Рэчель ответила, как моя дочь:
   - Алмаз пропал!
   Сказав эти слова, она ушла в свою спальню и заперла за собою дверь.
   Прежде чем мы успели сообразить, что теперь делать, вошла  миледи;  она
услышала мой голос в гостиной дочери и спросила, что случилось. Известие о
пропаже алмаза ошеломило  ее.  Она  тотчас  подошла  к  спальне  дочери  и
настояла, чтобы ее впустили. Мисс Рэчель впустила ее.
   Тревога, охватившая дом с быстротой пожара, прежде всего достигла обоих
джентльменов.
   Мистер Годфри первый вышел из своей  комнаты.  Когда  он  услышал,  что
случилось, он только в  изумлении  всплеснул  руками,  что  не  слишком-то
свидетельствовало в пользу его душевной  твердости.  Мистер  Фрэнклин,  на
прозорливость которого я рассчитывал, надеясь, что он  подаст  нам  совет,
оказался так же ненаходчив, как  и  его  кузен,  когда,  в  свою  очередь,
услышал это известие. Против ожидания, он наконец-то  хорошо  выспался,  и
эта непривычная роскошь привела  его,  как  он  сам  говорил,  в  какое-то
одурение. Однако, когда мистер Фрэнклин  выпил  чашку  кофе,  которую,  по
иностранному обычаю, всегда выпивал за  несколько  часов  до  завтрака,  -
разум его прояснился, он  стал  проявлять  свое  врожденное  здравомыслие:
решительно и умно он принял следующие меры.
   Он начал с того, что послал за слугами и велел им оставить все двери  и
окна первого этажа (за исключением парадной двери, которую я отпер) именно
так, как они были, когда мы  запирали  их  накануне.  Потом  он  предложил
своему  кузену  и   мне,   прежде   чем   предпринять   дальнейшие   шаги,
удостовериться, не завалился ли куда-нибудь алмаз,  например,  за  шкапчик
или за стол, на котором стоял шкапчик. Поискав в обоих местах и  не  найдя
ничего, расспросив также Пенелопу и узнав от нее не более  того,  что  она
уже сказала мне, мистер  Фрэнклин  предложил  расспросить  мисс  Рэчель  и
послал Пенелопу постучаться в дверь ее спальни.
   На стук вышла миледи и закрыла за собою дверь. Через минуту мы услышали
звуки ключа в замке;  мисс  Рэчель  заперла  дверь  изнутри.  Госпожа  моя
подошла к нам в сильном недоумении и огорчении.
   - Пропажа алмаза совершенно потрясла Рэчель,  -  сказала  она  в  ответ
мистеру Фрэнклину. - Она какая-то странная и не  хочет  говорить  об  этом
даже _со мною_. Вам невозможно увидеть ее теперь.
   Усилив этим сообщением о мисс  Рэчель  наше  недоумение,  миледи  после
маленького  усилия  вернула  себе  свое  обычное  спокойствие   и   смогла
действовать с обычной решимостью.
   - Я полагаю, что ничего не остается делать, как послать за полицией,  -
сказала она спокойно.
   - А полиция прежде всего должна, - прибавил мистер Фрэнклин,  подхватив
ее  слова,  -  схватить  индусских  фокусников,   дававших   здесь   вчера
представление.
   Миледи и мистер Годфри (не знавшие  того,  что  было  известно  мистеру
Фрэнклину и мне) оба вздрогнули и удивились.
   - Мне теперь некогда объясняться, - продолжал мистер Фрэнклин. - Я могу
только  сказать  вам,  что  именно  индусы   украли   алмаз.   Дайте   мне
рекомендательное  письмо,  -  обратился  он  к  миледи,  -  к  одному   из
фризинголлских судей; просто скажите ему, что я представляю ваши  интересы
и выполняю ваши желания, и позвольте мне  тотчас  же  отправиться  с  этим
письмом. Наша возможность поймать  воров  зависит  от  наших  стараний  не
потерять ни единой минуты понапрасну.
   Nota bene. Французская это или  английская  сторона  мистера  Фрэнклина
одержала теперь верх, только это была  сторона  разумная.  Вопрос  состоял
лишь в том, надолго ли ее хватит.
   Он положил перо, чернила  и  бумагу  перед  теткой,  которая  (как  мне
показалось) написала  письмо  не  совсем  охотно.  Если  б  было  возможно
оставить без внимания пропажу  вещи,  стоящей  двадцать  тысяч  фунтов,  я
полагаю, судя по мнению миледи о ее покойном брате и по ее недоверию к его
подарку, для нее было бы облегчением  позволить  ворам  убежать  с  Лунным
камнем.
   Я пошел с мистером Фрэнклином в конюшню и воспользовался этим  случаем,
чтобы спросить его, каким образом индусы (которых я подозревал с такой  же
проницательностью, как и он) могли забраться в дом.
   - Один из них мог пробраться в залу,  когда  гости  уезжали,  -  сказал
мистер Фрэнклин. - Он, должно быть, лежал под  диваном,  когда  тетушка  и
Рэчель решали, куда спрятать алмаз. Ему стоило только  подождать,  пока  в
доме все стихнет, а потом подойти к шкапчику и взять оттуда алмаз.
   Сказав это, он крикнул груму, чтобы открыли ворота, и ускакал.
   Это было действительно единственное разумное объяснение.  Но  каким  же
образом вор успел выбраться из  дома?  Когда  я  пошел  отворять  парадную
дверь, утром она оказалась запертой на замок совершенно так, как я оставил
ее вечером. А другие двери и окна сами говорили за себя, - они до сих  пор
оставались запертыми. А собаки? Положим, вор убежал, выпрыгнув из верхнего
окна, - но как же он мог избавиться от собак? Не запасся  же  он  для  них
отравленным мясом? Не успело это подозрение промелькнуть  в  голове  моей,
как собаки выбежали ко мне из-за угла, кувыркаясь по мокрой  траве,  такие
веселые и здоровые, что я с большим трудом унял  их  и  снова  посадил  на
цепь. Чем более думал я об этом, тем менее удовлетворительным казалось мне
объяснение мистера Фрэнклина. Мы позавтракали, - ведь что бы ни  случилось
в доме, воровство или убийство, все равно люди  должны  завтракать.  После
завтрака миледи послала за мною, и я принужден был рассказать ей все,  что
до сих пор скрывал об индусах и об  их  заговоре.  Будучи  женщиной  очень
мужественной, она скоро оправилась от первого испуга, возбужденного в  ней
тем, что я ей сообщил. Она казалась гораздо более встревоженной состоянием
дочери, нежели этими мошенниками-язычниками и их заговором.
   - Вы знаете, какая странная девушка Рэчель и  как  непохожа  на  других
своих сверстниц, - сказала мне миледи. - Но я никогда  еще  не  видела  ее
такой странной и скрытной, как сейчас. Пропажа алмаза как будто лишила  ее
рассудка. Кто мог бы подумать, что этот ужасный камень так  очарует  ее  в
такое короткое время?
   Конечно, это было странно. Мисс  Рэчель  вовсе  не  сходила  с  ума  по
безделушкам и всяким вещицам, как многие другие молодые девушки. Между тем
она оставалась неутешной и сидела взаперти в своей спальне. Справедливость
требует прибавить, что не одна она в нашем доме вышла из  своей  привычной
колеи.  Мистер  Годфри,  например,  -  общий  утешитель  по  профессии,  -
казалось, тоже не знал, куда ему деваться.  Сознаюсь,  что  и  сам  я  был
встревожен и не в духе. Проклятый Лунный камень перевернул все вверх  дном
в нашем доме.
   Незадолго до одиннадцати мистер Фрэнклин воротился. Судя по  его  виду,
решительность его испарилась под гнетом  ответственности,  свалившейся  на
его плечи. Он уехал от нас галопом, а воротился шагом. Когда он уезжал, он
казался железным. Когда он вернулся, он был подбит ватой.
   - Ну что же, - спросила миледи, - будет полиция?
   - Да, - ответил мистер Фрэнклин, - сказали, что  едут  вслед  за  мной.
Главный инспектор нашей местной полиции,  Сигрэв,  и  два  его  помощника.
Чистая формальность! Надежды нет никакой.
   - Как! Да разве индусы убежали, сэр? - спросил я.
   - Бедные обиженные индусы зря были заключены в тюрьму, - ответил мистер
Фрэнклин. - Они невинны, как новорожденные  младенцы.  Мое  предположение,
что один из них спрятался в доме, как и все остальные  мои  предположения,
рассеялось, как дым. Было доказано, - прибавил мистер  Фрэнклин,  с  жаром
подчеркивая свою ошибку, - что это просто физически невозможно.
   Удивив нас известием об этом новом обороте дела с  Лунным  камнем,  наш
джентльмен, по просьбе тетки, сел и объяснился.
   Оказалось, что решительная сторона его характера продержалась до самого
Фризинголла. Он ясно изложил все дело перед  судьей,  а  судья  тотчас  же
послал за полицией. По первым же наведенным справкам оказалось, что индусы
и не пытались выйти из города. Дальнейшие справки показали, что всех троих
вместе с  мальчиком  видели  возвращающимися  во  Фризинголл  накануне,  в
одиннадцатом часу вечера, - а это (принимая в расчет время  и  расстояние)
доказывало, что они воротились назад прямо после  представления  на  нашей
террасе. Еще позднее, в полночь, полиция, делавшая обыск в том  доме,  где
они остановились, опять видела их всех троих и с мальчиком.  Вскоре  после
полуночи  я  сам  благополучно  запер  дом.  Не  могло  быть  более  ясных
доказательств в пользу индусов. Судья сказал, что покуда против них нет  и
тени подозрения. Но так как  возможно,  что  по  приезде  полиции  розыски
приведут к каким-нибудь открытиям, касающимся фокусников, он  арестует  их
как плутов и бродяг и продержит некоторое время  под  замком,  на  случай,
если они нам понадобятся.
   Достойный судья был старым другом миледи - и  шайка  индусов  в  то  же
утро, как началось следствие, была арестована.
   Таков  был  рассказ  мистера  Фрэнклина  о  событиях  во   Фризинголле.
Индийский ключ от тайны пропавшего алмаза, по всей вероятности, сломался у
нас в руках. Если фокусники были невиновны, то кто же вынул Лунный  камень
из ящика мисс Рэчель?
   Минут через десять, к бесконечному нашему облегчению, прибыл  инспектор
Сигрэв. Он сообщил,  что  прошел  мимо  мистера  Фрэнклина,  сидевшего  на
террасе  на  солнышке  (верно,  итальянскою  стороною   кверху),   заранее
предупредившего их,  когда  они  проходили,  что  всякое  следствие  будет
бесполезно, - еще прежде, чем это следствие началось.
   В том  положении,  в  каком  мы  находились,  инспектор  фризинголлской
полиции был самым приятным посетителем, какого только можно  было  желать.
Мистер Сигрэв был высок и представителен, с  военною  выправкой,  приятным
начальственным голосом и решительным взглядом, в  мундире,  сверху  донизу
красиво усаженном пуговицами. "Я именно тот человек, какой вам  нужен",  -
было написано на его  лице.  Он  обращался  с  сопровождавшими  его  двумя
низшими полицейскими чинами со всей строгостью,  способной  сразу  убедить
вас, что с ним шутки плохи. Он начал с того,  что  осмотрел  все  строения
снаружи и внутри; результат этого осмотра показал,  что  снаружи  воры  не
могли к нам проникнуть и что, следовательно, кражу совершил  кто-нибудь  в
доме. Предоставляю вам судить, в какое состояние пришли слуги,  когда  это
официальное заявление дошло до их ушей.  Инспектор  решил,  что  начнет  с
осмотра "будуара", а потом допросит слуг. В то же время он поставил одного
из своих подчиненных на лестнице, которая вела в спальни слуг, с  приказом
не  впускать  туда  никого  из  живущих  в  доме  впредь   до   дальнейших
распоряжений.
   Услышав это последнее приказание, представительницы слабейшей  половины
рода человеческого окончательно помешались. Они выскочили из своих углов и
помчались наверх, к комнате мисс Рэчель, увлекая за собой на  этот  раз  и
Розанну Спирман, накинулись  на  инспектора  Сигрэва  и  все  с  одинаково
виновным видом стали  требовать,  чтобы  он  сказал,  которую  из  них  он
подозревает.
   Инспектор не растерялся:  он  посмотрел  на  них  весьма  решительно  и
припугнул их своим военным голосом:
   - Эй, вы, ступайте-ка опять вниз, все до одной! Я  вас  сюда  не  звал.
Посмотрите-ка! - вдруг прервал он  себя,  указав  на  пятнышко  под  самым
замком на раскрашенной двери мисс Рэчель: - Посмотрите, что наделали  ваши
юбки. Вон отсюда!
   Розанна Спирман, которая была всех ближе к нему и к пятнышку на  двери,
первая подала пример послушания и тотчас же возвратилась к  своей  работе.
Остальные последовали за нею. Инспектор закончил осмотр комнаты и,  ничего
этим не добившись, спросил меня, кто первый открыл пропажу. Первой открыла
ее моя дочь. Послали за моей дочерью.
   Инспектор сначала обошелся с Пенелопой несколько круто.
   - Слушайте меня, молодая женщина, и помните,  что  вы  должны  отвечать
правду.
   Пенелопа тотчас вспылила:
   - Меня никогда не учили лгать, и если отец мой  может  стоять  здесь  и
выслушивать, как его дочь обвиняют во лжи и  в  воровстве,  не  пускают  в
собственную ее комнату, отнимают доброе имя, единственное достояние бедной
девушки, то он не такой добрый отец, каким я его считала.
   Слово, сказанное мною кстати, сделало отношения Пенелопы с  правосудием
более приятными. Вопросы и ответы пошли гладко и не завершились  ничем,  о
чем стоило бы упомянуть. Дочь моя видела, как мисс Рэчель вечером спрятала
алмаз в ящик шкапчика. Она вошла в восемь  часов  утра  к  мисс  Рэчель  с
чашкою чая, увидела, что ящик открыт и пуст, и тотчас подняла тревогу.  На
том и закончились показания Пенелопы.
   Затем  инспектор  попросил  позволения  видеть  мисс  Рэчель.  Пенелопа
передала его просьбу через дверь. Ответ пришел к нам тем же путем:
   - Мне не о чем говорить с полицейским: я никого не могу видеть.
   Наш опытный полицейский, казалось, был удивлен и обижен, услышав  такой
ответ. Я объяснил ему, что наша барышня нездорова, и просил его  подождать
немного и повидаться с нею попозже. После этого мы опять  спустились  вниз
и, проходя через переднюю, встретили мистера Годфри и мистера Фрэнклина.
   Оба джентльмена, гостившие в доме, были допрошены им: не смогут ли  они
пролить какой-нибудь свет на это  дело.  Никто  из  них  ничего  не  знал.
Освобожденный от допроса, мистер Фрэнклин шепнул мне:
   - Этот человек не принесет нам никакой пользы. Инспектор Сигрэв осел.
   Освобожденный в свою очередь, мистер Годфри шепнул мне:
   - Очевидно, знаток своего дела. Беттередж, я сильно на него надеюсь!
   Сколько голов, столько и умов, как  сказал  какой-то  древний  писатель
задолго до меня.
   Потом инспектор отправился назад в "будуар",  в  сопровождении  меня  и
Пенелопы. Целью его было удостовериться,  не  переставлялась  ли  за  ночь
мебель, - первый его обыск в комнате, очевидно, в  этом  отношении  ничего
ему не дал.
   Пока мы шарили между стульями и столами, дверь спальни вдруг открылась.
Отказавшись видеть нас всех, мисс Рэчель, к нашему удивлению, сама  к  нам
вышла. Она взяла со стула свою летнюю шляпку и подошла прямо к Пенелопе  с
таким вопросом:
   - Мистер Фрэнклин Блэк посылал вас ко мне сегодня утром?
   - Посылал, мисс.
   - Он желал говорить со мною, не так ли?
   - Точно так, мисс.
   - Где он теперь?
   Услышав голоса внизу, я выглянул из окна и  увидел  двух  джентльменов,
ходивших взад и вперед по террасе. Отвечая за свою дочь, я сказал:
   - Мистер Фрэнклин на террасе, мисс.
   Не говоря более ни слова, не обращая внимания  на  инспектора,  который
пытался было заговорить с нею, бледная, как смерть, и странно  погруженная
в свои собственные мысли, она вышла из комнаты и спустилась к  кузенам  на
террасу.
   Я не проявил должного уважения, я нарушил приличие,  но  если  бы  даже
дело шло о моей жизни, я и тут не мог бы удержаться, чтобы не выглянуть из
окна, когда мисс Рэчель встретилась с джентльменами. Она подошла к мистеру
Фрэнклину, делая вид, будто не замечает мистера Годфри, который  отошел  и
оставил их  вдвоем.  Она,  по-видимому,  говорила  с  мистером  Фрэнклином
раздражительно. Это продолжалось недолго и (судя по его  лицу,  которое  я
видел из окна) сильно его поразило. Когда они стояли  вдвоем,  на  террасе
показалась миледи. Мисс Рэчель заметила ее,  сказала  еще  несколько  слов
мистеру Фрэнклину и вдруг повернулась  и  ушла,  прежде  чем  мать  успела
подойти к ней. Миледи, удивленная и сама, и видя необыкновенное  удивление
мистера Фрэнклина, заговорила с ним. Мистер Годфри подошел к ним  и  также
заговорил. Мистер Фрэнклин начал ходить с ними обоими, очевидно, передавая
им, что случилось; слушая его, они  оба,  сделав  несколько  шагов,  разом
остановились,  как  вкопанные,  видимо,  сильно  изумленные.  Не  успел  я
заметить все это, как вдруг дверь  гостиной  снова  распахнулась  настежь.
Мисс Рэчель быстро пошла в свою спальню, расстроенная и  разгневанная,  со
сверкающими яростью глазами и пылающими щеками. Инспектор опять  попытался
остановить ее. Она обернулась к нему в дверях спальни.
   - Я за вами не посылала! - вскричала она  запальчиво.  -  _Мне_  вы  не
нужны. Мой алмаз пропал. Ни вам, да и никому на свете не удастся  отыскать
его.
   С этими словами она вошла в комнату  и  захлопнула  дверь  перед  самым
нашим носом. Пенелопа, стоявшая ближе  всех  к  двери,  слышала,  как  она
зарыдала, как только осталась одна.
   Мгновение - в бешенстве, другое - в слезах, - что могло это значить?
   Я сказал инспектору, что все это показывает лишь, до какой степени мисс
Рэчель раздражена пропажею своего алмаза. Я с огорчением  видел,  что  моя
молодая барышня забылась даже перед полицейским офицером;  и,  заботясь  о
чести семьи, принес извинения, какие только мог придумать. Но в душе я был
более озадачен необыкновенными речами и  поведением  мисс  Рэчель,  нежели
можно выразить словами. Основываясь на сказанном ею в  дверях  спальни,  я
мог только заключить, что она смертельно оскорблена  прибытием  полиции  и
что удивление мистера Фрэнклина на террасе вызвано было тем, что она резко
выразила ему свое мнение на этот счет (как человеку, призвавшему полицию).
Если эта догадка была справедлива, почему же, лишившись своего алмаза, она
была против присутствия в доме  тех  самых  людей,  которые  обязаны  были
отыскать его для нее? И каким образом могла она знать, что  Лунный  камень
никогда не найдется?


   При настоящем положении дел ответа на эти вопросы нечего было ждать  ни
от кого в доме.
   Обшарив всю мебель в "будуаре" и ничего не  найдя,  наш  опытный  сыщик
обратился ко мне с вопросом, знали слуги или нет, куда будет положен алмаз
на ночь.
   - Я знал это, сэр, - ответил я. - Самюэль, лакей, тоже знал это, потому
что он был в передней, когда говорили о том, куда спрятать на ночь  алмаз.
Знала моя дочь, как она уже вам сказала. Она или Самюэль могли сообщить об
этом другим слугам, или другие слуги могли  слышать  этот  разговор  через
боковую дверь передней, которая могла быть открыта на черную лестницу. Как
мне кажется, все в доме могли знать, где в прошлую ночь лежал алмаз.
   Мой ответ представлял слишком обширное поле для подозрений  инспектора,
и он постарался сузить его, попросив меня охарактеризовать наших слуг.
   Я тотчас подумал с Розанне Спирман. Но  упоминать  о  ней  сейчас  было
неуместно, да я и не желал направить  подозрения  на  бедняжку,  честность
которой не подлежала никакому сомнению за все время ее пребывания  у  нас.
Надзирательница  исправительного  дома  говорила  о  ней  миледи,  как  об
искренно раскаявшейся и заслуживающей полного  доверия  девушке.  Если  бы
полицейский офицер нашел причины подозревать ее, только тогда я обязан был
бы сказать ему, каким образом попала она в услужение к миледи.
   - Все наши слуги имеют отличные рекомендации, -  ответил  я.  -  И  все
заслужили доверие своей госпожи.
   После этого мистеру Сигрэву оставалось только одно: самому приняться за
дело и лично испытать всех наших слуг.
   Их допросили одного за другим, и ни один из них не мог ничего  открыть,
хотя наговорили они, особенно женщины, очень много и весьма негодовали  на
запреты, наложенные на их комнаты.
   Следующий и последний шаг в следствии довел  дело,  как  говорится,  до
кризиса. Полицейский офицер имел свидание (при котором я присутствовал)  с
миледи. Сообщив ей, что алмаз, должно быть, похищен кем-нибудь в доме,  он
просил позволения обыскать комнаты и сундуки слуг. Моя добрая госпожа, как
великодушная и благовоспитанная женщина, не хотела позволить обходиться  с
нами, как с ворами:
   - Я никогда не соглашусь отплатить таким образом за все, чем я  обязана
верным слугам, живущим в моем доме!
   Полицейский офицер поклонился и бросил на меня взгляд, ясно говоривший:
"Зачем же было призывать меня, если вы связыв