тов. Скажите хоть, чем вы там
занимаетесь? - спросил он вдруг с трогательной непосредственностью.
   Заболотному, очевидно, это понравилось, он улыбнулся.
   - Мы, дипломаты, тоже люди, хотя "немножко и лошади". Самой спецификой
службы призваны нести гармонию в мир, но пока что, как видите, это нам не
всегда удается.
   - Нет-нет, за поведение на трассе я вам ставлю "отлично". Так и
начальству доложу. С вашей стороны сознательность была проявлена... Но
сперва все-таки, извините, составим акт.
   Пока составлялась казенная бумага и выяснялись подробности, дежурная
медсестра менялась просто на глазах, откуда и взялись в ней вежливость,
понятливость и даже угодливость, что опять-таки навеяло на Заболотного
тоску, ему стыдно и горестно было видеть в пожилой этой женщине столь
резкие перепады: от властной грубиянки в подхалимку. Какая печальная
метаморфоза...
   Они как раз подписывали акт, когда в комнату вбежала молоденькая
медсестра, громко сообщив:
   - Все прошло хорошо! Он будет жить... Человек просто в рубашке родился.
   На востоке уже светало, разгоралась заря, когда они снова выбрались на
трассу, чтобы мчаться дальше на юг. Свет фар больше не требовался, сам
рассвет теперь освещал им путь через степи. Ехали молча. Измученные
пережитым, они даже не испытывали желания разговаривать.
   После нескольких километров стремительной гонки Заболотный, не
спрашивая согласия остальных, внезапно повернул в сторону, на такое же,
как вчера, свежескошенное комбайном жнивье. Остановил машину среди поля у
копны свежей, оставленной комбайном соломы, вышел из машины, облегченно
потянулся, словно йог, в сторону пылающего за лесополосой, еще совсем
красного солнца.
   Глядя прямо на солнце, сделал несколько дыхательных йоговских
упражнений.
   Дударсвич наблюдал за ним.
   - Ну что, великий гуманист,- бросил он примерительно,- согрел
благородным поступком свою честолюбивую душу?
   Заболотпый ответил не сразу. Казалось, прислушивался к чему-то
постороннему или, может, к самому себе, потом вдруг со странной улыбкой
кивнул в сторону трассы:
   - Вон вам, друзья, хайвей, фугуйте себе дальше без меня...
   - А ты?
   - Я остаюсь...
   Подошел к куче соломы, увлажненной утренней росой, по-мальчишески
разбросав руки, упал лицом вниз,- вскоре он уже спал как убитый.
   Спал и не видел, что сон его отовсюду стерегут, встав на вахту по всему
небосклону, жемчужно светящиеся облакагиганты, те самые, что по-здешнему
называются "деды".
   ...Несколько часов спустя на трассе появились автобусы - целой
кавалькадой летели на юг "Икарусы" с детьми.
   Хотя день был ослепительным, огромные машины мчались при ярко
включенных фарах, и это поражало: днем под лучами солнца, а мчат с
зажженными фарами! На лбу каждого из автобусов краснеет полотнище с
надписью:
   "Дети", "Дети"... Стало быть: все расступайтесь, проезжайте, будьте
предельно внимательны, потому что это мчит к морю, куда-то на Арабатскую
Стрелку маленький и, быть может, самый надежный в мире народец - заводская
детвора!.. Юные пассажиры, наэлектризованные нетерпением, торопили себя,
они, будь их воля, торопили бы самый бег времени! Дорога аж свистит от
мощных "Икарусов", в автобусах слышны музыка и пение, выглядывают оттуда
веселые детские лица, радуясь лету, а на обочине раскаленного полотна
трассы, у покрытых серой пылью придорожных деревьев стоит высокий, с
бледным лицом, с развевающейся сединой человек, голосует! Впрочем,
кажется, напрасно... Пролетают мимо него "Икарусы"
   с ракетным воем, с солнцами фар, неестественно яркими даже при свете
этого белого степного дня, полные музыки и пения, полные веселья, занятые
собой, куда уж там заметить им кого-то у дороги, мчат, не останавливаясь,
и такое впечатление, что их сейчас не задержала бы в этом полете никакая
сила на свете, не то что чья-то там рука, поднятая в голосовании...
"Гуси-гуси-гусенята, в1зьм1ть мене на крилята!" - "Пусть тебя задние
возьмут..." Все мимо да мимо, все быстрее да быстрее, потому что где-то
там, впереди, как образ их мечты, уже брезжит морс и далеко тающая среди
его синевы, солнечной дымкой подернутая Арабатская Стрелка.
   Голосующий, кажется, и надежду уже потерял привлечь к себе внимание
этой пролетающей кавалькады, когда вдруг последний из "Икарусов"...
останавливается!
   - Л вам куда? - с веселым интересом набросились на Заболотного дети,
когда он пошел в автобус. Синегубыс, заевшиеся шелковицей, смело
допытывались: - Кто вы?
   Откуда?
   Заболотпый, заняв свободное место, показал детям на чуть заметно
белеющие под небом облака-Арараты:
   - Оттуда я.
   - О, так вы снежный человек?
   - Возможно,- ответил Заболотный в тон детям, нисколько не сомневаясь,
что среди этой публики он всегда найдет тех, кто обладает достаточным
чувством юмора.
   - Снежному человеку ура! ура! ура!
   Через минуту их "Икарус", догнав кавалькаду, снова летел во весь дух к
морю, светя навстречу солнцу своими огромными слепящими фарами.


   XXIX


   Никогда о том случае разговора между ними не было.
   Лишь однажды Лида, видимо, что-то прослышав от матери, неожиданно
спросила Заболотного во время вечерней телепередачи:
   - Кирилл Петрович, что там произошло у вас в степи?
   - В какой степи? - пожал он плечами, хотя сразу догадался, о чем она
спросила.
   - Ну, тогда, во время отпуска, когда я в пионерском лагере была...
Кого-то вы там с моими подобрали на трассе?
   Кого-то спасали ночью?
   - Мало ли что случается на трассах... Дорожный эксидент.
   Девочка посмотрела на него строго и пристально.
   - Отец в той истории повел себя достойно?
   Заболотный не сразу нашелся что ответить.
   Гуси-гуси-гусенята, возьмите меня на крылышки...
   - В духе времени,- ответил погодя.- Никаких к нему претензий.
   Девчушка, кажется, удовлетворилась ответом.
   Не станет же он рассказывать Лиде, как уже в санатории, там, где "ночь
лавром и лимоном пахнет", один уважаемый, пожилого возраста товарищ из их
дипломатического племени однажды во время прогулки спросил Заболотного:
   "А это правда, что Валерий наш на трассе какого-то знатного
механизатора спас? На высоте оказался?"
   "Правда".
   "Кто бы подумал... Такой себялюбец, карьсрист-псрворазрядник, и
вдруг..."
   "В людей нужно верить, Иван Маркелович",- весело сказал тогда
Заболотпый.
   Этим, собственно, и исчерпана была тома. Интересчто, что со временем
Дударевич и сам вполне вжился в эту свою версию с подвигом на трассе, так
вжился, что, кажется, и самому поверилось, будто действовать там пришлось
ему, а Заболотный, считалось, при этом как бы просто... присутствовал.
Тамару это возмущало, а Заболотного больше развлекало: пусть... Немного
смещены акценты - что ж такого? Проявленное коллегой умение даже забавляло
его.
   Волна времени многое смывает, и вот теперь их семьи снова сосуществуют
довольно слаженно, среди коллег считается, что они даже дружат. Да вроде
бы и похоже на то...
   На следующий день был выходной, офисы везде закрыты, и, чтобы
провентилировать себя, как выразился Дударевич, решено было ехать семьями
на берег океана.
   - Присоединяйся и ты к нам,- приглашает Заболотный и меня в эту поездку.
   Пожалуй, лучше и не придумать. Несколько десятков миль быстрой, вполне
приятной езды - и уже на нас повеяло водным простором...
   Впереди сверкал океан.
   - Здесь лучше всего,- облегченно сказала Лида Дударевич, когда мы все
вышли из машины.
   Вдали по окоему недвижно и спокойно стояли белые облака. Заболотные,
отделившись от нас, остановились на деревянной эстакаде, проложенной вдоль
берега, и смотрели на те белые-белые облака как-то необычно долго, хотя
облака - как облака, разве что высокие и до самых верхушек залиты светом.
Впрочем, сам процесс восприятия мира здесь, оказывается, претерпевает
изменения. Отсюда, с океана, тебе, непривычному, кажется, будто солнце
всходит где-то не с той стороны и что оно вообще светит вроде как бы на
севере; лучи его теперь уже по-осеннему нежарки и спокойны, однако все
небо над океаном в мерцающем сиянии (возможно, как раз океан и прибавляет
ему света), глазам непривычно, и мы вряд ли удивились бы, уловив в
мерцании воздуха что-то похожее на "летающие тарелки". Тамара Дударевич,
смеясь, уверяет, что однажды она отсюда действительно видела "то самое",
правда, это было летом, в день особенно слепящий...
   По всему побережью тянутся поселения из стандартных домиков, их тут
множество, одинаково бесцветных, сейчас полузаметенных песком, ведь место
такое, что ветры в осеннюю или предосеннюю пору почти никогда здесь не
утихают, и сегодня тоже ветер упругий дует, носит-вертит в воздухе чаек с
такой легкостью, словно они бумажные...
   В летнюю жаркую пору некоторые из наших дипломатов арендуют на этом юру
домики для своих семей, хотя трудно представить, как люди тут спасаются от
ветра и палящего солнца, все ведь открыто ветрам океанским, а на суше ни
единого деревца, только раскаленное гофрированное железо, пески да эти
стандартные, тоже под цвет песка жилищакоттеджи, которые делают, кажется,
из прессованных опилок. Сейчас большинство домиков закрыто наглухо,
жильцов не будет в них до следующего сезона, когда океанский берег вновь
позовет сюда измученных духотой горожан. Хотя и не сезон, но повсюду
пестрит реклама и все еще функционирует, как и летом, городок развлечений
с аттракционами, разными технизированными играми, принимает посетителей
дельфинариум под открытым небом,- оттуда, с его ярко разукрашенного
амфитеатра, даже сюда, на берег, доносятся взрывы смеха, крики одобрения:
это дельфины демонстрируют свой ум и сноровку, с эстакады нам видно, как
они снова и снова, высоко выпрыгивая из воды, пролетают в воздухе через
кольца, словно первоклассные акробаты.
   Выступлениями дельфинов руководит, стоя на подмостках, дрессировщик в
красном, по его знаку воспитанные в океанских водах артисты довольно-таки
охотно показывают людям свое мастерство, красоту пластики в сочетании с
врожденной добротой и радующей зрителей сообразительностью.
   - Поменяться бы им ролями,- замечает Заболотная.- Пусть бы еще тренер
сквозь кольца попрыгал, а дельфины посмотрели, как это у него получается...
   Лида, поднявшись на цыпочки, напряженно, с волнением следит за сеансом,
улыбки дельфинов, весело летающих в воздухе, видно, забавляют девочку
больше, чем та дорогостоящая игрушка, которой Дударевич решил
заинтересовать дочку. Сначала я даже не понял, чем это он так настойчиво
старается развлечь Лиду, и Тамара, заметив мою неосведомленность, со
смехом объяснила, что в руках се технократа миниатюрный японский
компьютер, в порыве родительских чувств Валерий за нешуточную цену
приобрел его для дочки, по пока что детской игрушкой чаще забавляется сам.
   - А что? Все мы перед вечностью дети,- снисходительно бросает в нашу
сторону Дударевич и уверяет, что его микрокомпьютер - штуковина,
обладающая исключительными способностями, она может мгновенно выполнить
огромное количество самых сложных расчетов, в ней заключена сила логики, и
ему, Дударевичу, в самом деле приятно позабавиться на досуге столь умным
устройством.
   Электронный малыш этот умеет делить, множить, извлекать корень, он
оперирует астрономическими цифрами, с кем же Дударевич лучше мог бы
потренировать свой интеллект? Уже ему будто удалось с помощью этого
прибора самостоятельно определить расстояние до Луны и даже до Марса.
   - А спросите его: зачем? - смеется Тамара.
   - Как зачем? - удивляется муж. - Надо же проверить, не обманывают ли
нас астрономы, там всякие есть...
   - Ты лучше измерь нам расстояние до тех вон "дедов"
   на горизонте,- обращаясь к мужу, кивает Тамара на облака, белеющие
своими вершинами как бы по ту сторону океана.
   Дударевич на ее шутку не реагирует, у него что-то там заело в
компьютере, и он, сосредоточенно нахмурившись, пытается наладить свою
игрушку.
   - Папа, ты скоро? - теряет терпение Лида.
   - Идите гуляйте, я догоню.
   Вдоль берега на много миль протянулась деревянная эстакада, построенная
специально для прогулок. Сейчас на эстакаде гуляющих немного, идти по ней
так хорошо...
   Лида, по-детски оживившись оттого, что очутилась наконец на свободе и
может разгуливать по такому необычному гулкому сооружению, побежала
догонять Заболотных, удалявшихся вдоль океана по этой поднятой на опорах
деревянной дороге. Они удалялись довольно стремительно, будто
вознамерились уйти куда-то, чуть ли не за горизонт.
   Лидс явно нравилось бежать за ними, окликать их на бегу.
   - Видите, оставила своих законных и подалась вдогонку- Я иногда ее к
Заболотньш просто ревную,- с легкой улыбкой сетует на дочку Тамара.-
Пойдем и мы,- обращается она ко мне.- Только не по эстакаде, лучше внизу,
я люблю берегом, поближе к волне... Если повезет, океан какую-нибудь
редкую ракушку выбросит вам под ноги. Впрочем, последнее время он,
кажется, чаще выбрасывает мусор да нефть...
   Идем медленно, тихо плещется волна, дышится легко.
   - Л Лида-то моя как оживилась!.. - следит глазами за дочкой Тамара.-
Знаете, она просто в восторге от вашего путешествия к Мадонне! Встала
утром - усталости как не бывало, никакой раздражительности, вся
просветленная и к ртам ласковая... "Ой, сколько, мама, историй всяких я
наслушалась в дороге!" Интересно, какими историями вы там ее очаровывали?
   - Просто нам кое-что вспоминалось...
   - Вам просто, а ей... "Ах, мама, я и не думала, что дорога мне так
много откроет",- и глазки прямо сияют,- рассказывает Тамара.- Побывала,
говорит, там, где мир вроде другой, и люди кажутся добрее, и никуда никто
не спешит... Порой мне казалось, что невидимые хоры поют надо мной "Аве
Мария" и серебряные колокола в небе радостно звонят весь день, а вокруг
белым-бело от садов, так сильно они цветут, и солнце ярче, чем где-либо...
   "А потом я в степи побывала, голубые дожди купали меня..." Надо же так
очаровать ребенка...
   - Не думалось, что Лида так близко все это примет к сердцу.
   - О, она очень впечатлительный ребенок... И, хотя не удалось увидеть
тот шедевр, все равно для Лиды он вроде открылся, у нее осталось
удивительное чувство, будто она все-таки видела ее, ту вашу степную
Мадонну под яблоней... Сейчас могу признаться: я ведь умышленно навязала
вам в поездку маленькую свою мизантропку, пусть, думаю, немного развеется.
А то в последнее время часто хандрит и раздражительной стала, нервной...
Между нами говоря, тот трагический случай не прошел для девочки
бесследно,- тут и взрослому нелегко было бы выдержать такое нервное
потрясение... Однажды звоню из города: как ты там, доченька? "Все в
порядке, мама, готовлю уроки".
   А потом вдруг: "Если бы только но эти мухи! Откуда они могли налететь в
комнату, эти мухи-цеце?" Господи, я думала, что умру на месте. "Лида,
Лидуська,- сама не своя завопила в трубку,- какие цеце? Что ты говоришь,
доченька?" А она снова совершенно спокойно: "Да, да, мама, здесь
мухи-цеце". Ничем не передать ужас, охвативший меня. То было страшное
смерти!..
   Недавно пережитое горе, очевидно, ожило сейчас в Тамариной душе с
прежней силой, всколыхнуло ее материнские чувства, слезы так и хлынули у
нее из глаз. Шла, не глядя под ноги, не замечая, как волны все чаще плещут
ей на туфли. Все ей в эти минуты было безразлично, мысли заняты были
только дочерью, разволновавшись, она без удержу изливала мне,
малознакомому человеку, свое материнское горе. Какое это поистине жуткое,
ни с чем не сравнимое состояние, когда вдруг твое родное дитя, которое
только что вполне здраво щебетало об уроках, о корнфлексах и бананах, в
один миг, жуткий миг помрачения теряет с тобой связь, без сожаления
удаляясь в другую реальность, во тьму одиночества, невменяемости, полной
отчужденности... Отдалилось, ушло в сферу, для иных запретную, куда крикам
твоим не пробиться, где для матери пет уже места, где властвует нечто
иное, кошмарное...
   - Успокойтесь,- говорил я, а женщина будто уже не мне, а океану
изливала свою боль. Как она, бросив неотложные дела, ставшие вдруг
ненужными, летела домой, как все окружающее вмиг потеряло для нее всякую
ценность, превратилось в ничто по сравнению с доченькой. И как во сто крат
прекраснее стало ее дитя - сказать страшно - именно в горе, во мраке
несчастья!
   Вид океана, стаи чаек, играющих с ветром, налитые светом облака,
по-видимому, действовали успокаивающе и на эту издерганную горем женщину.
Слез уже не было.
   Она постепенно приходила в себя, глядя на чаек, даже пожалела, что не
захватила ничего, чтобы покормить птиц.
   - Вы себе не представляете, что мы с Валерием пережили,- спустя
некоторое время снова заговорила она.- Если бы не Заболотные, не знаю, чем
бы это кончилось. Вариант не самый худший. Все обошлось для ребенка лишь
коротким нервным потрясением... Ах, никому не пожелаю того, что мы
пережили... Мой муж, уж какой вроде бы твердокаменный, а и он, когда все
это стряслось, совсем упал духом, слег, врачи боялись, что будет инфаркт.
   Все хлопоты с полицией и врачами пришлось взять на себя Заболотному...
Нет, это редкий человек, можно только позавидовать вам, что имеете такого
друга! Скажите, неужели ваша дружба никогда не знала размолвок, охлаждении?
   - Всякое бывало... Главное, что потом мирились...
   Заболотный всегда находил в себе мужество первым протянуть руку, когда
видел, что обидел товарища, пусть даже не желая того. Всегда выходило так,
что душой общества становился именно он.
   - Конечно, с ним интересно: он много думает, тонко чувствует...
   - Дело но только в этом. Есть люди, которые излучают энергию - энергию
добра. В людях такого типа развит, можно сказать, инстинкт справедливости,
постоянная потребность в гуманном поступке...
   - О, я с вами согласна... При ого кажущейся беззаботности он, если
присмотреться, весьма последователен в жизни, очень, очень надежен!.. А
для моей Лиды Кирилл Петрович просто идеал, рыцарь без страха и упрека...
   Некоторые, правда, считают, что Заболотному подчас не хватает
характера, что он уязвим, слишком открыт, повсюду, как визитную карточку,
выставляет свое правдолюбие, свою плебейскую приветливость... Но здесь,
по-моему, подмениваются понятия. Да, он приветлив, контактен, легко
заводит знакомства, но слабость ли это? Почему под характером непременно
должна подразумеваться служебная угрюмость или умение работать локтями,
прокладывая себе путь вперед, делая карьеру с тупым, скуластым упорством?
Характер, как мне кажется, это прежде всего принципиальность, внутренняя
стабильность, а этого Заболотному нс занимать. Да еще ость в ном -
пожалуй, только нам, женщинам, дано это заметить - какая-то душевная
чистота, целомудрие, которое, как ни странно, ему удалось сохранить при
всем пережитом, начиная с юности и по сегодня... Представляю, как нам
будет здесь без Заболотных, ведь они должны вскоре возвратиться в Союз. Мы
все будем чувствовать их отсутствие, в особенности же Лида, она дышать не
может без своей Сони-сан...
   - Как с ней срослось это "Соня-сан"...
   - А ведь из шутки пошло... "Миссис Заболотная" - это холоднее, верно?
Но больше всего нам нравится, когда Кирилл Петрович называет ее
Софийкой... Да, она достойна его. Это, скажу я вам, святая женщина!
Недаром вся дипломатская детвора так и льнет к ней, а малыши ведь лучше
других чувствуют, кто есть кто. И даже в шутку не смейте тронуть Соню-сан,
задеть неосторожным словом самый крохотный тут же даст отпор. А Лида, та
вообще... Мы с Соней до сих пор без смеха не можем вспоминать один случай:
как-то летели с ней в Париж одни, без мужей, только Лида с нами, а соседом
у пас оказался некий фертик из торгпредовских наших полиглотов, довольно
пошлый тин - всю дорогу он докучал нам своими плоскими шуточками, пытался
ухаживать. Узнав о том, что обе мы недостаточно хорошо владеем
французским, кавалер этот, чтобы продемонстрировать превосходство над нами
и пощеголять своим, как он, очевидно, полагал идеальным прононсом,
особен