, закупорил и с сожалением отдал владельцу.
   - Благодарствуйте, дядько! Ожил! Слава богам, теперь живее всех живых...
   - Ну, бывай! - Извек спрятал вино в суму, тронул коня.
   - Эй! Погодь чуток! - донеслось сзади, парень подбежал, заглянул в глаза.
- Возьми меня с собой, вдруг пригожусь. А то жуть как надоело  дома  сидеть.
Одни и те же морды, одно и то же пойло, одно и то же веселье... в  конце,  -
он указал на своё неровное лицо. - Возьми!  Дорогу  подскажу.  Мне  в  наших
краях каждый бугорок знаком. Лучше всех ведаю, как и куда пробраться.
   - Ну пойдём, коли так, - согласился Извек. Конь без  понуканий  продолжил
путь, а битый детина скакнул от радости и зашагал рядом.
   - Будем знакомы, меня Микишкой кличут, по  прозвищу  Алтын,  -  он  гордо
хмыкнул. - Это потому, что больше  алтына  с  собой  никогда  не  ношу.  Всё
остальное на месте выигрываю, в корчме ли, на базаре, или на привале,  когда
в походе. Только мы давно в походах не были. Как к  Киеву  пристали,  так  и
стережем землю с этой стороны, от всяких там басурман.  Теперь  вот  нечисть
расплодилась, её удерживаем. Вот. А тебя как рекут?
   - С рождения Извеком звали, а по прозвищу... по прозвищу Сотником кличут.
   - Никак войском командовал? - воскликнул Микишка с уважением.
   - Да нет, какой из меня воевода.
   - Странная кличка!
   - Обыкновенная, - Извек вздохнул.  -  Как-то  на  реке  Смородине,  через
мосток ехал, а навстречу - сотня, или около того, степняков.  Мосток  узкий,
не разъехаться. А я, если честно, с ночи ещё не просох, как тут уступишь.
   Ну, коня назад отослал, он-то трезвый, а сам встал посередь... и, всю  ту
сотню во хмелю и... того. А они, оказалось, к князю  наниматься  ехали.  Те,
кто с берега видел, кричали, да я занят был. С тех пор и прозвали  Сотником.
А коня Вороном звать. Умный, спасу нет, с полуслова всё понимает.
   Жеребец гордо вскинул голову, уши  поставил  торчком,  хвост  коромыслом.
Алтын похлопал глазами, восхищённо протянул.
   - Ну ты силён!
   - Да уж, - кивнул Сотник. - Что могу, то могу. Иной  раз  столько  выпью,
что сам удивляюсь. И упасть бы пора, ан нет, полдружины на ногах не стоит, а
я, размявшись брагой, только во вкус вхожу. А уж если с закуской...
   Микишка выпучил глаза, долго шёл молча, а челюсть захлопнул, только когда
в рот влетела муха. Впереди посветлело. Лес расступился и вдалеке  на  холме
показался Вышень. Из-за ограды торчали крыши домов, кое-где к небу  тянулись
сизые дымки очагов, а у ворот, еле заметные  с  такого  расстояния,  сновали
людишки. Дорога сворачивала вправо, но кучерявая голова Микишки мотнулась  в
противоположную сторону:
   - Нам туда. Во-он курган, а чуть дальше - начало оврага.
   Когда  солнце  миновало  зенит,  холм  остался  позади,  почти  загородив
измельчавший на таком расстоянии Вышень. Копыта коня  мягко  бухали  по  еле
заметной ложбинке, которая постепенно углублялась и  переходила  в  овражек.
Тот, в свою очередь, рос, пока пологие  пятиаршинные  склоны  не  обернулись
песчаными осыпями в семь саженей высотой. Двигались вдоль ручья,  покуда  не
добрались  до  небольшого  озерца.  В  разные  стороны  расходились  овражки
поменьше.
   - Теперь гляди, - объяснял Микишка. - Сзади будет рука, слева,  значитца,
большой палец, за ним будет указательный, средний и безымянный. Нам туда.
   - А мизинец?
   - А, как раз на конце мизинца, у дороги, дозор. Там тоже родничок,  возле
него они и сторожат, дабы ни туда, ни оттуда ни души не проскочило.  С  ними
колдун, чтобы личины с нечисти сшибать. С кого личины собьют - под топор.
   - А ежели не собьют?
   - А тоже под топор. Вдруг да кудесник оплошал, чтоб уж не думалось.
   - Тоже верно, - согласился  Извек,  а  про  себя  подумал.  -  Везде  всё
одинаково: бей своих, чтоб чужих боялись.
   Ворон двинулся в  указанный  отросток  оврага,  отмечая  копытами  ровную
дорожку пересохшего русла. Скоро показался хилый родничок,  дававший  начало
былому ручью. Однако, без помощи дождей источник совсем ослаб и  теперь  еле
наполнял песчаное корытце не больше конской головы. Желоб  оврага  измельчал
до двухсаженной канавы и уткнулся в непроходимый бурелом.
   - Вот они, - гордо улыбнулся Алтын. - Гиблые Проплешины.  Только  тут  не
пролезешь, обождём до утра, а там, в тумане, и  двинем  по  опушке.  Саженей
через двести дорога, широкая, милое дело ехать.
   Он довольно потянулся и улёгся на тёплый песок. Извек соскочил с седла.
   - Добро, здесь и подождём.
   Ворон тут же принялся общипывать чахлые кустики. Нехотя оторвался от еды,
когда хозяин, сдёрнул уздечку и потрепал за длинное ухо.
   Когда из перемётной сумы показалась жареная  утка,  величиной  с  индюка,
Микишка подскочил, как ужаленный.
   - Ну, дядько, ты даёшь!
   - Пока не даю, пока только достаю, - поправил Извек, выгреб пару  горстей
лепёшек и, наконец, к вящей радости Алтына, выволок давешнюю  флягу.  -  Ну,
пора и перекусить.
   Микишка всхлипнул от восторга.
   - Какое там перекусить! Попируем не хуже князя, правда вина маловато...
   - Хватит тебе вина, - проворчал Сотник. - Его здесь целой дружине хватит,
и коням в придачу.
   Алтын оглянулся на Ворона, который тоже удивлённо пялился на флягу.
   - Видать, непьющие у вас дружины! - сочувствующе предположил Микишка.
   - Пьющие, пьющие!
   Извек отломил утиную ногу,  протянул  спутнику  и  весело  добавил.  -  И
едящие! Причём много. Ну, за встречу!
   Микишка самозабвенно осушил чашу и  вгрызся  в  румяную  утятину.  Закрыв
глаза, прожевал сочный кусок.
   - До чего ж необыкновенная хозяйка готовила, здоровья ей и долгих лет,  -
уважительно изрёк он и снова вцепился в утиную ляжку,  наблюдая  счастливыми
глазами за повторным наполнением плошек.
   - Эт ты точно сказал, - улыбнулся Сотник. - И про хозяйку, и  про  долгие
лета. И надо бы дольше, да некуда.
   Он поднял чашу, кивнул. Осушили по  второй.  Умяли  ножки,  принялись  за
крылья.  Чаши  наполнялись  ещё  несколько  раз,  пока  Микишка,  глядя   на
оставшееся от утки туловище, не забеспокоился.
   - Слушай, давай остальное оставим. По Проплешинам дня два переть, а жрать
там нечего, нечисть всего зверя извела, галок с воронами и  тех  пожрали.  А
морды нелюдям натощак бить не больно сподручно.
   - Не боись, паря, не оголодаем.
   - Да я не боюсь, но всё же оставить бы птицу, вон ещё печенья куча,  а  я
за водой сбегаю, вина, наверное, тоже на глоток.
   - Ну, сбегай, ежели не лень. Печенье - тоже еда, хотя  и  не  совсем  для
мужиков.
   Алтын уцепил плошки и  припустил  к  ручью.  Сотник  с  неохотой  спрятал
остаток гуся, следом побросал кости, взамен  выгреб  лепёшек,  оглянулся.  У
ручья удивлённый  Ворон  внимательно  наблюдал,  как  здоровый  молодец,  на
полусогнутых ногах, семенит с  плошками  по  песку.  Извек  встал,  подождал
водоноса и вытянул вперёд руки.
   - Плесни-ка!
   Счастливое лицо Микишки вытянулось, он судорожно глотнул.
   - А как же вода?
   - Твою на две разольём, вином разбавим, вот и будет хорошо. Плещи!
   Алтын опустил одну чашку. Из второй,  тонкой  струйкой,  лил  на  широкие
жилистые ладони. Вода кончилась, Сотник  вытер  руки  о  штаны  и  присел  к
печенью. Флягу двинул приятелю.
   - Наливай!
   Тот бережно располовинил оставшееся в своей  чашке.  Взялся  за  флягу  и
выронил из рук. Схватил крепче, поднял и замер. Отгоняя наваждение,  тряхнул
головой.
   - Она же...
   - Да наливай ты! - не выдержал Извек. - Не чудится тебе,  не...  чудится!
Фляга полная.
   Вино, в дрожащих руках, полилось неверной  струйкой.  Неверяще  глядя  на
рубиновый напиток, Микишка обалдело забубнил.
   - Светлые боги, чудеса! И не сплю вроде, и не намухоморился, и не  упился
пока... как есть чудеса!
   Извек ухмылялся зачарованности спутника. Наконец не выдержал, успокоил.