Красноармейцы взорвались смехом, и Иван не выдержал, тоже захохотал.
 
   Дорога была хотя и лесной, но широкой, и потому двигались быстро.
   Лапиньш ехал верхом в  середине  колонны.  Рядом  с  ним  был  Брускин  с
перевязанным  горлом.  Их   окружала   тройная   цепь   всадников,   которые
посматривали по сторонам настороженно и зорко.
   Лапиньш говорил что-то улыбающемуся  Брускину  и  смеялся  во  весь  рот.
Комкор преобразился. Это  был  не  смертельно  больной  и  злой  человек,  а
здоровяк - сильный, добродушный и веселый.
   - Жить! Тертовски хотется жить!  -  громко  и  оптимистично  закончил  он
какую-то свою мысль.
   Это были последние слова комкора Лапиньша.
   Из  воздуха  возник  вдруг  непонятный  звук,  свист.  Многие   завертели
головами, не понимая, что  же  это  такое.  Свистела  летящая  над  головами
стрела. Она появилась ниоткуда, материализовалась из воздуха  и  с  коротким
деревянным стуком вошла глубоко в грудь Лапиньша.
   Лапиньш умер мгновенно - стрела попала прямо в сердце, да, может, к  тому
же была и отравлена.
   Она торчала рядом с двумя орденами Красного Знамени, словно третий  орден
- цвета ее оперенья были такими же, как эмаль на ордене, - красное, золотое,
белое и чуточку черного.
   - Комкора убили! - хрипло закричал Брускин, но и без него  все  поняли  и
почему-то очень испугались. В колонне началась вдруг паника, схожая  с  тою,
которая случилась при землетрясении.
   Охрана Лапиньша крутила головами, не в состоянии понять: откуда? кто?
   - Я видел! Это обезьяны! - закричал  один  и  указал  на  удаляющуюся  по
верхушкам деревьев стаю обезьян.
   - Контра проклятая! - Словно обезумев, с  криками  и  проклятиями  охрана
сорвалась и поскакала следом.
   А в колонне продолжалась паника.
   - Иван Васильевич! Я вас умоляю! - кричал Шишкин, пробираясь к Новику.  -
Остановите их! Нельзя, нельзя в этой стране убивать обезьян.
   - Дались тебе эти обезьяны! Мы в Гималаях бога повесили - и то ничего!  -
прокричал в ответ Новик, но Шишкин обнял его сапог и не просил - молил.
   - А, черт! - разозлился Иван и хлестанул лошадь.
 
   Обезьяны скопились в старом полуразрушенном храме, напрасно посчитав  его
безопасным убежищем, и теперь ужасно вопили, скача  по  перемазанным  свежей
кровью головам каменных богов.
   Красноармейцы палили беспрерывно - стоя, с колена и даже лежа.
   - Что вы, сволочи, сдурели?! - орал Иван, и с  лошади  охаживал  нагайкой
стрелков - по головам, плечам и спинам, но они, как безумные, не чувствовали
боли и стреляли, стреляли, стреляли...
   На холмике красной земли стоял дощатый ромбик с красной жестяной  звездой
наверху. "Лапиньш Казис Янович, 1879-1921" - было написано на ромбике.
   Склонив  обнаженные  головы,  стояли  рядами  вокруг   могилы   командира
красноармейцы. Трижды прогремел прощальный салют. Стало тихо.
 
   ГЕРОЙ ВЕЛИКОГО ПОХОДА ЗА ОСВОБОЖДЕНИЕ ИНДИИ КОМАНДИР КОРПУСА КАЗИС ЯНОВИч
ЛАПИНЬШ БЫЛ ПОХОРОНЕН НЕДАЛЕКО ОТ МЕСТА ГИБЕЛИ - В  ТРЕХСТАХ  КИЛОМЕТРАХ  ОТ
ГОРОДА УДАЙПУР, ШТАТ РАДЖАСТХАН. ПОСЛЕ ЕГО ТРАГИчЕСКОЙ ГИБЕЛИ В ЦЕЛЯХ ЛУчШЕЙ
МАНЕВРЕННОСТИ И СКОРЕЙШЕГО ДОСТИЖЕНИЯ ПОСТАВЛЕННОЙ ЦЕЛИ КОРПУС РАЗДЕЛИЛСЯ НА
ТРИ РАВНЫЕ чАСТИ И СТАЛ  ДВИГАТЬСЯ  В  ТРЕХ  РАЗНЫХ  НАПРАВЛЕНИЯХ.  ДИВИЗИЯ,
ВОЗГЛАВЛЯЕМАЯ ШВЕДОВЫМ, ПОШЛА НА АХМАДАБАД (ЗАПАДНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ),  КОЛОБКОВ
СТАЛ  НАСТУПАТЬ  НА  АГРУ  (ЦЕНТРАЛЬНОЕ  НАПРАВЛЕНИЕ),  И  ДИВИЗИЯ  НОВИКОВА
НАПРАВИЛАСЬ НА ВОСТОК - НА БЕНАРЕС.
   Штат Раджастхан. Точное место не установлено. 23 февраля 1921 года
   Передовой  отряд  дивизии  Новикова  выбрался  из  джунглей   на   чистое
пространство и остановился, изумленно взирая на маленький город-крепость. За
его  глинобитными  стенами  возвышались  ажурные  башенки  дворца  и   башни
минаретов.
   - Как думаешь, Шишкин, за кого они? - спросил Иван, не отрывая изучающего
взгляда от крепости.
   - Ни за кого, - определенно ответил Шишкин, и Новик посмотрел на него как
на идиота.
   - Иван Васильевич! - обиделся Шишкин. - Я  же  вам  объяснил:  варварская
страна, раннее средневековье! По-моему, это Ахмад Саид-хан, местный князь.
   - И что делать будем? - с насмешкой во взгляде спросил Новик, для себя-то
решив, что он будет делать.
   - Ехать, Иван Васильевич, ехать от греха подальше.
   И вдруг в воздухе  возник  какой-то  мелкий,  еле  слышный  множественный
свист.
   Иван не увидел, но понял, что это; сжал лошадиные бока шенкелями,  рванул
изо всей силы на себя повод, и лошадь высоко вскинулась на  дыбы.  В  то  же
мгновение в беззащитное лошадиное брюхо вонзился десяток стрел, и она тяжело
завалилась на бок.
   Иван лежал за крупом убитой лошади,  как  за  бруствером,  и  смотрел  по
сторонам. Красноармейцы в панике бежали к лесу, оставляя все новых  и  новых
убитых. Шишкина рядом не было.
   Иван посмотрел на оперенье стрелы. Оно было точно таким же,  как  у  той,
которая убила комкора.
   - А ты говоришь - от греха подальше. А за Лапиньша кто отомстит?
 
   Артбатарея била и била по крепости. Оттуда поднимался  черный  дым,  были
слышны женские крики, взлетали в небо диковинные птицы.
   - Ты мне в стену  бей!  -  кричал  Новик  командиру  батареи  и  сам  все
прикладывал к глазам бинокль.
   Когда брешь в стене сделалась, на взгляд Ивана, достаточной, он  привстал
в стременах и закричал:
   - Отомстим за товарища Лапиньша! Шашки наголо!  Вперед!  Марш-марш!  -  и
первым хлестанул своего нового, вороной масти коня.
   - Отомстим! - поддержали кавалеристы командира и выскочили из зарослей на
открытое пространство.
   Какой-то молодой кавалерист на резвой кобыле вырвался  вперед  Ивана,  но
тот догнал его, перетянул нагайкой по спине и прокричал зло и ревниво:
   - Куда вперед командира лезешь, сопляк!
   Из-за стены ударил пулемет, но было  поздно  -  первые  уже  ворвались  в
крепость.
   На узеньких улочках было много защитников, но почти все они были  пешими.
Иван рубил шашкой налево и направо, а тех, кого не доставала шашка, доставал
наган.
   У открытых ворот дворца  Новик  положил  из  нагана  двух  стражников,  а
третьего пришлось догонять и рубить, потому что патроны кончились.
   Он ворвался в большой, роскошно убранный зал с пустым княжеским троном.
   - Ну где ты, князь? - закричал Иван в кураже. - Князюшка! Выходи, я  тебе
башку снесу!
   И, повернув голову, увидел того, кого искал. Князь сидел на большой белой
лошади и держал на руке мальчика лет семи. Без сомнения это был его сын, они
были похожи - полноватые, крупнолицые, в одинаковых белых шелковых  накидках
и в чалмах-тюрбанах, украшенных драгоценными  камнями.  Мальчик  смотрел  на
Ивана испуганно, князь - с ненавистью.
   - Убери пацана,  князь!  -  нетерпеливо  закричал  Новик  в  предвкушении
поединка.
   Тот как будто понял, опустил  ребенка  на  пол,  что-то  сказал,  мальчик
отбежал и остановился.
   Они разъехались к противоположным стенам.
   - Аллах акбар! - крикнул князь.
   - Руби до седла, остальное само развалится! - крикнул в  ответ  Новик,  и
они поскакали друг на друга.
   Иван на ходу перекинул шашку из правой руки в левую  и  ударил  князя  по
плечу. Шашка срезала белый шелк одежды, обнажив сталь кольчуги.
   - Ишь ты! -  выкрикнул  Иван.  Он  был  сильнее,  глаза  его  смеялись  в
предвкушении близкой победы, как вдруг революционное его оружие сломалось  у
самого эфеса.
   Князь от неожиданности растерялся.  Новик  -  нет.  Он  отбросил  эфес  с
горящим на нем орденом Красного Знамени, развернул лошадь и  направил  ее  в
какую-то  открытую  дверь.  Эфес  упал  к  ногам  княжеского  сына,  мальчик
посмотрел на него, но не решился поднять.
   Проскакав по коридору, где пришлось  приникнуть  к  лошадиной  шее,  Иван
оказался в новом зале, посреди которого  был  устроен  небольшой  бассейн  с
фонтаном. Лошадь вдруг споткнулась о ступеньку, стала падать, Иван перелетел
через ее голову, нырнул в фонтан, спугнув  ярких  утиц,  тут  же  вскочил  и
кинулся в одну из дверей. Там была винтовая лестница,  и  Новик  доверил  ей
свою судьбу, побежал, стуча сапогами, вверх.
   Лестница кончилась у одной из дверей, она была закрыта.  Иван  открыл  ее
ударом сапога и  огляделся.  Это  была,  вероятно,  опочивальня,  где  князь
принимал наложниц: огромная кровать с витыми  столбиками  под  балдахином  и
множеством атласных подушек.
   Звучали шаги бегущего по лестнице князя. Новик обхватил  руками  столбик,
пытаясь вырвать его, чтобы применить как оружие, но это оказалось ему не  по
силам, тогда он схватил за угол подушку и подбежал к двери, встал  в  боевую
стойку, подняв подушку.
   - Ну держись, Иван! - подбодрил он себя в веселом отчаянии. Похоже, он  и
сейчас не верил, что его могут убить. И вдруг взгляд его упал на торчащий из
сапога куттар.
   Князь распахнул дверь, держа над головой занесенную для  удара  саблю,  и
столкнулся лицом к лицу с Иваном.
   - Н-на! - выдохнул Новик и с силой воткнул кинжал в живот  князя.  Куттар
легко пробил кольчугу на животе и оттопырил ее на спине.
 
   Хозяйски заложив руки за спину, Новик быстро шел по дворцу. Где-то кто-то
еще кричал и изредка стреляли.
   -  Куда  это,  Иван  Васильевич?  -  спросил  подбежавший   красноармеец,
показывая лежащие на подносе украшения.
   - В казну, все в казну, - говорил Новик деловито. - Будем бедным по  пути
раздавать. - Взгляд его упал на украшения, и он остановился.
   Сверху лежало необыкновенно красивое ожерелье. Иван взял  его,  посмотрел
оценивающе и сунул в карман галифе.
   - Шишкин! - воскликнул он, увидев идущего навстречу со смущенной  улыбкой
приятеля. - Где ж ты прятался все время?
   - В надежном месте, Иван Васильевич, - успокоил Шишкин.
   - Ох и трусло же ты! - искренне восхитился Иван.
   - Я не трус, Иван Васильевич,  а  заложник  идеи,  -  терпеливо  объяснил
Шишкин.
   - Это какой такой идеи? - насмешливо поинтересовался Иван. - Вернуться на
родину, водочки  в  "Яре"  выпить  и  по  снежку  вечерком  под  звездами  -
хруп-хруп, хруп-хруп... - Новик захохотал.
   - Иван Васильевич... - подбежал еще один красноармеец.
   - В казну, в казну! - отмахнулся Иван.
   - Нельзя в казну, Иван Васильевич!
   - А что такое?
   - Гарем!
   Новик остановился и подмигнул Шишкину.
   - Гарем, Шишкин.
 
   Иван стоял по пояс в воде в том самом  бассейне,  в  который  он  влетел,
когда драпал от князя. На другом краю  бассейна  сгрудилась  дюжина  ханских
наложниц. Чтобы вода скрывала тело, барышни сидели на корточках и  испуганно
смотрели на Ивана.
   Новик плескал себе воду под мышки и бросал на дам задорные взгляды.
   На краю бассейна сидел,  скрестив  ноги,  Шишкин,  прикрыв  глаза,  курил
кальян и время от времени задавал вопросы.
   - Вы природный левша, Иван Васильевич?
   - Почему?
   - Я видел - вы саблю в левой руке держали.
   - Не саблю, а шашку, - поправил  Новик.  -  Сломалась,  зараза.  И  орден
пропал. Вообще-то, Шишкин, я нормальный, ложку в правой руке держу  и  хрен,
когда по нужде. А левой рубиться сподручнее, вот я и научился.  Не  любят  в
бою левшов. - Он говорил, не сводя упорного взгляда с наложниц, и  в  глазах
его возникла досада.
   - Значит, так, Шишкин. Там наверху есть комнатуха, я сейчас туда пойду, а
ты их ко мне запускай. А то они уж посинели, бедные.
   - По одной или всех сразу? - меланхолично поинтересовался Шишкин.
   Новик задумался.
   - Не, по одной... Сразу - это, пожалуй, нехорошо будет...
   Шишкин повернулся к двери и сказал почему-то:
   - Гарем.
   - Гарем, Шишкин, гарем, - подтвердил Новик и подмигнул барышням.
   - Гарем, - почему-то повторил Шишкин.
   - Я и говорю, гарем, - повторил Новик и только с третьего раза расслышал,
что тот сказал.
   - Горим, - сказал Шишкин тихо.
   Иван повернул голову и увидел Наталью.
   -  Наталь  Пална,  здоров!  -  глухо  поприветствовал  Новик,  косясь  на
наложниц.
   - Здорово, здорово, Иван Васильич, - качая  головой,  грустно  отозвалась
Наталья.
   - Ты чего, вернулась, что ль? - поинтересовался Иван.
   - В командировку Брускин послал, - ответила Наталья. - Эх, Иван, Иван...
   - А я чего, Наталь, это у них бани такие, народные. Шишкин, скажи!
   - Иван Васильевич абсолютно  прав,  Наталья  Павловна,  это  общественные
бани, - подтвердил Шишкин. - Я вот сейчас докурю и тоже пойду мыться.
   - Ладно, Иван, прощаю и больше никогда не вспомню, -  спокойно  и  устало
заговорила Наталья. - Но если еще раз...
   - Наталь! - подал голос Иван.
   Наталья наклонилась, подхватила с пола Новиковы подштанники и,  кинув  их
ему в лицо, крикнула:
   - Одевайся!
   Наложницы захихикали.
   Был вечер. Они скакали рядом по лесной  дороге:  Иван  на  вороном  коне,
Наталья - на белой кобыле.
   - Заблудимся! - смеясь, крикнула Наталья.
   - Да это рядом. Стой-ка! - вспомнил Иван.
   Они остановили лошадей. Новик достал из кармана ожерелье и надел  его  на
шею Натальи, прямо поверх гимнастерки.
   Наталья смутилась, не зная, что сказать. Иван пришпорил коня и крикнул:
   - Не отставай!
   Он остановился, соскочил на землю, подхватил Наталью с  седла,  перекинул
ее, смеющуюся и вырывавшую-ся, через плечо и понес в джунгли.
   Наконец он поставил ее на ноги.
   - Гляди! Мои разведчики нынче обнаружили. Я им  молчать  приказал,  а  то
наши узнают, рехнутся все.
   Перед ними был храм, стоящий одиноко  и  таинственно  посреди  леса.  Его
стены были сложены из плотно стоящих  друг  к  другу  каменных  фигур.  Иван
крутил ус и поглядывал на Наталью.
   - О-о-о! - испуганно выдохнула она.
   Все эти каменные люди, женщины с пышными грудями и  мужчины  с  огромными
фаллосами, любили друг друга, ласкали, застыв в самых немыслимых позах.
   - Ой! - вскрикнула Наталья испуганно и отвернулась, закрыв лицо ладонями.
- Стыд-то какой...
   -  Какой  стыд,  нету  никакого...  Да  погляди  ты!  -  настаивал  Иван,
поворачивая ее к храму любви и отрывая ладони от лица.
   Наталья  сопротивлялась,  но  Иван  был  сильнее.  И  Наталья   перестала
сопротивляться и стала смотреть.
   Пролетели вдруг низко  и  сели  неподалеку,  распушив  хвосты,  несколько
павлинов.
   Была ночь, безлунная, звездная. Наталья кричала пронзительно, свободно  и
счастливо, и после каждого ее крика  ночные  джунгли  затихали  и  удивленно
прислушивались.
   И на привале прислушивались.
   - Дед! Слышь, дед! - тряс за плечо, будил своего деда Государев-внук.
   - Чего? - заполошно спрашивал Государев-дед со сна.
   - Шестнадцать! - потрясенно сообщал внук.
   Глава пятая
   Штат Утар-Прадеш. Джонс-Пойнт.
   29 ноября 1922 года
   Мисс Фрэнсис Роуз проснулась оттого, что где-то неподалеку несколько  раз
выстрелили. Она потянулась, выбралась из  широкой  постели  и,  как  была  в
длинной ночной сорочке, вышла на балкон, где стояли маленький столик, стул и
небольшой телескоп на высокой треноге.
   Дом был чисто английский, газон вокруг дома был тоже чисто английский,  и
сухопарый слуга в ливрее подстригал его, даже рощица вдали  имела  неуловимо
английский вид.
   Слуга снял шляпу и поклонился.
   - Доброе утро, мисс Роуз*, - приветствовал он. -  Уезжая  на  охоту,  ваш
жених передавал вам привет.
   При слове "жених" юная мисс скорчила  гримаску  и  взглянула  на  рощицу,
потому что оттуда донесся  звук  еще  одного  выстрела.  И  сразу  же  из-за
деревьев выскочил один наездник, за ним другой.  Они  нахлестывали  скачущих
диким галопом лошадей и неслись прямо к дому. На  хорошеньком  даже  со  сна
личике мисс Роуз изобразилось удивление.  Она  перевела  трубу  телескопа  в
вертикальное положение и заглянула в окуляр.
   Первым мчался с выпученными  от  ужаса  глазами  крупный,  огненно-рыжий,
пышноусый шотландец в юбочке. Это и  был  сэр  Джонс,  хозяин  Джонс-Пойнта,
жених девушки.
   - Куда это ты так торопишься, милый?  -  спросила  она,  и  в  голосе  ее
определенно присутствовал сарказм.
   Следом скакал слуга сэра Джонса с двумя карабинами за  спиной.  Шотландец
что-то крикнул ему, оглянувшись, слуга остановил  свою  лошадь  и  торопливо
стащил карабин с плеча.
   В следующее мгновение из рощицы выскочил еще один наездник. Лошаденка его
была послабее англий-ских, и он беспощадно хлестал ее по бокам. В одной руке
его  покачивалась   наперевес   пика   с   алым   треугольничком   ткани   у
поблескивающего стального острия.
   От удивления часто моргая, забыв о телескопе,  мисс  Роуз  смотрела,  как
слуга сэра Джонса, прицелившись, стал стрелять в этого человека.
   Преследователь с пикой приник к луке,  а  Фрэнсис  торопливо  приникла  к
окуляру  телескопа.  У  него  были  веселые,  полные  азарта  глаза,   хищно
раздувались ноздри, и,  скалясь  в  улыбке,  он  что-то  кричал.  Он  был  в
островерхом шлеме с небольшой голубой звездой на лбу.
   - Centaur*, - прошептала мисс Фрэнсис Роуз. Она еще  не  знала,  что  его
зовут Иван Васильевич Новиков.
   Когда патроны кончились, слуга  предупреждающе  поднял  руку  и  закричал
громко и торжественно:
   - Мы - подданные Ее Величества Королевы!
   Это сообщение словно придало Новику сил, и через два, максимум через  три
мгновения  пика  вошла  в  солнечное  сплетение  англичанина   и   вышла   у
позвоночника, между предпоследним и последним ребром. Иван попытался вырвать
ее на ходу, но с легкостью спички пика  сломалась,  и  Иван  осадил  лошадь,
подняв ее на дыбы.
   - Какую пику загубил, морда, - проворчал он, глянув на  англичанина,  но,
переведя взгляд на улепетывающего сэра Джонса, улыбнулся и  прокомментировал
с удовольствием: - Эх и драпает англичанка!
   Сэр Джонс перескочил через живую изгородь, проскакал  рядом  с  опешившим
слугой и, буквально пролетая мимо дома, успел крикнуть девушке:
   - Не беспокойся, дорогая, я скоро вернусь!
   Фрэнсис вновь приникла к окуляру,  чтобы  посмотреть  на  незнакомца,  но
обнаружила, что он смотрит на нее в бинокль. Увеличенные системами линз,  их
взгляды на мгновение встретились.
   Фрэнсис смутилась, выпрямилась и ушла, гордо вскинув голову.
   А из рощи выходило, не торопясь, с сознанием  собственной  силы  Новиково
воинство.
 
   Иван дернул за  висящий  сбоку  от  двери  витой  шнур,  послушал  звонок
колокольчика и взглянул на стоящего рядом Шишкина. Тот одобрительно  кивнул.
В доме никто не отозвался, и Иван толкнул дверь. Она оказалась закрытой.  Он
дернул шнур во второй раз - посильнее, и в третий  -  уже  чересчур  сильно,
потому что шнур оборвался.
   - Одну минуточку, Иван Васильевич! - попросил Шишкин и побежал к  большим
окнам дома, забранным толстыми решетками, пытаясь заглянуть внутрь.
   - Что ты как пацан, ей-богу! - недовольно  сказал  Новик,  снял  с  пояса
ручную бомбу, стукнул ручкой по каблуку, положил бомбу под дверь и  отбежал.
Шишкин присел, заткнул уши указательными пальцами  и  устало-привычно  начал
считать вслух:
   - Один, два, три, четыре, пять...
   Раздался взрыв.
 
   В большой, пронизанной солнечным светом столовой за длинным столом сидела
мисс Фрэнсис Роуз. Она ничем не выдала своего волнения, когда вошли Новик  и
Шишкин. Она словно не  видела  их,  продолжая  собирать  маленькой  ложечкой
размазанную на тарелке овсянку. Новик внимательно рассматривал ее. Она  была
маленькая, худенькая, рыженькая, и бьющий из окна солнечный  свет  делал  ее
почти прозрачной. Иван впервые видел такую девушку и, кажется, робел.
   Шишкин сделал шаг вперед, поклонился и громко объявил по-английски:
   - Мой господин, русский генерал Иван Новиков, приносит свои извинения  за
прерванный завтрак.
   Мисс Фрэнсис вскинула головку и, глядя сквозь Шишкина и Ивана, ответила:
   - We can go on with it together. My name is France Rose.
   Она повернулась к слуге и отдала ему негромко распоряжение.
   - Приглашает к столу. Ее зовут Фрэнсис Роуз, - перевел Шишкин.
   Новик понимающе кивнул и, вытерев ладони  сзади  о  гимнастерку,  сел  за
стол.
   - Иван, - назвал он свое имя, почему-то очень волнуясь.
   Слуга принес кашу, тосты и кофе с м