й вид.
     Во  дворике скамейки, карусели, песчаные горки, качели. Играют дети, не
догадываясь  о  том,  что они являются эталонными детьми. Гвалт стоит вполне
натуральный.
     Эталон стал нормой бытия. Это и есть цель движения.
     Через   пятьсот   метров  въезжаем  в  другой  дворик,  на  сей  раз  в
девятиэтажном   обрамлении.   Карусели  стоят,  но  почему-то  не  крутятся.
Оказывается, мы попали на строительную площадку, дома еще не заселены.
     Скоро праздники. Дом готовится к сдаче. Поднимаемся на второй этаж.
     - Прошу вас.
     Перед  нами,  делая приглашающий жест, стояла Илфания Гусманова, мастер
СМУ-46. На круглом лице смущенная улыбка.
     - Сколько же у вас человек?
     - Двадцать три.
     - Они вас слушаются?
     - Почему  бы  нет. Мы живем дружно. У нас такое правило: на работе надо
работать.
     Вот   вам  и  весь  сказ  про  нашу  жизнь,  изреченный  двадцатилетней
Илфанией: на работе надо работать.
     Вячеслав  Нилов  придирчиво  осматривает  квартиру  из  трех комнат, но
придраться  не к чему: исполнено добротно. На балконах даже деревянные ящики
навешаны.  Новоселам осталось натаскать земли, посадить семена - и возникнет
цветение новой жизни.
     Куда теперь?
     - В  центр  города,  которого  еще  нет,  - с загадочным видом отвечает
Нилов.
     Подъезжаем  к  "Дому  искусств", хотя это обычный девятиэтажный лежачий
небоскреб,  вытянувшийся на всю улицу. "Дом искусств" занимает часть первого
этажа, тут размещаются творческие организации города. В коридорах тишина.
     Нилов  открыл дверь, мы оказались в просторной комнате. Со всех стен на
нас  глядели панорамы города Набережные Челны. В окне проглядывалась натура,
являясь наглядным повторением макетов.
     А  в  центре  комнаты  распластался  великолепный макет в пенопластовом
исполнении.
     - Вот  он  - наш центр! - сказал Вячеслав Нилов, радость и обреченность
звучали в его голосе.
     Это  был  вид  "с  птички",  так  сами архитекторы называют современные
планировочные  макеты,  на которых созидаемый объект видится таким, каким бы
увидела его птичка, если бы пролетала мимо.
     Строим для человека, а проектируем - для птички?
     Давно  я  хотел написать о городе. Я заядлый урбанист, родился в Москве
на  Ново-Басманной  улице,  вырос  в  каменном  мешке московского двора, всю
жизнь  прожил  в  городе,  а  написал о нем до обидного мало, того же, о чем
мечталось,  не  написал  вовсе.  С  городом расставался только в юности - на
четыре  военных  года,  и уже тогда понял, что такое ностальгия по асфальту.
Вне  города  я  бываю  только  во  время дороги, потому что путешествую, как
правило, из города в город.
     У  нас  вообще  мало  пишут  о городе. И есть тут вопрос, который можно
считать основополагающим - правильно ли мы создаем новые города?
     От  ответа  на  этот  вопрос  многое  зависит,  мы  даже не в состоянии
предположить - сколь много!
     Два   великих   изобретения   определили  лицо  XX  века:  телевизор  и
домостроительный  конвейер  (изобретение автомобиля и электричества согласно
хронологии  принадлежит  XIX  веку).  С телевизионного экрана потоком сходит
изображение,  с  домостроительного  конвейера стекает оболочка наших будущих
жилищ.   Разговор  о  телевизоре  временно  опускается.  Переходим  сразу  к
крупнопанельной цивилизации. Давайте спросим главного архитектора.
     - Вячеслав  Степанович,  что вы думаете об унификации наших городов и в
частности  о  моем тезисе: "Весь город застраивается одним домом, вся страна
застраивается одним городом". К сожалению.
     - Сейчас  я  думаю  не  о  городе, - твердо отвечал Вячеслав Нилов. - Я
думаю сейчас о его центре. Такого центра, как у нас, больше нигде не будет.
     От  Белого  моря до Черного кипят архитектурные страсти, ломаются копья
и  рейсфедеры,  трещат  рейсшины  и  планшеты.  Спор давний, больной. За это
время  произведено  на  свет  сотни фельетонов, сняты кинокомедии. А похожие
дома  продолжают  расти  и тиражироваться. Это уже не дома, не города - само
пространство становится типовым, обрекая нас на типовое бытие.
     Города  создаются  веками,  кто  спорит. Киеву, матери городов русских,
1500 лет, Риму - 2700 лет, Афинам - 3500 лет. Города вечны.
     Города  есть  лучшее  из того, что создано человеческой цивилизацией за
всю  историю  ее  развития.  Город  защищает  себя, свою целостность. Города
создаются  для мира и созидания. Город высекает научную мысль, рождает новую
технологию.  В  городах  копится национальная культура, создаются и хранятся
произведения искусства. Город создает нашу одежду и проекты новых городов.
     А  лучшие  места  на  планете  разобраны  для городов тысячи лет назад:
океанская бухта, подножие горы, берег реки или моря.
     Впрочем,  Набережным  Челнам  досталось не самое плохое место - недаром
рассматривались 70 вариантов площадки для заводов в пределах всей России.
     Квартал-эталон  мы уже построили, мы видели тот типовой дворик. А разве
не  могла  наша  держава поставить перед собой задачу более величественную -
поставить на земле город-эталон?
     Тема  города  развивается  в нашей литературе однобоко и тривиально. Мы
пытаемся  убедить  самих  себя  в  том, что наши новые города лучшие в мире.
Поставленные  где  попало  (и  как  попало),  они объявляются символом нашей
веры.  При  этом  окончательная  отделка  фасада упорно откладывается до XXI
века.  Почему-то  мы  твердо  уверены,  что  в XXI веке будут созданы города
более  прекрасные,  чем  за  сорок  предыдущих  веков.  Уж не потому ли, что
потеряли надежду на собственный век?
     Крупная  панель  открыта  -  теперь  ее  не  закроешь.  И  корить ее не
следует. Из одной и той же панели может выйти и шедевр и поделка.
     Я    отнюдь    не    собираюсь    подвергнуть    остракизму   километры
крупнопанельного  пространства.  Моя  задача  -  из  другого  ряда.  Я  хочу
определить причины и вывести следствия.
     В  1982  году  в  Набережных  Челнах  состоялась  всесоюзная творческая
конференция  на  тему:  "Молодые  города  и  социалистический  образ жизни".
Недаром сказано: я там был, мед и пиво пил.
     Выступили  более  двадцати ораторов. Два дня мы говорили. Было оглашено
решение: издать стенограмму речей.
     Прошло три года. Теперь уж видно - не издадут. А жаль.
     Вячеслав   Нилов   присутствовал   на   конференции.  Он  подтверждает:
стенограммы  были  подготовлены  к  изданию,  а  после  передумали,  видимо,
испугавшись некоторых критических высказываний.
     Помню  несколько  хороших  выступлений,  но  сослаться на них не могу -
отсутствует источник.
     Придется сослаться на самого себя.
     - Набережные  Челны, - говорил я с трибуны, - вызывают сложное чувство.
Хочу  быть  понятым правильно. Александр Сергеевич Пушкин говорил: "Вопрос -
чья  проза в русской литературе лучше? Ответ - Карамзина. Но это еще похвала
не   большая".   Как   видите,  Пушкин  предвидел  будущий  расцвет  русской
литературы.  Он  видел  идеал  и  потому так отзывался о Карамзине. Теперь я
перехожу   к   теме   нашей   конференции,  то  есть  к  молодым  городам  и
социалистическому образу жизни - и спрашиваю:
     - Какой молодой город в нашей стране является лучшим городом?
     Отвечаю:
     - Набережные Челны. Но это еще похвала небольшая.
     При  этом  я  заметил:  отцы города кисло улыбнулись. Меня даже ласково
поправили в заключительном слове.
     Есть  (не  на российских просторах) такое популярное животное - страус.
Известен  он  быстрым бегом и детским поведением. Спрячет страус свою голову
в  песок  и  ему начинает казаться, что его никто не видит. А ноги у страуса
длиннющие.  И  хвост  торчит.  Так  и у нас порой - очень любят принять позу
страуса.  Нам  мерещится  сладостно:  если мы промолчим о том или ином нашем
недостатке,  то  его  не  увидит никто. А если недостатка никто не видит, то
его, следовательно, не существует.
     Я   люблю  Набережные  Челны.  Хороший  город  встал  на  нашей  земле,
размашистый,  белокрылый.  Особенно  хорошо  он смотрится "с птички". Как-то
московский  самолет  шел  на посадку и развернулся над самым городом. Солнце
садилось,  дома  отбрасывали  резкие тени. "С птички" отчетливо видно: город
сделан,   как   говорится,   под   линейку.   Замкнуты  кварталы,  прорезаны
магистрали. Все сопряжено, выверено, вычерчено.
     Еще  хорош  этот  город,  когда  едешь к нему со стороны Елабуги с того
берега  Камы.  Неожиданно  перед  плотиной лес расступается, и на том берегу
камского   водохранилища  вдруг  показывается  белокрылый  город,  абсолютно
новый, без единой пылинки, четкий, уступчатый, будто бы графичный.
     Но  вот я попадаю внутрь этого искусственного пространства, уже не вижу
город целиком, но замечаю детали, из которых он сложен.
     Прежде всего - огромен дом. Это - дом-улица, дом-город, дом-чемпион.
     Дом  огромен  по  отношению  к  самому  себе,  никогда  не  было  таких
великаньих  домов.  Но  еще огромнее дом по отношению к человеку. Вот бодрой
походкой  спешит  прохожий.  "Простите,  вы  живете  в этом доме? Да? Вас не
затруднит наша просьба: покажите свое окно".
     Прохожий  остановился,  с  ищущим  недоумением  смотрит на фасад своего
тысячеоконного  дома.  "В  самом деле - где мое окно? Где-то на пятом этаже,
посреди унылой мозаики..."
     В  пятницу  вечером  отец привел двух сыновей, взятых из детского сада.
Мать  посмотрела  и  говорит:  "Кого  ты  привел? Это же не наши дети?" Отец
подумал и сказал: "Все равно в понедельник обратно сдавать".
     Этот  анекдотический  случай  рожден  крупнопанельной цивилизацией. Дом
становится  бесчеловечным  по  отношению к своему творцу. Затерявшийся среди
одинаковых    домов    человек   задыхается,   пожиная   плоды   собственной
недальновидности.
     Что это - однообразие материала или однообразие замысла?
     Видимо,  надо  было пройти через этот этап, чтобы понять ошибки. Теперь
наступает пора уроков - извлечем или не извлечем?
     Генплан  Набережных  Челнов  завершен. Город рассчитывался на 350 тысяч
жителей,  уже  сейчас  здесь  проживает  440  тысяч  человек. Если раньше на
первом  месте  были квадратные метры, то теперь вперед выходит эстетика, так
называемая  культурная архитектура, городской дизайн, в том числе и проблема
городского центра.
     - Как  вы думаете, Вячеслав Степанович, сколько поколений новых городов
появилось в нашей стране за годы Советской власти?
     Вячеслав   Нилов   смотрит   на   меня  с  некоторым  удивлением,  явно
недовольный  тем,  что я прерываю его размышления о стратегических проблемах
городского центра.
     - Как сколько? - спрашивает он. - Челны - город последнего поколения.
     То-то  и  оно-то.  Я  считаю,  что уже три поколения городов выросли на
нашей земле за годы Советской власти.
     ...Эшелон   шел   с  Урала  на  фронт.  Сорок  молодых,  новоиспеченных
лейтенантов,  закончивших  пехотное  училище, рвались в бой. Это было весной
1942  года.  Кажется,  никого  из  них  не  осталось  на этом свете и некому
рассказать об их тогдашних настроениях и чувствах, а я могу лишь про себя.
     Нас  формировали  с  другим  эшелоном и каким-то образом мы очутились в
Магнитогорске,  имевшем  тупиковую  ветку,  ведь  молодому городу было тогда
всего  10  лет.  Но  это  был  город!  Многоэтажные дома слагались в главную
улицу,  на  перекрестке  звенел  трамвай,  за углом угадывался кинотеатр. Не
помню,  какой  фильм  я  тогда смотрел, не в том дело. Но я надолго сохранил
ощущение  городского  начала  - трамвайного перезвона, доступности магазина,
газетного  киоска  на углу. Унылых бараков на привокзальных улочках я как бы
не  заметил,  они самым естественным образом выпали из теплушки по дороге на
фронт.
     Интересно  проследить,  как росли наши молодые города. Начнем с того же
Магнитогорска.

                1931 год - закладка.
                1939 год - 146.000 жителей.
                1959 год - 311.000 жителей.
                1970 год - 364.000 жителей.
                1981 год - 413.000 жителей.

     Примерно   теми  же  темпами  росли  и  другие  молодые  города  первых
пятилеток: Комсомольск-на-Амуре, Новокузнецк, Северодвинск.
     В   пятидесятые  годы  родилось  второе  поколение  советских  городов,
знаменем  которого стал Братск. Я летал туда чуть ли не каждый год, воевал с
палаточными  городками  -  и  сам  жил  в палатках. Все успокоилось, выросла
гигантская  плотина  на  Падуне,  алюминиевый завод плавит бокситы, и дома в
Братске стоят теперь такие же - крупнопанельные.
     Прошло  тридцать  лет,  и можно подвести некоторые итоги, я имею в виду
прежде  всего  нашу  журналистскую  деятельность.  Мы  громогласно воспевали
романтику  Братска  и  мало  писали о его реальных проблемах. Правда, тогда,
может  быть,  мы  и  не  так  знали  эти  проблемы,  как  знаем  их  сейчас,
градостроительные, экологические...
     Проблемы  на  пустом  месте  не  возникают.  Они рождаются в результате
наших ошибок.
     Можно  сказать  и  так:  проблема  рождается  вместе  с нашим движением
вперед.
     Последний  раз  я  был в Братске полтора года назад. Ведомственные силы
оказались  сильнее  градостроительных.  Каждый  хозяин  тянул  город  в свою
сторону.  Братск  раскидан в тайге неумелой рукой. Разбросан, взлохмачен. По
сути  это  шесть  самостоятельных  разрозненных  поселков, соединенных общим
именем.  Надо  совершить  путешествие,  чтобы  попасть  из  одного Братска в
другой.   Эти   поселки   так   и   называются:   Братск-один,   Братск-три,
Братск-шесть... Вот что получается, когда у одного города шесть нянек.
     А  ведь  поначалу  Братск  хорошо  шел  в  рост, это видно из следующей
таблицы.

                1959 год - 43.000 жителей.
                1970 год - 155.000 жителей.
                1979 год - 214.000 жителей.
                1981 год - 222.000 жителей.

     Семидесятые  годы вызвали к жизни третье поколение молодых городов. Вот
он  передо мной, этот город: на чертежах, в макетах, в натуре. С XVI века по
70-е  годы  нашего  века  городок  нажил  38 тысяч жителей. И вдруг вспыхнул
яркой звездой в созвездии новых городов.
     Городу  дал  ускорение  грузовик,  рождение  которого было определено в
этом месте.
     Палаток   здесь   не   было.  Вместо  них  сиротскими  рядами  тянулись
вагончики.   Журналисты  были  научены  предшествующим  опытом  -  романтику
вагончиков никто не воспевал.
     Новый  город  рос,  поспешая  за  корпусами  автомобильного гиганта. Мы
недоумевали: почему Новый город так далеко отодвинут от Старого города?
     Но  проектировщики,  составлявшие  генеральный  план Набережных Челнов,
смотрели   дальше   нас,   не   посвященных  в  тонкости  градостроительного
мастерства.  И  вот результат. Осенью 1984 года было открыто первое движение
по  Набережно-Челнинскому  проспекту,  дорога  между  Новым и Старым городом
сократилась  на  много километров, началась встречная застройка. Новые жилые
кварталы шагают навстречу друг другу.
     Названия  Старого  и Нового города сделались чисто номинальными и, надо
полагать, скоро исчезнут из обихода.
     - Сколько  времени  прошло,  а  мы  до сих пор не можем решить проблему
центра,  получить  субсидии,  -  Вячеслав Нилов не оставлял свою тему, и мне
пора  оторваться  от высоких материй, опустившись на землю в центре заданной
точки.
     - Может,  пройдем  на  натуру,  -  предлагаю я. - А то все у макетов, у
макетов...
     Нилов  охотно  ведет  меня  по  широкой  улице,  в  конце  которой  уже
громоздится глыба нового здания городского Совета.
     В  старой  записной книжке сохранился рассказ о том, как выбирался этот
центр.  Это  было  15  лет  назад.  Шесть  архитекторов  во  главе с Борисом
Рафаиловичем  Рубаненко  шли  прямо  по  пшеничному  полю  и вдруг увидели с
пригорка зеркальную гладь Камы.
     - Какая  мощь!  Красота!  - воскликнул Рубаненко. - Здесь и будет центр
нашего города.
     Если  сейчас встать на это место и повернуться к реке, зеркальной глади
Камы  не  увидишь.  Горизонт  перекрыт  панельными плоскостями. Тем не менее
центр  города  избран  на  основе  правильного признака - эстетического. Так
выбирали  наши  далекие предки места для своих городов, в которых ныне живем
и  мы.  Выбор  шел  по  красоте.  А  центра и сегодня нет в помине, только в
макете,    только    "с    птички".    Огромный   концертный   зал,   череда
двадцатитрехэтажных зданий, торговый дом. Таковы задумки.
     Но  что  такое  15  лет,  если  взглянуть издали. Ни один город в нашей
стране  не  рос  с  такой  стремительностью.  Мы  говорили, писали: медленно
строим,  надо  строить  еще  быстрее,  чтобы  люди  не  жили  в  вагончиках,
малосемейках.
     А  вот теперь, стоя в центре не существующего еще центра, я думаю нечто
противоположное.  Может,  и не следует торопиться? Не лучше ли подождать еще
немного,  но  зато  возвести  в  Набережных Челнах такой центр, чтобы он был
достоин нового города?
     У  архитекторов  есть  такое  понятие - "резервная зона". Это означает,
что  на  территории застройки намеренно оставляются свободные площади, чтобы
застроить  их  позже,  когда  появятся  новые  строительные возможности. Так
делали планировщики в Москве. А здесь?
     - У  нас  тоже имеются резервные зоны, - отвечает Вячеслав Сергеевич. -
В  частности,  набережная  Камы,  бережем  ее  для лучших домов. А какой бой
пришлось выдержать...
     Вячеслав Нилов озабоченно посмотрел на часы.
     - В  нашем распоряжении пятнадцать минут. Юрий Иванович Петрушин просил
доставить вас к нему на семнадцать тридцать. Пора двигаться.


                         Историческая необходимость

     - Что  же  такое,  по-вашему,  город?  -  спрашиваю  я  у  председателя
горсовета.
     - Прежде  всего,  город  -  это  традиции.  Протяженность во времени, -
убежденно отвечает Юрий Иванович Петрушин.
     Что  ж,  можно  принять и такое определение: в нем нравственная сторона
преобладает  над  градостроительной.  Но ведь город для людей, а не люди для
города - не так ли?
     - А как вы относитесь к городскому центру?
     - Центр  нам  нужен.  Посмотрите,  где  мы  сидим. Поэтому начали центр
строить.  Но  полагаю,  исходя  из  прошлого опыта, что строительство центра
растянется на много лет.
     В  самом  деле,  еще подъезжая к городскому Совету, я обратил внимание,
что   он  находится  в  жилом  здании.  Так  и  оказалось,  когда  я  увидел
планировку. Кабинеты работников горсовета располагались в жилых квартирах.
     Работать  в таком здании неудобно, весь день приходится бегать по чужим
квартирам.  Понятно  стремление  Петрушина  построить отдельное общественное
здание для городского Совета.
     А сколько было утверждений, согласований, поправок?
     Сейчас  мы  много  говорим  о  централизации  и  о  том, как она должна
меняться в соответствии с новыми условиями.
     Вопрос  о  расширении  прав  руководителей  -  директоров  предприятий,
начальников  строительств  возник  на  апрельском  Пленуме  ЦК,  на июньском
совещании  по  ускорению  научно-технического  прогресса  не  случайно. Этот
разговор    возник    из    требований   современного   момента.   Ускорение
научно-технического   прогресса   немыслимо  без  оперативности  принимаемых
решений, без самостоятельности на местах.
     На   согласование  проекта  уходит  порой  больше  времени,  чем  потом
отпускается   на   само   строительство.  Появился  даже  термин:  "обходной
вариант", когда приходится строить что называется в обход.
     Что  же прикажете делать? Руководитель приспосабливается к существующим
условиям и пускается во все тяжкие.
     Знаю  десятки  примеров.  Генеральный  директор  одного  из  московских
заводов  решил  построить  новое  здание  заводоуправления.  Но его никак не
желали  вставлять  в  план.  А  стоял в плане какой-то нелеп