или отраженцем? Я так отвечу,
предварительно  слазив  в  энциклопедию  и  сделав  на  лице хитрую ухмылку:
хороший  зеркальщик лучше плохого отраженца. И наоборот, разумеется: хороший
отраженец   лучше   плохого.  В  обоих  видах  достигнуты  вершины  мирового
искусства. Все жанры хороши - кроме скучного, не мной открыто*.
     ______________
     * Кажется, это говорил еще старик Вольтер (прим. переводчика).

     Зеркальщики,   как   правило,   непоседы,  их  влекут  дальние  страны,
привольные  горы.  Глаза  зеркальщика  нуждаются в постоянной пище - поэтому
зеркальщик  смотрит  на мир с голодным блеском во взоре. Почти всегда у него
на животе болтается фотоаппарат.
     Животворцы,  наоборот,  затворники,  почти все они урбанисты, так как в
городе  им  легче  укрыться  от  посторонних.  Животворец углублен в себя. И
образ  животворный  рождается  изнутри.  Животворец  творит свой собственный
мир,  не  считаясь  с  капитальными  затратами  души,  это  тот единственный
случай,  когда  любая  экономия  души  идет  во вред создателю. У животворца
собственные  материалы  и  свой  метод  кладки,  о  котором  мастер и сам не
догадывается.
     Спрашивается вторично: при чем здесь маэстро Акоп?
     Вы еще не догадались?


6

     Манекен с ширмой. X., м. 130x89, 1975.
     Натюрморт. Инструменты. X., м. 60x81, 1976.
     Как  покончить с невысказанностью? Поворот на 180 градусов. Еще миг - и
мироздание  исчезнет,  поставленное  в  угол  творцом,  показывающее  отныне
изнанку перевернутого смысла.
     Я  проникаю  взглядом  сквозь материю холста, вижу судороги земли, муку
предметов  искусственного происхождения: перчаток, кусачек, табурета, ящика,
стола, столба или блюда.
     У  двухмерного холста является третье измерение, называемое по-ученому,
кажется,  перспективой,  я  в  этом ничего не понимаю, и не перспектива меня
сейчас  волнует,  но  не могу же я в самом деле перескочить сразу из второго
измерения  в четвертое. Глубина холста прорывается в безбрежность, но это не
есть  безбрежность  ученой  перспективы,  а  глубь  самой  земли,  предмета,
послужившего натурой.
     Так  видит  мир рука Акопа. Я стою у подножия пейзажа. Он же смотрит на
пейзаж  с  горных  высей,  а  может,  с  высот  вечности,  кто знает. Физики
утверждают,  что  четвертое  измерение  -  это  время, но в искусстве все не
по-ученому. Я убежден, что четвертое измерение искусства - душа.
     Художнику  не  требуются  летописцы, он сам пишет летопись своей жизни,
своего  народа,  своей  эпохи,  она  на  его холстах. В каждой линии, каждом
штрихе  здесь  плоть  и  кровь,  за все заплачено по высшему счету: расходом
души, бессонницей ночей.
     - Я  сплю  хорошо,  -  возразил  маэстро  с  мудрой  улыбкой. - Не могу
припомнить ни одной бессонной ночи, разве что в юности.
     - Маэстро,  прошу простить меня за то, что я приписываю вам свои слова,
однако я имел в виду бессонницу мысли, а не тела.
     - О, это да! Это мне знакомо.
     - Что же в состоянии вас отвлечь?
     - Только работа, когда начинает думать рука.
     Миры  продолжали  движение  по  предначертанным орбитам: поворот на 180
градусов,  приземление на смотровую площадку, завершающий полет в угол, где,
по  всей  видимости,  находился  склад  готовой  продукции  с личным клеймом
Акопа.
     Тут я обнаружил, что не только мы, то есть гости, смотрим на холсты.
     Сам Акоп на них смотрел, придирчиво и беспокойно.
     - Какая ваша работа самая любимая, маэстро?
     - Я  ко  всем  отношусь одинаково - и в достаточной мере спокойно. Ведь
это  уже  сделано,  не  так  ли?  Самая  любимая?  Нет  и нет! Давайте лучше
посчитаем, что данный вопрос не имел места.
     О  чем  же столь пристально думает Акоп, отступив на три шага, приложив
палец правой руки к подбородку?
     На  нас  он не смотрел. Вряд ли его интересовало наше мнение, во всяком
случае,  я хотел бы надеяться на это. Не выношу, когда персонаж глядит в рот
автору.
     За  маэстро  я могу быть спокоен, подумал я. Акоп меня не подведет, ибо
он  всегда остается самим собой, на холсте ли, в жизни ли. Может, это и есть
секрет Э 3?
     Интересно,  сколько у Акопа секретов? И как их разгадать, переведя хотя
бы на язык более привычных понятий? Рано или поздно придет пора ответов.
     На  этом пиршественном параде мирозданий я всего лишь зритель, занявший
место в ложе для прессы и потому заранее обреченный на сплошные восторги.
     "Какой  мощный колорит, открывающий новый мир человеческого восприятия.
Посетитель".
     "Браво, Акоп! Мадлен Персе".
     "В  лице  Акопяна  советское  искусство становится в состоянии выйти не
только  на  мировую  арену,  но  и на спор с веками. Аббат Реклю, настоятель
Н-ского монастыря".
     "Мы,  студенты второго курса технологического факультета, не понимаем и
не  можем  понять  этого  темного  искусства.  Что  может  сказать  безрукий
манекен?  Зачем  из  ящика  торчат  кусачки,  этот инструмент прошлого века?
Призываем художника к зеркальной ясности. Группа студентов".
     "Могучий Акоп! Мятежный Акоп! Поражены! Очарованы! Покорены!"
     "Акоп  проник  в  области,  которые  казались  прежде  недоступными для
кисти. Гайк, астрофизик".
     Листаю  наугад  альбомы  с  отзывами,  где  были выставки Акопа. Именно
такие  отзывы  обещал  мне  выслать Меружан, что он и сделал. Автор выражает
ему очередную признательность.
     Последний  холст  перелетает  в  угол.  Смотровая  площадка опустела. И
вдруг  я  замечаю,  что  по  мастерской тут и там расставлена или разбросана
натура.  У  окна  в  косом  освещении стоял манекен. На столике разместилась
ваза.  Ящик  с  инструментом  установлен  на  табурете. Маэстро снимает одну
натуру, подвигает к себе другую, садится.
     Только  что  табурет  был  на  холсте,  привлекая  к  себе восторженное
внимание.  Но  вот  табурет  спрыгнул с картины на пол и сделался заурядным,
блеклым, почти неощутимым для глаза.
     По-моему,  и  Акоп  не  заметил того, что сел на натуру. У табурета был
отгул. А манекен уволился по собственному желанию.
     Это  означало,  что  мы  меняли жанр. Живопись переливалась в слова. На
столике  явился  кофе  с  интригующим  запахом,  свидетельствующим о наличии
фамильного  секрета.  Крохотная  чашечка казалась сбежавшей с холста, хотя я
отчетливо помнил, что ее там не было.
     Вопросов  накопилось  с  избытком.  Так  не  все  ли  равно,  с  какого
начинать.
     - Скажите, маэстро, каким путем совершается отбор натуры?
     Мои  слова перетекали в звонкоголосую армянскую речь, причем Меружан не
забыл  включить  свою  электронную технику. Черный прямоугольник магнитофона
занял   отведенное   ему  место  на  полу  мастерской.  Завертелись  колеса,
перематывающие нити нашего диалога.
     Акоп  казался  невозмутимым.  Ответ  не заставил себя ждать, словно был
составлен загодя.
     - Я  не  думаю,  что  есть художники, которым до конца ясно, почему они
пишут  именно  это  или  почему  им  нравится писать именно это. А ведь даже
понимая  подобные  вещи,  не  так-то  просто  бывает  ответить  на некоторые
вопросы   зрителей.  По  завершении  своего  художественного  образования  я
пережил  глубокое отчаяние. У меня были любимые живописцы, и в их картинах я
видел  воплощение  того,  что мне хотелось бы сделать самому. Я мучился, ибо
долгое  время  не знал, что же мне писать и как. Но наконец я увидел то, что
искал,  и  был  прямо-таки  потрясен.  Между мной и тем, что я видел, возник
контакт.  А увидел я вывешенный у нас на веранде пучок чеснока. Конечно, это
не  бог  весть  что, пучок чеснока, но я уже знал: мне открылось то, что мне
так  недоставало,  что  я  мучительно  искал. Я напишу картину, мою картину.
Позже у меня всегда возникал такой контакт, я всегда что-то обнаруживал...
     Пленка крутится, она не терпит пауз, времени для раздумий не остается.
     - Маэстро, не могли бы вы рассказать о своей жизни?
     - Моя  жизнь не богата событиями. Иногда мне кажется, что она протекала
где-то  на стороне, пока я был занят поиском цвета и стоял у мольберта. Если
вас  интересуют  факты,  я  подарю  вам  каталог, там имеется биографическая
справка.


7

     Итак,  Акоп  Акопян  в  цифрах  и фактах, изложенных слогом каталога. Я
следую  вдоль  другой  жизни со скоростью бегущего по бумаге пера и коротких
пауз для перекладывания страниц.
     Акоп   Акопян  родился  24  мая  1923  года  в  Александрии  на  берегу
Средиземного  моря.  С  девяти  лет  учится в армянском пансионате на Кипре,
Средиземное  море  со  всех  сторон.  В 1941 году возвратился в Александрию,
поступил  на  текстильную  фабрику  (надо  помогать  семье). Спустя три года
переезжает  в  Каир,  работает дизайнером, учится в свободных классах Высшей
художественной   академии.   В   юноше  пробуждается  страсть  к  рисованию,
захватывающая  его все сильнее. В 1952 году - ему уже 29 лет - отправился на
выучку в Париж, Мекку художников.
     1953  год.  В  городе Бухаресте проходит Всемирный фестиваль молодежи и
студентов.  Картина,  выставленная  под  псевдонимом  Эмиль, получает вторую
премию  фестиваля.  Автором  картины  был  Акоп  Акопян,  и  он  передал  ее
советской  делегации.  Однако прошло еще девять лет, пока Акоп Акопян вместе
с  семьей  смог  перебраться на свою истинную родину, в Армению. С 1962 года
он  живет  в  Ленинакане. В 1967 году избирается депутатом Верховного Совета
Армянской  ССР. В 1977 году удостоен Государственной премии Армении и звания
народного художника республики.
     Все  остальное  время,  как  было  сказано  выше,  стоял  у  мольберта.
Выставки  у  художников  засчитываются  коллективные и персональные, это все
равно  как у писателя печатаются его произведения: в общем сборнике, где еще
семь  авторов  под  одной обложкой, или в персональном однотомнике избранных
сочинений. Произведения вроде напечатаны те же, да переплет другой.
     Статистика  гласит,  что Акоп Акопян принимал участие в 49 коллективных
и  персональных  выставках.  Конечно  же,  есть высшая мечта: дослужиться до
собрания  сочинений,  это  когда  у  художника  открывается  ретроспективная
выставка,  на  которую  собираются  все  работы,  в  том  числе  из  частных
коллекций.  Едва  я  кончу  писать  свои размышления об Акопе, как мне впору
садиться  в самолет, чтобы лететь в Ереван на ретроспективную выставку Акопа
Акопяна, которая открывается в сентябре 1980 года.
     Снова   двигаюсь  из  зала  в  зал  вдоль  музейной  стены.  Сверкающие
прямоугольники мирозданий обращены ко мне своими безмолвными лицами.
     - Маэстро,  хотелось  бы  услышать  ваше  мнение  о том, каким условиям
должен отвечать пейзаж, чтобы быть достойным для записи его на полотне?
     - Меня  всегда  волновало сознание духовной связи с родиной, и я всегда
стремился  сделать  эту  связь  ощутимой:  жить  на  родной земле, постоянно
общаться  со  своим  народом,  своей  страной. Истинной целью моей поездки в
Париж  была  мечта  уехать  оттуда  на  родину.  Но в те годы мне не удалось
осуществить мою мечту.
     С  самого  начала  после  возвращения  -  я  жил тогда в Ленинакане - я
почувствовал:  связь  с  родной  землей  должна  осуществляться у меня через
пейзаж,  потому  что  чем  ближе знакомился с армянской природой, тем вернее
поддавался  ее животворной и таинственной власти. Армения - страна горная, и
я  повсюду  видел  крутизну,  подъемы,  изломы  линий, которые родственны по
своему   характеру   людям   подвижным,  жизнерадостным.  Характер  Сарьяна,
например,  олицетворяет  саму  душу нашей природы. Таков и Минас (Аватесян),
которому  удалось  по-своему,  как никому до него, взглянуть на отчую землю.
Оба  эти  художника  являют  для  меня  неповторимый  в своей чистоте пример
исконно  армянского национального духа и характера. Мне трудно было поначалу
приспособиться  к  армянскому  пейзажу,  мой  характер  был иным. Я принялся
искать  ландшафты,  которые соответствовали бы складу моей натуры, а работая
над  пейзажами,  строил  их  по  горизонтально-вертикальной  линейной схеме,
способной выразить спокойное, наиболее статичное состояние.
     - Статичное?   А   как  же  быть  с  тем  напряжением,  которое  всегда
присутствует  в  ваших  пейзажах?  Взять  хотя  бы ваш прославленный "Покой"
(130x90)  -  но  сколько в нем напряжения и тревоги. Что это: тревога покоя?
покой тревоги?
     Пленка  трудится  без  пауз,  с  одинаковой  бесстрастностью  на  обоих
языках. Отвечает маэстро Акоп.
     - Я  почти  никогда  не  знаю,  что  получится  в конце работы. Разве я
вправе  навязывать  зрителю  свою  волю,  тем  более  собственные  фантазии?
Восприятие  зрителя  не  может  быть  тождественным.  Вы  увидели  в "Покое"
тревогу.  А  для  другого это будет казаться отдыхом после тяжкого трудового
дня.  Сначала  я  нервничал,  если  обнаруживал,  что  зритель  видит в моей
картине  не  то,  что я хотел сказать. Значит, я плохо сказал, думал я. Зато
теперь  я спокоен, так как знаю: иначе быть не может. Про себя я также знаю,
что  и  в  этой  картине не выразил конечного слова моей жизни. Значит, надо
рисовать следующую.


8

     Акоп  щедро  делится секретами своего знания, однако при этом рождаются
все  новые  загадки,  что  лишний  раз  подтверждает  первоначальный тезис о
неисчерпаемости Акопа.
     Который это секрет? Э 43?
     - Законный  вопрос,  - продолжал я, потягивая фамильный кофеек, и слова
мои  беззвучно  наматывались  на барабан. - Должен ли сам художник сознавать
принципы и методы своей работы или они являются ему интуитивно?
     - Не  знаю,  имею  ли я право на ответ, - говорит Акоп. - На протяжении
жизни  я  много  и  безуспешно  бился  над разными вопросами. Раньше я много
думал  о  мире,  о планетах и звездах, но сейчас я уже в том возрасте, когда
пора  признать,  что  у  меня нет сил понять все это. И теперь я просто живу
моей жизнью, пытаясь понять, что говорит мне натура: кусачки или перчатки.
     - Что это, маэстро, компромисс или мудрость?
     - Не  пытаюсь  определить. Это очень странное чувство, когда оно в тебе
или  в других, и ты видишь это. Человек знает, что он не в состоянии понять,
но  все  равно  стремится к этому. По-моему, это странное отчаянное чувство.
Человек,  который  находит, всегда и теряет что-то. Если он нашел ответ, то,
возможно,   потерял   вопрос.  Но  это  неизбежный  процесс.  Всегда  что-то
становится более ценным, другое утрачивает прежнюю ценность.
     - Существуют  разные  уровни  познания,  совершенно  согласен  с  вами,
маэстро.  Есть  человек  и  есть  человечество.  И  есть наш разум, всех нас
объединяющий.   Я  полагаю,  что  этот  разум  начинается  тогда,  когда  он
поднимается  до  уровня самопознания, отважившись на осмысление самого себя.
Возможно,  во  вселенной  существует  и  такой разум, который не в состоянии
подняться  до степени самопостижения. Это счастливые цивилизации, истекающие
соком  самодовольства  и потому лишенные будущего, тупиковая ветвь эволюции.
Но  мы на нашей планете бесповоротно встали на путь самопознания - насколько
глубоким  оно  окажется,  это  другой  вопрос.  Гении поднимаются к вершинам
самопознания,   задавая   человечеству  столько  вопросов,  что  для  ответа
потребны  века.  А  потом  смертные  начнут  добросовестно поправлять гения,
предъявляя  ему  упреки  в  социальной  ограниченности,  это теперь особенно
модно.  Тем  самым  нивелируются  вершины,  могучие  горы стригутся под одну
гребенку.  Давайте  теперь  сравним степень самопознания одного индивидуума,
гения,  поразившего  мир,  с  уровнем  самопознания всего человечества в его
планетарном  четырехмиллиардном  составе.  В  этом  случае окажется, что это
планетарное  самосознание пребывает на самом младенческом уровне, мы даже не
осознали  еще,  что  являемся  единым человечеством, в распоряжении которого
всего   один   дом,   наша   планета.   Однажды  Блез  Паскаль  сказал,  что
человеческому  разуму  легче идти вперед, чем углубляться в себя. Прошло три
века,  но  положение  нисколько  не  переменилось. Мы видим нашу суету, сами
суетимся,  это  есть  наше стремление идти вперед, чтобы убежать, улететь на
реактивном  лайнере  от  решения  проблемы. Но вот художник остается один на
один  с  самим  собой,  перед  чистым  холстом,  он  делает первый мазок - и
начинается акт самопостижения.
     Блеснув  заезженной  эрудицией,  я  откинулся  в  кресле  и  с чувством
исполненного  долга  принялся за чашечку кофе, подогретую моим красноречием,
пока  Меружан  трудился  над переводом. Передышка была заслуженной, однако я
насладился ею больше, чем предполагал.


9

     - Знаешь...  -  отвечал  мудрый  Акоп не менее мудрому Меружану, потому
что  сам  Меружан давно забыл о переводе и выходило так, словно это они сами
увлеченно  и  радостно  беседовали  меж собой, а я пребывал рядом в качестве
лишенной  слова  натуры. - Знаешь, - продолжал Акоп, - я не могу объясняться
на  таком высоком научном уровне. У меня чувство человека, который находится
в  начальной  стадии  самопознания,  и причина этого, видимо, в том, что так
устроена  натура  художника.  Если  бы, к примеру, в мире не было огня, я не
смог  бы его изобрести, потому что я предназначен не для огня, а для чего-то
другого. Я не думаю, что художник изменяет мир.
     - А донести огонь до людей? Отвечай! Смог бы донести?
     Тут  они  вовсе  увлеклись  своими  проблемами.  Пленка-то крутится, но
когда  еще  изначальный  текст  дойдет до меня: стенографистка будет снимать
слова  с  пленки  на бумагу, переводчик переводить текст. Школьная тетрадь в
клеточку догонит меня лишь в Москве.
     Они  спорили,  кипели,  сверкали  мыслями,  но  все  это  мимо  меня. Я
обратился с мольбой к Феникс, сидевшей рядом.
     - О чем они говорят?
     - Кто  больше  меняет  мир: оптимисты или пессимисты? Ведь мир меняется
от недовольства им.
     - Я  тоже  хочу... дайте мне... - я пытался догнать убегающую мысль, но
мысль стремилась вперед, не желая углубляться в себя.
     - Как  же  так  говоришь,  Акоп?  Художник  не  изменяет мир! Разве? Он
создает  свои  миры, в результате чего меняется сам, а вместе с ним меняется
весь мир.
     - Оптимист доволен тем, что есть вокруг него. Он не видит недостатков.
     - Не  знаю,  может  быть,  это  слишком  пессимистично, но я думаю, что
недостатки  являются  неотъемлемой частью нашей прекрасной действительности.
Без недостатков жизнь застынет.
     - Значит,  если  у  тебя  плохая мастерская, темная и сырая - это так и
надо, да?
     - При чем тут сырая мастерская? Мы говорим о проявлении духа...
     - Дайте мне сказать... Скажите мне, о чем вы говорите...
     Ученое  интервью,  задуманное  по  дороге  к  горным  вершинам, грозило
превратиться  в  словесную  сумятицу,  набор  фонем,  хотя  бы на таких двух
прекрасных   языках,   как   армянский   и   русский.   Требовалось  срочное
вмешательство  высших  сил,  способных  привести нас в более членораздельное
состояние.
     (Никогда   не   думал,   что  маэстро  может  быть  столь  зажигательно
темпераментным,  вот  откуда  тревога  его  холстов?  Но  это так, в порядке
рабочей гипотезы.)
     Какие  высшие  силы  действуют  в  XX  веке?  Звонок  телефона.  Приход
почтальона  с  уведомлением  о  денежном  переводе.  Удар футбольного мяча в
лопнувшее  окно.  Чашечка  кофе, опрокинувшаяся со звоном на подносе. Ничего
сверхъестественного, уверяю вас.
     Автор  вправе  предписать  героям  любое из этих действующих средств. Я
выбираю  телефонный  звонок  как статистически наиболее вероятный. Гражданин
свидетель,  вы  подтверждаете,  что  телефонный  звонок  действительно  имел
место?
     Дальше  все  просто.  Телефон  звонит,  хозяин  должен снять трубку. Мы
замолчали,  так  и  не  успев  понять,  отчего  разгорячились.  Маэстро Акоп
поговорил  некоторое  время,  заполняя  паузу.  Надеюсь, второго телефонного
з