е: "Поедем
в  Среднюю  Азию  копать  канал или в Сибирь на стройку, нас теперь ничем не
запугать",  -  когда их разговор прервал человек, выскочивший из подъехавшей
машины.  Слепуха  узнал  кадровика,  с  которым  только  что  разговаривал в
кабинете.
     - Почему  не  сказали,  что  вы  Герой?  - спросил кадровик, подбегая к
нему.
     - Зачем  же я буду себя рекламировать? Я экскаваторщик: в документах об
этом  сказано.  -  Слепуха  был  как будто прежним, но в то же время он стал
другим, еще более спокойным и сильным.
     - Садитесь в машину, поедем.
     - Нас же двое. Селиверстов тоже работать хочет.
     - Садитесь оба.
     - Но я, учтите, не Герой Труда, - сообщил Иван.
     - Орден, правда, и у него есть, - подхватил Слепуха.
     - Садитесь, садитесь.
     - У вас же мест нет?
     - Есть,  есть,  - поспешно и виновато пояснил кадровик. - Экскаваторщик
Анохин,  слышали?  Ему дело на алименты пришло, так он удрал третьего дня. А
хотите, дадим вам совершенно новую машину...
     - Кажется, он удрал вовремя, - заметил Слепуха с усмешкой.
     На  другой  день  он  ходил  по  участкам.  Его увидел главный механик,
посадил  в  "Победу",  привез  к разгрузочным путям и показал на длинный ряд
платформ.
     Здесь,  за  Волгой,  все  казалось  будто  новым, лишь бескрайняя степь
походила  на  ту,  какая  была  за  Доном три года тому назад, когда Слепуха
приехал  в  Калач.  И  все,  что начиналось наново, чем-то повторяло то, что
было  на  Волго-Доне  в  начале строительства. И занимался он будто похожими
делами.  Но  сам  Слепуха  не  был  прежним.  Будучи  глубоко  убежденным  в
закономерности  случившегося, он вместе с тем был уверен - все, что делал он
прежде,  на  новой работе не может повториться просто: грош цена будет тогда
ему.  Все теперь должно быть новым и лучшим. Однако каким оно будет, Слепуха
не знал.
     Больше   всего  ему  хотелось  очутиться  за  рычагами  машины,  начать
крошить,  рубить,  загребать  неподатливую  землю, чтобы ощутить свою власть
над ней. Но разобранная машина была пока мертва.
     Рано  утром  его  разбудил осторожный стук. Недоумевая, кому он нужен в
такую  рань,  Слепуха  открыл  дверь  и  от  дежурного  по управлению узнал:
вызывают в Москву, в Кремль.
     - Телеграмма  еще  ночью  пришла,  -  словоохотливо  объяснял дежурный,
радующийся   тому,   что   он  тоже  имеет  отношение  к  этому  событию.  -
Правительственная,  с  красной полосой. Срочно, написано, командируйте Героя
Социалистического  Труда  в  Москву.  Главный  механик  подписал приказ. Как
бухгалтер пришел, я сразу к вам...
     Слепуха  понял,  что  именно этого ждал он все дни и что именно эти два
слова,  такие  привычные  и  простые - Москва, Кремль, - выражают сейчас его
самые сокровенные желания.
     На  секунду  мелькнула  мысль о монтаже, но Слепуха отогнал ее: она уже
мешала ему. Он стремился вперед, в путь.
     А  когда весь путь - на машине, на глиссере через Волгу, на самолете до
Москвы  -  был  проделан,  когда  он пришел в министерство, ему сказали, что
вручение  наград  состоится  лишь  30 сентября, и посоветовали направиться в
гостиницу.
     - Еще никто не приехал; вы - первый. Так что ждите, отдыхайте.
     На  девятом  этаже  гостиницы  "Москва"  он  вошел в комнату, указанную
дежурной,  и  стал  обдумывать случившееся. До тридцатого оставалось четверо
суток  и  одна  ночь.  Надо  как-то  их  прожить.  Он  помылся,  переоделся,
поужинал.  На  это  ушло немногим более двух часов. Впереди по-прежнему было
четверо суток и одна ночь.
     ...Он  ходил  по  улицам  Москвы,  по  залам  музеев и все время думал:
"Теперь  надо  работать  лучше".  И  тут  же  спрашивал  себя: "А что значит
"работать  лучше"? Может, ставить новые рекорды? Пусть люди видят, кто такие
волгодонцы!"
     "А  что дальше? - снова спрашивал он себя. - Построить ГЭС и поехать на
другую?  Нет...  Одних  рекордов мало. Теперь надо смотреть дальше. Ведь мои
помощники   -   Ваня   Селиверстов,   Вася  Федоров  -  могут  уже  работать
самостоятельно.  Пусть они тоже получат новые экскаваторы и копают сами. А я
наберу новый экипаж - молодежь - и начну с ними".
     Он  тут  же взялся за дело. Накупил книг по электротехнике, механике и,
сидя   на   девятом   этаже  в  номере,  принялся  за  составление  "Памятки
экскаваторщика".
     "Основные  правила,  -  писал он, - как принимать смену, как произвести
осмотр   экскаватора   перед  работой,  как  производить  загрузку  земли  в
автосамосвалы,  как делать прорезь и разрабатывать забой, как ускорить цикл,
как работать в зимних условиях".
     ...Он  шагал  по  площади перед Кремлевским дворцом, разглядывая фасады
зданий.  Поднялся  по  устланной  коврами  лестнице  и очутился в просторном
зале,  где  было  уже  больше  ста  человек.  "Все  с Волго-Дона", - подумал
Слепуха, замечая знакомые лица.
     Открылась   дверь.  Разговоры  стихли.  Вошел  Председатель  Президиума
Верховного  Совета  Николай  Михайлович  Шверник. Секретарь Президиума начал
читать  Указ и называть фамилии. Первым вызвали Александрова. Слепуха увидел
своего  бывшего  начальника  и  стал аплодировать ему. Затем к столу подошел
знаменитый начальник Цимлы Барабанов, потом подходили другие.
     Вот  Симак,  сидевший  рядом с ним, тяжело встал со своего места и ушел
туда...
     "Сейчас  меня",  -  затаив  дыхание, подумал он и действительно услышал
свое  имя.  Дмитрий Алексеевич встал и на негнущихся ногах пошел вперед. Ему
казалось,  что  он  идет слишком долго. "Надо было сесть поближе", - подумал
он.  Подойдя  к  столу,  он  неловкими  руками принял большую красную папку,
красную коробочку, потом еще одну коробочку.
     Отвечая  на  поздравления  Шверника, он протянул руку и посмотрел ему в
лицо,  потом  поблагодарил,  хотел сказать что-то еще, но ничего не сказал и
пошел  обратно,  плотно  прижимая  к себе папку и обе коробочки. За Слепухой
пошел Анатолий Усков, начальник большого шагающего.
     На  своем  месте  он  принялся  рассматривать  орден  Ленина  и Золотую
Звезду.  Потом  пришел Усков, достал перочинный нож, и они привинтили медали
к  пиджакам.  Орден  Ленина  Слепуха  прикрепил  рядом  с  орденом  Красного
Знамени.
     Он  вынул из папки грамоту, стал читать: "За особо выдающиеся заслуги и
самоотверженную  работу  по  строительству..." Перечитал еще раз, задумался.
Когда  же  было  это  особо  выдающееся  и самоотверженное? Стал вспоминать.
Может  быть,  это  было  в  марте,  в напряженные предпусковые недели? Ночью
разыгрался  небывалый буран. Густой снег залепил окна кабины, прожекторы, но
он  продолжал  копать. Вдруг что-то случилось: ковш перестал подниматься. Он
полез  на  стрелу:  надо  было  заменить  искрошившиеся щетки. Колючий ветер
швырял  в  лицо  хлопья  снега,  пальцы  стыли,  переставали  слушаться.  На
скользкой  стреле  под  ветром и снегом невозможно было держаться - два раза
он  скатывался  в  сугробы.  Тогда  он  приказал  помощникам  привязать себя
ремнями к стреле и, освободив руки, устранил неисправность.
     ...Может  быть,  это  было  раньше,  в позапрошлом году, когда он копал
котлован  для  третьего  шлюза?  На экскаватор неожиданно двинулся оползень,
грозя  раздавить  машину.  Трое  суток  не уходил он с машины, разбрасывая в
стороны надвигавшуюся землю. Оползень был остановлен.
     А  может  быть,  это  было  тогда,  когда  он ездил на соседние участки
обмениваться  опытом и учил других экономить секунды? А может быть, это было
когда-то  еще, в каком-то другом случае, который он не мог сейчас вспомнить?
Много их было, всяких случаев.
     Ночью  он улетел из Москвы и утром завтракал в столовой нового поселка.
Рядом с ним сидел Иван Селиверстов. Слепуха говорил ему:
     - ...Вот  и  прилетел  я,  Иван. Будем с тобой прощаться. Решил набрать
учеников. Начну с ними.
     - Куда же меня?
     - Получишь  свою  машину.  Наберешь  экипаж,  будешь учить. Тогда будет
толк.
     - А  как вы посмотрите, если я сам пойду в ученики на большой шагающий?
Мне предлагали.
     - Одобряю.  Я  сам хотел идти, две ночи не спал, раздумывал. Это машина
такая, что на ней можно расти до инженера.
     Потом  он  шел  по  улицам  нового  поселка,  и  ему казалось, будто он
давным-давно живет здесь.


7

     - В  газетах  напечатали:  депутат  Слепуха  принимает там-то, живет по
такому-то  адресу.  Каждый  день хоть одно письмо, да было. К депутату, само
собой, идут не только с хорошими делами.
     Приходили  просьбы  в отношении квартир, семейных дел, пенсий. Особенно
я  не  любил  алиментщиков. Как же так можно? Это же твой ребенок. Вот пишет
женщина  -  помогите найти моего подлеца, уехал неизвестно куда, милиция его
не  ищет,  одна  осталась  с  двумя  детьми.  Я тотчас на депутатском бланке
запрос  в  милицию.  С милицией я в дружбе жил. Они мне отвечают - уехал ваш
подлец  в  неизвестном направлении. Ищите, говорю, на родине. У него же мать
есть,  пусть  она узнает про своего сына. Человек пропасть не может. Найдешь
такого блудного родителя - до чего же приятно: плати денежки на воспитание.
     Однажды  пришла  женщина,  молодая,  симпатичная.  Нет,  думаю,  тут не
алименты,  а  что-либо  другое,  от такой вряд ли захочется убежать. А она в
слезы:  "Помирите  меня  с моим мужем". Выяснилось, что он инженер, работает
на  моем  участке,  имеет склонность к спиртным напиткам. "Как же я могу вас
помирить?"  -  спрашиваю.  Она свое: "Вы - мой депутат, я за вас голосовала,
прошу  -  помирите".  -  "Хорошо, подумаю над этим вопросом". На другой день
вызвал  его  к  себе:  "Как  работа?  Как  жена, дочка?" - "Все в порядке, -
отвечает,  - претензий по работе не имею, дома все хорошо". - "Симпатичная у
тебя  жена, - говорю я, - я с ней разговаривал". - "Уже жаловаться ходила, я
ей  задам..."  -  "Не спеши, я тебя перебью. Она ко мне не ходила, мы в кино
случайно  встретились.  Сидели  рядом.  Очень  она  мне  понравилась.  Думаю
поухаживать  за  ней.  Ты  не  имеешь  возражений?"  Он, чудак, глаза на лоб
буквально  вытаращил:  "Она  же моя жена". Я продолжаю в том же духе: "Да ты
ведь  сам говорил, что она тебе не нужна". - "Наврал, ей-богу, наврал. Сдуру
наговорил".  - "Если ты возражаешь, я, конечно, ухаживать за ней не буду, но
только учти. И насчет спиртного - тоже".
     Через  три  дня звоню ей на квартиру: "Разрешите пригласить вас сегодня
вечером  в кинотеатр на итальянский кинофильм "Рим в одиннадцать часов". Она
смеется  в  трубку:  "Мне  муж  все  рассказал,  мы  с ним уже идем сегодня.
Приходите с Клавдией Михайловной..."
     Разные  вопросы  приходилось  решать.  По  общественной  линии тоже. По
примеру  Казахской республики поднимали мы залежные земли. На сессии об этом
был   разговор.   Возвращаюсь   я   из  Москвы,  приходит  ко  мне  директор
Николаевской  МТС Леонид Аксенов, отчества сейчас не помню, можно по журналу
посмотреть.  Я  ведь журнал специальный вел, все просьбы и жалобы записывал:
секретаря у меня не было, Клавдия Михайловна помогала.
     Приходит,   значит,  Аксенов,  полный  такой,  бритый,  жизнерадостный.
"Слушаю  вас".  - "Плохо мое дело, - говорит, - план мне дали - умереть и то
легче".  -  "У  нас  тоже план не легкий. План ведь и дается для напряжения.
Чтобы  не  расслабляться". - "Чувствуется государственный ум", - говорит он.
Ну,  думаю,  раз до государственного ума дошло, сейчас будет просить машины.
Верно,   начинает   высказываться  с  просьбой  -  у  вас  машины  стоят  на
консервации,  а  у  нас  нужда. Машины у меня действительно были в резерве -
начальство  заинтересовано  в  том,  чтобы  машина стояла на консервации, но
была  целой.  Говорю Аксенову: "Тракторы есть, но, к сожалению, они не мои".
-  "Дмитрий  Алексеевич,  мы  же с вами волгодонцы, я механиком там работал,
теперь   послали  тридцатитысячником,  войдите  в  мое  положение".  -  "Для
волгодонца  готов  на  помощь.  Только  давайте сделаем по-государственному,
чтобы  мое начальство не имело ко мне претензий". - "Что же вы предлагаете?"
-  "Поезжайте  в  обком  партии, просите машины. Скажите, сами видели, что у
них  стоят  без  дела.  А  на  меня  не ссылайтесь, наше начальство этого не
любит".  -  "Прекрасно,  Дмитрий Алексеевич, я чувствовал, что не зря за вас
голосовал".
     Через  два  часа  из  обкома  раздается  телефонный звонок: "Есть у вас
такая  возможность?" - "Возможность есть, но людей выделить не можем, только
машины". - "Хорошо".
     И  вот  я  выполняю  решение  обкома  партии.  Пятьдесят пять тракторов
отправили  поднимать  залежные  земли.  Шли  своим  ходом триста километров,
работали там пять месяцев, подняли несколько тысяч гектаров.
     В  другой  раз  поступила  общественная  просьба  от жителей Ленинска о
выделении  дополнительных средств на укрепление левого берега Ахтубы. Поехал
посмотреть  в  чем  дело. Старую дамбу за двадцать лет сильно размыло - надо
укреплять.  Обратился  с письмом в Совет Министров. Выделил туда бульдозеры,
скреперы  непосредственно  с моего участка, дамбу заплели хворостом. Сделали
не  меньше  пятнадцати  тысяч  кубов земляных работ. Неоднократно ездил туда
для проверки состояния дел.
     Начальство  стало  посматривать  на  меня  косо.  Слепуха, мол, технику
разбазаривает.   Пошли  неприятные  разговоры.  Но  тут  объявили  очередную
сессию,  и  я  все  свои грехи замолил. Хотите, расскажу вам, какие в Москву
привез  поручения?  У  меня  в  блокноте  все записано. Многие поручения уже
выполнил. Остались только личные.
     Разумеется,   было   интересно  знать,  что  делает  в  Москве  депутат
Верховного  Совета,  когда  он  не  сидит  в  зале  Кремлевского  Дворца  на
заседаниях.  Наш  разговор  происходил  в марте 1957 года у меня дома: после
Волго-Дона  мы  встречались со Слепухой всякий раз, как он приезжал в Москву
на сессию или по другому поводу.
     - Так что же за дела? - спросил я.
     - Пожалуйста.   У   меня   в   блокноте   записано  для  памяти.  Здесь
общественные,  а  здесь  -  домашние.  Первое - вагоны с инертными, второе -
оборудование для бани, третье - дорога до Средней Ахтубы.
     - Не понимаю. Разве дорога до Ахтубы делается в Москве?
     - С   Москвы  начинается  все.  Как  только  назначается  сессия,  меня
вызывает  начальник  строительства.  "Как  поживает  Клавдия Михайловна? Как
сыновья?"  - "Растут", - отвечаю я, а сам в этот момент думаю: значит, скоро
предстоит  дальняя  дорога. Начальник приступает к существу дела: "Заявки мы
вам  приготовим, передадите в министерство. А вот вам для памяти в блокнот -
железная  дорога  задолжала  нам шестьсот вагонов с инертными материалами. В
Министерстве   коммунального   хозяйства  надо  раздобыть  оборудование  для
городской  прачечной.  Вы  ведь,  кажется,  знакомы  с министром?" - "Сидели
рядом  в  президиуме".  -  "Значит,  с  баней  будет все в порядке". Как раз
сегодня  в  перерыве  между  заседаниями  разговаривал  с  министром. Обещал
поставить оборудование во втором квартале.
     В  один  из  приездов  Слепухи я наблюдал, как он обделывал свои личные
дела.  Надо  было купить телевизор "Рубин" или "Заря". Слепуха пошел в ГУМ к
открытию  и,  конечно,  опоздал. ("Не сразу сориентировался, где этот отдел,
на  какой  линии. Пока туда добрался, там уже сотни людей стоят в очереди. А
мне  к десяти на сессию".) Пришлось Слепухе на другой день вставать в четыре
часа  утра, чтобы занять место в очереди. Телевизор он все-таки купил. Когда
я  сказал  ему,  что  он как депутат мог бы попросить телевизор вне очереди,
Слепуха  сделал  большие глаза - ему и в голову не могла прийти такая мысль,
что он может воспользоваться депутатским мандатом для личных целей.
     Была  у  нас  еще  одна  встреча,  на  этот  раз  случайная. Кто мог бы
подумать,  что  я  встречу Дмитрия Слепуху на главной улице в Челябинске. Он
выходил  из  здания  обкома, лицо у него было озабоченным. Оказалось, что мы
живем  в  одной  гостинице,  только на разных этажах. В тот же вечер Слепуха
рассказал мне о своих похождениях.
     - Осенью  предполагаем  перекрывать  Волгу.  Инженеры  составили график
перекрытия,  подсчитали  наши  возможности.  Оказалось,  что  нам не хватает
бульдозеров.   Вызывает   меня   начальник   Гидростроя  Александр  Петрович
Александров,   да,   да,   тот   самый   Александров,  с  которым  я  еще  в
Красноармейске  работал:  первый  куб,  оползень  - помните? Вызывает меня и
предлагает  ехать  в  Челябинск  на  завод имени Колющенко, чтобы достать 20
бульдозеров   для   перекрытия   Волги.  Дело  в  том,  что  эти  бульдозеры
запланированы  на  четвертый квартал, а нам они нужны раньше, до перекрытия.
Вооружился  письмами,  регалиями  и  поехал.  Прихожу  на завод к директору.
Вручаю  ему  альбом  с видами строительства. "Нет, не можем". Иду в партком,
та  же самая картина: "У нас государственный план, нарушать не имеем права".
Решаю  пойти  на  сборку. Договорился с рабочими, что они соберут бульдозеры
сверх  плана.  Подарил им альбом с видами, расстались довольные друг другом.
А  директор  снова  говорит:  "У  меня  есть  куда  направить  сверхплановые
машины".  Я ему объяснял, какую гидростанцию мы строим: если пустим ГЭС хотя
бы  на  один  день  раньше срока, страна получит миллионы рублей. Он меня не
понимает.
     Направляюсь  в  обком  партии,  договариваюсь  о приеме. Вообще-то я не
люблю  выставлять  свою  звезду,  но  в  таких  случаях  приходится. Вхожу к
секретарю,  подаю  ему  альбом.  "Посмотрите,  пожалуйста,  какие мы дела на
Волге  творим".  -  "Очень приятно, - говорит, - чем могу помочь вам?" - "Не
мне,  а  всей гидростанции". - "Конечно, конечно, именно это я имею в виду".
-  "Прошу  бульдозеры".  Секретарь  звонит директору завода, тот отказывает.
"Нет,   -  говорит  секретарь,  -  не  сможем  отгрузить  раньше  срока.  Мы
поставляем  сейчас  во Вьетнам, в Румынию. Все сверхплановые поставки идут в
эти  страны".  Я удивился: "А как же экономическая мощь нашего государства?"
-  "Простите, - говорит секретарь, - хоть вы депутат и Герой, но рассуждаете
не   совсем   правильно.  Заказы  для  братских  социалистических  стран  мы
выполняем  в  первую очередь". На этом аудиенция закончилась, альбома только
жаль   было  -  последний  ему  отдал.  Как  же  я  теперь  буду  привлекать
сторонников?  Дал  телеграмму  в  Волжский:  "Срочно  вышлите авиапочтой два
альбома  с  видами  строительства,  есть  надежда". Тем временем курсирую по
коридорам  заводоуправления.  Снова  прошел по кабинетам: директор, партком,
плановый  отдел,  отдел  сбыта.  Отказывают  со  всех столов. Начинаю третий
круг.  "Долго  вы  так  ходить  будете?" - "Пока не выхожу". Наконец сегодня
являюсь  в  отдел  сбыта.  "Ладно, - говорят, - вот сумма, вот номер счета в
Челябинском  отделении  Госбанка.  Записывайте номера, пусть Гидрострой дает
подтверждение.  А  вагоны  для отгрузки будут? Если задержите хотя бы на три
часа,  переадресуем наряд". - "Вагоны будут, будут. Вот, пожалуйста, примите
на память альбом с видами нашего строительства..."
     В  этом  поступке  -  весь  Слепуха, от головы до пят. Достать для себя
телевизор  -  этого  он  не  умеет.  Но выколотить, выпросить, выклянчить 20
бульдозеров - тут он готов на всяческие унижения. Ведь это не для себя...
     - Пригодились  на  перекрытии мои бульдозеры, - рассказывал он позже. -
Прибыли  они вовремя, мы на участке все приготовили заранее, выделили лучших
людей  для  ведения  работ.  Очень мне хотелось тогда сесть за рычаги, но не
дали  разрешения,  неудобно, говорят, начальнику участка сидеть за рычагами.
А я ведь в душе экскаваторщик, до сих пор скучаю по машине.
     Перекрытие  произошло  в  октябре 1958 года. Захватывающее зрелище. Как
вышли  самосвалы  на  наплавной  мост,  развернулись пирамиды бросать, так и
пошло.  На  мосту самое важное - выдержать темпы. Река сносит мелкий камень,
грунт,  значит,  надо брос