Спустя  полчаса  Слепуха  тоже  включил  моторы,  и  экскаваторы начали
разбрасывать  оползень.  Весело  загудели грузовики, замелькал ковш, и земля
подалась.
     На  третьи  сутки оползень был побежден. Земля остановилась, а "Уралец"
продолжал  идти  вперед.  За  ним  в  расступившейся  земле  тянулся широкий
коридор.


3

     Стошестидесятитонные  "Уральцы",  несмотря на свой вес, весьма подвижны
и  на  строительстве  Волго-Дона  сослужили  хорошую  службу.  Закончив один
участок,  они  переползли  на  своих  широких  гусеницах  на  новое  место и
продолжали работу.
     Единственная  "слабость"  трехкубовых  экскаваторов,  имеющих  короткую
стрелу,  состоит  в  том,  что  они становятся беспомощными, если к ним то и
дело  не подъезжают самосвалы. Стоит распутице испортить дороги - и "Уралец"
станет.
     Слепуха частенько говорил:
     - Заедает  меня  транспортная  проблема.  Выступаю  на совещаниях, пишу
заметки  в  многотиражку - не помогает. Не хватает самосвалов - и вот стоишь
по полсмены в ожидании.
     Но  при  достаточном количестве машин, при хорошей и четкой организации
работ  эта  "слабость" оборачивается положительным качеством. Если земля уже
погружена  в  самосвал  и находится, как говорят, "на колесах", ее невыгодно
сваливать где попало.
     На  Волго-Доне  возведены  десятки  километров плотин, дамб, насыпей. В
них  уложены  миллионы  кубометров  земли,  и  все  это  -  дело землесосов,
скреперов или же экскаваторов, работающих с транспортом.
     Чтобы  лучше разобраться в этом сугубо строительном вопросе, достаточно
сесть  в  кабину  самосвала  и  посмотреть,  куда  увозят землю. Вот Слепуха
навесил  ковш  над  кузовом.  Самосвал содрогнулся, пол кабинки на мгновение
ушел  из-под  ног  -  земля  насыпана.  Тяжело  нагруженная  машина медленно
выбралась   наверх  и,  набирая  скорость,  помчалась  по  своему  маршруту.
Самосвал   пересек   железную   дорогу  и  повернул  в  сторону  канала,  по
направлению к шлюзу.
     Сбоку  началась  насыпь. Она постепенно забиралась все выше, к бетонным
опорам,  видневшимся  впереди, - там строился мост через канал для той самой
железной  дороги,  которую  только  что  пересек грузовик. Насыпь эту делали
самосвалы.  В течение месяца они забирались на ее гребень, поднимаясь раз от
раза все выше, и высыпали наверху вынутую "Уральцами" землю.
     Земля,  вынутая  из  канала, стала теперь железнодорожной насыпью, и по
ней  скоро  побегут поезда. На насыпи уже работал путеукладчик, он держал на
весу  длинную  решетку,  составленную  из  рельс  и  шпал,  -  готовый кусок
железнодорожного полотна.
     "Уралец"  давал  в  данном  случае так называемую двойную кубатуру. Это
значит,  что  каждый  кубометр  шел  в  дело  два  раза, то есть сначала его
записывали в графу "вынуто", а затем в графу "уложено".
     Самосвал  подъехал  к  шлюзу,  развернулся и начал взбираться на дамбу,
ограждающую  шлюз  широкой  дугой. Эта дамба будет защищать шлюз от весенних
вод.
     Отсюда,   сверху,  открывалась  вся  панорама  гигантского  сооружения.
Огромное  тело  шлюза  высотой  в  несколько  этажей  - его верхняя и нижняя
кубические  части,  сейчас  заставленные  лесами,  стены, образующие широкий
коридор,  высокие  ворота  в  концах  этого  коридора  и,  наконец,  длинные
причалы,  обозначенные рядами свай, - все будет находиться ниже уровня земли
и  воды.  Когда  шлюз  поднимется вровень с берегами, котлован будет засыпан
землей.  Останется лишь бетонная коробка, которая будет поднимать и опускать
суда, выполняя роль водяного лифта.
     Такова  судьба гидротехнических сооружений. Чем крупнее сооружение, тем
глубже  его  основание  скрыто  в  земле.  Когда  по  каналу  побегут  суда,
пассажиры  увидят  не  собственно сооружения, а только их верхнюю часть. Они
увидят  красивые  и  стройные  арки  и  башни,  светлые  прибрежные поселки,
зеленую аллею вдоль канала, ровные и гладкие ряды камней на его берегах.
     Плотины,  ограждающие  водохранилища,  будут вписаны в рельеф местности
так  плавно,  что они покажутся естественными, как берега. Огромные насосные
станции  останутся  в  стороне.  Они  тоже  спрятаны  в  землю и под воду, и
пассажиры  увидят  только  высокие и красивые здания, откуда управляют этими
станциями.
     Ни  развороченной, вздыбленной степи, ни сотен экскаваторов, портальных
кранов   и  других  машин,  ни  тяжелых,  ушедших  в  землю  сооружений,  ни
гигантских, как горные хребты, отвалов - ничего этого не увидят пассажиры.
     Все,  что  останется  наверху,  будет  светлым, легким и красивым, и за
этой  легкостью  и красотой не всегда, пожалуй, будет чувствоваться небывало
огромный  труд  строителей,  а ведь немалая доля этого труда употреблена как
раз на то, чтобы как можно лучше закопать сооружения в землю.
     "Обратная  засыпка"  уже  началась. Внизу ползало в разных направлениях
около  двух  десятков  скреперов.  Их  тянули  тракторы, и скреперы строгали
землю,  собирая  ее,  как стружку, в свои металлические коробки. Вся земля у
подножия шлюза была изжевана следами гусениц.
     Скреперы   тоже   давали   двойную  кубатуру.  Они  вынимали  землю  из
прилегающего сюда участка канала и ею же засыпали наружные стены шлюза.
     Выше  были бетонные стены шлюза, которые щетинились решетками наклонной
арматуры.  Портальный  кран,  задрав  кверху  свою  птичью  шею, нес в клюве
чугунную  плиту.  Совсем  недавно кран был виден весь, а теперь, когда стены
поднялись,  он  словно  ушел  вниз - только стрела и крутой клюв возвышались
над шлюзом.
     Снизу  доносился  неумолчный  гул.  Шипели компрессоры, стучали копры и
молоты,  вгоняя  в  землю  сваи; ритмично, как сердце человека, пульсировали
бетононасосы;  тарахтели десятки тракторов, волочивших коробки скреперов; по
эстакадам   катились   вагонетки   с   бетоном;  стучали  топоры  плотников,
навешивающих на стены шлюза леса.
     Это  был один из тринадцати шлюзов канала. Но и на двенадцати остальных
царила  такая  же  горячая  страда:  до того дня, когда шлюзы впустят в себя
суда, оставались уже считанные месяцы.


4

     Телефонограмма  пришла  вечером:  "После окончания работ на шлюзе номер
три   предписываю   вам   отправиться  вместе  с  машиной  в  Водораздельный
строительный район для оказания помощи. Зенкевич".
     - Грузи чемоданы, - весело сказал Слепуха.
     "Уралец"  полз,  поднимаясь  по  волжской лестнице на водораздел. Степь
раскрывалась  все  шире,  как  впервые  увидел ее Слепуха с холма. Но теперь
кругом  кипела  трудовая  жизнь. Повсюду земля была разворочена и вздыблена,
ритмичные холмы, насыпанные экскаваторами, лениво уползали назад.
     На машине наладился свой быт. Тут же разводили костер, готовили пищу.
     Рано  утром  Слепуха  проснулся  и  увидел,  как  впереди  за  отвалами
неторопливо  и  гордо движется высокая стальная мачта с реями и канатами. Он
не  сразу  сообразил, что это такое, а когда догадался, поспешно спустился с
крыши, сказал Ивану:
     - Ползите сегодня без меня. Поеду по делам.
     На  попутной  машине  он  поехал  в  ту сторону, где двигалась стальная
мачта.
     Чем  ближе  он подходил к шагающему гиганту, тем больше дивился. Он был
экскаваторщиком и понимал, что означает появление такой машины на стройках.
     Шагающий   экскаватор   собирали  люди,  которые  должны  были  на  нем
работать.  Главный  конструктор  проекта Борис Иванович Сатовский прилетел с
Урала, чтобы руководить сборкой машины и курсами по ее изучению.
     Слепуха  поспел  вовремя.  Возвышаясь  в  степи,  как дом, шагающий уже
стоял  в  забое.  Высоко  над  землей  в  стеклянной  кабине  Слепуха увидел
Сатовского.
     Сатовский  едва заметно двинул рычагами. Огромный ковш легко тронулся с
места,  вспорол  землю  и  пополз к кузову, наполняясь грунтом и оставляя за
собой  глубокую  траншею с глянцевыми боками. Так же легко ковш оторвался от
земли и поплыл в воздухе.
     Слепуха  зачарованно  смотрел, как в доброй сотне метров от экскаватора
с  молниеносной  быстротой  растет  земляная гора. Ковш за ковшом сыпались в
отвал.
     Вечером  Слепуха  поздравил Бориса Ивановича Сатовского с днем рождения
новой  машины  и  получил  старое  предложение - пойти машинистом на большой
шагающий.
     - Экипаж, я слышал, уже укомплектован, - осторожно сказал Слепуха.
     - Уже второй шагающий собирается в Цимле, на гидроузле. Идите туда.
     Всю  ночь  он беспокойно ворочался. Все здесь было знакомым, привычным.
За  эти дни, пока они ползли на водораздел, машина в буквальном смысле стала
домом.  Но  ведь  новый  экскаватор еще лучше, сильнее, ведь это родной брат
"Уральца", тот же завод, те же конструкторы.
     Утром он поднялся чуть свет, принялся тормошить помощников.
     - Вставайте,  лежебоки.  Надо  быстрей шагать. - Он сам не заметил, что
сказал  "шагать" вместо "ползти". - Ждут нас на водоразделе. Там земли - ой,
много.
     Есть  знаменитый  кинокадр.  Большой  шагающий на Волго-Доне, а рядом с
ним работает кажущийся совсем маленьким "Уралец", - это экскаватор Э 186.
     Именно  на водоразделе в жизни Дмитрия Слепухи произошло знаменательное
событие.
     ...Густое  облако  пыли висит над опаленной степью. Плотные желто-серые
клубы  его  все  время  движутся.  Внутри слышится несмолкающий гул моторов,
лязганье железа.
     В   желто-сером   тумане  передвигаются  десятки  неясных  контуров.  В
середине  облака,  где  пыль  особенно плотная и жаркая, тяжело покачиваясь,
плывут    ревущие   самосвалы,   гулко   лязгает   днище   ковша.   Самосвал
останавливается  у экскаватора. Над кузовом нависает тяжелый стальной короб,
поднятый откуда-то из глубины.
     Поток  земли  обрушивается на самосвал. Кажется, что грузовик засыпан и
не  выберется  из этого дымящегося облака. Но вот слышится оглушительный рев
мотора,  самосвал  выползает наверх и несется вперед, догоняя другие машины.
Вскоре  он  уже  высыпает  землю  в  стороне  и,  задрав  к небу свой кузов,
становится похожим на фронтовую "катюшу".
     Движение  не  прекращается  ни  на минуту. Иной раз кажется, что машины
вот-вот  столкнутся  одна  с  другой,  что  огромный ковш придавит самосвал.
Напрасные   опасения!   Все   так   же  быстро  снуют  машины,  все  так  же
поворачивается  крестообразная  стрела  с  ковшом, все так же дымит земля, и
начинаешь  понимать,  что  самосвалы  перемещаются  по  строгому  плану, что
движения   ковша   имеют   четкий   ритм,  что  у  великой  стройки  повсюду
размеренное, ровное дыхание.
     В  небольшой кабине было душно. Слепуха подался вперед и, не отрываясь,
следил за ковшом.
     Ковш  опустился  к земле, а затем быстро пополз вверх по отвесной стене
забоя.  Взвыли  моторы, кабина слегка накренилась вперед. Прочерчивая своими
зубьями на стене ровные полосы, ковш погружался все глубже в землю.
     Неуловимым  движением  руки  Слепуха  оторвал  ковш  от стены; взглянул
налево  -  МАЗ  на месте. Поворот - и ковш навис над кузовом, дно его тут же
отвалилось,  самосвал мгновенно заполнился землей. Чуть правее, из-за косого
откоса,  виднелись радиатор и кабина другого МАЗа, ожидавшего своей очереди.
Поворачивая   экскаватор   обратно,   Слепуха  на  мгновение  увидел  шофера
самосвала - тот торопливо свертывал самокрутку.
     Прошло двадцать пять секунд - и ковш снова опустился на землю.
     МАЗы  не  задерживают  Слепуху, механизмы работают безотказно. До конца
смены еще пять часов, и надо выдержать темп, взятый с утра.
     Сегодня  особый  день.  Слепуха  заканчивает  первый миллион кубометров
земли  на строительстве. Правда, до миллиона осталось три тысячи кубов - две
с  половиной  дневных  нормы,  но  это  было  утром,  а сейчас и полуторы не
наберется.  Где-то  наверху  -  его  отсюда  не  видно - развевается красный
флажок.   Федор   Павлович   Потапкин,   начальник   экскаваторной  конторы,
приехавший утром со Слепухой к забою, воткнул этот флажок в землю и сказал:
     - Вот. Дойдешь до него и станешь миллионером. Понятно?
     Слепуха  прикинул  расстояние.  Его  наметанный  глаз точно определил -
пятьдесят пять метров. Многовато!
     - Я уже два раза миллионер, - сказал он на всякий случай.
     - Когда  это  было?  До войны. Прошлыми делами нечего хвастать. Так что
смотри!  Если не дойдешь до флажка, Селиверстов примет смену и закончит твой
миллион.
     - Молод он для миллиона, - возразил Слепуха.
     И  вот  забегали,  закружились  в  пыли  самосвалы, экскаватор быстро и
размеренно  замахал  ковшом.  Каждый  взмах - дневная норма землекопа. Земля
тяжелым потоком лилась в кузовы грузовиков.
     Горячий  молодой  азарт  охватил  Слепуху.  Стремительные взмахи ковша,
быстрые  повороты  слились  в  один  грохочущий поток движений. За день надо
сделать  полторы  тысячи  точно рассчитанных взмахов, столько же раз дернуть
ручку,  открывающую  днище,  три  тысячи  раз нажать педали поворотов, много
тысяч  раз  передвинуть  рычаги.  И  все  эти движения у Слепухи удивительно
пластичны и целесообразны - ни одного лишнего.
     Еще  один  поворот  -  ковш  отталкивается  от  стены  и  выплывает  на
желто-голубой  фон  неба.  Тень его ложится на дорогу. Самосвала нет. Где он
застрял?   Ковш  замирает  в  воздухе.  Моторы  на  басовых  нотах  крутятся
вхолостую.
     - Эге-ге-гей!  - задорно и весело кричит Слепуха, хотя и знает, что его
не слышно наверху. - Пошеве-е-ливайся-я-я!..
     Он  дергает  рычаг, и звук сирены наполняет забой. Где там МАЗ? Давайте
сюда  МАЗ!  Прошло  уже  восемь  секунд  -  потеряна  треть  ковша.  Кто там
зазевался? Слышишь сирену? Торопись!
     Самосвал  выползает  из-за  земляной  стены.  Шофер  беззвучно  шевелит
губами - что-то кричит.
     Слепуха продолжает разговор с самим собой.
     - Не  зевай,  смотри! Не задерживай! Побыстрей давай, веселей вперед! -
кричит он в такт своим движениям.
     Кто  там  следующий?  Подставляйте  свои  кузовы,  все будут насыпаны -
земли  много.  Хорошая  земля, она ляжет в дамбу. Она сопротивляется, пылит,
залепляет  глаза  и  скрипит  на  зубах,  словно мстит за то, что ее посмели
потревожить.  Но  все  равно  машина  сильнее ее, и земля послушно валится в
ковш.
     Жара  спадала  медленно  и  лениво.  Слепуха  подвинул  ближе небольшой
вентилятор, направил свежую струю в грудь и продолжал копать.
     Впереди  показался  кончик флажка, к которому он стремился сквозь толщу
земли  весь день. Слепуха направил ковш в это место и копнул глубже. Флажок,
насаженный на длинную планку, открылся весь. До него было метра два.
     До  конца  смены  оставалось  еще  сорок  пять  минут,  и теперь он был
уверен,  что  миллион у него в руках. У Слепухи появилось неодолимое желание
подцепить  флажок  вместе  с  землей.  Но  прежде  надо сделать ровной стену
забоя, чтобы она вся вышла на уровень флажка.
     Черпая  ковши,  он поглядывал наверх. Флажок обмяк и вяло шевелился под
ветром,  пыль  густо  осела  на материю, но Слепухе было приятно смотреть на
него.
     В кабину вошел Иван Селиверстов.
     - Раненько   ты   пришел,   -   не  оборачиваясь,  ответил  Слепуха  на
приветствие.
     - Не усиделось. Поздравляю с миллионом, Дмитрий Алексеевич!
     - Это  не  только  мой миллион, - сказал Слепуха, - а всего экипажа. На
все смены поровну.
     Флажок  стоял  на  самом  краю  земляной  стены.  Слепуха положил ковш,
откинулся  на  спинку  кресла  и  закурил.  Селиверстов удивленно смотрел на
него.  Самосвалы  гудели,  но Слепуха не обращал на них внимания. Наконец он
бросил  папироску  в окно, позвал из кузова своих помощников и развернулся к
дороге. Посмотрев, кто сидит в кабинке очередного самосвала, он окликнул:
     - Эй, Григорий, вылезь на минуту!
     Шофер Григорий Безгин спрыгнул на дорогу.
     - Видишь  флажок?  -  продолжал Слепуха. - Он воткнут в миллионный куб.
Сейчас ты его повезешь.
     На  месте  Безгина  мог  оказаться  с  таким же успехом любой из других
шоферов,  работающих  в  этот  день,  - подошла очередь, и вези. Безгин знал
это,  и все же он обрадованно закивал головой, круглое мальчишеское лицо его
расплылось в улыбке.
     - Давай довезу!
     Он  поправил полосатую тельняшку, забрался в кабину и стал наблюдать за
Слепухой.
     А  Слепуха,  сказав:  "Смотрите",  -  уже  поднимал  ковш.  Он  вел его
осторожно,  словно  нежно  гладил  стену забоя рукой. Продолжая подниматься,
ковш  незаметно  для  глаз  начал  погружаться  в  землю, и она ровным слоем
насыпалась  в  него. До флажка осталось четверть метра. Тогда Слепуха сделал
резкое  движение.  Ковш  словно  подпрыгнул вверх, и зубья его легко сломали
травяной  покров.  Флажок,  очутившийся в ковше на холмике земли, затрепетал
на  ветру. Он прочно сидел в земле, и Слепуха начал победно размахивать им в
воздухе, поводя стрелой вправо и влево.
     Не  сдерживая  улыбки,  он  обернулся к Селиверстову, как бы спрашивая:
"Видел? Ну как?"
     Селиверстов восторженно улыбался.
     Когда Безгин увез землю с флажком, Слепуха взглянул на часы.
     - Еще  целых  двадцать  минут.  За это время я еще сто кубиков выброшу,
подкреплю миллиончик.
     Он  уселся  поудобнее  в кресло и принялся "бросать кубики". Экскаватор
продолжал работать.


5

     В  последних числах декабря 1950 года во всех газетах было опубликовано
постановление  Совета Министров СССР о Волго-Доне. С этого момента Волго-Дон
стал   всенародной   стройкой.   Сотни   заводов   страны  выполняли  заказы
волгодонцев,  о  строительстве  писали  в  газетах, журналах, рассказывали в
кинофильмах.
     Осенью  1951  года  я впервые поехал туда. Мне повезло на Волго-Доне: я
познакомился   с   Дмитрием   Слепухой.   Случилось   это,   разумеется,  на
экскаваторе.   Я   стоял   до  конца  смены  в  кабине,  смотрел  и  не  мог
насмотреться,  как работает Дмитрий Слепуха. Потом мы пошли гулять по степи.
Слепуха  привык  к  корреспондентам,  держал  себя  с достоинством и в то же
время  удивительно  чистосердечно.  Он не говорил заученных фраз, как делают
многие,  когда  им  приходится отвечать на вопросы представителей печати. Он
говорил со мной так, будто бы я был его товарищем по работе.
     - Вчера  кончили первый миллион, - сказал он между прочим. По тому, как
он  сказал  это,  я  понял, что вчерашнее событие было важным в его жизни, и
мне захотелось узнать о нем поподробнее.
     Потом  он  рассказывал,  как  работал  на  третьем  шлюзе, где случился
оползень,  как  приехал  на Волго-Дон, как вернулся после армии на Магнитную
гору  -  кинолента  раскручивалась  в обратном порядке, но не становилась от
этого менее интересной.
     После  мы  много  встречались со Слепухой, и постепенно его жизнь стала
для  меня  раскрытой,  но  еще не написанной книгой. Перелистываю торопливые
записи  тех  лет,  сделанные  в  кабине  экскаватора, в комнате гостиницы, в
гостях  у  Слепухи,  и  мне  хочется  привести  их  в том виде, как они были
записаны тогда, когда я только узнавал своего героя.
     27  сентября  1951  года.  Полдня  стоял  в  кабине  Слепухи.  Вдруг он
оборачивается и говорит:
     - Видите, человек сидит на отвале. Это мой отец.
     На  фоне  гигантских  отвалов,  насыпанных  большим  шагающим,  фигурка
человека кажется совсем крохотной.
     - Почему же он там сидит?
     - На  машину  идти  не  захотел,  -  Слепуха  засмеялся.  -  Как увидел
экскаватор, говорит: я лучше здесь посижу.
     Отец  сидел  на  отвале  до конца смены. Мы подошли. Он спустился вниз.
Ему  около  восьмидесяти  лет,  но  выглядит  бодро. Узкие глаза в морщинах,
седая  бородка.  Ходит  всегда  с палочкой, но не опирается на нее, а держит
под мышкой.
     Отец сказал:
     - Как же ты работаешь там в такой пыли?
     Слепуха посмотрел на меня и засмеялся.
     - Я же казак.
     - Хорошая  машина,  - с довольной улыбкой сказал отец, он все удивлялся
и качал головой.
     Пошли  к  ним  домой.  С