адным машинам.
     - Живее же,  черти! - поторопил их Болотников, видя, как каменные
глыбы наносят ощутимый урон казакам.
     Пушкари вложили в стволы ядра, насыпали в запалы пороху, поднесли
к  зелейникам  горящие  фитили.  "Троя"  и "единорог",  изрыгнув дым и
пламя, оглушительно ухнули; но ядра пролетели мимо и плюхнулись в ров.
     Болотников сокрушенно махнул рукой.
     - Да что же вы, черти зелейные!
     Но тут к наряду подоспел сам Тереха Рязанец.  Растолкав орудийную
прислугу, навел пушки и закричал:
     - Пали!
     Оба тяжелых  ядра  упали  в  самую  гущу   татар,   обслуживающих
камнеметные машины;  послышались вопли и стоны, обрывки жильных ремней
взвились вместе с землей в воздух.
     - Так палить! - сердито приказал пушкарям Рязанец.
     К нему подбежал Болотников, крепко поцеловал.
     - Молодец, друже!
     Тереха же метнулся к другим пушкам:  ему надо было всюду поспеть,
чтоб не было суеты и замешки среди наряда.
     Невольники под непрекращающимся огнем казаков  наконец  закрепили
за  рвом  тыны  и отступили за укрытие.  Было их полтысячи,  теперь же
оставалось не более сотни.  Но и за тыном рабам тотчас нашлась работа.
Араслан-бек  приказал  рыть  ниши для кулевринов.  И вновь загуляли по
спинам невольников хлесткие плети.
     - Вгрызайтесь в землю, шакалы! Да побыстрее! Тот, кто хоть на миг
опустит кирку, будет обезглавлен! - кричал Араслан-бек.
     Невольники кирки   не  опустили.  Вскоре  ниши  были  готовы,  по
крепости ударили турецкие пушки.  Тяжел был этот удар:  стены и ворота
зашатались,   одна   из   небольших  деревянных  башен  была  снесена;
свалившись внутрь крепости, она придавила собой более десятка казаков.
     - Еще  насколько  залпов  -  и  от Раздор ничего не останется!  -
самодовольно воскликнул Ахмет-паша,  наблюдавший за осадой с  высокого
холма.
     Но в это  время  по  тыну,  прикрывавшему  кулеврины,  выстрелили
казачьи пушки.  Ядра сделали несколько больших пробоин,  через которые
стали видны капычеи и пушки.
     Болотников не замедлил крикнуть станице:
     - Бейте в дыры, донцы!
     В пробоины посыпались стрелы и пули, поражая орудийный наряд.
     Араслан-бек, отбежав за  ров,  замахал  на  невольников  зубчатым
ятаганом.
     - Заделывайте пробоины, шакалы! Вперед!
     Рабы кое-как  залатали дыры и вновь загремели турецкие пушки;  им
отвечали со стен казачьи.  Ядра донцов то и дело пробивали  янычарские
щиты,  но  их  тотчас  закрывали.  У  опасных брешей полегли последние
десятки невольников.
     Более часа  продолжалась перепалка;  едкий,  густой дым повис над
крепостью. Ухали пушки, свистели ядра, взметались в небо черные облака
земли, сыпалась от щитов и бревен щепа.
     Татары, спахи и янычары с минуты на минуту  ждали,  когда  рухнут
казачьи стены. Нетерпеливо поджидал этого и мурза Джанибек.
     "Сейчас капычеи разобьют крепость и мои тумены ворвутся в  город.
Добыча близка!" - в горячем ознобе раздумывал он.
     Но чудо - крепость стояла,  ни одна из стен не рухнула;  хваленые
турецкие  кулеврины  не  смогли  сделать  и  единой  пробоины.  Уж  не
заколдована ли крепость урусов?
     Крымцы и турки недоумевали.  Не ведали они,  что Раздоры опоясаны
мощной трехрядной дубовой  стеной,  способной  выдержать  многодневную
пушечную  осаду.  Гораздо  слабее  были  сами  ворота,  но  их надежно
прикрывали "трои",  не позволявшие кулевринам вести долгий  прицельный
огонь.  Дощатый  тын,  напротив  ворот,  был  одним из самых уязвимых,
турецкие пушки часто молчали; то и дело надо было заделывать проломы и
бреши.
     В разгар боя Тереха Рязапец подошел к "трое" и велел  засыпать  в
зелейник двойную меру пороха.
     Пушкари опасливо глянули на Рязанца.
     - Много лишку, Тереха.
     - Не много. Сыпь как велено!
     И пушкари  засыпали.  Турки  тем  временем  заделывали  очередную
брешь;  в нее-то  и  задумал  выпалить  Рязанец.  Он  дольше  обычного
приноравливался к пушке, сунул горящий фитиль в зелейник. "Троя" мощно
и раскатисто,  сотрясая стены,  ухнула,  посылая  трехпудовое  ядро  в
пролом янычарского тына.  Заряд угодил в кулеврину, вдребезги разбив и
уничтожив орудийную прислугу.
     Араслан-бек пришел  в  ярость.  В первый же день осады он потерял
две султанские пушки!  И где?  Ни под стенами персидских твердынь,  ни
под  великой  крепостью  Багдада,  а  под  деревянным  тыном разбойных
донских казаков!
     Вне себя от гнева, Араслан-бек сам бросился к бреши.
     - В пять рядов ставьте щиты,  собаки!  Ни  одно  ядро  гяуров  не
должно пробить укрепление! Быстрее, шак...
     Араслан-бек не  договорил  и  схватился  за  плечо,   в   которое
вонзилась казачья пуля.
     - О, аллах! Я ранен.
     Янычары оттащили санджак-бека в безопасное место.
     Ахмет-паша, нервно  кусая  губы,  кинул  за  ров  еще   полтысячи
невольников.  Надо было во что бы то ни стало восстановить укрепления,
иначе казаки  разобьют  все  кулеврины.  Эти  люди  не  только  храбро
сражаются в пешем и конном бою, но и метко стреляют из пушек.
     И вновь возле проломов закопошились невольники,  и вновь  ручьями
полилась их кровь.
     Видя, что стены  крепости  не  поддаются  кулевринам,  Ахмет-паша
приказал сосредоточить восемь пушек напротив Степных ворот.
     Тереха Рязанец усилил огонь, но разрушить пятислойный тын было не
так просто.
     - Крепко отгородились янычары, - хмуро молвил Рязанец.
     - А ежели навесом, через тын? - подсказал Болотников.
     - Не получится, паря. В ров ядра покидаем.
     - Худо, Тереха... Выходит, воротам не устоять?
     - Пожалуй,  не устоять,  - удрученно признал Рязанец.  - Надо  бы
бревнами да кулями с землей укрепить.
     Болотников глянул из бойницы на турецкий тын и о чем-то на минуту
задумался. К нему шагнул станичный есаул Мирон Нагиба.
     - Что будем делать, батька?
     - А вот что,  - Болотников порывисто обернулся к Нагибе. - Снимай
станицу со стены и веди к воротам.
     - На вылазку, батька? - догадался Нагиба.
     - На вылазку, Мирон. Другого выхода нет.
     - Но Богдан Васильев не велел ворота открывать. Нужен его приказ.
     - Васильев  у  Засечной  стены.  Недосуг  его  спрашивать.  Турки
вот-вот откроют огонь. Снимай станицу!
     - Пулей, батька!
     Нагиба побежал  к родниковцам,  а Болотников вернулся к Рязанцу и
поведал ему о своем плане.
     - Смело, паря. Но этого мало.
     - Что мало? - не понял Болотников.
     - Мало пушкарей перебить.  Сыщутся и другие.  Добро бы сами пушки
заклепать. Во тогда - удача.
     - Пушки заклепать?.. Но то дело хитрое.
     - Ничего хитрого, паря. Подь сюда.
     Рязанец притянул Болотникова к "соловью".
     - Зри,  паря.  Дыра насквозь, то затравка. Заклепать ее - и пушки
запал потеряют. Не палить им боле, не рушить стены. Уразумел ли?
     - Уразумел,  Тереха. Замолчат пушки! - загорелся Болотников. - Но
заклепать чем?
     Рязанец вытянул из ящика пук железных прутьев.
     - Из таких мы протравки готовим. Как раз сгодятся. Да не забудьте
по булыжничку прихватить.
     Болотников подозвал  к  пушке  десятка  три  казаков и показал им
место заклепки.
     - Умри - но заляпушь!
     - Забьем дырки, батько! - заверили донцы.
     - А теперь поспешим! - воскликнул Болотников.
     Тереха Рязанец дал команду пушкарям, чтоб те прекратили пальбу по
тыну.  Донцы  же  распахнули  ворота  и стремглав ринулись на турецкие
укрепления.
     Янычары не  ожидали казачьей вылазки.  Они запоздало отпрянули от
пушек  и  выхватили  ятаганы;  повольники  перекинулись  через  тын  и
навалились  на  капычеев.  В ход пошли мечи и сабли,  палицы и дубины,
булавы и кистени.
     Болотников развалил  надвое одного из янычар и стал прорубаться к
пушке.  Рядом с ним оказались Васюта Шестак и Мирон Нагиба.  Они секли
янычар  саблями,  а  чуть  сбоку  укладывал  турок  тяжеленной дубиной
богатырь Нечайка.
     Невольники в сечу не полезли: они побежали за ров, откуда спешили
на помощь капычеям сотни янычар.
     - К мостам! - закричал Болотников. - Задержите турок! Не пускайте
к пушкам!
     Родниковцы, перебив  орудийную  прислугу,  кинулись к мостам,  по
которым уже бежали янычары.  Часть  же  казаков  с  кусками  проволоки
подскочила к кулевринам. Две-три минуты - и запалы были заклепаны.
     - Наза-а-ад! В крепость, донцы! - подал новую команду Болотников.
     Теснимые янычарами,  казаки отступили за тын. Болотников, Нагиба,
Шестак,  Емоха и Нечайка  отходили  последними,  прикрывая  донцов  от
турецких  сабель.  Бились  зло  и  остервенело,  пока  не оказались за
воротами.  Десятка три янычар ворвались в крепость, а за ними напирала
новая волна турок;  ворота уже невозможно было закрыть. Но тут выручил
Тереха Рязанец.  Он ударил из пушек дробом,  и янычары на малое  время
отхлынули  назад.  Турок,  застрявших  в  проходе,  оттеснили копьями.
Ворота закрылись.
     На резвом  вороном  коне  прискакал разгневанный Богдан Васильев.
Ему уже донесли о вылазке Болотникова.
     - Ты что, белены объелся! - заорал он на родниковского атамана. -
Как ты посмел открыть ворота врагу?
     - Уйми пыл, атаман, - устало вымолвил Болотников. - И шапку скинь
перед погибшими. У меня их четыре десятка полегло.
     - Мало тебе!  Мог бы и всю станицу уложить!  - как будто не слыша
слов Болотникова, кипятился Васильев.
     К атаману подошел Тереха Рязанец.
     - Ты  бы  поостыл,  Богдан  Андреич.  Болотникову  надо  в   ноги
поклониться. Доброе дело сотворил он для донцов, а ты горло дерешь.
     - Еще один заступник,  - желчно произнес Васильев.  - Едва орду в
Раздоры не впустили.
     - Однако вредоумный же ты казак,  - осерчал  Рязанец.  -  Янычары
восемь пушек у ворот поставили.  В щепы бы разнесли.  Вот тогда бы и в
самом деле орда очутилась в Раздорах.  Быть  бы  нам  битыми,  да  сей
молодец помог. Заклепал он турецкие пушки, атаман!
     Гнев с лица Васильева как рукой сняло.  Он сошел с коня я хлопнул
Болотникова по плечу.
     - Спасибо тебе, родниковский атаман! Спасибо, станишники!
     - Ты  не  нас  благодари,  а  Рязанца.  Это  он  пушки  заклепать
надоумил, - кивнул в сторону пушкаря Болотников.
     - И Рязанцу, спасибо!
     Васильев снял  шапку  и  поясно  поклонился  убитым  повольникам,
лежавшим на земле.
     - Дон вас не забудет, казаки.
     Затем Васильев  осмотрел  наряд,  проверил,  много  ли осталось у
пушкарей ядер, дроба и пороху.
     - Поберегай  зелье,  Тереха.  Нам  его  и  на  три дня не хватит.
Напрасно не пали.
     Рязанец обиделся.
     - Я свое дело ведаю, атаман.
     - Поберегай!  -  назидательно  повторил  Васильев и,  взмахнув на
коня, поспешил к другим стенам крепости.
     Вокруг Раздор  на  какое-то  время  установилась тишина.  Турки и
татары отошли за ров.
     Раздосадованный мурза   Джанибек   решил   созвать  тысячников  и
темников на курлатай.  Пригласил и Ахмет-пашу,  но тот не  приехал,  а
прислал вместо себя чауша.
     - Великий  и  несравненный  Ахмет-паша  повелел  сказать,   мурза
Джанибек,  чтоб  ты  не ждал его в своем шатре.  Паша недоволен твоими
воинами,  они трусливы,  как зайцы. Они не смогли забраться на стены и
показали спины презренным гяурам.
     Джанибек, не скрывая раздражения, ответил:
     - Ахмет-паша  не  может  гневаться  на моих воинов.  Они лезли на
стены урусов,  как львы.  Ни один из моих джигитов  не  сомневается  в
победе.  Мы  будем  в  Раздорах!  Пока  же  гяуры  находят в себе силы
обороняться.
     - И не только обороняться,  - с ехидцей вставил темник Давлет.  -
Они перебили капычеев  и  повредили  восемь  кулевринов  несравненного
воина Ахмет-паши.
     Издевка была налицо.
     "Темник Давлет слишком смел. Когда-нибудь Ахмет-паша отомстит ему
за такие слова", - подумал хитрый, осторожный темник Бахты.
     - Что передать моему повелителю? - спросил чауш.
     - Передай несравненному Ахмет-паше,  что я буду продолжать осаду.
Зверь  хоть  и  силен,  но  он начинает истекать кровью.  Сегодня либо
завтра я добью зверя.  И еще передай,  чауш.  Я хочу,  чтоб оставшиеся
десять пушек паши все ж разбили стены крепости.  Наидостойнейший Ахмет
говорил, что его кулеврины разрушали и не такие твердыни. Так пусть же
падет и эта крепость. С нами аллах!
     Не успел чауш выйти из шатра, как с ковра вскочил темник Давлет.
     - Я  не  хочу  больше  стоять  за Доном!  Почему мой тумен должен
бездействовать? Зачем я пришел из Бахчисарая? Я хочу брать крепость!
     - Твое   время   придет,   Давлет.  А  пока  нам  нельзя  оголять
левобережье. К гяурам может прийти помощь.
     - Опять сидеть в шатре?
     - Нет,  славный Давлет.  Сегодня два крыла тумена ты  бросишь  на
Раздоры. Сегодня ночью.
     - Ночью?..  Ты хочешь брать Раздоры ночью?  - переспросил  темник
Бахты.
     - Да,  джигиты!  У гяуров пушки,  пистолеты и ружья, У них зоркий
глаз.  Ночью  же  мы  их лишим прицельного огня.  Мы подойдем близко к
стенам и кинем на деревянный город горящие стрелы. А ворота мы пробьем
таранами. Так ли, джигиты?
     - Велика мудрость твоя,  мурза Джанибек,  - растянул в  угодливой
улыбке тонкие губы Бахты.
     "Бахты всегда  льстив.  Он  готов  вылизать   мурзе   пятки",   -
презрительно подумал Давлет.
     А тысячники дружно закричали:
     - Велика мудрость мурзы!
     - Мы в твоей власти, Джанибек!

     Когда над степью  воцарилась  ночь,  татары  бесшумно  и  скрытно
приблизились  к  Раздорам.  Они  стали  от  крепостных стен в перелете
стрелы.  Раздоры замкнулись в плотном кольце ордынцев.  Луки  их  были
огромны - в рост человека, стрелы - певучи, длинны и крепки. К древкам
стрел татары прикрутили по клочку промасленного войлока. Подле каждого
лучника стоял воин-зажигальщик с кремнем и огнивом.
     Казаки не спали.  Они стояли на стенах и прислушивались к шорохам
и  звукам ночной степи.  Во вражеском стане стояла тишина,  и нигде не
горели костры; ощущение было такое, будто орда спит мертвым сном.
     - Что-то  не  по  нутру мне эта ночь,  - проговорил Мирон Нагиба.
Левая рука его была перевязана,  из раны сочилась кровь,  но казак  не
уходил со стен.
     - И мне не любо, - молвил Васюта Шестак.
     - Поганые не зря притаились. Они что-то замышляют. Надо глядеть в
оба, станишники. Ордынцы коварны, - произнес Болотников.
     - И луна,  как назло, спряталась. Экая сутемь! - проворчал Емоха.
В дневной вылазке он зарубил семерых янычар,  но и сам пострадал. Один
из капычеев едва не отрубил Емохе голову.  Выручил Деня.  Он подставил
под удар саблю,  и турецкий ятаган,  соскользнув,  отсек Емохе  правое
ухо.
     Теперь над Емохой посмеивался Секира.
     - Нонче ты у нас первый казак на Дону. Берегись, девки!
     - Это ты к чему? - морщась от ноющей боли, спросил Емоха.
     - А  все к тому.  Наипервейший,  грю,  красавец ты у нас,  Емоха.
Безухий, дырявый и к тому ж нос с версту коломенскую. Три дюжины бадей
повесить можно. Чем не молодец, коли нос с огурец.
     Казаки загоготали, а Емоха треснул Секиру по загривку.
     - Язык у тебя не той стороной вставлен,  чертово помело! Помолчал
бы.
     - А че молчать? На язык пошлины нет.
     - Вот и бренчишь, как на гуслях.
     - А ну тихо, братцы, - оборвал казаков Болотников. - Чуете? Будто
сено шелестит.
     Казаки насторожились.
     - Верно... Шорох идет, - молвил Васюта.
     - То орда надвигается.  А ну,  Васюта,  беги к Рязанцу.  Пусть из
вестовой пушки ухнет, - приказал Болотников.
     И в  ту  же  минуту в степи засверкали красные искры,  а затем по
черному небу полетели  в  сторону  крепости  огненные  змеи.  Их  было
великое множество - тысячи,  десятки тысяч огненных молний. Они летели
со страшным пугающим визгом.
     Многие казаки  перекрестились:  уж  больно  жуткий  звук издавали
стремительно летящие змеи.
     - Господи,  мать-богородица!  -  высунувшись из бойницы,  очумело
вымолвил один из молодых казаков и тотчас, с протяжным стоном, осел на
помост. Широкую грудь его пронзила горящая стрела.
     - Не высовываться! - гаркнул Болотников.
     Емоха попытался  было  вытянуть из убитого казака стрелу,  но она
крепко застряла.  Обломив конец,  он вытащил стрелу со стороны  спины.
Повольника спустили с помоста на землю.
     - У-у,  поганые души!  - скрипнул зубами Емоха. Погиб один из его
дружков.
     Секира взял из рук Емохи обломок стрелы и поднес к факелу.
     - Эва,  -  хмыкнул  он.  - И чего только не придумают,  нехристи.
Глянь, братцы.
     Вокруг Устима   столпились   донцы.  Секира  оторвал  от  обломка
маленькую глиняную трубочку и положил на ладонь.
     - Свистульки привязывают.
     - Ну и ироды. Душу воротит, - молвил Деня, затыкая уши.
     - Ниче,  привыкай. Басурмане и не на такое горазды, - вставил дед
Гаруня.
     Стрелы глухо стучали о стены,  башни и кровли изб.  Многие из них
залетали в бойницы, чадили. Едкий дым ел глаза.
     Отовсюду послышались крики казаков:
     - Избы горят!
     - Стены занялись!
     - Все на огонь, братцы!
     Бросились к  бочкам с водой и колодцам.  Тушили пожары и дети,  и
подростки, и казачьи женки.
     Всех тяжелее и опаснее было на стенах.  Казаки лини воду на тын и
попадали под стрелы ордынцев. Раненых и убитых сразу же сменяли другие
казаки, стоявшие внизу в запасе.
     В кровавом зареве пожарищ донцы увидели,  как к  Степным  воротам
наплывает  грозным,  огромным  чудищем  таран,  подвешенный  цепями  к
длинному бревну. Конец снаряда был окован стальным наконечником.
     Казаки выстрелили   из  пищалей  и  самопалов,  но  таран  упрямо
приближался к воротам:  на место  поверженных  татар  тотчас  вставали
новые ордынцы.
     Не помог и Тереха Рязанец: наклонить жерла орудий под самые стены
было невозможно.
     - То не в моих силах, братцы, - с отчаянием говорил пушкарь. - Не
могу кинуть ядра.
     Татары, раскачав на цепях  орудие,  ударили  им  по  воротам;  те
крякнули,  затряслись,  осыпались  щепой.  После пятого удара стальной
наконечник пробил ворота на добрых три вершка.
     - Проломят,  дьяволы!  -  чертыхнулся  Болотников  и  перебежал с
помоста на стрельню, с которой донцы палили из пищалей и самопалов.
     - Бревна швыряй! Колоды! - загремел Болотников.
     Но и это не остановило татар. Они гибли десятками, но, не мешкая,
столько же подбегало к тарану. Головы степняков заняты были лишь одной
мыслью - сокрушить ворота и ворваться в крепость.  Там за  воротами  -
добыча! Добыча!
     Степные ворота обступили  лучники:  они  непрерывно  стреляли  по
бойницам,  да  так  метко  и  густо,  что  казакам  невозможно  было и
высунуться.
     А таран  все глубже и глубже уходил в ворота;  и вскоре окованные
створки оказались разбитыми, засовы сорваны; еще удар, другой - ворота
рухнут,  и  тогда  ничто и никто не удержат лавину ордынцев,  жаждущих
вломиться в казачий город.
     Но ворота  не  рухнули:  раздорцы  надежно укрепили их бревнами и
тяжелыми кулями с землей.  Таран,  пробив наконец  ворота,  застрял  в
новом мощном заслоне.
     Убедившись, что таран бесполезен, мурза Джанибек приказал отнести
его от ворот. Теперь вся надежда татар была на горящие стрелы. Раздоры
должны погибнуть в огне.
     Потерпев неудачу   под   Степными  воротами,  Ахмет-паша  задумал
нанести решающий удар у Засечной башни.  Скрытно от казаков он повелел
перетащить  оставшиеся  кулеврины на галеры,  бросившие якоря у левого
берега Дона.  В то время,  когда темник Давлет переправлял  два  крыла
своего   тумена  на  правобережье,  а  затем  начал  осыпать  крепость
огненными стрелами,  Ахмет-паша приблизил суда к  городу  на  пушечный
выстрел. Он сам был на одной из галер.
     - Забросайте Раздоры калеными ядрами! - приказал он капычеям.
     Турецкие пушки выстрелили неожиданно для казаков. Богдан Васильев
и Федька Берсень,  руководившие обороной Засечной стены,  на  какое-то
время пришли в замешательство.
     - Откуда взялись пушки? Здесь их не бы