ем  присутствуют  дамы.  Это  придает
совершенно иной аромат, иной колорит суровым мужским форумам.  Пред  судом
прелестных глазок  все  стараются  блеснуть  умом  и  остроумием,  под  их
взглядом   смолкают   грубые   страсти   и   отступают   наводящие   скуку
поползновения.
   Заседание  началось  обстоятельным  вступительным  словом.  Речь  Яноша
Карпати, по  праву  президента  открывшего  собрание,  произвела  огромное
впечатление; особый успех возымели следующие места:
   - Есть ли занятие возвышенней и достойней мужчины, нежели псовая охота,
преисполняющая благородным самоуважением наши сердца,  побуждающая  дух  к
высоким свершениям и новейшие прогрессивные веяния доносящая? ("Правильно!
Ура!") Господа, - милостивые  и  сиятельные,  чиновные,  достопочтенные  и
благородные: мысль заслуживает того, чтобы  подумать  о  ней.  ("Слушайте,
слушайте!") Есть  ли  кто  средь  нас,  борзой  не  имеющий?  ("Нет,  нет,
никого!") Найдется ль хоть один мадьярский  дом,  мало-мальски  приличный,
где благородные эти животные... (Возглас  мадемуазель  Марион  с  балкона:
"Персоны!") Благодарю за поправку: где бы эти четвероногие персоны не жили
бок о бок со всеми? И вот до сих пор никому не пришло в голову  поддержать
интересы многомиллионного этого класса, коего представители в одной с нами
комнате спят, за одним столом едят и вместе с нами зевают дружно в скучные
минуты. (Тут два  присутствующих  представителя  заинтересованного  класса
начали ворчать и огрызаться друг на друга, и голос графа  Гергея  раздался
из-за  стола:  "Просят  публику  соблюдать  тишину,   перебивать   оратора
воспрещается".)   Господа,   -   милостивые   и   сиятельные,    чиновные,
достопочтенные и благородные: век наш  -  век  прогресса.  Всевозможнейшие
общества возникают у нас и за границей; одни  охрану  младенчества  ставят
своей задачей, другие - распространение книг, одни  оказывают  медицинскую
помощь,  другие  разведение  овец  поощряют,   есть   и   такие,   которые
шелководство собираются насаждать. Все это одобряю я от души и сам являюсь
их членом, не желая лишать  скромной  своей  поддержки  ни  младенцев,  ни
ученых, ни овец, ни больных, ни даже  червячков  тех,  что  шелк  из  себя
выпускают, хотя и брезгую ими; но спрашиваю в то же  самое  время  вас,  и
спрашиваю настоятельно: уж коли всем этим  отраслям,  существам  и  тварям
разумным и неразумным разные  общества  покровительствуют,  какая  причина
может меня удержать от предложения учредить патронаж  над  животными,  кои
одни многочисленнее всех остальных живых тварей в стране,  вместе  взятых,
от младенцев до ученых и от овец до шелковичных червей, ибо  числом  своим
гончие  псы,  бесспорно,  затмят  любых  младенцев,   ученых   и   прочих,
нуждающихся в Венгрии в призрении? Какая причина может удержать?
   И поскольку никто не мог указать такой причины, набоб продолжал:
   - Я думаю, господа, не надо вам напоминать, да у  вас  у  самих  сердце
есть, и оно подскажет, как велика  преданность  и  верность  вышеназванных
животных, превосходящая всякое воображение. В  самом  деле,  слыхал  разве
кто, чтобы борзая бросила, обманула или  обокрала  своего  хозяина?  Ведом
разве  борзым  ужасающий  грех  предательства,  -  затаила  ли  хоть  одна
когда-нибудь что бы то ни было против хозяина,  точно  кошка  злопамятная?
Психологически разве не доказано именно обратное: как бы сурово ни учил  я
свою собаку, попробуй в эту минуту чужой напасть на меня, - она, визжа еще
от ударов хлыста, на него все-таки бросится,  а  не  на  законного  своего
хозяина! А кто с таким житейским случаем не  сталкивался:  продаст  хозяин
борзую, но она, как ее ни холь новый владелец, хоть  в  молоке  купай,  не
приживается, - убегает к старому, пускай даже за сотню миль! С кем из  нас
такой трогательной истории не бывало?
   Зал ответил разноголосым шумом: все стали припоминать подобные  случаи,
каждый видел или слышал про завезенную за сотни миль собаку, которая домой
возвратилась. Но всех побил Леринц Берки, чью  борзую  в  мешке  увезли  в
Хорватию, а она через Драву, Дунай, Тису и  все  три  Кереша  [Фехеркереш,
Фекетекереш, Шебешкереш - разветвленная система реки Кереш, притока  Тисы]
ухитрилась спустя полгода добраться обратно до Пюшпекладаня.
   - В заключение да позволено  мне  будет,  государи  мои,  привести  тот
случай, когда хозяин борзой умирает, - и что же делает верный пес?  Теряет
аппетит, интерес ко всему, идет на могилу, ложится там, не ест, не пьет  и
на седьмой день... - Тут стал он тереть лоб в затруднении, как сказать: не
подыхает же? не околевает? - А на седьмой день - копыта кверху.
   Многие засмеялись.
   - Господа, я не шутки ради говорю, это все мой грустный опыт. Когда  я,
смертельно больной,  покинутый  дворней  и  приятелями,  лежал  один,  как
обреченная жертва, которой еще при  жизни  прислан  гроб,  лишь  несколько
верных друзей меня не оставили - да мои борзые. Все  под  дверьми  комнаты
собрались, где я лежал, и там скреблись, плакали, скулили, а удастся какой
ко мне проскользнуть, то  забьется  под  кровать,  и  никакими  силами  не
вытуришь ее оттуда; остальные же воют и воют с горя  во  дворе  весь  день
напролет.
   - Остановитесь, сударь! - крикнула с балкона барышня Марион. -  Госпожа
губернаторша чувств сейчас лишится.
   Быстро пущенные в  ход  ароматические  соли  предупредили,  к  счастью,
обморок, в который  готова  была  упасть  ее  превосходительство,  глубоко
взволнованная чувствительным описанием собачьей верности.
   И, оставив патетику, Янош Карпати  обратился  к  формулированию  своего
проекта.
   - Взяв на себя смелость  вынести  на  суд  любителей-борзятников  обеих
Венгрии скромное предложение  объединиться,  дабы  улучшить  существование
достойных того представителей животного царства, я в нижеследующих пунктах
определил бы  шаги,  сему  способствующие.  Во-первых,  собравшиеся  здесь
уважаемые господа должны объявить  об  учреждении  общества  и  из  своего
состава избрать комиссию, коей предстоит выработать статут и оный передать
в  свой  черед  на  рассмотрение  комиссии  из  шестидесяти  членов,   уже
постоянной. Во-вторых, надлежит определить достоинство выпускаемых  акций.
Я, со своей стороны, приобретаю тысячу.  (Единодушное  "ура".)  В-третьих,
сообразно  с  финансовыми  возможностями,   общество   оснует   следующие,
отвечающие его целям заведения: высшую школу псовой охоты - потребные  для
того участок и здание я бесплатно предоставлю в любом  из  моих  поместий.
(Продолжительное  "ура".)  В   ней   борзые   будут   надлежащим   образом
натаскиваться обученными той охоте псарями. Далее, основан будет  печатный
орган, газета для псовых охотников, в коей будут  помещаться  сообщения  о
прогрессе и открытиях в сей области  знаний,  а  также  интересы  общества
блюстись перед публикой. (Сдержанное одобрение, возгласы: "К  чему  это?")
Надобно также премии учредить  за  лучшие  книги  по  псовой  охоте  и  по
собаководству. (Шум в зале, возглас: "Мы, значит, не собакам, а писакам  в
поощрение объединились!")  И  наконец,  ежегодно  будет  созываться  общее
собрание общества и, по крайней мере, раз в год - устраиваться  состязания
в  резвости:  лучшая  гончая  выигрывает  золотой  кубок.   Все   кассовые
недохватки берусь покрывать я сам.
   И под общие клики "ура" г-н Янош уселся на свое место.
   Тотчас, как уж водится и принято, подняла голову  оппозиция.  Самородки
запротестовали против всех и  всяческих  взносов,  усмотрев  в  том  залог
нравственной   порчи;   нескольким   помещикам-компосессорам    показалось
подозрительным, что собрания созывать и псов обучать Карпати хочет у себя,
а почему бы не у них? Стойкую антипатию вызвало все, связанное с  печатным
словом, и хотя напоследок и такого рода расходы Карпати  принял  на  себя,
эту часть проекта ему не удалось провести. Граф  Сепкиешди,  не  выдержав,
перебил:
   - Оставь ты, сделай милость, всю эту шатию литературную, и так уже  она
в  политику  пролезла:  пагуба  немалая  для  страны,  -  еще  и  тут,   в
собаководстве, вредить  будут.  Весь  непорядок  от  них,  они  мадьярский
характер всякого своеобычия лишают, язык портят до того, что  мы  в  конце
концов сами себя понимать перестанем. Не хочу на друга  моего  сиятельного
пенять, на Рудольфа Сент-Ирмаи, который сам не гнушается книжки пописывать
и в газетки, - его я пощажу, хотя единственно из почтения  к  супруге  его
замечательной, здесь присутствующей, - однако должен сказать:  терпеть  не
могу и презираю всю эту голоштанную братию, и не дело с ней  борзых  наших
равнять.
   Возмущенная Флора отвернулась, веером прикрыв пылающее лицо.
   - Будь здесь Рудольф, задал бы он ему, - с очаровательным  негодованием
шепнула она Фанни.
   Поскольку речь  выдающегося  патриота  была  встречена  большинством  с
бурным одобрением, пришлось  Яношу  Карпати  с  плохо  скрываемой  досадой
уступить.
   У выдающихся патриотов та завидная привилегия, что каждое их слово тоже
почитается чем-то выдающимся и примечательным.
   Дискуссия, однако, могла бы и разгореться, не наскочи тем часом любимый
пес Мишки Хорхи самым неподобающим манером на борзого любимца  Карпати,  а
тот, позабыв о долге гостеприимства, не схвати в азарте партийной  страсти
за шею и не уложи наземь обидчика. Тут и остальные борзые гвельфы и борзые
гибеллины [гвельфы (сторонники папы) и гибеллины (сторонники императора) -
враждующие партии в Италии в XII-XIII веках] кинулись  друг  на  дружку  и
сплелись в клубок под ногами присутствующих, пока вмешательство псарей  не
положило конец этой ожесточенной распре.
   Вот было смеху, проклятий да чертыханий! Заинтересованные стороны  сами
вошли в такой раж, что авторитет высокого собрания легко мог поколебаться,
если б но граф Гергей. С обычной своей хладнокровной уверенностью, которая
ни при каких обстоятельствах ему не изменяла, призвал  он  к  порядку  обе
рычащие и тявкающие партии.
   - Господа! Здесь, в помещении, только нам лаяться разрешено,  а  вы  во
двор пожалуйте.
   Нагоняй этот снова на веселый лад настроил собравшихся. Борзая  публика
была выдворена из зала, и за  вычетом  спорных  пунктов  общество  приняло
предложение Яноша Карпати. Сам же он под бурю  приветственных  кликов  был
избран президентом, а выдающийся патриот - вице-президентом. Выбрали также
и нотариуса, секретаря, фискала, лекаря, правление из шестидесяти  членов,
комиссию из двенадцати, и все это запротоколировали надлежащим образом.
   Фундамент был заложен, великое и достославное общество учреждено, и нам
ничего  иного  не  остается,  как  только  к  радости   по   сему   поводу
присовокупить  пожелание,  дабы  почтенные  наши  патриоты  и   в   прочих
общественных делах проявляли рвение столь же похвальное. С тем и мы сольем
свое "ура" с кликами, коими члены  общества  взаимно  и  с  полным  правом
несчетное число раз приветствовали друг друга.
   Из залы заседаний гости перебрались  в  большой  салон;  споры,  беседы
продолжались до четырех часов пополудни, и Джордж Малнаи  спешил  сообщить
каждому встречному: странно, дескать, совершенно аппетита нет.
   Обе  прекрасные  дамы  прогуливались  под  руку,  и  все  видевшие   их
признавали: затруднительно даже и решить, которая красивее.
   Строгие матроны, сиятельные дамы любезностями и  комплиментами  осыпали
хозяйку дома, бедную мещаночку, лишь в тот  час  ощутившую  по-настоящему,
что ей за чудо ниспослано в лице подруги, чье небесное благородство  и  ее
осенило; которая, как бы сказать поточнее, в моду ввела доброжелательное к
ней отношение.
   Золотая молодежь, салонные львы обращались вкруг них  в  эти  два  дня,
словно рой планет возле двух светил; сам  граф  Сепкиешди,  казалось,  все
только  их  ищет  глазами  и,  даже  видя  отлично,  что  Флора  досадливо
отворачивается каждый раз, тем неотступней продолжал осаду.
   - Знаете, граф, - сказала Флора великому мужу, заступавшему им  дорогу,
- я сердита на вас. Всерьез сердита.
   -  Тем  приятней,  -  ответствовал   великий   человек,   весь   лучась
самонадеянностью, - на кого женщина сердится, тот может быть  уверен,  что
его полюбят.
   - Очень неправильное у вас понятие о  женском  гневе;  объединимся  вот
против вас, провалим, и конец вашей популярности в стране.
   Невинная шутка, не злая совсем в  таких  розовых,  свежих,  улыбающихся
устах; каждый ответил бы: сдаюсь и, поцеловав ручку, попросил  бы  сменить
великодушно гнев на милость. Но  великий  муж  предпочел  тут  же  палицей
взмахнуть.
   - Сударыня! - ответил он тщательно взвешенной фразой с таким видом и  в
такой позе, будто из-за стола, крытого зеленым сукном. - Пробовали уже это
и другие. Но с женщинами я не сражаюсь, а флиртую; женщин я не боюсь  -  я
их покоряю!
   После подобных фраз великий человек поворачивался обыкновенно и уходил,
словно не считая уже противника способным  подняться.  Несколько  усердных
поклонников рьяного патриота тотчас выхватили карандаши, чтобы занести  на
бумагу незабвенное его изречение.
   Фанни совершенно оторопела, Флора же расхохоталась.
   - Ну, этого мы отвадили раз и навсегда. Я в самых заветных чувствах его
оскорбила,  а  этого  он  никогда  не  прощает.  Золотой   его   телец   -
популярность,  и  уж  кто  на  этот  кумир  покусится,  тот  от   графской
благосклонности надежно себя застраховал.
   Вскоре  позвонили  к  обеду;  собравшиеся  с  веселым   гомоном   стали
усаживаться за столы, от описания коих я с чистой совестью  воздержусь  по
той простой причине,  что  картина  эта  лишь  в  натуре  занимательна,  в
передаче же скучна неимоверно.  Блеска,  изобилия,  роскошества  было,  во
всяком случае, предостаточно: у набоба - как  у  набоба!  От  национальных
блюд до самых искусных произведений французской кухни -  все  здесь  можно
было отведать, всем полакомиться, и вин не перечесть. Застолье  затянулось
допоздна, и языки к тому времени окончательно развязались; великий патриот
за обычные свои  двусмысленности  принялся,  за  скабрезные  анекдоты,  не
слишком  стесняясь  присутствием  дам:  castis  sunt  omnia   casta,   как
говорится, - порочного нет для непорочных, а  уж  покраснел  кто,  значит,
испорчен все равно. Но дамы сделали вид, будто не слышат, затеяв  разговор
с ближайшими соседями и ничуть не заботясь, над чем там гогочут  самородки
- непременная эта аудитория  выдающегося  человека,  клакеры  -  обожатели
пошлых фраз.
   Так или иначе, все по возможности старались провести время хорошо.
   Но не было никого счастливей набоба.
   На ум приходило ему, какая ужасная  сцена  разыгралась  на  этом  самом
месте год какой-нибудь назад, и вот рядом - обворожительная красавица жена
и веселое, оживленное общество, безмятежно улыбающиеся лица вокруг.
   Потом в передних  комнатах  запела  скрипка  Бихари  -  то  весело,  то
печально; кое-кто из самородков, отпихнув  стулья,  отправился  к  цыганам
поплясать.  Патриоты  же  пословоохотливей  тем  делом  тосты  в  столовой
подымали за всех подряд, в первую голову - за  хозяина  и  хозяйку.  И  за
отвлеченности всякие тоже пили: за общества и  за  комитаты,  за  школы  и
успех новейших идей. Граф Сепкиешди длиннейшую  речь  закатил,  в  которую
вплел очень ловко  все  громкие  фразы,  когда-либо  им  произнесенные  за
зеленым столом. Некоторые эту речь слышали уже четыре раза: впервые  -  на
сословном собрании, вторично - на губернаторских выборах, третий раз -  на
комитатском собрании и вот теперь, при рождении общества борзятников,  что
никому, однако, не  помешало  сызнова  встретить  ее  громогласным  "ура".
Приятное не становится хуже от повторения! И сам г-н Янош неистощим был  в
изобретении тостов и, кабы не одна почтенная дама, графиня Керести, лавры,
пожалуй, достались бы ему; но он и без того был истинным героем дня как по
части остроумия, так и винопития. Его  единственного,  во  всяком  случае,
осенила похвальная идея произнести  тост  за  двоих  отсутствующих:  графа
Иштвана и графа Рудольфа, за  чье  здравие,  превознеся  заслуги  каждого,
поднял он бокал, чем вызвал такое воодушевление, что  даже  дамы  схватили
рюмки и чокнулись с ним.
   В разгар радостного одушевления к Флоре подошел лакей и  подал  письмо,
доставленное нарочным.
   Сердце ее встрепенулось: она сразу узнала почерк мужа  на  конверте,  к
тому же, как в те поры водилось, и снаружи, под адресом,  приписано  было:
"Дорогой моей супруге с  горячей  любовью",  -  чтобы  и  на  почте  такое
послание приняли бережные руки. Значит, от него! Писал он из Пешта.  Флора
попросила позволенья  удалиться,  чтобы  прочитать.  Уход  ее  был  словно
знаком, разрешающим встать из-за стола, и пестрое общество  рассеялось  по
разным комнатам. Флора с Фанни украдкой проскользнули в свою спальную, где
можно было прочесть письмо без помех. Ведь и Фанни полагалось знать, что в
нем.
   Рукой, дрожащей от радостного нетерпения, сломала Флора печать,  прижав
предварительно к груди бесценное  послание,  и  обе  вместе  прочитали  те
несколько строчек, что его составляли:
   "Буду в Карпатфальве завтра. Там и увидимся. Рудольф. 1000".
   Цифра эта означала: "Тысяча поцелуев".
   То-то радость была для любимой супруги, которая  сама  стала  поцелуями
осыпать имя мужа, словно желая авансом сотню по меньшей мере  получить  из
обещанного, а потом на груди спрятала письмо, как бы откладывая на будущее
остальные девятьсот, но опять вынула и снова перечитала, точно  припоминая
и стараясь понять получше - и второй, и третий раз целуя и толком не  зная
уже, сколько потрачено, сколько осталось.
   Фанни целиком разделяла ее  чувства,  радость  ведь  так  заразительна.
Завтра приедет Рудольф; в каком  радужном  настроении  будет  Флора!  Она,
Фанни, величайшее счастье узрит, какое  только  может  вообразить  любящее
сердце, - и не позавидует, о нет! Напротив, сама чужой радости порадуется,
счастью лучшей своей подруги, которая  достойна  и  вправе  назвать  своим
мужчину, о ком все столь высокого, столь доброго мнения, и кто,  собираясь
назавтра быть, заранее сообщает о дне приезда, чтобы  обрадовать  супругу.
Не тайком, не внезапно является, подобно ревнивцу,  а  сам  извещает,  как
человек, уверенный, что его очень, очень любят.  О,  сколь  приятно  такое
счастье лицезреть!
   С сияющими лицами присоединились обе  к  остальному  обществу,  которое
веселилось до полуночи. Потом все разошлись по своим комнатам. Г-н Янош  с
музыкой проводил гостей на покой, а после цыгане уже с  тихой  колыбельной
прошли кругом под окнами. Наконец и последние звуки умолкли, все  заснули,
и снились всем  вещи  самые  приятные.  Борзятникам  -  лисы,  ораторам  -
заседания, г-ну  Малнаи  -  паштеты;  мужа  во  сне  обнимала  беспорочная
красавица Флора. И Фанни  снились  мужская  обаятельная  улыбка  и  мягкий
взгляд голубых глаз, о которых столько мечталось, которые так выразительно
смотрели  на  нее,  и  голос  слышался,  говоривший  ей  что-то  с  дивной
нежностью... Грезить ведь ни о чем не возбраняется.


   Итак - завтра!



21. ОХОТА

   На следующий день рано поутру охотничьи рога взбудили гостей. Заснувшие
с мыслью об охоте и видевшие ее во сне при  сих  сладостных  звуках  мигом
вскочили с постели; другие же с радостью дали бы  себе  поблажку,  соснули
еще хоть полчасика, да шум, наполнивший барский дом  и  с  каждой  минутой
нараставший, донял и этих медлителей. Беготня под дверьми, знакомые голоса
на галерее, собачий лай, щелканье кнутов и конское ржание во дворе  любого
сонливца разбудят. И можно ль особого такта,  предупредительности  ожидать
от охотников?.. Даже безукоризненно светский человек, собираясь на  охоту,
другие сапоги, другую шапку натягивает, считая себя тем самым  уже  вправе
ужасающе топать и разговаривать голосом чужим и  совершенно  неузнаваемым.
Мало того: и тут не выйдешь - песней тебя подымут, а очень уж  разоспишься
- из ружья выпаля