ь.

     Народ  собирался  не спеша и с достоинством. Видно, жители города умели
танцевать  красиво  и  учиться  им  было  ни к чему. Но вот гуськом прошагал
джаз-оркестр,  и  тотчас  все  пришло  в  движение.  Юркий паренек в пестрой
рубахе  выбежал  из  клуба и ринулся вдоль улицы. Вскоре он показался снова,
ведя  за  собой девичью стаю - как связку детских разноцветных шаров. Другой
командовал  по  телефону:  "Миша, заворачивай сюда всю гопкомпанию. Джазисты
прибыли".
     У  входа  в  клуб  две  девушки  проверяли  билеты и раздавали входящим
причудливо изрезанные цветные открытки. А в зале на стене висели стихи:

                Нет, не рассматривай картинки,
                Об этом я тебе толкую:
                Ведь это только половинка.
                Скорей ищи себе другую.

     Надо  было  ходить по залу со своей изрезанной открыткой и спрашивать у
всех  девушек:  "Вы  не  моя  половина?"  Девушки хихикали. Если открытка не
складывалась, можно было направляться дальше.
     У окна стояли медицинские весы. Над весами - стихотворение:

                Скажу, друзья, я вам без лести:
                Я лучший приз для вас отдам.
                Но вы должны составить вместе
                Сто двадцать восемь килограмм

     Парень   зазывал   девушку,  оба  со  смехом  становились  на  весы,  и
распорядитель  с  красной  повязкой  на  рукаве  взвешивал  парочку.  Вес не
получался.  Парень  и  девушка  смеялись  еще громче и уступали место другим
претендентам.  Одна  пара  набрала  сто  двадцать семь килограммов четыреста
граммов. Парень отвел девушку в сторонку, горячо зашептал:
     - Пойдем в буфет. Дотянем.
     - Я же только что пообедала, - сопротивлялась девица.
     - Пойдем. А то Петька с Нинкой нас обставят...
     Вторая  половинка  моей  открытки не обнаруживалась, на девушку в сорок
килограммов  рассчитывать  также  не  приходилось. Потеряв всякую надежду на
главный  приз,  я  подошел  к  распорядителю,  который  терпеливо  выискивал
идеальную  пару  весом  сто  двадцать  восемь  килограммов,  и  задал первый
пришедший в голову вопрос:
     - Интересно, кто написал эти стихи на стенках?
     Ее  звали  Тамара. Тонкая, длинноногая, в светлом капроновом платье, на
лакированных  гвоздиках, она ничуть не походила на человека, пишущего стихи.
Она   приближалась   ко  мне  и  ослепительно  улыбалась.  Я  был  несколько
обескуражен и не знал, как начать разговор.
     - Давно вы пишете стихи? - спросил я наконец.
     - Я стихов не пишу, - она снова ослепительно улыбнулась.
     - А это? - я показал на стенку.
     - Это?  - Тамара повернулась и принялась с интересом рассматривать свои
стихи.  -  Ах, это. Так это же комсомольское поручение. А ведь стихи - когда
пишешь от души. Правда?
     Она еще сомневалась в этом.
     - Вот  у  нас  есть Бела, - продолжала Тамара, - пишет настоящие стихи.
Она вместе со мной живет. Ее в "Смене" печатают.
     - Тоже про любовь и половинки?
     - Что вы? Она дает первый класс. Про космонавтов.
     - Тамара, покажите свою открытку, - попросил я.
     Нет,  Тамарина  половинка  никак не соединялась с моей. Тамара вытянула
шею и принялась шарить глазами по залу.
     - Зоя!  -  крикнула  она.  Подошла нарядная девушка в юбке колоколом. -
Предъяви свою половинку, - сказала Тамара.
     - А я уже нашла, - хохотнула девушка и стрельнула в меня глазами.
     - Алика не видела? - спросила Тамара.
     - Ищи сама своего Алика, - девушка махнула юбкой и убежала.
     - Какой Алик? - спросил я. - Из горкома?
     Тамара быстро вскинула глаза:
     - Вы его знаете?
     Я  рассказал  Тамаре,  как  раздобыл  пригласительный билет на вечер, и
невзначай добавил, что Алик улетел.
     Тамара сразу погрустнела и сказала:
     - Пойдемте танцевать фокстрот.
     Делать нечего, пошли танцевать фокстрот.
     Джаз-оркестр  работал  на общественных началах. Дирижер был диспетчером
автобазы  и  то  и дело сурово поводил кустистыми бровями, когда кто-либо из
музыкантов  фальшивил.  Экскаваторщик выступал в роли тромбониста, и тромбон
его  задирался  кверху  подобно  ковшу  с  породой.  Ударником  была строгая
девушка   в   очках,   инженер-конструктор.   Она   глубокомысленно  ударяла
барабанными палочками, как будто выводила геометрические линии.
     А   где,   интересно,   работает   Тамара?  На  машиносчетной  станции,
сокращенно  МСС.  Кем? Оператором. Интересная работа? Даже очень. Начальница
такая  хорошая, добрая. Только шум большой от машин. Сплошной грохот. Что же
они  делают  в таком сплошном грохоте? Механизация учета, организация работ.
Приходите посмотреть.
     Мы  продолжали  светский  разговор,  а  мне  казалось, что я все глубже
погружаюсь  в  темную  холодную  воду. Для такого странного ощущения не было
никаких  видимых  причин - играла музыка, я танцевал с красивой девушкой, но
холодная  вода  обволакивала  меня  все плотней, и никакой надежды выбраться
уже не было.
     Фокстрот кончился. К Тамаре подбежала веселая толстушка:
     - Томка, начинаем конкурс.
     - Это Бела, - сказала Тамара.
     - Которая в "Смене" печатается?
     Бела  холодно  поздоровалась  со  мной  и  побежала  на  сцену. Там она
захлопала в ладоши, призывая к тишине, и объявила условия конкурса.
     - Я  сама  этот  номер придумала, - заявила Тамара, и мы стали смотреть
на сцену.
     В   этом   конкурсе   могли  участвовать  только  самые  бесстрашные  и
отчаянные.  Три  здоровенных  парня  взгромоздились  на  сцену. Бела вручила
каждому  детскую  бутылочку с молоком и соской, скомандовала: "Раз-два-три!"
-  и парни, подбадриваемые болельщиками, принялись наперегонки сосать молоко
из бутылочек.
     Победил  достойный  -  детина двухметрового роста, с огромными красными
ручищами,  в которых он неуклюже держал опустошенную бутылку. Бела привстала
на  цыпочки  и  торжественно  повесила  на  грудь  парня бумажный передник с
надписью:  "Лучшему молокососу", а потом вручила приз - недорогой портсигар.
Все очень смеялись.
     Бела  доставала  призы прямо из трибуны. Я прошел за кулисы и заглянул.
Никогда  не  видел  такой  трибуны:  вся она была начинена призами: кульками
конфет,   шоколадными   коробками,  безделушками.  Две  бутылки  шампанского
достойно венчали эту великолепную пирамиду.
     Начался  танцевальный  конкурс.  Тамара  танцевала  в  паре  с  высоким
блондином.  Она действительно танцевала красиво. И блондин танцевал красиво.
Они завоевали первый приз - бутылку шампанского.
     Потом  были прыжки через веревочку с завязанными глазами, бег в мешках,
шарады,  викторины  -  полный  комплект  образцово-показательного веселья из
журнала "Затейник". И всем было весело.


                                  В гостях

     Адрес,  который  дала мне Тамара, приглашая в гости, выглядел несколько
необычно: Ленинградский проспект, засыпушка Э 5.
     - Дом номер пять? - переспросил я.
     - Нет.  Именно  засыпушка.  У  нас  даже  почтовый  адрес такой. Белая,
веселая такая засыпушечка.
     И  вот  я  шагаю  в  гости по Ленинградскому проспекту молодого города,
поставленного  прямо  в  тайге. В этом городе добывается не то золото, не то
руда,  не  то  алмазы  -  во  всяком  случае, что-то весьма важное, иначе не
съехались бы сюда со всего света тридцать тысяч человек.
     Ленинградский  проспект  ничем  не отличался от других улиц города. Еще
недавно  он  был  первой  просекой,  прорубленной в тайге, и, верно, за свою
первостатейность стал проспектом.
     По  правую  сторону  проспекта  стояли  двухэтажные  дома,  по  левую -
палаточный  городок.  На  каждой  палатке  -  аккуратные  таблички,  не хуже
столичных.  Палатка  Э  1. Дальше, как полагается, идет палатка Э 3, а потом
сразу - 27.
     За   фасадными   табличками   виднелись  другие  палатки,  и  я  сделал
решительный шаг в сторону от Ленинградского проспекта.
     Подобные  поселения,  именуемые  "нахаловками",  имеются  чуть  ли не в
каждом  новом  городе.  Собственно,  с  них  и  начинается  всякий  город. В
палатках  живут  строители: землекопы, плотники, штукатуры. Они строят новые
дома, прокладывают улицы.
     Город  растет. Вот уже пущен завод, фабрика, комбинат. Город ненасытен.
Со всех сторон тянутся люди в новый город.
     Город   растет.   И  вместе  с  городом  растет  "нахаловка".  Приходит
телеграмма-молния:  "Послезавтра прибывают триста комсомольцев-добровольцев,
встречайте".  В  одну ночь на окраине палаточного городка вырастают двадцать
новых палаток.
     Обитатели  палаток перебираются в новые дома, но другие тотчас занимают
их  место.  К мужьям приезжают жены, дети. Палатки комсомольцев превращаются
в   семейные   жилища,   палатки  технически  совершенствуются:  утепляются,
электрифицируются.
     Однажды  городские  власти  решают  провести  в  "нахаловку" водопровод
(нельзя  же  людям  без  воды), повесить на палатках таблички (нельзя же без
почты). Это уже конец - "нахаловка" стала узаконенной частью города.
     Проходят   десятилетия.   Город   по-прежнему   растет.  Старые  здания
сносятся,  возникают новые. А "нахаловка" стоит. Она пустила корни, вросла в
землю. В "нахаловке" установился свой быт, свой уклад жизни.
     В  полусотне  метров отсюда, на Ленинградском проспекте, ползут могучие
самосвалы,   мчатся   такси   с  шашечками.  Там  широкоэкранный  кинотеатр,
экспресс-кафе,  междугородный  телефон, а здесь, среди палаток, - иной мир и
век.  Палатки  раскиданы  на  пустыре  густо и беспорядочно, как опрокинутые
кости  домино  на столе. Их ставили кто во что горазд. Одна засыпана землей,
другая  -  шлаком.  Третья  засыпушка не простая - оштукатуренная. Крохотные
подслеповатые  окна,  скрипучие  двери  из  неструганых досок, а то и просто
брезентовый  полог,  веревки  для  белья на кольях, под ногами куски железа,
кучи мусора, щепы - это и есть "нахаловка".
     Тут  и  там  вразброд  торчат  столбы  -  к  каждому жилищу тянутся два
провода.  На  каждой  палатке  - аккуратная таблица, но все вразнобой. Я уже
давно   потерял   направление   и   брел   наугад,   ориентируясь   по  шуму
Ленинградского проспекта.
     Я  обнаружил  пятую  между  девяносто  седьмой  и  сорок  третьей.  Она
действительно   была   белая,   как   украинская   мазанка,   только  сильно
уменьшенная.  Крыша  крыта  толем. У двери на кирпичном стояке шипел примус.
Дверь   легкая,  в  щелях.  В  маленькой  прихожей  умывальник  и  несколько
разноцветных мыльниц. В углу вязанка дров.
     - Нравятся  наши  хоромы?  - Тамара стояла у порога и улыбалась. На ней
был крупной вязки красный свитер, серая юбка.
     Бела,  Таня,  Соня,  Галя-девушки  по  очереди называют себя. Церемония
знакомства   совершается   таким   образом:  девушки  опускают  очи  долу  и
протягивают  руку  лодочкой.  При  этом  они продолжают заниматься домашними
делами,  переходят  с  места  на  место,  и  я тотчас путаю их. Только Белу,
которая печатает в "Смене" стихи о космонавтах, мне удается запомнить.
     - Вы  кто же будете? - спрашивает одна, не то Соня, не то Таня. - Новый
Тамарин жених?
     Тамара мгновенно встает на мою защиту:
     - Как  тебе  не  стыдно,  Галька?  - Оказывается, это была Галя. - Я же
говорила тебе: товарищ из газеты.
     - Разве товарищ из газеты не может быть женихом? - удивляется Галя.
     - А во-вторых, почему новый? - в свою очередь спрашиваю я.
     - Так вы у нее уже четвертый будете, - говорит бойкая Галя.
     - Не четвертый, а третий, - поправляет Бела.
     Девушки  с  места  в  карьер начинают перебирать по косточкам Тамариных
женихов.  Речь идет о каком-то лысом, который неважно сохранился, но зверски
богат.  Второй,  видно,  помоложе  и  с мотоциклом. Тамара смеется вместе со
всеми - женихи явно несерьезные.
     Тема  постепенно  иссякает.  Бела говорит, что у нее дело, и выходит на
улицу.   Другая  девушка  подзывает  Тамару,  они  быстро  шепчутся,  Тамара
утвердительно  кивает,  и девушка ложится на кровать. Лишь теперь я замечаю,
что у нее землистое болезненное лицо.
     Разглядываю   убранство   засыпушки.   Стены   оклеены   обоями.  Висят
репродукции  из  журнала "Огонек". В углу - полка с книгами. Тамара подходит
к  окну  и  стучит  по  стене кулаком, демонстрируя прочность своего жилища.
Засыпушка заметно сотрясается, но тем не менее стоит.
     Девушки   рассказывают   историю   своего  жилища.  Стояла  брезентовая
палатка,   и   в   ней  жили  четыре  экскаваторщика.  Потом  экскаваторщики
перебрались  в  общежитие,  а  палатку  занял геолог с женой и двумя детьми.
Геолог  обшил  брезент  досками,  засыпал шлаком, покрыл крышу толем. Третий
хозяин     засыпушки,     водитель     самосвала,     произвел    дальнейшие
усовершенствования:  обмазал  засыпушку  глиной  и  побелил, а внутри оклеил
газетами.
     Можно  только  удивляться  -  на  брезентовом  остове возникло довольно
прочное  жилище.  Брезент, верно, давным-давно сгнил, а засыпушка стоит себе
на земле, и в ней живут шесть человек.
     - Собственная, - сказала Галя.
     Я не понял:
     - Кто - собственная?
     - Засыпушка. Мы же ее у дяди Семена купили.
     - Вместе с мебелью, - добавляет Соня.
     - Хотите, мы продемонстрируем вам нашу мебель? - предложила Тамара.
     Девушки  оживились. Сцена, как видно, была давно срепетирована, и они с
удовольствием повторяли ее перед новым человеком.
     Тамара подошла к железной кровати, на которой лежала Таня, и начала:
     - Вот  наши  гарнитуры:  кровать  двуспальная  красного  дерева с двумя
тумбочками   и   рижским  торшером,  -  Тамара  провела  руками  в  воздухе,
показывая, какой у них замечательный торшер.
     Галя подхватила тоном рыночного зазывалы:
     - Сервант  для  хрусталя и коктейлей. Годен также для кастрюль и мисок.
В  особых  случаях употребляется в качестве обеденного стола. Можно и письма
писать, если есть куда. Сервант универсальный, совсем недорого.
     - А  это  не  полка,  а  секретер, - сказала Соня, вставая в позу перед
книжной  полкой.  -  А  вот  диван-кровать.  Сделан  на  поролоне.  В обивке
использован  современный  узор  по  народным  мотивам.  -  Соня  указала  на
раскладушку, стоявшую в углу.
     - Внимание!   Перед   вами   шкаф   зеркальный,   трехстворчатый.  Цена
умеренная. - Тамара сделала широкий жест, обводя руками воображаемый шкаф.
     В  стену  были  вбиты  три  палки, на них плотно нанизаны вешалки. Весь
девичий  гардероб  был  выставлен,  как  в  магазине готового платья. Сверху
висело светлое капроновое платье, в котором я видел Тамару на вечере.
     Домашний  спектакль  шел  на высоком профессиональном уровне. Я вошел в
игру и сказал с завистью:
     - Богатые невесты.
     - Выбирайте любую, - предложила Галя. - Мы все нецелованные.
     - Галя, - с выражением сказала Тамара.
     - Сначала  я  должен узнать, кто владелец этой недвижимости. На чье имя
записан этот дом?
     Заводилой,  разумеется,  была Тамара. До этого девушки жили в Ангарске.
Хорошее  общежитие,  привычная  работа,  благоустроенный  город с трамваями,
прекрасные  дворцы  культуры  с  колоннами  -  что еще человеку надо? Но вот
однажды  девушки  увидели:  город выстроен, все в нем налажено, все знакомые
парни  переженились  на  подругах.  А  им хочется нового, такого, чего еще в
жизни не было.
     - Захотелось на свежий воздух, - это Галя так сказала.
     Тамара   села   на   самолет   и   полетела  в  разведку.  Походила  по
Ленинградскому  проспекту,  увидела, что город еще неблагоустроен, неуютен -
именно  то,  что  им  надо.  Прилетели  подруги.  Устроились на работу. Всем
обещали общежитие, а пока жили в гостинице.
     Ни  о  какой  засыпушке девушки и не думали. Но тут пришло известие - в
город  прилетает  на  специальном  самолете  большой  московский  начальник.
Городские  власти  спешно  готовились к торжественному событию: прокладывали
тротуары,   красили  фасады  домов,  оформляли  витрины  магазинов.  Однажды
девушки  пришли  с работы, и администратор объявил им - в течение трех часов
освободить  номера  для  высокого  гостя и его свиты. Делать нечего, сложили
чемоданы и отправились на улицу: так требуют законы гостеприимства.
     Ночь  провели  у подруг в общежитии, а наутро побежали по городу искать
жилье. Тамара наткнулась на столб: "Срочно продается..."
     Сторговались  с  дядей  Семеном  на  шестистах  рублях. Денег у девчат,
конечно,  не  было.  Тут и подвернулся лысый, первый Тамарин жених. Он жил в
той  же  гостинице  и часто захаживал к девушкам в гости. Тамара попросила у
лысого  в долг. Тот ответил: "С превеликим удовольствием. Могу даже оформить
засыпушку  на  свое  имя:  меня ведь тоже из гостиницы выселяют. А вы будете
жить со мной. Такие замечательные девушки. Разве можно вам отказать?"
     Предложение   лысого  не  прошло  единогласно.  Тамара  отправилась  на
работу.  Начальница  спрашивает:  "Ты что такая грустная?" Тамара рассказала
про  свои  заботы.  Начальница  сказала:  "Подумаю", - и ушла на обед. После
обеда  приходит,  кладет  деньги на стол и говорит (кабинет у нее отдельный,
только  двое  нас  и было): "Бери, Тамара, если хочешь. Только деньги эти не
мои,  я у знакомой взяла, а она проценты просит. Один процент - шесть рублей
в  месяц.  Совсем  немного. Если согласна - бери. Мне и расписки не надо. На
честность твою отдаю".
     В тот же день девушки стали владельцами засыпушки номер пять.
     - Деньги-то,  наверное,  ее собственные были, - перебила рассказ Тамары
Соня. - Она просто так сказала, для приличия.
     - А тебе не все равно, - сказала Галя. - Дала - и спасибо ей.
     - И проценты человеческие, - подтвердила Тамара.
     Всего  один  процент в месяц - совсем немного. Не каждый сообразит, что
это двенадцать процентов годовых.
     - Въезжали  мы  весело,  -  продолжала  Тамара.  -  Эта  засыпушка была
темная-темная.  Мы  все  переклеили,  обои  новые  купили, потолок побелили,
радио провели. Новоселье справляли до трех часов ночи.
     - А  как  же  московский  начальник?  - спросил я. - Понравился ему ваш
город?
     - Тот  самый  начальник  побыл  у нас один день. А вечером улетел. Даже
ночевать не остался.
     - Нет  худа  без добра, - сказала Галя. - Мы в гостинице рубль за койку
платили. А здесь никакой квартплаты.
     - Все  хорошо,  -  вздохнула  Соня.  -  Город  нам нравится. Только вот
мороженого у нас нет. И танцы не каждый день бывают.
     - Зато  женихов полный город. Правда, Таня? - Галя посмотрела на Таню и
подмигнула ей.
     - Не  знаю.  -  Таня лежала на железной кровати из красного дерева и не
принимала участия в общем разговоре.
     - Не прибедняйся. Не отобьем.
     - Таня  наша  уже устроилась, - пояснила мне Тамара. - Почему, думаете,
она  лежит?  У  нее  Лялечка  скоро будет. Так и назовем, если дочка. А если
сын, - то Сережа. Им уже комнату обещали.
     Таня лежала на кровати и улыбалась:
     - Скоро и Тамара Ивановна свадьбу справит.
     - Вот еще, - фыркнула Тамара. - Больно он мне нужен.
     - Если  он  откажется,  мы  его пропесочим, - пригрозила Галя по адресу
неизвестного мне парня. - Пусть только откажется, будет иметь дело с нами.
     - Я в твоей помощи не нуждаюсь.
     - А  ты,  Соня,  иди  за  водой, - сказала Галя. - Сегодня твоя очередь
кисель   варить.  И  вообще  девочкам  не  рекомендуется  слушать  разговоры
старших.
     Соня надула губы и вышла.
     Дверь  тихонько  скрипнула.  Я  даже не заметил - в колени мои ткнулось
что-то  мягкое,  влажное.  Я  подхватил на руки этот живой комочек - девочка
счастливо  затихла  и засопела в мой живот. Лица девушек посветлели, а потом
стали задумчиво-сосредоточенными.
     - Это Маринка, - сказала Тамара, - наша дочка.
     Следом  за  Маринкой  в  засыпушку  вошла  Бела, держа в руках узелок с
детской одеждой.
     - Почему задержалась? - спросила Галя.
     - Тетя  Даша  гулять  с  ней  на  озеро хо