ый
вопрос:
   - Мистер Дженнингс, знакомы ли вы с Робинзоном Крузо?
   Я ответил, что читал "Робинзона Крузо" в детстве.
   - И с того времени не читали? - спросил Беттередж.
   - С того времени не читал.
   Он отступил на  несколько  шагов  и  посмотрел  на  меня  с  выражением
сострадательного любопытства и суеверного страха.
   - Он не читал "Робинзона Крузо" с детства, - сказал  Беттередж,  говоря
сам с собой. - Посмотрим, поразит ли его "Робинзон Крузо" теперь!
   Он открыл шкап, стоявший в углу, и вынул грязную, истрепанную книгу, от
которой сильно запахло табаком,  когда  он  стал  перелистывать  страницы.
Найдя нужное место, он попросил меня подойти к нему в  угол,  бормоча  про
себя все тем же таинственным голосом.
   - Что касается  этого  вашего  фокус-покуса  с  лауданумом  и  мистером
Фрэнклином Блэком, - начал он, - пока  рабочие  в  доме,  мои  обязанности
слуги одолевают во мне чувства человека.  Когда  рабочие  уходят,  чувства
человека одолевают во мне долг слуги. Очень хорошо. Прошлой ночью,  мистер
Дженнингс, в голове у меня крепко засело, что это ваше  новое  медицинское
предприятие кончится дурно. Если бы я поддался тайному внушению, я  своими
руками снова унес бы мебель из комнат и  на  следующее  утро  разогнал  бы
рабочих.
   - С удовольствием узнаю из того, что я видел наверху, - сказал я, - что
вы устояли против тайного внушения.
   - "Устоял" - не то слово, - ответил Беттередж.  -  Я  боролся,  сэр,  с
безмолвными побуждениями души моей, толкавшими  меня  в  одну  сторону,  и
писанными приказаниями в моей записной книжке, толкавшими в другую,  пока,
- с позволения сказать, - меня не бросило в холодный пот. В этом  страшном
душевном  расстройстве  и  телесном  расслаблении,  к  какому  средству  я
обратился? К средству, сэр,  которое  ни  разу  еще  мне  не  изменило  за
последние тридцать лет и даже больше - к _Этой Книге_!
   Он ударил по книге  ладонью,  и  при  этом  распространился  еще  более
сильный запах табака.
   - Что я нашел здесь, - продолжал Беттередж, -  на  первой  же  открытой
мною странице? Страшное место, сэр, на странице сто семьдесят восьмой:  "С
этими и многими тому подобными Размышлениями, я впоследствии поставил себе
за правило, что, когда бы ни нашел я эти тайные Намеки или Указания в Душе
моей, внушающие мне делать или не делать какое-либо предстоящее мне  Дело,
идти или не идти предстоящим мне путем, я никогда не премину  повиноваться
тайному внушению". Не сойти мне с места, мистер Дженнингс, это были первые
слова, бросившиеся мне в глаза именно  в  то  самое  время,  когда  я  шел
наперекор тайному внушению! Вы не видите в  этом  ничего  необыкновенного,
сэр?
   - Я вижу случайное стечение обстоятельств - и более ничего.
   -  Вы  не  чувствуете  ни  малейшего   колебания,   мистер   Дженнингс,
относительно этого вашего предприятия?
   - Ни малейшего.
   Беттередж пристально и молча посмотрел на  меня.  Он  захлопнул  книгу,
запер  ее  опять  в  шкап  чрезвычайно  старательно,  повернулся  и  опять
пристально посмотрел на меня. Потом заговорил.
   - Сэр, - сказал он серьезно, - многое можно извинить человеку,  который
с детства не читал "Робинзона Крузо". Желаю вам всего доброго.
   Он отворил дверь с низким поклоном и дал мне возможность отправиться  в
сад. Я встретил мистера Блэка, возвращавшегося в дом.
   - Можете не рассказывать мне, что с вами  случилось,  -  сказал  он.  -
Беттередж пустил в ход свой последний козырь, он сделал новое  пророческое
открытие в "Робинзоне Крузо". Уважили вы его  любимую  фантазию?  Нет?  Вы
показали ему, что не верите в  "Робинзона  Крузо"?  Мистер  Дженнингс,  вы
упали во мнении Беттереджа настолько низко, насколько это возможно. Можете
теперь говорить и делать, что вам угодно, - вы увидите, что он не  захочет
терять с вами слов.

   Июня 21. - Сегодня в моем дневнике достаточно будет короткой записи.
   Мистер Блэк никогда еще не проводил такой плохой ночи. Я был  вынужден,
против  своей  воли,  прописать  ему   лекарство.   На   людей   с   такой
чувствительной организацией, как у него, лекарства действуют,  к  счастью,
очень быстро. Иначе я боялся бы, что он окажется совершенно без сил, когда
наступит время для опыта.
   Что до меня самого, то после небольшого перерыва в болях  за  последние
два дня у меня снова сделался сегодня утром припадок, о котором  не  скажу
ничего, кроме того, что он заставил меня вернуться к опиуму. Закрываю  эту
тетрадь и отмериваю себе полный прием - пятьсот капель.

   Июня 22. - Наши надежды сегодня  возросли.  Нервное  состояние  мистера
Блэка заметно уменьшилось. Он немного поспал прошлой ночью. _Моя_ ночь  по
милости опиума была ночью человека оглушенного. Не  могу  сказать,  что  я
проснулся нынешним утром; более подходящее выражение будет -  я  пришел  в
себя.
   Мы подъехали к дому,  посмотреть,  все  ли  приведено  в  прежний  вид.
Завтра, в субботу,  все  будет  закончено.  Как  предсказал  мистер  Блэк,
Беттередж не выставил больше никаких новых препятствий. С начала до  конца
он сохранял зловещую вежливость и молчаливость.
   Мое медицинское предприятие (как его называет Беттередж) должно  теперь
неизбежно  быть  отложено  до  следующего  понедельника.  Завтра   вечером
работники задержатся в доме  до  ночи.  На  следующий  день  установленная
тирания воскресного дня, одно из учреждений  этой  свободной  страны,  так
распределила поезда, что невозможно пригласить кого-нибудь приехать к  нам
из  Лондона.  До  понедельника  нечего  больше  делать,  как   внимательно
наблюдать за мистером Блэком и держать его, если возможно, в  точно  таком
состоянии, в каком я нашел его сегодня.
   Я  уговорил  его  написать  мистеру  Бреффу  и  настоять,   чтобы   тот
присутствовал в качестве свидетеля. Я нарочно выбрал стряпчего, потому что
он сильно предубежден против нас.  Если  нам  удастся  убедить  _его_,  мы
сделаем нашу победу неоспоримой.
   Мистер Блэк написал также сыщику Каффу, а я послал несколько строк мисс
Вериндер. С ними и со старым Беттереджем,  -  который  представляет  собой
очень важное лицо в семействе, - у нас  будет  достаточно  свидетелей,  не
считая миссис  Мерридью,  если  миссис  Мерридью  настоит  на  том,  чтобы
принести себя в жертву мнению света.

   Июня 23. - Месть опиума преследовала меня прошлую ночь. Выхода  нет,  я
должен терпеть это, пока понедельник не наступит и не пройдет.
   Мистер Блэк опять не совсем здоров сегодня. Он признался мне, что в два
часа утра открыл ящик, в который спрятал сигары. Ему стоило больших усилий
запереть его снова. После этого он выбросил ключ из  окна.  Сторож  принес
его сегодня утром, найдя его на дне пустой цистерны. Я взял этот ключ себе
до будущего вторника.

   Июня 24. - Мистер Блэк и я сделали продолжительную прогулку в  открытой
коляске.  Мы  оба  почувствовали  благотворное  влияние  мягкого   летнего
воздуха. Я обедал с ним в гостинице.  К  великому  моему  облегчению,  он,
расстроенный и взволнованный сегодня утром, крепко  проспал  два  часа  на
диване после обеда. Теперь, если он и проведет плохо еще одну ночь, я  уже
не боюсь последствий.

   Июня 25, понедельник. - День опыта! Пять часов пополудни. Мы только что
переехали в дом.
   Главный и самый важный вопрос - это здоровье мистера Блэка.
   Насколько я могу судить, он обещает (в физическом отношении) быть столь
же восприимчивым к действию опиума сегодня, как был  год  тому  назад.  Он
находится  сейчас  в  состоянии  нервной  чувствительности,  граничащей  с
нервным расстройством. Цвет лица его меняется беспрестанно;  руки  у  него
дрожат. Он вздрагивает при внезапном шуме и  при  чьем-нибудь  неожиданном
появлении.
   Все это последствия бессонницы, которая, в свою очередь, происходит  от
нервного состояния, вызванного  тем,  что  он  внезапно  бросил  курить  -
привычку, доведенную до крайних пределов. Те же причины действуют на  него
теперь, как  действовали  в  прошлом  году,  и  последствия,  по-видимому,
окажутся одни и те же. Продлится ли так до окончания опыта?  События  ночи
должны решить этот вопрос.
   Пока я пишу эти строки, мистер Блэк забавляется в зале,  упражняясь  на
бильярде в разного рода ударах, как делывал нередко, гостя  здесь  в  июне
прошлого года. Я взял с собою свой  дневник,  отчасти  с  целью  заполнить
чем-нибудь часы, которые, вероятно, останутся у меня незанятыми, отчасти в
надежде, что может случиться что-нибудь, достойное быть отмеченным.
   Обо всем ли я упомянул до сих пор? Взглянув на вчерашние заметки, вижу,
что забыл написать об утренней почте. Восполню сейчас этот пробел,  прежде
чем пойду к мистеру Блэку.
   Итак, я получил  несколько  строк  от  мисс  Вериндер.  Она  собирается
приехать с  вечерним  поездом,  согласно  моему  совету.  Миссис  Мерридью
настояла на том, чтобы ее сопровождать. В  письме  есть  легкий  намек  на
некоторое расстройство духа почтенной дамы, обычно находящейся в  отличном
настроении, почему она и нуждается во  всяческом  снисхождении,  как  того
требуют ее годы и привычки. Я постараюсь в  обращении  с  миссис  Мерридью
подражать выдержке Беттереджа в его обращении со  мною.  Он  встретил  нас
сегодня  торжественно,  облаченный  в  свое  лучшее   черное   платье,   в
накрахмаленном белом галстуке. Когда он  взглядывает  в  мою  сторону,  он
тотчас вспоминает,  что  я  не  перечитывал  "Робинзона  Крузо"  с  самого
детства, и при всем своем почтении чувствует ко мне жалость.
   Мистер Блэк тоже получил вчера ответ от своего стряпчего. Мистер  Брефф
принимает  приглашение,  однако  с  оговоркою.  Он   видит   настоятельную
необходимость в том, чтобы при мисс Вериндер во время, как  он  выражается
бесцеремонно, предполагаемого  спектакля  находился  мужчина  с  известною
долею  здравого  смысла.  Этим  мужчиною,  за  неимением  никого  другого,
согласен быть мистер Брефф. Итак, бедная мисс  Вериндер  будет  находиться
под двойным  надзором.  Отрадно  думать,  что  мнение  света  уж  наверное
удовлетворится этим вполне.
   О сыщике Каффе не слышно ничего. Он, без сомнения, еще в  Ирландии.  Мы
не можем рассчитывать на него сегодня.
   Сейчас пришел Беттередж звать меня к мистеру Блэку. Я должен  на  время
отложить перо.

   Семь часов. - Мы опять обошли все вновь отделанные комнаты и  лестницы.
Мы сделали также приятную  прогулку  в  кустарнике,  который  был  любимым
местом мистера Блэка, когда он гостил здесь в прошлом году. Таким  образом
я надеюсь оживить в его уме прежние впечатления от местности и обстановки,
насколько это возможно.
   Сейчас садимся обедать именно в тот час, когда обедали в день  рождения
мисс Вериндер. Цель моя тут, разумеется, чисто медицинская:  организм  при
приеме лауданума должен быть в том же состоянии, в  каком  был  в  прошлом
году.
   Спустя некоторое время после обеда я собираюсь самым естественным тоном
завести разговор об алмазе и о замыслах индусов украсть его.  Когда  же  я
наведу мысли мистера Блэка на этот предмет, с моей стороны  будет  сделано
все, что от меня зависит, до того  момента,  когда  надо  будет  дать  ему
опиум.

   Половина девятого. - Только сейчас я нашел свободную минуту  для  одной
из важнейших обязанностей, а именно  -  обязанности  отыскать  в  домашней
аптечке лауданум, которым воспользовался мистер Канди.
   Минут десять назад я уловил время, когда Беттередж ничем не был  занят,
и сообщил ему об этом желании. Не возражая  ни  единого  слова,  даже  без
малейшего поползновения достать из кармана записную книжку, он повел меня,
- уступая мне все время дорогу,  -  в  кладовую,  где  хранилась  домашняя
аптечка.
   Я нашел склянку, тщательно закупоренную  пробкою,  которая  была  сверх
того еще завязана куском лайковой кожи. В склянке, почти полной, оказался,
как я и предполагал, обыкновенный лауданум. Я решил  предпочесть  его  тем
двум дозам  приготовленного  опиума,  которыми  позаботился  запастись  на
всякий случай.
   Вопрос о количестве гран представлял некоторое затруднение.  Я  обдумал
его и решил увеличить дозу.
   Записки мои говорят, что мистер Канди дал всего двадцать пять гран. Это
доза небольшая для  последствий,  какие  он  повлек  за  собою,  даже  при
восприимчивости мистера Блэка. Я считаю весьма вероятным, что мистер Канди
дал больше, чем намеревался,  зная,  как  он  любит  хорошо  пообедать,  и
принимая в соображение, что лауданум он отмерял после званого  обеда.  Как
бы то ни было,  я  рискну  усилить  прием  до  сорока  гран.  Мистер  Блэк
предупрежден сейчас, что примет лауданум, а это, с точки зрения  медицины,
равносильно известной силе противодействия в нем, хотя  и  бессознательно.
Если я не ошибаюсь, потребность в большей дозе неоспорима, для того  чтобы
повторить последствия, вызванные в прошлом году меньшей дозой.

   Десять часов. - Свидетели или гости, - не знаю, как их лучше назвать, -
приехали час тому назад.
   В исходе девятого часа я уговорил мистера Блэка пойти  со  мною  в  его
спальню, под тем предлогом,  что  я  хотел  бы,  чтоб  он  осмотрел  ее  в
последний раз и  лично  проверил,  не  забыто  ли  что-нибудь  из  прежней
обстановки комнаты. Я заранее условился с Беттереджем о том, чтобы спальню
мистеру Бреффу отвели рядом с комнатой мистера Блэка и  чтобы  о  прибытии
стряпчего я был уведомлен легким стуком в дверь. Через  пять  минут  после
того как на часах в передней пробило девять, я услышал этот  стук,  тотчас
вышел в коридор и встретил мистера Бреффа.
   Наружность  моя,  как  всегда,  произвела  невыгодное  впечатление.  Во
взгляде  мистера  Бреффа  явно  выразилось  недоверие.   Я   знал,   какое
впечатление произвожу на чужих, и без колебаний сказал ему то, что находил
нужным сказать, прежде чем он вошел к мистеру Блэку.
   - Вы прибыли сюда,  я  полагаю,  в  обществе  миссис  Мерридью  и  мисс
Вериндер? - спросил я.
   - Да, - ответил мистер Брефф чрезвычайно сухо.
   - Мисс Вериндер, вероятно,  сообщила  вам  о  моем  желании,  чтобы  ее
присутствие в доме, - конечно, и  присутствие  миссис  Мерридью  также,  -
осталось тайною для мистера Блэка, пока опыт над ним не будет произведен?
   - Я знаю, что должен придержать свой язык, сэр! - вскричал мистер Брефф
с нетерпением. - Имея привычку  молчать  о  безумстве  человеческого  рода
вообще, я тем более расположен  не  раскрывать  рта  в  настоящем  случае.
Удовлетворяет вас это?
   Я поклонился и предоставил Беттереджу провести его  в  назначенную  ему
комнату. Уходя, Беттередж бросил на меня взгляд,  говоривший  яснее  слов:
"Вы заполучили варвара, мистер Дженнингс, и имя этому варвару - Брефф!"
   Теперь мне предстояло выдержать встречу с дамами. Я сошел с лестницы  -
не скрою - несколько взволнованный и направился к гостиной мисс Вериндер.
   Жена  садовника  (ей  поручено  было  позаботиться  об  удобствах  дам)
попалась мне навстречу  в  коридоре  первого  этажа.  Эта  добрая  женщина
оказывает мне чрезмерное почтение, которое, очевидно, имеет  прямым  своим
источником непреодолимый  ужас.  Она  таращит  на  меня  глаза,  дрожит  и
приседает, как только я  с  нею  заговариваю.  На  мой  вопрос,  где  мисс
Вериндер, она вытаращила на меня глаза, задрожала и, без сомнения, присела
бы, если бы сама  мисс  Вериндер  не  прервала  этой  церемонии,  внезапно
отворив дверь своей гостиной.
   - Это мистер Дженнингс? - спросила она.
   Не дав мне времени ответить, в нетерпении увидеть  меня,  она  вышла  в
коридор. Мы встретились у стоявшей на консоли лампы, свет которой падал на
нас. При первом взгляде на меня мисс Вериндер остановилась в  нерешимости.
Однако она тотчас опять овладела собою, покраснела слегка и с пленительною
прямотою протянула мне руку.
   - Я не могу отнестись к вам, как к постороннему,  мистер  Дженнингс,  -
сказала она. - Если б вы только знали, какую радость  доставили  мне  ваши
письма!
   Она  взглянула  на  мое  некрасивое  морщинистое   лицо   с   искренней
благодарностью, настолько новой для меня со стороны _моих_ ближних, что  я
не нашелся, что ей ответить. Я совсем не был приготовлен к  ее  доброте  и
прелести. Страдания многих лет, благодарение  богу,  не  ожесточили  моего
сердца. Я был с нею неловок и робок, как юноша лет пятнадцати.
   - Где он сейчас? - спросила она, высказывая откровенно преобладающее  в
ней чувство - горячее участие к мистеру Блэку. - Что он делает? Говорил ли
обо мне? В хорошем ли он настроении? Как действует на него вид этого  дома
после того, что случилось в прошлом году? Когда вы  ему  дадите  лауданум?
Нельзя ли мне поглядеть, как вы его нальете?  Я  так  заинтересована  всем
этим; я так взволнована; мне нужно сказать вам десять тысяч вещей,  и  все
они разом толпятся у меня в голове, так что я не знаю, с чего  начать.  Вы
не удивляетесь моему интересу к нему?
   - Нисколько, - ответил я. - Мне кажется, я его вполне понимаю.
   Она была далека от игры в смущение. И ответила мне так,  как  могла  бы
ответить брату или отцу:
   - Вы меня избавили от невыразимого страдания, вы дали мне новую  жизнь.
Как могу я быть неблагодарной и скрывать что-либо от _вас_? Я люблю его, -
сказала она просто, - любила его от начала и до конца, даже  тогда,  когда
была к нему несправедлива в своих мыслях, даже тогда, когда  говорила  ему
слова  самые  жестокие,  самые  суровые.  Может  ли  это   послужить   мне
извинением? Надеюсь, что да, - боюсь,  что  только  это  одно  и  является
извинением для меня. Когда  он  завтра  узнает,  что  я  в  доме,  как  вы
думаете...
   Она не договорила и очень серьезно взглянула мне в лицо.
   - Завтра вам остается только повторить ему то, что  вы  сказали  сейчас
мне, - ответил я.
   Лицо ее просияло; она подошла  ко  мне  на  шаг  ближе  и  с  очевидным
волнением стала перебирать лепестки цветка, который я сорвал в саду и вдел
в петлицу своего сюртука.
   - Вы часто с  ним  виделись  в  последнее  время,  -  спросила  она,  -
действительно ли вы увидели в нем _это_?
   - Действительно увидел, - ответил  я.  -  Для  меня  нет  ни  малейшего
сомнения в  том,  что  произойдет  завтра;  хотел  бы  я  иметь  такую  же
уверенность в событиях этой ночи.
   На этом месте разговор наш был прерван появлением Беттереджа  с  чайным
прибором.
   Мы вошли в гостиную вслед  за  дворецким.  Маленькая  старая  леди,  со
вкусом одетая, сидела  в  уголке,  целиком  поглощенная  какою-то  изящною
вышивкой. Увидя мой цыганский цвет  лица  и  пегие  волосы,  она  выронила
работу из рук и слегка вскрикнула.
   - Миссис Мерридью, это мистер Дженнингс, - сказала мисс Вериндер.
   - Прошу прощения у мистера Дженнингса, - сказала почтенная дама  _мне_,
глядя, однако, на мисс Вериндер.  -  Поездка  по  железной  дороге  всегда
расстраивает мои нервы. Я стараюсь привести их в порядок, занимаясь  своей
обычной работой. Не  знаю,  насколько  эта  работа  уместна  в  настоящем,
совершенно выходящем из ряда случае. Если  она  мешает  вашим  медицинским
целям, то я, конечно, с удовольствием отложу ее в сторону.
   Я поспешил дать разрешение на вышивание, точь-в-точь, как  дал  его  на
отсутствие лопнувшего чучела кобуза и сломанного  крыла  купидона.  Миссис
Мерридью сделала над собою усилие и из  благодарности  взглянула  было  на
меня. Но нет! Она не смогла задержать на мне свой взгляд и снова  обратила
его на мисс Вериндер.
   - С позволения мистера Дженнингса, - продолжала эта почтенная дама, - я
попросила бы об одном одолжении. Мистер Дженнингс намерен произвести  свой
ученый  опыт  сегодня  ночью.  Когда  я  еще   училась   в   пансионе,   я
присутствовала при подобных опытах. Они всегда кончались взрывом. Не будет
ли  мистер  Дженнингс   настолько   любезен,   чтобы   предупредить   меня
заблаговременно, когда следует ожидать взрыва в настоящем случае. Я хотела
бы переждать этот момент, если возможно, до того, как пойду спать.
   Я попытался было уверить  миссис  Мерридью,  что  при  насто