он.
     - Таких скромных и тактичных убивать надо, - ответила Кира, 
орудуя вилкой с тем же юным проворством, с каким собирала на стол. - 
Придется мне самой вам все в рот запихивать. И самой разжевывать, может 
статься...
     Минут семь-восемь они, как говорится, в молчании воздавали должное 
Кириному кулинарному мастерству. Потом Кира, явно беспокоясь, опять 
спросила:
     - Вкусно, Андрей Андреевич?
     - С ума сойти... - от души ответил Симагин, жуя. - Где вы это все 
берете?
     - Известно где, - грустно ответила Кира. Поставила локти на стол, а 
подбородочек уложила на сцепленные пальцы. - Так вот, послушная девочка 
Кира, несмотря на абсолютное отсутствие свободного времени, прошу это 
отметить в протоколе, Андрей Андреевич... исчитала за это время уйму так 
называемой фантастики и несколько очумела. Вы ешьте, ешьте... вот это 
попробуйте... Ну укусите хотя бы! Вот... умница Андрей Андреевич... как 
хорошо кушает...
     Симагин замычал возмущенно. Она засмеялась.
     - Во всех книжках все куда-нибудь идут с боем и ищут какую-нибудь 
железяку. Кольцо, меч, шлем... мезозойскую шестеренку, на которую великий 
волшебник питекантропов Ук-Плюк магически высморкался. А на ходоков 
этих, натурально, то чудо-юдо нападет, то инородцы какие, то уже, наоборот, 
юдо-чудо. Вот, последнюю я читала этой ночью, как ее... ну все одинаковые, 
невозможно запомнить! Я уж думала - хоть эта поприличнее, потому что 
узнала ее по обложке, пару раз видела, как в метро листают. Двести страниц 
какие-то уроды рубятся в капусту, потом двое хмырей встречаются, 
оказывается, волшебники могучие. Ах, так это ты? Да, но не называй меня по 
имени. Я пришел, потому что надо наконец решить, что нам делать с силами 
зла. Они совсем распоясались. Расходятся, договорившись об этом 
поразмыслить. Еще двести страниц людишки какие-то никакие суетятся, 
рубятся, потом опять уже тот приходит к этому. Ах, неужели это ты?! Да, но ни 
в коем случае не называй меня по имени. Нам надо наконец решить, что нам 
делать с силами зла. Они распоясались совсем. Еще двести страниц... Я не 
дочитала, честно скажу. При всей моей... - и тут она, осекшись, в одно 
мгновение вспыхнула так, будто полвечера провела у пышущей жаром русской 
печи, а не микроволновкой рулила. - При всем моем громадном к вам 
уважении, - старательно, почти по слогам выговорила она, - я этого читать 
не могу и не буду. Я не знаю, как остальные товарищи это выносят, а на меня 
книги производят очень сильное впечатление. И от вот этих я ощутимо глупею.
     Симагин уже давно прожевал последний кусок и только ждал паузы, 
чтобы вставить хоть слово.
     - Киронька, да я тут ни при чем! - покаянно воскликнул он. - Ну 
вы сами подумайте - разве в вашем возрасте я мог читать это? Тогда не было 
ничего подобного! Тогда Петя-пионер на атомной ракете на Луну летал! И 
честное слово, когда мне было лет двенадцать-четырнадцать, я бы, наверное, с 
гораздо большим удовольствием читал про Ук-Плюка, чем про Петю-пионера!
     - Ну, не знаю... - задумчиво сказала Кира. - Ох, Андрей 
Андреевич, вы ешьте, пожалуйста!
     - Некуда уже.
     - Опять кокетничает, - сообщила Кира в пространство. - Ну, я 
сейчас действительно начну принудительное кормление.
     - Погодите, не надо так свирепо. Я передохну маленько и еще чего-
нибудь понадкусываю...
     - Уж сделайте одолжение. Так вот... Мне как раз показалось, что, 
когда вам было двенадцать-четырнадцать, вам было гораздо лучше. Среди 
прочего мне попалась одна старая... как ее... - она обаятельнейшим образом 
сморщила гладкий девчоночий лоб и с непритворной яростью сказала: - Ну 
все перепуталось! Не помню! Ну вы, наверно, помните... про НИИЧАВО...
     - А! - От очередного избытка чувств Симагин всплеснул руками и 
едва не опрокинул пару тарелок. - Ну дак! Это ж перл!
     - Я так и подумала. Я лучше стала понимать вас и... ваше поколение? 
Как сказать... вашу касту? Ученых, которые были молодыми тогда, когда... - 
Она беспомощно повела рукой. - Когда... Ох, это отдельный долгий разговор, 
я и об этом ужасно хочу с вами поговорить. Вообще мне все время хочется с 
вами разговаривать, Андрей Андреевич. - Ее голос стал просительным, почти 
умоляющим, и просительным стал взгляд - без малейшего привкуса кокетства, 
всерьез. - Вот сдам экзамены, - грозно предупредила она, - и приглашу вас, 
скажем, на загородную прогулку. На дачу к нам. Лес, озеро - и никого. Нас 
двое. Поедете?
     - Не знаю, Кира, - честно ответил Симагин. - Как карта ляжет.
     - Вот не отказал мужик сразу, и то уже на сердце легче... спасибо на 
добром слове. Я вот еще что спросить хотела. Все не могу поверить. Неужели 
вы... тогда... действительно такие были?
     - Кира, что значит - вы? Я - или мы? Одинаковых людей не 
бывает.
     - Это понятно, И все-таки...
     - Мне трудно говорить, я был помоложе и то время застал уже на 
излете. Но в школе, в старших классах, многае из нас были такими. Хотели 
стать такими. И мне лет на пятнадцать заряда хватило. Но мне повезло, у нас 
довольно интеллигентная школа была. Не спец никакая, просто так 
подобралось в тот момент. И в старших классах две учительницы, математики и 
физики... помирать буду, не забуду - Тамара Григорьевна и Клара Наумовна. 
Не поверите, но до них я по этим предметам из троек не выбирался...
     - Вы?! - Она была совершенно потрясена.
     - Ну! До них мне и в голову не приходило, что это может быть так 
интересно! Для мальчишки интересно! Будто путешествие по Амазонке, будто 
плавание на паруснике от одного неизвестного острова к другому... Мне и в 
голову не приходило, что можно испытывать буквально физическое 
наслаждение... нет, не просто физическое, а и физическое, и духовное 
одновременно, как при настоящей любви, уважительное, и властное, и 
благодарное. .. когда уравнения так естественно, так послушно перетекают одно 
в другое у тебя под рукой! Все дальше, дальше! И все равно, даже при полной 
покорности, все равно впереди неизвестность, сладкая загадка, насколько бы 
далеко ни пошел!
     - Как вы заговорили...
     - И разве только это... От них двоих мы о реальной истории и 
реальной литературе узнали, наверное, больше, чем на уроках истории и 
литературы. Так, в прибаутках между решением задачек. В болтовне на 
переменках... Разумеется, сдать литературу или историю по этим разговорам и 
рассказам было абсолютно невозможно, но... да что говорить. Книжками 
менялись... как вот теперь мы, Кира, с вами... настоящими. Повезло. Даже для 
того времени - повезло.
     Несколько секунд Кира молчала, потом встряхнула головой.
     - Всегда знала, что вы еще и поэт. Но вот что вы мне скажите. Это 
все прекрасно, но ведь и наивно до кретинизма! Вы хоть знали, откуда деньги 
берутся?
     Симагин слегка опешил от такого поворота. Потом улыбнулся.
     - Знали. Из зарплаты.
     Кира презрительно фыркнула.
     - Знаете, Киронька, в то время шутили: наука - это удовлетворение 
личного любопытства за государственный счет.
     - Вот и дошутились, - сказала Кира.
     - Да, - медленно повторил Симагин, - вот и дошутились.
     - Понимаете, - сказала Кира, - меня что поразило... Я даже не могу 
сказать, что мне это нравится... просто поражает. В этой книжке, по-моему, 
слово <деньги> не встречается ни разу. Неразменный пятак - есть, да и то 
только для экспериментов дурацких... Выдача зарплаты, действительно, один 
раз упомянута. В ряду излишних и непроизводительных трат времени, куда нор-
мальные люди не ходят, а посылают дублей. А слова <деньги> - нет.
     - А нам тогда это казалось естественным, - сказал Симагин.
     - Вы что же, святым духом питаться собирались? Симагин 
улыбнулся:
     - Похоже, что да. Да, Кира. Именно.
     Ее лицо стало суровым. Она хотела что-то еще сказать, но Симагин 
взмолился:
     - Теперь уж вы перестаньте меня казнить! Вы же не будете меня 
расспрашивать, как я в сортире сидел, когда у меня желудок расстроился!
     Она ошеломленно шевельнула губами, не издав ни единого звука, а 
потом обезоруженно засмеялась.
     - Мы же коммунизма вот-вот ждали, Киронька! А при коммунизме 
денег вообще не полагалось бы! Только для музеев!
     Она покачала головой, все еще улыбаясь, но уже не смеясь.
     - Хотела бы я так пожить... - задумчиво проговорила она. - Не 
знаю, смогла бы... Не знаю даже, понравилось бы мне или нет. Но попробовать 
очень бы хотела. Андрей Андреевич, через пять лет, когда я кончу институт... 
вы к тому времени, наверное, уже разглядите, что я вся неплохая, а не только 
ножки. Возьмите меня к себе. Вы же, наверное, и сами в каком-нибудь 
НИИЧАВО работаете?
     - Нет, Кира.
     - Правда? А почему?
     Симагин секунду помолчал, подбирая слова.
     - В этой книге нет еще некоторых очень существенных слов, - 
сказал он. - Слов <куратор от комитета госбезопасности> нет, слов <первый 
отдел>, слов <оборонные исследования>... Слова <переворот> там нет...
     Кира что-то хотела сказать, но только шевельнула губами. Сжала их, 
опустила глаза. Потом вскинула - и снова опустила. Потом снова вскинула. 
Какие у нее прекрасные глаза, в сотый раз подумал Симагин. Кира потянулась к 
нему через стол и, едва доставая кончиками пальцев до одного из блюд, с 
которого Симагин еще ничего не взял, подтолкнула его к Симагину.
     - Милый, любимый, - тихо сказала она, - ты курочку не доел.
     - Да, солнышко, - сказал Симагин жизнерадостно. Она вздрогнула. 
- Ты права, солнышко. Хватит мне болтать, пора и мужским делом заняться. 
Мяса съесть.
     - Вот это правильное решение! - воскликнула Кира. - Вы ешьте, а 
я вам вот что еще пока скажу. Я вас там нашла.
     - Где? - спросил Симагин, жуя.
     - В НИИЧАВО.
     - Ну да?! Небось Привалов?
     - Ничего подобного. Этого одноклеточного я бы нипочем кормить не 
стала. И никуда бы с собой не позвала. Сдался он мне. Знаете, вы кто? - Она 
улыбнулась, в то же время явно пытаясь вспомнить все в точности уж хотя бы 
на этот раз. - Саваоф Баалович Один, - старательно выговорила она. - 
Помните? Самый могучий из магов. Собственно, всемогущий - но только с 
условием, чтобы ни одно из его чудес не повредило ни единому живому 
существу во Вселенной. А такого чуда даже он представить не мог - и 
устранился. Вот уж точно, баба сердцем видит. Я это сразу про вас 
почувствовала - а теперь вы как сказали про кураторов, так все и подтвердили.
     Симагин, не торопясь, проглотил вкуснятину. Поразмыслил и, глядя 
девочке в лицо, заговорил:
     - Никто всемогущим условий не ставит.
     Любопытная девчонка сразу включилась в игру. Она думала, это игра.
     - Что же вам мешает, Саваоф Баалович?
     Симагин еще помолчал, потом усмехнулся немного неловко.
     - Кира, я вам страшную тайну открою. Никто ее не знает. Только я. А 
теперь будете знать еще и вы. Хотите?
     - Да! - завороженно выдохнула Кира.
     - Но только...
     - Да пусть хоть на кусочки режут! Ни слова никому!
     - Хорошо. Представьте себе, что вы видите тонущего человека. Вы 
хорошая, добрая и умелая. Вы его спасаете.
     - Раз плюнуть, - азартно согласилась Кира.
     - Приводите его домой, чтобы он отдохнул и обсох. Он соблазняется 
вашими драгоценностями и, когда вас нет, убивает ваших престарелых 
родителей, вашего малолетнего ребенка, тырит камушки и скрывается.
     - Сучонок какой!
     - Хорошо, пусть не сучонок. Пусть чуть сложнее. Просто он болен 
чумой. И сам еще не знает этого. Но уже заразен. Отдохнул, обсох, поел - и с 
благодарностями удалился, искреннейшим образом собираясь всю жизнь за вас 
Бога молить. И через неделю умер. Сам того не ведая, он заразил ваших 
родителей и вашего ребенка. Предвидеть это было невозможно никоим 
образам. Но то, что чуму принес он, вы впоследствии узнали. Вы добрая, 
сильная духом. И все-таки, поплакав ва могилке своего младенца, повспоминав, 
как тащили, надрываясь, незнакомца из потока, как радовались и гордились, что 
спасли его, вы надолго утратите всякий интерес к жизни, и к добрым делам в 
особенности. Не злоба, не подлость будут вами руководить, не корысть. К 
этому вы все равно не способны, вы хорошая. Но от дикой апатии вам не уйти. 
От желания скрыться от всех и ничего не делать. Вам просто руки не поднять, 
так больно и тошно. Мускулатура у вас прекрасная, отменная реакция, 
прекрасные легкие. Но вам рукой не пошевелить. Понимаете?
     Глаза Киры от ужаса стали совсем громадными.
     - Кажется, понимаю... - проговорила она.
     - Причем чем крепче ваша мускулатура, тем разительнее контраст 
между тем, что вы, абстрактно говоря, могли бы с ее помощью творить, и тем 
бессилием, которое возникло на самом деле. Понимаете?
     - Да, - она несколько раз кивнула. - Да, Андрей Андреевич, теперь 
понимаю.
     - Теперь представьте, что вы могучая волшебница. Добрая. Королева 
фей. Об этом, по-моему, ни в одной сказке не задумывались - ну, да на то они 
и сказки, чтобы не ставить таких ужасающе реальных проблем. В городе 
начался пожар. Пламя перекидывается от дома к дому, вот уже четверть 
огорода в огне... Вы не выдерживаете и гасите пожар.
     - Естественно.
     - Вот именно. Абсолютно естественно. Вы не в состоянии, просто 
физически не в состоянии видеть, как гибнут люди. Люди, которых вы считаете 
плохими - и люди, которых вы считаете хорошими. И люди, которым от роду 
пять месяцев, и пять лет, и пять дней... Не спасти их вы не можете. У вас и 
выбора-то нет. Но через годы и годы выясняется, что среди спасенных детей 
был Гитлер. Предвидеть это вы не могли никоим образом, несмотря на все свое 
могущество. Но потом вам не отделаться от чувства вины за все, что Гитлер 
натворил. Ведь вы его спасли. Вы спасли, кроме того, двести шестьдесят восемь 
человек. Вот какая вы замечательная. Но погубили вы, так вы чувствуете, 
пятьдесят миллионов. Каково будет вам дальше жить и творить добро?
     - Да я этого Гитлера придушу, как только выяснится, кто он такой!
     - Да? Хорошо. Это уже ваш сознательный, целенаправленный 
поступок. Его последствия - целиком на вашей совести. Фашизм в Германии 
не победил, не возникла эмиграция интеллектуалов из Европы. Война не 
началась. США остались мировым захолустьем, просторным, богатым, но 
замкнутым и квелым. Каким были в тридцать девятом году. Никакой атомной 
бомбы они не сделали. Ее сделал Сталин в пятьдесят первом. Рассказывать, что 
было дальше?
     - Нет, - тихо ответила Кира.
     Симагин перевел дыхание. Что-то я разошелся не в меру, подумал он. 
А работа не движется. И тут он ощутил мимолетный укол тревоги. 
Прислушался. Но все было спокойно: с Асей порядок, и самопросеивание идет 
своим чередом. Уже две молекулы найдено.
     - Вот так, Киронька, нам, всемогущим, живется, - сказал он.
     - И ничего нельзя сделать?
     - Можно иногда. Но это такая нейрохирургия... Одно утешает. Те, кто 
не феи, а, наоборот, ведьмы, сталкиваются с аналогичными проблемами. 
Представьте, что вы злобная карга, из вредности спалившая город. И там сгорел 
малолетний Гитлер. И карга каким-то образом - не будем сейчас углубляться в 
то, каким именно, но примем как данность - она впоследствии выясняет, что, 
так славно погубив в огне почти три сотни человек, спасла пятьдесят 
миллионов. Что будет?
     Мгновение Кира размышляла, потом ее лицо прояснилось. Она даже 
хлопнула в ладоши:
     - Карга лопнет от злости!
     - Ну, может, и не лопнет, - улыбнулся Симагин, - но уж надолго 
выйдет из строя. Будет по полу кататься с завываниями, будет полвека сидеть в 
своей пещере и горько плакать: бедная я, несчастная! Это ж надо так 
опростоволоситься! И знаете, Кира, вряд ли еще раз когда-нибудь отважится 
устраивать пожары.
     - А то, следующее... Ведь Сталин...
     - Наши примеры, Кира, предельно упрощены и схематизированы. 
Ведь, сгори Гитлер во младенчестве, Веймарская Республика все равно 
выродилась бы в какую-то форму диктатуры. И, если бы не война и затем не 
Хиросима, Сталин вряд ли заинтересовался бы атомной оборонкой. Ему бы, как 
и прежде, кавалерии хватало... Попытайся мы сейчас говорить всерьез, разговор 
получился бы куда более сложным и... научным. Лучше просто постарайтесь 
почувствовать, что это такое - шок от принципиально непредсказуемых в 
момент совершения поступка, нежелательных вторичных его последствий. Шок 
от принципиального несоответствия желаемого результата поступка его 
реальному результату. Особенно если вы - всемогущая фея. Для фей такой 
шок куда ужаснее, чем для людей обычных. Потому что, во-первых, для 
обычного человека девяносто процентов последствий его поступков навсегда 
остаются неведомы. И во-вторых, обычный человек, как правило, слишком 
незначительно влияет на мир, и его поступки редко имеют серьезные 
последствия. Но все меняется, стоит вам только... взять в руки волшебную 
палочку.
     Они помолчали.
     - Андрей Андреевич, - тихо сказала Кира, - что-то мне не по себе. 
Слишком уж вы серьезно все это рассказываете. Слишком уж со знанием дела.
     - Мысленный эксперимент, Кира, - ответил Симагин. - Каков 
вопрос, таков ответ. Это вам за Бааловича. Но я все равно жалею, что завелся. 
Чувствую, что скучно стало. Математикой вас мучил, теперь ахинею какую-то 
развел...
     - Мне скучно не стало. Я же сама просила, мне очень хочется с вами 
обо всем разговаривать. Интересная игра. Очень... К следующему разу я 
обязательно придумаю методику, как помогать, не вредя. Не может быть, чтобы 
ее не было...
     Наоборот, подумал Симагин, никак не могло быть, чтобы она была. 
Как придумать автомобиль, который в принципе не способен давить пешеходов 
и отравлять воздух выхлопами? Только придумать его без колес и мотора... Но 
до чего же я тебя понимаю, дочурка. Смириться с этим очень трудно. 
Невыносимо трудно. Как с внезапным неизлечимым увечьем. Как с тем, что 
тебя ни за что ни про что продали в рабство на всю жизнь, продали, пока ты 
спал; думал - ты свободный, а повзрослел всего-то на несколько часов, и 
оказывается - раб...
     Вслух он ничего не сказал. Пусть придумывает. Так, именно и только 
так люди становятся божественны не только по образу, но и по подобию. Мы 
знаем, взъярился Кристобаль Хозевич, что эта задача не имеет решения - мы 
хотим знать, как ее решать! Или совсем из других времен, две с лишним тысячи 
лет назад. Один из студентов Конфуция зашел поужинать в харчевню на ок-
раине столицы, и там его спросили, кто он. Услышав ответ, хозяин харчевни 
поклонился и сказал с благоговением: <А, так ты ученик того Кун-цзы, который 
знает, что хочет невозможного, и все-таки хочет этого!>
     Кира тоже еще поразмышляла несколько секунд, но сколь-либо 
длительной <грусти томной> ее темперамент, видимо, не переносил. Она 
стрельнула на Симагина озорным взглядом:
     - А на Марсе вы бывали, Саваоф Баалович?
     Симагин усмехнулся:
     - Бывал.
     - А на Венере?
     - Заглядывал. Но, Кира, опять же почти все внимание уходит на то, 
чтобы не наследить. Вы представьте: когда-нибудь прилетят же нормальные, 
обыкновенные космонавты-астронавты, увидят следы одинокого туриста в 
кроссовках - ведь с ума сойдут!
     - А на других звездах?
     - Конечно, - Симагин усмехнулся опять. Шутим... - Особенно по 
молодости. Любопытно же. И потом, Кира, бывают удивительно красивые 
миры. Удивительно красивые... Перенесся я, помню, как-то раз в Туманность 
Андромеды. Лечу это я, лечу...
     Долго, свирепо позвонили в дверь - <Гонг> захлебнулся и прерывисто 
заклекотал. Кира вздрогнула, ее лицо озадаченно вытянулось.
     - Кого это принесло на ночь глядя? Интим наш, можно сказать, 
нарушают! Никого нет дома!
     - Может быть, мама? - предположил Симагин.
     - Вряд ли... С чего ей сегодня возвращаться, раз отец уехал. Да и 
ключ у нее есть... - Она встала. - Сейчас, Андрей Андреевич. Извините. И не 
вздумайте, пожалуйста, пока меня нет, глядеть на часы и собирать