Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
посмотрел, прибавил
газу.
Они мчались, оставляя за собой пыль и треск. Тамара вцепилась в борта
коляски и смеялась, смеялась наперекор ветру.
Он сидел злой и смотрел прямо на шоссе, которое вонзалось в тайгу.
Перед этим Тамара сказала:
- Как же я тут сяду? Я упаду.
- А ты держись за меня. Со мной не упадешь.
- Я лучше в коляску.
- Садись сзади. За меня будешь держаться.
- Здесь лучше.
Она все-таки села в коляску, и тогда он рванул так, что она заойкала
от страха.
Алик сбросил газ. Мотоцикл прокатился, вздрагивая на неровностях
шоссе, и встал. Он посмотрел на нее гневно и сказал:
- Вот увезу на край света.
- А бензина хватит? - сказала она и засмеялась.
- Тогда едем в проектный, - сказал он и развернул мотоцикл.
Всем, конечно, ясно, почему он выбрал проектный институт в первую
очередь. Там же та, тощая, в очках. Она, говорят, кандидат геологических
наук. Перед такой наукой ему ни за что не устоять.
- Где Мария Исааковна? - спрашивает. Это та, тощая, значит.
- К мужу в больницу ушла, - ответила секретарша.
Он ничуть не удивился, говорит:
- Передайте, что я был. Она в курсе.
Так. Одной девицей меньше. Будь счастлива, Мария Исааковна. Пусть
будет у тебя много детей, один лучше другого. Люби своего мужа. И очки у
нее симпатичные, очень к лицу идут, честное слово.
Тамара на всякий случай спросила:
- Много в городе комсомольцев?
- Около четырех тысяч.
- А кого больше - парней или девчат?
- Считай, пополам. А тебе зачем? - и на нее посмотрел строго.
Они уже вышли из института и шагали к мотоциклу. Тамара забежала
вперед.
- Я лучше тут сяду. Там трясет. - И садится на заднее сиденье. Четыре
тысячи пополам - значит, две тысячи комсомолок. Подумать - и то страшно.
Ведь он с каждой познакомиться может, ведь он первый секретарь. Комсомолок
две тысячи, а сколько еще несоюзных девчат? Вдруг он в несоюзную влюбится?
Тамара обхватила Алика, прижалась - не отдам никому.
Приехали на рудник. Директор отвалил им пятнадцать рублей. В автобазе
дали десятку, а в Госбанке только три рубля - экономию наводят.
- Ты записывай, - говорит Алик, - чтобы не забыть. Будешь теперь моим
секретарем.
В стройкомбинате самая большая комсомольская организация. Девчат там
пруд пруди. Окружили мотоцикл - ни пройти, ни проехать.
Зойка Веселова, ихний секретарь, двадцатку тащит, смеется:
- Мы невесты богатые.
- Он себе молоденькую нашел! - кричат "невесты" и в Тамару прутиком
швыряют. - С образованием, видать. И в капроне.
А он смеется:
- Вот мы завтра на воскреснике покажем, кто чего стоит. Собираемся в
восемь ноль-ноль. Не опаздывайте. Под твою ответственность, Зойка.
Еле выбрались оттуда.
Тамаре интересно - что за воскресник такой завтра? Спросила.
Стройкомбинатовцы едут готовить пионерский лагерь - через неделю там
открытие.
Тамара сидит и думает: пригласит или не пригласит? Так задумалась, что
Алика выпустила, чуть было не вывалилась на повороте.
- Держись крепче! - кричит.
Подъехали к горкому. Он спрашивает:
- Что завтра делаешь?
- Еще не знаю.
Пригласит!
- Когда призы покупать будем? Тут женская рука нужна. Хочешь, сейчас
поедем?
- Устала я.
- Подвезти тебя?
- Куда? На край света? Спасибо. Мне недалеко.
Нет, не пригласит!
- А то подвезу.
- Не стоит беспокоиться...
И пошла не оглядываясь.
Сейчас окликнет, позовет, пригласит. А за спиной тихо-тихо. Потом
мотоцикл затрещал. Домой поскакал. Тем лучше, туда ему и дорога.
Мотоцикл выскочил на мостовую, обогнал Тамару. Алик затормозил:
- Приходи завтра на воскресник.
- Когда? - спросила она оробев. И ноги сразу ослабли.
- В восемь. У горкома.
Тамара прилетела в засыпушку сама не своя. Девоньки, выручайте.
Соня пожертвовала свои брюки. Брюки синие, с накладными карманами,
сшиты еще в Ангарске, в ателье индивидуального пошива. Таня дала к брюкам
носки эластичные. Галя - шелковый платок с итальянским рисунком и туфли.
Свитер у Тамары был свой - крупной вязки, с двумя синими полосами на груди;
она его здесь еще ни разу не надевала, только Гале давала в кино сходить.
Тамара встала чуть свет, вырядилась с иголочки и в 7 часов 45 минут
отбыла на воскресник.
У горкома стояли три грузовика. В кузове первого грузовика Катя
сидела, та самая, с которой она на комсомольском собрании смеялась, когда
Алик по проходу шел.
- Давай к нам, - зовет Катя.
Тамара уже ногу на колесо поставила, тут сам Алик выбегает из горкома:
- Подожди, Дорошенко, у нас еще дело есть. А вы поезжайте, мы вас
догоним.
Тамара пошла к мотоциклу, села в коляску. Алик подходит. Она сделала
вид, что поверила:
- Какое у нас дело?
- Хотел тебе сказать, что ты сегодня очень красивая, - и смеется.
- Ну тогда я пошла, - и делает вид, будто хочет из коляски вылезти.
Он испугался, бормочет:
- Я пошутил. Прости. Куда ты? Они уже уехали.
Она осталась.
И снова тугой ветер захлестывал ее грудь, и она беспричинно и
счастливо смеялась и махала своим итальянским платком, когда мотоцикл
обгонял грузовики со стройкомбинатовцами.
Как только мотоцикл остановился в лесу, на них набросились комары.
"Ой", - сказала Тамара и стала совершать немыслимые прыжки и размахивать
роскошным итальянским платком. Алик на нее смотрит, глаз отвести не может.
Алик и Зоя начали расставлять людей. Тамаре и Кате досталось носилки
носить. Они взялись сгоряча - и тут же присели. Комары тучами, а руки
заняты - где уж думать о том, чтобы походка была к лицу.
Алик посмотрел на них, крикнул: "Я сейчас!" - и умчался на мотоцикле.
Тут подходит парень, с которым Тамара позавчера танцевала в клубе два танго
подряд. Он ей говорит после первого танго: "Меня зовут Лева,
инженер-строитель. Одинокий". - "А я неодинокая", - отвечает Тамара. "С кем
же вы встречаетесь?" - спрашивает. А она: "С Белой встречаюсь да с Галей".
- "Давайте встречаться", - говорит. "Меня душит смех", - отвечает Тамара.
Отшила его.
Так вот этот Лева одинокий подходит теперь к ним и заявляет:
- Имеется чешская жидкость "Тайга", - и достает из кармана флакончик.
- Берегите глаза. Едкая.
Тамара и Катя намазались - стало легче. Тамара носит мусор с
территории, а сама слушает - когда же затрещит мотоцикл?
Алик примчался. Бежит, а в руках флакон "Тайги".
Пришлось мазаться второй раз. Жидкость горькая - глаза ест. На губу
попало - кто только такую горечь выдумал? Однако приходится терпеть во имя
великой цели.
- Легче? - Алик спрашивает.
- Замечательно.
После обеда Алик говорит:
- Идите теперь в помещение. Там комаров нет.
Они вымыли пол в двух комнатах. Тамара то и дело к окну подбегала -
как там Алик? Кончили мыть, снова пошли на улицу убирать мусор. На улице
все-таки лучше: с комарами, зато Алик у нее на глазах, и Тамара в любую
минуту может принять экстренные меры.
Она старалась работать лучше всех. И смеялась всех громче. Она знала,
что у нее приятный смех, грудной, тревожный. Стоит ей засмеяться раз-другой
- и парень готов.
Лева одинокий услышал ее смех, подошел. Тамара с ним шуточки шутит и
смеется тревожным смехом. Лева сбоку за носилки взялся:
- Разрешите, девушки, я вам помогу.
Алик увидел, вцепился в носилки с другой стороны, а глазами в Тамару
стреляет. Тамара хохочет:
- Бросай, Катя.
Они носилки бросили. Алик и Лева держат, потом перехватились и вдвоем
потащили мусор - потеха!
Алик обратно пустые носилки тащит. Девчата кричат: "Пора кончать!"
- Еще поработаем. - И сам к Тамаре подходит: - Понесем вместе.
- Ох, устала... - говорит Тамара, ни к кому не обращаясь, и
итальянским платком обмахивается.
Алик носилки бросил:
- Отбой!
На мотоцикле они подкатили прямо к засыпушке Э 5. Увидев на пороге
главного комсомольского вожака, девушки пришли в неизъяснимый восторг.
- Ой, девоньки! - закричала Галя. - Тамара по вещевой лотерее мотоцикл
выиграла. - Надо сказать, что все население засыпушки мечтало выиграть по
лотерее проигрыватель или магнитофон: билеты они коллективно покупали.
- Нет, - ответила Тамара, и глаза ее сияли, - я выиграла самый главный
приз...
Во вторник после работы они отправились покупать призы для вечера
"Учись танцевать красиво". Накупили полную коляску. Поехали к Зое, сдали ей
призы на хранение.
Вдруг Алик говорит:
- Теперь ко мне.
Тамара испугалась:
- Зачем?
- Отчет надо составить. Поможешь.
Никогда в жизни Тамара не была на квартире у одинокого мужчины. Ходила
в общежитие к ребятам, бывала в семейных домах, встречалась с парнями на
танцах, в кино, а чтобы на квартиру - никогда. Ей казалось, произойдет
нечто ужасное, непоправимое.
Она переступила порог его комнаты - и ничего не случилось. Только
сердечко екнуло.
- Садись, - сказал Алик.
Тамара села на краешек стула, лицом к двери, чтобы в любую минуту
можно было вскочить и убежать.
Комната ей понравилась. Тахта с гобеленом. Над тахтой портрет Льва
Николаевича Толстого. У окна письменный стол с прибором и перекидным
календарем, у стола этажерка с книгами. На стенах тоже полки - очень много
книг.
Пол чисто вымыт. И посредине - кусок цветного линолеума.
Очень красиво.
Они писали отчет, разговаривали. Тамара вдруг вскочила:
- Мне пора.
- Сиди, время детское.
- Нет, нет. Девять часов. Мне пора.
- Я сейчас чайник поставлю. Чаем тебя угощу.
- Чаем? С печеньем? - у Тамары даже ноги подкосились от страха; она
села, чтобы унять дрожь в коленках. Вот оно, начинается. Точно так же было
у Нинки с химкомбината, еще в Ангарске. Она к одному ходила на квартиру,
чаи с печеньем распивала, а потом стала мать-одиночка. "Они в чай
специальный порошок подсыпают, - рассказывала Нинка, выйдя из родильного
дома. - Раз-два - и ты мать-одиночка".
- Ты чего испугалась? - спросил Алик, глядя на нее. - Я же тебя не
съем.
Тамара потрогала рукой пылающий лоб и с трудом выговорила:
- Мне надо на свежий воздух. Голова болит.
На улице она пришла в себя и поклялась, что больше никогда не
переступит порога этого дома. Она даже не разрешила Алику проводить ее до
засыпушки.
На другой день они пошли в кино, оттуда на танцверанду.
Алика позвал дежурный, он отошел.
Тамара танцевала со всеми, кто ее приглашал, ни одного танца не сидела
на скамейке.
К ней подошел Лева, одинокий инженер-строитель. Сбоку выскочил другой
ухажер. Они начали препираться, кому танцевать с Тамарой. Тамаре смешно, а
они уже друг друга за грудки хватают. Драться начали. Тамара испугалась,
спряталась за чьи-то спины. Прибежали дружинники, привели все в порядок,
будто ничего и не было - лишь валялась на полу вырванная с мясом пуговица.
Ее наподдали ногой танцующие - и все.
Нет, еще не все. Вдруг громко на всю танцверанду:
- Комсомолка Дорошенко, к выходу!
Тамара узнала родной голос, выходит. Он стоит и с ним вся дружина
верная.
- Хочешь, чтобы тебе на танцверанду запретили ходить? - это он,
конечно, для виду спрашивает.
- Что ты еще мне запретишь?
- Запрещаю грубить мне.
- А еще что?
- Комсомолка Дорошенко, следуйте за мной.
И она пошла за ним, как побитая собачка. А дружина верная осталась
следить за порядком.
Они ушли далеко-далеко в тайгу. И тогда он заговорил:
- Выпить хочется. Из-за этой драки настроение испортилось.
Она молчит. Все еще сердится.
- Поздно уже. Магазины закрыты.
Она молчит.
- Где бы достать? - Алик свое тянет.
Ей стало жалко его.
- Давай лотерею пропьем.
Они взялись за руки и побежали.
Зоя была дома.
Они взяли главный приз, раскупорили. Потом выпили вторую бутылку. Алик
покопался в призах: пустые портсигары, безделушки, шоколад - ничего такого,
что можно было бы выпить.
- Я говорил - надо было покупать четыре бутылки.
- Хватит с вас.
- Эх, гулять так гулять. Зоя, Тамара, берите шоколад. Завтра все
возмещу.
Пошли гулять на Ленинградский проспект.
Начал накрапывать дождик. Он отдал ей пиджак. Они гуляли под дождем и
вели разговор "за жизнь" - ничего не поделаешь, именно так говорят теперь
молодые люди и в Москве, и в Ростове, и в Сибири.
- Главное, быть честным, - говорила Тамара. - Девушке трудно
оставаться честной: со всех сторон пристают. А мы ведь слабый пол - так
Пушкин сказал.
Он посмотрел на нее, хотел что-то спросить, но не спросил. Лишь
сказал:
- Я тебя защищать буду.
- Если человек честен - он уже наполовину счастлив.
- А в чем вторая половина?
- Во второй половине.
- Откуда у тебя такие хорошие мысли?
Тамара встала в позу, сделала глубокомысленное лицо и с выражением
прочитала:
Несчастен, кто берет, но не дает взаимно,
Я счастлив оттого, что брал, но и даю.
- Кто это сказал?
- Рудаки, известный таджикский поэт.
- Лауреат?
- Что ты! Жил в десятом веке нашей эры. У них был тогда расцвет
культуры.
- Здорово!
- Это я взяла из книги "В мире мудрых мыслей".
- У тебя она есть?
- Я у подруги брала.
- А ты много знаешь. И про жизнь больше моего понимаешь.
- Я же с девяти лет без матери. - И рассказала ему про отца и мачеху,
про дом в Ростове, про то, как отец водил ее к нотариусу.
Незаметно оказались у его дома. Он, конечно, позвал ее в гости.
Она отказалась.
- Ты с ума сошел. Первый час. И вообще я могу приходить к тебе только
по делам.
- Почему это? Мой дом всегда для тебя открыт.
- А я не могу, - сказала Тамара и села на крыльцо.
Алик вынес одеяло, прикрыл Тамару от дождя.
Вдруг Тамара видит: к крыльцу идет женщина, идет, как в свой дом.
Тамара испугалась и тут же узнала Марию Исааковну из проектного института.
Оказывается, она соседка Алика, живет напротив, через кухню.
Мария Исааковна остановилась, смотрит на них сверху:
- Чего сидите под дождем? У меня бутылка шампанского есть.
Пошли в дом. Тамара выпила полстакана. Алик еще наливает.
- Алик, мне больше нельзя.
- Почему?
- Я буду пьяная, - и смеется тревожно.
Тамара все-таки выпила - смотрит, а Марии в комнате нет. Тамаре стало
весело-весело. Села на тахту, поджала под себя ноги и беспричинно смеется.
Алик сел рядом.
- Я хочу тебе сказать...
- Давай лучше за жизнь говорить. Расскажи что-нибудь веселое или
грустное.
Они говорили и говорили. Потом Алик вышел на кухню, вернулся с
раскладушкой.
- Четыре часа утра. Ты у меня останешься.
Тамара подумала и осталась. Ей было весело и ничуть не страшно. Алик
постелил постель, потушил свет.
- Раздевайся. Я не смотрю.
Она юркнула под одеяло как была, не раздеваясь. Лежит в темноте,
затаившись, и слушает.
Алик лег.
Она лежит и думает со страхом: "Сейчас полезет. Тогда все". А что
"все" - она и сама не знала.
Так и заснула.
Теперь она его совсем не боялась. Бегала к нему, как в свою засыпушку
Э 5. И подумать только, за все время они ни разу не целовались даже.
Тамара решила подать заявление в заочный институт. Сначала думала на
факультет журналистики: теперь мода такая - все идут в журналисты. Алик ее
переубедил: "Иди в иняз. Я очень люблю иностранные языки".
Она написала заявление, побежала к Алику за учебником английского
языка.
Он подошел к ней.
- Сначала давай поговорим.
- О чем?
- Так дальше продолжаться не может.
- Что - не может? - Она будто не понимала, а у самой туман в глазах
сделался.
- Или - или! - сказал он требовательно.
- Что - или? - Она по-прежнему ничего не понимала.
- Или мы расстаемся, или женимся.
- Ах, вот как. Ты жаждешь со мной расстаться?
- Эх, Тамарка, - сказал он с печалью и сел на тахту, - и зачем я
только тебя встретил?
Она тотчас перестала притворяться, села рядом с ним на гобелен,
приказала жадно:
- Говори!
Он начал с первого дня творения:
- У меня сразу сердце упало, как только я тебя увидел в горкоме. Я не
хотел встречаться. У меня строгая программа жизни составлена: университет,
потом диссертация. Моя семилетка. А ты все мои планы поломала - за тобой
бегаю. Не хотел тебя на воскресник звать, а позвал. Выйду из горкома - надо
заниматься. А ноги сами в засыпушку вашу проклятую идут...
Тамара слушала, а в груди у нее прямо от сердца к горлу натянулась
тугая звонкая струна, сердце запело на высокой стремительной ноте, а потом
вылетело из груди и взвилось к звездам.
Алик уже дошел до современного положения и строил планы на будущее.
- Не могу бороться. Нам надо пожениться, чтобы от учебы не
отвлекаться. Будем вместе учиться, вместе к экзаменам готовиться. Что же ты
молчишь?
Тамара ничего не ответила, и они стали целоваться. Струна обвилась
вокруг ее шеи, захлестнула горло, и она почувствовала, что задыхается,
задыхается, задыхается, вот уже совсем задохнулась, умирает, умирает - о
боже, о такой смерти можно только мечтать.
Вдруг она увидела над собой чужое воспаленное лицо, и ей стало
страшно. Оттолкнула, хлопнула дверью.
Алик догнал ее за углом и молча шагал позади. Она замедлила шаг. Он
взял ее за руку.
- Ты мне ничего не ответила, - сказал он.
- Я согласна, - сказала она. - Ты мне очень нравишься. Очень, очень. С
первого взгляда понравился. Но мы должны подождать. Сегодня двадцать пять
дней, как мы познакомились. Это же мало. Надо проверить свои чувства и
потом решить...
Она стала приходить к нему каждый вечер, и они целовались до утра. Им
становилось все труднее и труднее. Алика явно не устраивали такие
отношения.
- Зачем ты меня оскорбляешь? - спросила она как-то, чуть не плача от
жалости к самой себе.
- Я тебя не оскорбляю. А ты меня не любишь.
- Я требую, чтобы ты меня уважал, - сказала она. - Отвернись, - и
стала поправлять мятую кофту.
- Ты холодная, - бросил он. - Никогда не думал, что ты будешь такой
холодной.
Тамара наконец привела кофту в порядок.
- А теперь проводи меня, - потребовала она.
Он подошел, положил руки на ее плечи:
- Останься.
- Как ты не понимаешь? Я не хочу тебя терять. Поэтому я должна идти.
Нет, он не понимал, хотя это было так просто. Мужчины никогда ничего
не понимают, как только речь заходит об их ущемленном самолюбии.
- Ты не сердишься? Не сердись. Все будет хорошо.
- Вот еще, - буркнул он.
Они уже вышли на улицу и шли под дождем.
- Ты холодная. В этом все дело.
Тамара засмеялась.
- Ты думаешь одно, а говоришь совсем другое.
- Ты в этом уверена?
- Сказать тебе, о чем ты сейчас думаешь?
- Попробуй скажи.
- Ты думаешь: "А все-таки молодец Тамарка!"
- Как ты догадалась? - усмехнулся он.
- Вот мы и проверили наши чувства, - сказала она.
- Придешь завтра? - спросил.
- Пожалуй, нет.
- Ну тогда пока...
И они разошлись в разные стороны. Она пошла в засыпушку Э 5 - н