утвердили график и пришли к
выводу, что сможем перенести поставку из четвертого квартала на третий.
     Глебовский  воспринимает  это  сообщение  с  некоторым  оживлением. Мне
становится  жаль  его - вот если бы Цапля попросил бы меня за Глебовского, я
постарался бы помочь ему, выступил бы в его защиту.
     - Сентябрь   тоже   третий   квартал,  -  бросает  Воронцов,  поигрывая
карандашом.
     - Постараемся  дать  в  августе.  Ведь  раньше у них и производственные
площади не освободятся.
     - Хорошо,  товарищ  Матвеева,  вы свободны. - Воронцов поворачивается к
трибуне.  - Что же вы молчите, товарищ Глебовский? Почему вы заставляете нас
делать  вашу  работу?  Или  вы  надеетесь,  что  мы  и  дальше  будем за вас
работать?  Короче - с учетом новых данных - когда вы выполните постановление
правительства?
     С  высоко  поднятой  головой  Матвеева  покидает  трибуну и движется по
залу. Лицо ее по-прежнему светится тихой радостью.
     Глебовский  задумчиво  смотрит, как Матвеева пробирается на свое место,
потом говорит:
     - Я думаю, реальный срок - первый квартал будущего года.
     - Ну  знаете ли, товарищ Глебовский. Если вы сами решаетесь передвинуть
сроки,  установленные правительством, то мы сможем сказать вам только одно -
"безумству  храбрых  поем мы песню". Но мы не гордые, еще раз напомним вам о
дисциплине.
     - Я  назвал  вам реальный срок, - упрямо стоит на своем Глебовский. - Я
не могу обманывать комитет.
     - Налицо  явный  саботаж,  -  бросает  с места заместитель председателя
Андрей  Андреевич  Попов.  Он сидит через несколько человек от меня, ближе к
Воронцову, я его не вижу, только слышу глуховатый простуженный голос.
     В  зал  входит  Верочка:  она  куда-то  отлучалась.  Верочка подходит к
столу,  кладет  перед  Воронцовым  записку.  Воронцов  читает  ее,  передает
записку  Попову.  Я  вижу, как записка идет по рукам и, наконец, приходит ко
мне.  Читаю: "Виктор Игнатьевич, вам звонил Колесников, просил передать, что
будет ждать вас в три часа".
     Ох уж мне этот железопробиваемый Цапля...
     Иван  Сергеевич  Клименко,  который  сидел  до  этого полузакрыв глаза,
неожиданно вскидывает голову:
     - Разрешите  мне,  Николай  Семенович.  Я  вот  сидел и внимательно все
слушал  и  у  меня  складывается  такое впечатление, что они просто не хотят
выполнять  постановление  правительства.  И я думаю - почему? Должна же быть
причина.
     - Да, да, - кивает Сергей Ник-ов, мой литературный соперник.
     - Разрешите  дать  справку?  -  этот  голос  раздается  в дальнем конце
стола, и я вижу, как Васильев встает с поднятой рукой.
     - Да,  пожалуйста,  - машинально роняет Воронцов; он задумался о чем-то
своем.
     - Справка  такая,  -  продолжает  Васильев. - Продукция шрифтолитейного
завода  планируется  и  учитывается  в  тоннах,  удельный  же  вес шрифта из
пластмассы в десять раз меньше, чем шрифт из цветного металла.
     - Так  вот оно в чем дело! - мгновенно восклицает Воронцов. - Вот вам и
ответ на ваш вопрос, Иван Сергеевич.
     - Ах,  вал.  С  этого  и  надо  было  начинать,  - говорит Нижегородов,
редактор вечерней газеты.
     - Да,  да,  вал,  -  подхватывает  Ник-ов. - Помнится, я писал статью о
вале...
     Я  вижу  -  услышав  о  вале,  Глебовский  мгновенно  краснеет и как бы
затравленно оглядывается по сторонам.
     А  я  еще  не  ухватываю  сути:  мое  дело  приборы,  в государственном
планировании я разбираюсь слабовато.
     - Теперь  вы  и  за  валом  будете  скрываться,  товарищ  Глебовский? -
раздраженно спрашивает Воронцов. - Еще одну объективную причину выискали?
     - Я  о вале ничего не говорил, - быстро возражает Глебовский. - Справку
дал ваш работник.
     - Хорошо,  товарищ Глебовский, комитету все ясно, можете идти на место.
-  Воронцов  раздражается  пуще  прежнего,  а я все еще никак не могу понять
причину этого раздражения.
     - В чем дело? - спрашиваю у Нижегородова.
     - Коль  разница  в весе в десять раз, то пластмассовых шрифтов придется
делать  в  десять раз больше. А свинцовая тонна враз все покроет, - отвечает
Нижегородов.   -   Для  вала-то  все  равно  какие  тонны  -  свинцовые  или
пластмассовые...
     Вот,  оказывается,  где  собака  зарыта - теперь и я понимаю. Заверчено
крепко.  Вот  почему  осторожничал  и  дипломатничал Глебовский, вот чего он
недоговаривал.  Я  буквально  потрясен  этим  открытием  -  при  чем  же тут
Глебовский,   если  сама  система  планирования  против  него?  Недаром  наш
председатель так внезапно рассердился. На кого только?..
     Но  Воронцов  уже  овладел  собою.  Он  решительно  встает. Протяжный и
раскатистый удар грома сопровождает первые слова его речи:
     - Вопрос  несложный,  товарищи.  Некоторые руководители надеются, что в
нашем   городе   появилась   еще   одна   разговаривающая   и  уговаривающая
организация.  Таким  мы  твердо  ответим  -  нет! Нет, товарищи, мы будем не
разговаривать,  а  делать  дело.  Мы  будем обижать людей. Ничего, если мы и
всерьез  обидим  кого-либо. Обида пройдет, а дело останется. Я понимаю, есть
такие  люди, которые любят ссылаться на объективные причины; они просто жить
не  могут без партийной дубинки. Ну что ж, в таком случае мы ее обрушим ради
нашего  дела.  -  Воронцов  сделал паузу и продолжал более мягко. - Не знаю,
как  вас,  товарищи  члены  комитета,  но  меня  лично  объяснение  главного
инженера    Глебовского    никак    не    убедило.    Налицо   поразительная
безответственность   -  и  на  все  у  них  находятся  причины.  Спутник  мы
запустили,  а  шрифта  из  пластмассы сделать не можем. Народный контроль не
имеет  права  пройти  мимо  таких  вопиющих  фактов. Мы должны будем принять
самое  решительное  постановление  и  строго  наказать  виновных. Кто желает
высказаться?
     - Ясно,  ясно,  -  чуть  ли  не  хором  кричим  мы все, стараясь скорее
провернуть решение и получить заслуженный десятиминутный перерыв.
     Я  тоже  кричу  вместе  со  всеми,  хотя  мне  очень жаль Глебовского и
многое, увы, совсем не ясно.
     Но  как,  какими  словами могу я защитить Глебовского. Нет у меня таких
слов.  Вот  я встану и скажу: "Товарищи члены комитета, мне нравится инженер
Глебовский,  давайте не будем наказывать его", - это же смехота. Или про вал
- что я скажу? Не я этот вал изобрел.
     А процедура тем временем движется своим чередом.
     - Тогда  разрешите  зачитать  проект  постановления. - Воронцов берет в
руки  проект,  но  говорит,  не  глядя  в него: - Комитет народного контроля
постановляет.  Первое  - за невыполнение решения Совета Министров республики
главному  инженеру  шрифтолитейного  завода  товарищу  Глебовскому  объявить
строгий  выговор.  Предупредить  товарища Глебовского, что в случае, если он
не  примет  решительных мер к выполнению вышеуказанного постановления, будет
поставлен  вопрос  об  отстранении  его  от занимаемой должности. Кто за это
предложение?..
     Члены  комитета  коротко  кивают  в  ответ или приподнимают руку, ставя
локоть  на  стол.  Я  молчу:  не киваю и локтя не ставлю - уж больно строгой
кажется мне последняя фраза: "...в случае, если..." Я воздерживаюсь.
     - Пункт принимается...
     Я  смотрю  на  Глебовского: он сидит не шелохнется, внимательно слушает
председателя.  На  застывшем  лице  маска  безразличия. Он стоял один против
всего комитета и все-таки выстоял:
     Дальше  слушаю  вполуха:  проект  решения  лежит  передо  мной,  я  уже
прочитал его.
     - ...принять  к  сведению  заявление  товарища  Анисимова о том, что...
общежитие... к первому августа сего года...
     - ...принять   к   сведению...   Матвеевой...  термопластавтоматы...  в
августе...
     - ...контроль  за  настоящим  решением возложить на заведующего отделом
комитета народного контроля товарища Васильева.
     - Какие  будут  замечания  по  проекту?  Нет?  Дополнения? Нет? Тогда -
утверждаем.  Вопрос  закончен. Объявляется перерыв. Только давайте покороче,
а то мы и так задержались с вопросом.


18

     - Сейчас бы водички газированной грамм двести с сиропом.
     - Шампанское на льду...
     - Вкатили все-таки строгача. А за что, спрашивается?
     - За дело, батенька, за дело, вернее, за безделье.
     - Я  бы  с большим удовольствием объявил бы строгий выговор валу. А еще
лучше - снять его с работы...
     - Сколько сегодня градусов - как вы думаете?
     - Вы чересчур много требуете...
     - Хватит, старичок, отработал свое. Отправляйся-ка теперь на пенсию.
     - А долго его раскалывать пришлось. Все-таки раскололи...
     - На дачу бы сейчас. Посидеть у водоема...
     - Как  говорится,  решение было грамотно подготовлено и потому прошло с
успехом.
     - Выгодно,  не  выгодно.  Вот было золотое времечко: тогда существовало
одно  слово  -  надо!  А  теперь все о выгоде твердят. Мне это не выгодно. А
кому это "мне", позвольте спросить?
     - Из одного государственного кармана в другой.
     - Это называется - волевое решение.
     - Ниночка? Соедини-ка меня с Петром Николаевичем.
     - Это же машина - с ней не совладаешь.
     - Товарищи, пора поднять нашу критику до уровня кулуарных разговоров.
     - А гром-то погромыхивает, слышите? Может быть, грянет?..
     - Вера  Павловна,  хочу  обратиться  к  вам  с  нижайшей  просьбой - не
поможете ли мне сына в лагерь устроить? На вторую смену.
     - Был  у  нас  случай  -  умора.  В  стройтресте приписали триста тысяч
рублей и заграбастали премию.
     - Оргвопросы заедают.
     - Триста тысяч? Так я вам и поверил.
     - Спичечки не найдется? А то у меня потухло.
     - А   очень   просто.   Стоимость  полученного  оборудования  входит  в
стоимость  капитальных  вложений.  Они  получили  импортного оборудования на
триста  тысяч  рубликов и даже монтажа не начинали - сразу приписали на свой
счет.  Получили  премию.  Конечно,  это дело вскоре раскрылось, но Стройбанк
уже  провел эти триста тысяч по своим статьям, они уже попали во все отчеты,
в  доклад  статистического  управления - назад хода нету. Все знают, и никто
ничего не может сделать.
     - Вы где сегодня обедаете? Заглянем в "Отдых"?
     - Лихо сработано!
     - Приписки  проникли даже в литературу. Один писатель приписал к своему
роману пять печатных листов.
     - И гонорар небось оттяпал?
     - Вторая  смена.  А  если  можно,  то  и на третью. Весьма признателен.
Давайте я запишу вам телефончик...
     - Кстати, как вчера в футбол сыграли, вы не смотрели по телевизору?
     - Внимание, сейчас будем жуликов разбирать.
     - Фельетончик для "Вечерки".
     - Говорят, Никольченко наверх уходит.
     - А кто же на его место?
     - Сегодня, наверное, на полчаса пересидим.
     - На место Никольченко вроде бы Егоров садится.
     - А на его место?
     - Беда с этими перестановками.
     - А со Стройбанком лихо заверчено. Можно неплохую новеллку сварганить.
     - Эх, водички бы газированной...


19

12.55.

     В  дверях  показывается  Верочка,  миниатюрная  крашеная блондинка. Она
делает жест рукой и объявляет:
     - Товарищи, кто по питанию, прошу в зал.
     Я  вздрогнул,  услышав последние слова. Ну как так можно говорить: "Кто
по  питанию"?  А  ведь я не первый раз слышу. Неужто я сам говорил это? Где?
Когда?  Пытаюсь  мучительно вспомнить. Кажется, уже совсем близко, недостает
самого малого сцепляющего звена. Увы, не вспоминается.
     Нам всегда некогда. И почему-то всегда времени не хватает на главное.
     Народ втягивается в зал. Я не смею опаздывать.
     Перебрасываясь  последними  репликами,  дружно  рассаживаемся  по своим
стульям.  Начинается  четвертый  вопрос,  тот самый, из-за которого у меня с
утра было столько нервотрепки.
     К трибуне подходит инспектор Суздальцев.
     Смотрю  на людей, сидящих вдоль стен. Народу вызвано порядком - человек
тридцать.  Иные  проходят по вопросу, иные - для острастки. Где-то среди них
сидит  и  мой Рябинин ПеКа - я уже называю его своим. Но где же я слышал эти
слова-балбесы: "по питанию"?
     Суздальцев   ведает   в   комитете   двумя   вопросами,   казалось  бы,
несовместимыми   один   с  другим  -  так  называемой  борьбой  с  хищениями
социалистической  собственности  и  медициной.  Впрочем,  если  разобраться,
особого  противоречия  здесь нет: профилактика нравственная не так уж далека
от медицинской.
     Сообщения    Суздальцева,    как    правило,    отличаются    деловитой
конкретностью.  У  него  хорошо поставленный голос, читает он с выражением и
слушать его приятно.
     Но  -  за  язык  -  прошу прощения: я всего-навсего лишь добросовестный
протоколист.
     - Комитетом   народного   контроля  установлено,  что  на  предприятиях
комбината   общественного  питания  Центрального  парка  культуры  и  отдыха
(директор  комбината  товарищ  Зубарев,  заместитель по производству товарищ
Тимохин)  имеют  место  многочисленные  факты  грубейшего  нарушения  правил
советской торговли.
     Сигналы   о   злоупотреблениях   работников  указанного  комбината  при
обслуживании  посетителей во время проведения рейдовой проверки 16 июня сего
года полностью подтвердились.
     В  целях личной наживы работники комбината обманывают посетителей путем
недовложения продуктов в блюда, обмера, обвеса или обсчета.
     В   двенадцати   предприятиях  комбината  из  четырнадцати  проверенных
(восемьдесят шесть процентов) вскрыты факты массового обмана посетителей.
     Так,  в  ресторане "Волга" (директор товарищ Соколов) в момент проверки
буфетчица  Денисова  на четыреста грамм коньяка допустила недолив пятнадцать
грамм.  Официантка  Жуковская допустила обсчет посетителей на пятьдесят пять
копеек...
     Скоро  дойдет  очередь  и  до  ресторана  "Пражский".  Смотрю  на  ряды
сидящих, пытаясь угадать, кто тут Рябинин.
     Вон  сидит мордастый мужчина с портфелем на коленях. Портфель необходим
для  благопристойности,  он  как  маска на лице, а настоящее лицо мордастого
тотчас  изобличает  в  нем взяточника и выпивоху: нос в виде картошки, глаза
глубоко  спрятались  в  двух  заплывших  жиром  щелках, губы выворочены - ну
прямо жулик с плаката ожил. Такое лицо ничем не прикроешь.
     Вряд ли это Рябинин. За такую рожу даже Цапля просить не стал бы.
     Другой  тип  -  без  портфеля  и  поблагопристойнее:  лицо скуластое, с
медным  отливом.  На  верхней губе щегольские усики, глаза предусмотрительно
прикрыты  очками...  Впрочем,  может,  я зря наговариваю на людей? Не все же
жулики  кругом.  И  не  все  жулики  имеют  отвратную  внешность.  Среди них
попадаются и вполне благообразные.
     На  окна  набегает мрачная тень, в зале становится сумеречно, но духота
не  проходит.  Синий  стрельчатый  всполох  вспыхивает  за окном, ударяясь в
острую  грань  здания на той стороне площади. Пушкообразно бабахает гром. Но
дождя все еще нет.
     - ...у  повара  Баранова  в  двух порциях паюсной икры недовес составил
восемь  грамм  и  бока  белужьего  десять  грамм.  Официантка  Салова вместо
двухсот  грамм  конфет  подала  на  стол  сто  сорок  пять грамм и обсчитала
проверяющих на восемь копеек...
     - ...у   буфетчицы   Лобовой   было   обнаружено   двенадцать   бутылок
немаркированного  коньяка,  приготовленного  для  продажи в корыстных целях.
При   проверке  двух  порций  второго,  блюда  недовес  люля-кебаб  составил
тринадцать грамм.
     Суздальцев  с выражением перечисляет факты - сразу и не сообразишь, что
к  чему?  Коньяк без маркировки - это понятно. В магазине на него одна цена,
в  буфете  другая.  Разница  идет  в  карман буфетчицы чистой монетой. А вот
"недолив"  или  "недовес"  -  как тут быть? Неужто самому доедать и допивать
все,  что  было  недовешано  или недолито? С утра до ночи придется жевать...
Или продавать через посредников? Не хлопотно ли?
     - ...В   ресторане  "Вечер"  (заместитель  директора  товарищ  Полищук)
официантка  Маркова,  получив  заказ  на  четыреста  грамм коньяка, по кассе
пробила  чек  только  за  двести  грамм;  не был пробит чек и на одно второе
блюдо из двух заказанных...
     Вот,  оказывается,  какая  нехитрая  механика  действует. Чек пробит на
двести  грамм,  а  с посетителя получено звонкой монетой за четыреста грамм.
Разница  в  кармане.  Как  говорится,  не отходя от кассы. Весьма простой и,
надо признаться, удобный метод воровства.
     Но  народный  контроль  на  страже!  Через  несколько часов в городской
"Вечерке"  появится заметка о нашем заседании и весь город узнает о том, что
жулики  схвачены  за  руку.  Нижегородов  придвинул  к  себе листок бумаги и
задумчиво  сосет  карандаш.  Затем  он  наклоняет  голову,  быстро  пишет на
листке: "Сколько весит люля-кебаб?" 80 строк".
     "Парк  культуры  и  отдыха.  Конечно  же,  длительную  прогулку  по его
зеленым  просторам  человек старается завершить в одном из парковых кафе или
ресторанов.  И  тут  уж  (судите  сами!) увидит такой изголодавшийся пешеход
перед  собой  на  столике  бутерброды  с икрой, маслянистые плитки белужьего
бока,  люля-кебаб  с  приправой, а в кружке пенистое пиво... Придет ли ему в
голову проверять, скажем, вес люля-кебаба. Вряд ли..."
     - Той  же  рейдовой  проверкой  от  шестнадцатого  июня  сего года было
установлено...
     16-го  июня?  Что  я  делал  в этот день? Я непременно должен вспомнить
что-то   очень   важное,   имеющее   самое   непосредственное   отношение  к
шестнадцатому  июня и к проверке. Мучительно напрягаю память и никак не могу
сосредоточиться. Это же по питанию...


20

                                   Комитет народного контроля С-ского района
     Э 18/7

                                                            4 июня 197... г.

ДОПУСК

     Настоящее  удостоверение  выдано  тов. Юрьеву И.С. и Шилову В.К. в том,
что  они  допускаются  к  контрольной  проверке ресторана "Пражский" и могут
быть допущены к проверке кассы, весов, кухонного и прочего оборудования.
     Действительно 16 июня 197... года

                                             Председатель комитета народного
                                           контроля С-ского района - подпись


21

     Допуск?  Нет,  не  то.  Кажется, накануне проверки я заходил в комитет,
чтобы взять справку в пионерский лагерь для дочери.
     Что  же  такое  я  позабыл? Может, это было, когда мы ходили с Цаплей в
ресторан "Пражский"? Нет, мы ходили в мае, я хорошо помню, яблони цвели.
     Жара  затаилась  по  углам,  выжидает,  чтобы обрушиться на нас с новой
силой. И молнии, сверкающие за окном, ее не облегчают.
     - ...недолив, недосып, недомер, недовес, недопит...


22

     В  штабе  "Комсомольского  прожектора"  запарка.  Послезавтра  рейдовая
проверка ресторанов и кафе, дел по горло.
     Начальник штаба висит на телефоне.
     В  комнату,  постучавшись  в  дверь,  входят  двое.  Один  - высокий, с
фигурой  спортсмена  и  крупным  точеным  лицом.  Второй  - пониже и пожиже,
востроносый и быстроглазый.
     Начальник штаба продолжает кричать в трубку:
     - Ты   дай   мне   десять   человек,   да   поноровистее.   Я   их  сам
проинструктирую, ты только дай... Порядок, будем считать, что забито.
     Начальник штаба кладет трубку и обращается к вошедшим:
     - С  механического?  Юрьев  и Шилов? Опоздали на десять минут. Вот что,
ребята. Важное комсомольское поручение. Наиважнейшее!
     - Какое? - настороженно спрашивает Юрьев, парень с фигурой спортсмена.
     Начальник  штаба  азартно  хохочет,  заранее предвкушая эффект от своих
слов.
     - Тихо, ребята, пойдете коньяк и пиво пить...
     - Смешишь?
     - Серьезно  вам  говорю.  Только  ни  гу-гу. Послезавтра общая проверка
всей  торговой  сети  в  парке. Вы вдвоем пойдете в ресторан "Пражский" - от
шести  до  восьми вечера. Получите допуск на это дело. Юрьев ИэС, Шилов ВэКа
- правильно? Возьмите с собой паспорта...
     - И  сколько  же нам пить разрешается? - с улыбкой