, слышать перед смертью его слова.
   Улыбка стала ещё шире, когда разглядел, как  его  войны  растягиваются  у
леса полумесяцем и беглец движется в самую западню. Радман знал, что опытные
батыры уже сжали в руках жёсткие арканы, видел, как далёкие точки собираются
в плотный полукруг, в центре которого сейчас тот самый  лучник,  на  чёрном,
как душа Иблиса, коне.
   Хан уже не спешил. Зверь сам шёл в ловушку,  и  стоило  поберечь  хороших
коней. Он поднял руку, всадники перешли на  шаг.  То,  что  случилось  после
этого, заставило Радмана  оторопеть  и  вновь  бросить  коня  в  сумасшедший
галоп...
 
   ...Сотник пожирал глазами летящих на встречу степняков. Чувствовал как  в
душе, сметая остатки тоски, занимается ярость. Как, подобно лесному  пожару,
она стремительно растет и как его  собственное  тело  срастается  воедино  с
телом рвущегося в бой коня. Заметив в руках кочевников арканы,  захохотал  и
вытянул на свет заскучавший без дела  меч.  Расстояние  стремительно  таяло.
Ловцы в середине придержали коней, всадники по краям дёрнулись вперёд, чтобы
замкнуть кольцо, и... в этот миг Извек впервые услышал боевой рёв Ворона.
   Утробный звук надавил на уши, прошёл по телу, заставляя жилы звенеть, как
перетянутые струны. Меч в руке стал невесомым. Всё вокруг  потеряло  яркость
цветов, но стало отчётливей и резче. Сотник мог рассмотреть каждый волос  на
взметнувшихся арканах, каждую щербину на степняцких клинках. В следующий миг
Ворон неуловимо  ушёл  от  брошенных  петель  и  протаранил  двух  всадников
стоявших на пути. Лошади опрокинулись, давя неудачливых  седоков,  а  чёрный
жеребец уже метнулся к следующим. Извек заработал мечём. На крутящемся  коне
держался только  благодаря  силе  ног.  Пользуясь  растерянностью,  старался
порубить как можно больше, пока кочевники не опомнились. В  воздухе  повисли
рубиновые брызги, вопли ярости, досады и боли. Ржание  коней,  попавших  под
копыто или зубы  чёрного  жеребца,  резало  уши.  Большая  часть  степняцких
лошадок  оробела  перед  оскаленным  зверем  и,  на  какой-то  миг,   вокруг
дружинника образовалось пустое пространство. Можно было вырваться к близкому
лесу, но Ворон пошёл по второму  кругу.  Извек  улучил  момент,  выхватил  у
падающего степняка саблю и стал разить обеими руками. Мельком  заметил,  как
самые хитрые  вскидывали  луки.  Стреляли  торопливо,  целясь  в  одичавшего
скакуна, но тот всё время  был  в  гуще  боя  и  большая  часть  стрел  била
степняцких лошадей и подвернувшихся седоков. Несколько  поспешных  выстрелов
всё же достигли цели, Сотник видел древки, торчащие в смоляной  шкуре  коня.
Засевшую в своём бедре, заметил лишь когда сшибся с кем-то бок о бок. В пылу
брани обломил мешающийся черен и не почувствовал боли.
   Он  уже  вошёл  в  то  пьянящее  состояние  когда  бой  становится  сутью
настоящего, слышал рёв боевых рогов и дикий клич Синего Волка, чувствовал за
с собой души предков, видел мечущуюся рядом тень Рагдая  и  парящий  в  небе
знак Рода. Неистовствовал смертоносным коловоротом, изводя поредевший отряд.
Бурлящий в жилах огонь выпарил боль от попаданий степняцких сабель.  Замечая
несущуюся в отдалении главную стаю, знал,  что  скоро  почувствует  на  челе
длань Перуна и прикосновение мягких губ Апии...
   Внезапно протрезвел, будто окатили ледяной водой.  Яркой  вспышкой  перед
глазами встало испуганное личико Лельки, в  огромных  глазах  стояли  слёзы.
Вырвавшийся из груд крик сорвал с губ клочья  пены.  Сдавил  ногами  конские
бока, заставив Ворона попятиться. Тут же одна из стрел чиркнула выше наруча.
Хрипящий жеребец рвался продолжить, но рывок узды развернул голову к лесу, а
удар шпор сорвал с места.  Степняки  не  преследовали.  Поражённые  дикостью
одиночки, беспомощно озирались на приближающегося Хана,  оглядывали  взрытую
копытами, почерневшую  от  крови  землю,  на  которой  корчились  раненые  и
громоздились трупы.
   Радман осадил коня на краю побоища. По бокам остановились  телохранители,
позади подтягивались две сотни отставших.  Грудь  хана  вздымалась,  горящие
глаза жгли деревья, за которыми скрылся беглец. С трудом оторвав  взгляд  от
леса, оглядел остатки отряда.  Взмахом  руки  приказал  подручным  успокоить
покалеченных, сам медленно двинулся к опушке. Уже стоя  у  промятых  кустов,
слышал за спиной конские хрипы и вскрики раненых.
   Стона Радмана не слышал никто...
 
   Глава 32
   Страх существует для того,
   чтобы предупреждать нас об опасности,
   а не для того, чтобы заставлять нас бояться...
   Витим - Большая Чаша.
 
   ...Тесный подлесок хрустел ломанными ветвями и норовил выхлестать  глаза.
Ворон щурился, спасаясь от веток и острых  сучков,  ломился  почти  вслепую.
Вспомнив про зажатый в кулаке  меч,  Сотник  выставил  клинок  перед  собой.
Другой рукой управлялся с поводом, не  давая  Ворону  налететь  на  деревья,
валежины и коряги.
   Остановились нескоро, когда густая поросль молодняка кончилась, и  стволы
пошли пореже. Извек оглянулся. Некоторое  время  прислушивался  к  лесу,  но
слышал лишь грохочущее в ушах сердце. Убедившись, что погони нет, бросил меч
остриём в землю, потянул ноги из стремян.
   Ворон дрожал, роняя ошмётки вязкой липкой пены. Часто моргал  слезящимися
глазами. Прерывисто вздохнул, когда  хозяин  тяжело  сполз  с  седла,  чтобы
осмотреть его раны. Постанывая терпел, пока Сотник осторожно извлекал  ножом
застрявшие в теле стрелы. С одной, засевшей в  груди,  пришлось  повозиться.
Тростниковый черенок, расшатанный скачкой по кустам, отвалился и Извек  едва
успел уцепить ногтями тонкую железную ость. Покончив  со  стрелами,  отыскал
несколько ростков чистотела. Почти не чувствуя жгучей горечи, дробил  зубами
толстые  четырёхгранные   стебли.   Полученной   рыжей   кашицей   замазывал
кровоточащие раны и, только закончив с последней, перевёл дух.  Привалившись
к ближайшему стволу, оглядел  себя.  Наручи  и  пластины  доспеха  помялись,
приняв на себя большую часть ударов. Кольчужные участки уберегли от резанных
ран, но тело под ними ломило от ушибов. В остальном,  не  считая  ссадин  на
голове и  руках,  был  цел.  Всего  две  стрелы  нашли  незащищённые  места.
Скользнувшая возле  локтя,  лишь  продырявила  рукав  и  рассекла  кожу,  но
засевшая в бедре, всё торчала обломанным древком. Штаны вокруг раны  набухли
и прилипли к ноге. Чувствуя, что горячка боя проходит, и боль всё явственней
заявляет о себе, поспешил поскорей закончить с  лечением.  Вспоров  штанину,
повёл лезвием ножа вдоль древка, почувствовал,  что  край  наконечника  едва
скрылся под кожей. Облегчённо  вздохнул  и,  зажав  у  самой  ноги,  дёрнул.
Отодрав подол рубахи, распустил полотно надвое и примотал огрызки  чистотела
к обеим ранам.
   Больше всего на свете хотелось лечь  полежать,  но  чутьё  воина  толкало
двигаться дальше, тем более, что впереди лес светлел и  можно  было  узнать,
сильно ли отклонился от нужного направления. Вынув  меч  из  земли,  повозил
лезвием по дёрну, но, так и не оттерев дочиста, сунул в ножны. Поймал  узду,
потащил остывающего Ворона за собой.  Скоро  приблизился  к  просвету  между
деревьями и с досадой понял, что впереди не поляна, а противоположная опушка
длинной лесной полосы. Настоящий же лес начинался дальше, у холмов, поросших
частым кустарником. Однако, оказалось, что двигался правильно. Где-то с  той
стороны холмов лежала дорожка в родные земли. Уже недалече. В родных  местах
и земля помогает, достало бы сил добраться.
   Ворон покачивался от усталости, хлопал сухими губами, жалобно смотрел  на
хозяина. Сотник отвёл глаза, виновато пробормотал:
   - Держись, родной, не до водопоя сейчас. Вот  уберёмся  подальше,  поищем
где напиться. А пока придётся пождать.
   К холмам, двинулся пешком, ведя измученного конягу в  поводу.  Чувствовал
себя разбитым, но видел, что Ворону ещё хуже. Раны от  стрел  ещё  сочились,
приманивая мух запахом свежей крови. Благо  жилы  уцелели,  а  мясо  пробито
неглубоко. Бешеные прыжки не давали степнякам  ни  прицелиться,  ни  придать
стрелам полную силу...
   От самого леса что-то мешало идти. Долго пытался понять, что в измотанном
теле не так, пока не вспомнил про упрятанные в  сапоге  кругляши.  Они-то  и
мяли ногу при каждом шаге.
   - А яблочки-то съесть забыли. - пробормотал Сотник и полез дрожащей рукой
за голенище. Случайно взгляд упал  на  опушку.  Сердце  ударило  в  рёбра  и
затихло. Из леса выезжали степняки.
   Повинуясь неслышному на таком расстоянии окрику, войско рассыпалось вдоль
опушки и замерло. Из-под сени деревьев выехал предводитель. Остановив  коня,
застыл в седле каменным истуканом. Извек едва мог различить пятно  лица,  но
чувствовал, как его буравит исполненный ярости взгляд хана.  Сотник  вытянул
из-за голенища яблоки, выпрямился и, с деланной непринуждённостью  расправил
плечи. В голове приглушённо, будто  удары  далёкого  била,  зазвучали  слова
Селидора:
   ... Буде противник силён и грозен, лицедействуй и дури. Коли чуешь в себе
сил с  избытком,  яви  себя  уставшим  и  слабым.  Поединщик  пойдёт  в  бой
бесшабашно и не таясь, что ошибкой его будет. Ежели же устал и слаб, держись
бодро и удало, дабы враг был осторожен и не рвался завершить расправу  буйно
и коротко. Тогда успеешь собраться для удара...
   Извек глянул на израненного Ворона. Тот всё ещё тяжело дышал, на  хозяина
поглядывал вопросительно.
   - Взбодрись, ушастый, - сипло проговорил Сотник. - пусть думают, что  нам
всё нипочём. Дыши, пока они там  кумекают.  Вдогон  им,  небось,  не  больно
охота. Ведают, что по прямой нас и стрелой не догнать... было.
   Извек вздохнул, оглядывая раны от стрел. Сам чувствовал, как слева,  чуть
ниже ключицы, начинает проклёвываться тупая боль.  Провёл  рукой  по  груди.
Нащупав странное, бросил быстрый  взгляд,  присвистнул.  Несколько  пластин,
будто осенние листья, вывернули края и сияли глубокой бороздой,  оставленной
концом степняцкой сабли. Подвигав плечами, сморщился: толи  рёбра  треснули,
толи мясо на рёбрах расплющило.
   - Оказывается и мне досталось,  -  пробормотал  он,  не  спуская  глаз  с
кочевников. - Ничё, друже, ещё маленько передохнём, а там куснём по  яблочку
и двинем, пока сил хватит. Глядишь, может и уйдём.
   Ворон шумно втянул воздух, выдохнул со стоном,  подвигал  верхней  губой.
Извек раскрыл ладонь, подкинул на руке сморщенные комочки и, застыл, заметив
на опушке движение. Степняки спешно покидали сёдла. Не выпуская  уздечек  из
рук, следили за вожаком, что медленно тронулся от  леса.  Отъехав  на  сотню
шагов, хан привстал в стременах, лениво поднял руки и, не опуская,  двинулся
дальше. Сотник почувствовал, как сердце натужно  погнало  кровь  по  ноющему
телу.
   - О, как... - пробормотал он и осёкся.
   Мягкие тёплые губы в одно мгновение смели с ладони оба яблока. В ответ на
удивлённый возглас дружинника, Ворон попятился и прижал уши. Глаза  виновато
лупали на хозяина, а зубы торопливо перемалывали лёгкую добычу.
   - Нечто льзя так! - укоризненно посетовал Сотник. - Бесстыжий! Слопал всё
в одну харю и огрызка не оставил. А ведь с такой  закуской  свадьбу  сыграть
можно.
   Ворон отступил ещё на шаг, но  Извек  вновь  направил  взор  к  лесу.  Не
оглядываясь, еле слышно добавил:
   - А может тебе и нужней. Глядишь, улепётывать помогут.
   Хан, тем временем, преодолел две трети  пути.  Стали  различимы  дублёные
чешуи кожаного доспеха, богатая сбруя и мокрые пятна на груди  его  скакуна.
Видя, что дружинник и не думает убегать, степняк опустил  руки  на  бёдра  и
продолжал  путь,  горделиво  выпятив  грудь.  Не   доезжая   броска   копья,
остановился, медленно огладил чёрную  бородку.  Непроницаемое  лицо  застыло
деревянной маской, но брызжущие ненавистью глаза змеёй скользнули по  русичу
и его коню. На тонких губах промелькнул призрак улыбки, когда заметил гнутые
пластины, перетянутые раны Извека и потёки крови на Вороне.
   Извек тоже покосился на жеребца. Тому вроде легчало, ноги дрожали меньше,
глаза смотрели живей. Поникшие уши встрепенулись, от голоса степняка:
   - Узнаёшь ли ты меня, несчастный, чей последний день двинулся к закату?
   Сотник двинул бровями, переваривая чудное звучание родной  речи  в  устах
иноземца. Улыбнувшись, почесал макушку.
   - А должен?
   - Должен. - процедил степняк.  -  Наши  дороги  пересеклись  второй  раз.
Последний.
   Извек кашлянул,  почувствовал,  как  грудь  слева  резануло  болью.  Едва
сдержав страдальческую гримасу, ответил с простецким лицом.
   - Может и видал. Мало ли вас по дорогам мотается, всех не упомнишь.
   Кочевник  посерел  лицом,  но  всё  ещё  держал  себя  в  руках.   Извеку
показалось, что уже видел эту сдерживаемую ярость в узких щелочках глаз, эти
бугры желваков на широкой нижней челюсти,  эти  вздувающиеся,  как  у  коня,
ноздри. Когда догадка почти проломила скорлупу памяти, губы  всадника  вновь
разомкнулись.
   - Посмотри в глаза твоей смерти, ибо  я  -  Радман.  Сын  великого  Кури!
Радман, брата которого убили твои стрелы! Радман - хан,  чей  отпрыск  скоро
вытопчет ваши земли и сложит курган из ваших черепов! Который...
   - О, Светлые Боги! - протянул Извек с радостной улыбкой. - Да неужто  тот
самый, что с брательником в яме сидел? А потом  как-то  выскребся,  да  утёк
через Калинов Мост? Ну точно, как же я сразу не узнал!
   Сотник потешно  всплеснул  руками,  тут  же  почувствовал  ещё  несколько
просыпающихся ушибов, но оттягивая время для Ворона, продолжал  заговаривать
Радману зубы.
   - А, кстати, кто вам  тогда  пособил?  Трое  улизнули,  пятерых  стрелами
забили,  да  только  их  течением  унесло,  так  и  не   разглядели,   чьего
роду-племени...
   - Это не нам пособили, - презрительно ощерился хан. - Это вас продали.
   - И кто же нас продал?
   - Ваши же киевские иудеи.  Они  скоро  всю  Русь  с  потрохами  продадут.
Половина княжей челяди уже с их рук ест.  Быть  вам  всем  и  купленными,  и
проданными, и под ярмом степи согнутыми.
   - Эт мы ещё посмотрим, а как увидим, там и поглядим. - тихо молвил  Извек
оглядываясь на Ворона.
   Радман расценил взгляд по-своему. Легко спрыгнул с коня,  выдернул  из-за
пояса камчу и, что есть  силы  стегнул  своего  скакуна  по  крупу.  Жеребец
завизжал от боли и рванул прочь. Хан проводил его долгим взглядом и  обратил
к дружиннику торжествующее лицо.
   - Плачь, собачий сын, пора умирать!
   Извек согласно кивнул, мол,  что  ж  тут  поделаешь,  положил  ладонь  на
рукоять меча.
   Сабля  Радмана  легко  выпорхнула  из  ножен  и   вычертила   в   воздухе
замысловатый сверкающий узор. Хан шагнул вперёд. Не мигая наблюдал, как  меч
Извека сытым удавом выполз на свет и замер, поблёскивая свежими зазубринами.
Радман вновь  выписал  клинком  сияющие  круги,  заставляя  лезвие  свистеть
рассекаемым воздухом.
   Этими прелестями будешь землепашцев пугать, подумал Сотник, а передо мной
неча сквозняки гонять. Он осторожно втянул воздух и, с досадой  ощутил,  как
боль с новой силой стегнула от грудины к подмышке. Вдобавок  и  левое  бедро
вспомнило о пришедшихся по нему ударах. Извек хмыкнул старой пословице:  вот
сейчас и проверим, сколько чего за одного битого дадут.
   Радман остановился в пяти шагах. В горящих глазах  читалась  досада,  что
приходится  давать  ненавистному  русичу  быструю  смерть.  Первый   наскок,
стремительный, но  осторожный,  был  скорее  испытанием  противника.  Извеку
пришлось отступить, уходя от  первых  двух  ударов.  Три  следующих  высекли
искры, наткнувшись на грань его меча.
   На лице хана промелькнул хищный интерес кота, охотящегося  за  мышью.  Он
встряхнулся и, улыбаясь  двинулся  вокруг  Извека.  Замахнувшись  в  голову,
ударил вниз. Клинок просвистел, едва коснувшись подола.  Сотник  поморщился,
неловкая свиля* едва уберегла и без того отбитую ногу. Ударил  в  ответ,  не
особо  хитро,  проверяя  защиту  степняка.  Тот  лишь  опустил  руку,  легко
пропуская летящий меч в  пяди  от  лица.  Мгновенно  бросился  вперёд,  целя
остриём в перевязанную руку, но дружинник будто ждал этого и  успел  метнуть
тело вбок.
   Закружили дальше. Следя за движением степняка,  Извек  оказался  лицом  к
Ворону. Оживший конь, не дыша, следил за поединком, поймав  на  себе  взгляд
хозяина, в нетерпении переступил ногами.  Извек  мучительно  соображал,  как
заполучить несколько мгновений, чтобы успеть прыгнуть в седло. Понимал,  что
на  этот  раз  поединщик  из  него  никудышный.  Ярость,   заставлявшая   не
чувствовать ударов, откипела окончательно, и  запоздалая  боль  брала  своё.
Тело сделалось неуклюжим, каждое движение давалось с трудом и вязло будто  в
смоле. Исход боя становился всё  более  очевидным.  Уже  дважды  Сотник  еле
успевал отбивать ловкие удары Радмана.
   Скверно, подумал Извек. Так недолго и без башки остаться. Надо бы  что-то
измудрить, пока ветер без сучков. Хотя, если терять  окромя  головы  нечего,
может ею и рискнуть.
   После очередного наскока хана, Сотник отшатнулся и бессильно опустил руку
с мечом. Заметив, как глаза хана сверкнули злорадством, неосторожно глянул в
сторону леса. В тот же миг Радман резко скакнул вперёд и обрушил  клинок  на
голову дружинника.
   Извек запоздало вскинул руку. Сабля промяла  слабую  защиту  и,  лязгнув,
впечатала подставленный плашмя меч в голову Извека. Дружинника отбросило  на
несколько шагов. Качаясь как  мертвецки  пьяный,  он  чудом  удерживался  на
ногах. Руки висели плетьми, глаза невидяще блуждали, а  по  лицу  скользнула
юркая красная струйка.
   Не  глядя  на  оглушённого  противника,  Радман  воздел  руки,   медленно
развернулся к войску. Далёкие фигурки воинов заблестели вскинутыми клинками,
спустя мгновение донёсся  радостный  вой.  Не  спеша,  чтобы  видели  каждое
движение, Радман шагнул к  шатающемуся  Извеку,  взялся  за  рукоять  обеими
руками. Далёкий крик затих. В  полной  тишине,  узорчатый  дамасский  клинок
пошёл вверх и, будто накапливая мощь, замер в высшей точке замаха. Зубы хана
блеснули в жестокой улыбке, с губ сорвалось зловещее:
   - Отправляйся же...
   - Да некогда мне, - мрачно откликнулся Извек. - Дел полно!
   Плечо дружинника вздрогнуло. Радман застыл,  не  понимая  что  произошло.
Встретив усталый, но вполне осмысленный взгляд Сотника,  почувствовал  между
рёбрами холод. Опустив голову, увидел торчащий в груди меч. Не веря  глазам,
попытался рубануть дружинника, но силы подвели и он скрючился от  пронзившей
грудь боли. Перед  глазами  поплыли  цветные  пятна.  В  меркнущем  сознании
всплыло недавнее предсказание мудрецов о наследнике.
   - Не увижу... - прошептал Радман и рывок клинка  выдернул  его  угасающую
жизнь.
   - Ну уж извиняй, - буркнул Извек вытирая лицо.
   Глянув на окровавленную ладонь, зло сплюнул. Вяло тряхнув  мечом,  вернул
его в ножны и тяжело обернулся к коню.
   - Ну, что стоим косорылимся? Бежать надо! Или будем глазки таращить?
   Ворон,  будто  опомнившись,  заспешил  к   хозяину.   Коснувшись   мордой
окровавленного лица, зазвенел удилами. Извек провёл  по  лбу  второй  рукой,
вытер обе ладони о штаны.  Поправляя  повод,  проворчал  сварливо,  как  дед
Пильгуй:
   - Ты бы на себя посмотрел. Сам весь в дырьях.
   Конь, дрожа от возбуждения, косился на далёкий лес. Извек неловко вставил
ногу в стремя, скрипнув  зубами,  кое-как  взгромоздился  верхом.  Назад  не
смотрел. И так знал, что степняки уже прыгают в  сёдла  и  отбивают  руки  о
лошадиные крупы. Слух ловил приближающиеся звуки погони. Ворон едва дождался
когда хозяин усядется и, с места, рванул в  галоп.  Навстречу  снова  ударил
воздушный поток. Сотник зажмурился. Чувствовал себя  прескверно,  гадал:  на
долго ли хватит коню молодильной силы бабкиного угощения и, не  свалится  ли
он с седла раньше времени.
   Казалось, он сам и был боль. Болело всё: от костей и сухожилий, до кожи и
корней волос. В  ранах,  под  намокшими  повязками,  отдавался  каждый  удар
сердца, суставы ломило,