и зачем? Какая разница? И не раз мужик в кино говорил ей: 
ляжьте на пол, вам, гражданка, все равно... Все равно.
     - Погода какая установилась, - говорил он, первым делом нырнув в 
ванную, чтобы помыть руки. Никогда он даже не пробовал ее обнять с ходу, 
немытыми руками. Гигиенист. Шевелюра у него была уже изрядно поредевшая, 
неопределенного цвета, а лицо - маленькое и щекастое, как у грызуна. И 
вообще он был похож, особенно когда говорил, на свистящего суслика в степи 
- Дроздов показывал когда-то в <Мире животных>, и Ася еще тогда 
поразилась сходству: сложит лапки на пузике, щечки раздует и фь-фь-фь... 
секундочку послушает собеседника и опять: фь-фь-фь... Вроде бы и 
симпатично, и даже погладить хочется, но - суслик...
     - Здорово было бы сейчас вместе, скажем, выбраться за город, да? - 
спросил он.
     - Да.
     - Знаешь, возможно, что это не такой уж дохлый номер... Каким 
полотенцем можно?..
     - Вот, розовое.
     - Ага. Возможно, говорю, это и не такой уж дохлый номер. В 
воскресенье Алка с девчонками на какую-то супервыставку собирается, а я 
попробую отлынутъ. В очереди они там простоят часа полтора, если не два, да 
потом часа два будут бродить меж икс-панатов. - Когда уже совсем не о чем 
было пошутить, а хотелось, он просто-напросто начинал якобы забавно 
коверкать слова, и сам улыбался, приглашая своей улыбкой поулыбаться и 
Асю; и если она сохраняла серьезность, это уж были ее проблемы, он для 
создания легкой, непринужденной атмосферы сделал все, что мог. - Да еще 
дорога туда и обратно часа полтора. Можем попробовать выбраться, скажем, в 
Озерки. Позвонить тебе?
     - Да не знаю... - промямлила она, а сама думала в это время, 
заледенев внутри: если вот сейчас придет Симагин, я погибла. Погибла 
навсегда. Конечно, Андрей сделает вид, что ничего и не произошло, у него на 
меня никаких прав, и просто он явился, как обещал, поподробнее рассказать о 
том, что я просила выяснить. Но я погибну. И вот именно теперь она, сколько 
раз говорившая Алексею <Нет> по самым разным поводам, не могла выдавить 
этого слова раз и навсегда.
     Он тщательно вытер руки и вышел из ванной.
     - Я тебя очень огорошил своим неожиданным визитом? - чуть 
самодовольно, но в то же время явно не на шутку беспокоясь о том, каким 
будет ответ, спросил он. Неужели у него нет моего равнодушия? - подумала 
Ася. Неужели я ему как-то... дорога? И он боится меня потерять? Странно, мне 
это никогда не приходило в голову. Об этом я никогда не думала. Никогда не 
смотрела на наши дела под таким углом зрения... его глазами. Тешу его 
самолюбие? И не нужна вовсе, но для коллекции сгодится? Или нужна именно 
я? И действительно все так, как он канючил в первый год, когда мы еще 
заводили пару-тройку раз эти бессмысленные разговоры с выяснением 
отношений и их перспектив: ты же понимаешь, Аська, ну ты же умница, ну ты 
же понимаешь, ну там же две дочки, двенадцать и восемь годков, ну не бросать 
же мне их, ну такое время тяжелое, ну как я их брошу... Ох, гадость какая, 
вспомнила она.
     Время для нее всегда немного замедлялось, когда он являлся - и она 
иногда изумлялась даже: вроде давно уже сидит, а еще только полчаса прошло. 
Но теперь оно неслось галопом. Он еще до комнаты не дошел, а просвистело 
уже минут двадцать, и в каждую из шестидесяти секунд этих минут - мог 
позвонить Симагин. Хорошо, если в телефон. А если - в дверь? Он ведь так и 
сказал: приеду.
     - Ну, куда? - спросил он. - В кухню, в комнату?
     - Куда хочешь.
     - Тогда в комнату. На работе я поел, так что по еде не соскучился. А 
вот по тебе... - он со значительным видом уставился ей в глаза. - А ты 
действительно прекрасно выглядишь. Помолодела тут без меня. Вот что значит 
хорошая погода.
     - Наверное.
     - Антошка не нашелся? - спросил он
     - Нет.
     - Странно... Знаешь, я по своим каналам тоже пытался что-то 
выяснить. Есть у меня один знакомый журналист, он как раз последнее время 
пишет о наших отношениях с Уральским Союзом. Большой приятель пресс-
секретаря тамошнего президента. Но он пока тоже ничего не узнал. По-моему, 
он в сентябре туда поедет в командировку, я ему напомню, если хочешь.
     Странно он ставит вопрос. Еще бы мне не хотеть! Если бы я уже не 
знала всего, как бы я отреагировала, интересно, на его <если хочешь>? Как 
будто про поездку в Озерки речь идет... Если бы у него дочь исчезла... да не на 
несколько месяцев, а просто вовремя не вернулась от подружки... он тоже так 
бы выяснял, что с нею случилось?
     Ох, Аська, не надо. Не заводись. Вот именно теперь тебе захотелось, 
чтобы он был тебе настоящим сопереживающим другом. Чтобы он за твоего 
сына переживал, как за свою дочь. Не всем же быть Симагиными.
     А ведь Симагин тебя опять разбаловал. За каких-то два дня. Теперь 
тебе уже симагинская реакция кажется естественной, а эта - мерзковатой. А 
все эти годы - было вроде бы и ничего. У тебя не было вообще никаких 
претензий.
     - С ним, кстати, весной случилась одна забавная история при 
переезде границы. Пермяки - они же все сумасшедшие, так вот представь...
     Он удобно уселся напротив Аси, едва не касаясь ее коленок своими, и 
затоковал. Не могу, думала Ася. Как странно - не могу. Мне его жалко. 
Человек пришел почти как домой, и это я сделала так, что он себя чувствует 
здесь почти как дома, а в чем-то, наверное, даже лучше, чем дома, иначе бы не 
ходил... И вмазать ему ни с того ни с сего - не могу. Никогда бы не подумала, 
что вот именно сейчас мне станет его жалко.
     Если окажется, что я опять обманула Симагина, я помру. Даже не надо 
будет голову совать в духовку - просто помру от ужаса и тоски.
     Симагин - тоже пермяк почти.
     А я смогла бы так - как мне хочется, чтобы за Тошку Алексей сейчас 
вдруг переживать начал - переживать, скажем, за дочку Симагина, которая у 
него, скажем, родилась от кого-нибудь, пока меня не было?
     Это вопрос. Как говорил Симагин, зэт из зэ куэсчн. Потому что если 
вдруг я по поводу близких Симагину людей когда-нибудь заговорю вот таким 
вот тоном, как этот Алексей... Ох, лучше бы мне тогда на свет не рождаться. 
Позорище. Это вот и есть смерть - так поговорить и тут же перейти на 
забавные истории.
     А вдруг Симагин не придет?
     А вдруг он такой же, только притворяться выучился лучше?
     Так ловко озабоченный вид на себя напустил, и по телефону сказал 
именно и только то, что я услышать мечтала - я и уши развесила, я и 
рассиропилась... ах, Симагин, ах, лучший из людей! Поди-ка проверь, правду он 
мне сказал или нет! Зато явится теперь спасителем!
     А поверить вот в это - тоже смерть.
     - Аська, - сказал Алексей, - ты меня совсем не слушаешь. И 
правильно делаешь. Я и сам с трудом разговариваю. Разговаривать и с 
сослуживцами можно, правда? - и он потянулся к ней. Пальцы его 
шевелились, словно уже по дороге начиная что-то расстегивать.
     Ася отпрянула.
     - Алеша, ты извини. Но ты, вообще-то, полный чурбан, если не 
почувствовал...
     Зря это, зря! При чем тут чурбан! Ну конечно, чурбан, если болтает, 
как глухарь на току, и не замечает, что баба другого ждет... ну ведь и пусть 
чурбан, зачем обижать лишний раз, мне ж с ним не детей крестить! Вот это 
точно. Не крестить.
     - Я вернулась к мужу, - с отчаянной храбростью сказала она.
     Не сглазить бы... То-то смеху будет, если Симагин так и не явится!
     Какой там смех! Это значит, с ним что-то случилось! И я либо 
спозаранку, либо вот прямо к ночи поскачу опять на Тореза, проверять, здоров 
ли он, дома ли... На лестнице спать буду, а дождусь! Ведь следователь же, ведь 
что-то там происходит.
     А я, потаскуха, лясы тут с любовником точу.
     Алексей успел по инерции произнести еще, наверное, слова три, а то и 
четыре, прежде чем до него дошло. Глаза у него обиженно округлились, словно 
у ребенка, которому вместо конфетки дали пустой фантик. Была в свое время 
такая идиотская шутка, за которую, всегда считала Ася, взрослым надо руки 
отрывать.
     Впрочем, всей стране уже несколько раз вместо обещанной конфетки 
давали пустой фантик - а руки отрывали только тем, кто посмел заметить, что 
фантик пустой... Вот и дожили.
     - Ася, - проговорил Алексей неловко. - Ась... ну ты же говорила 
сколько раз, что мужа у тебя никогда не было.
     Как будто в этом все дело. Поймать на противоречиях и доказать, что 
сказала неправду именно сейчас.
     - Извини, Алеша. - Асе было ужасно стыдно. - Ну мало ли ты мне 
врал... мало ли я тебе врала... Все мы люди. Был муж. Есть и будет.
     Ох, не сглазить бы!!
     Был, есть и будет есть. Симагин, приходи скорей, гуляш невкусный 
станет!
     Сердце кровью обливалось смотреть на Алешу. Такой был 
говорливый, уверенный, самодовольный, причесанный... Так ему хорошо было 
- пришел после рабочего дня отдохнуть, султаном себя почувствовать за бес-
платно. ..
     Честное слово, у него даже волосы как-то сразу разлохматились. 
Жалостно.
     Да нет, не так все просто. Дело не в султане, наверное; дело не только 
в столь стимулирующем мужиков гаремном разнообразии сексуальных блюд, а 
в том, что здесь, с любовницей, он был уверен: его любят просто за него самого 
- не за редкостные тряпки, утащенные из пресловутого <Товарища>, не за то, 
что он все деньги в дом приносит, не за то, что в поликлинику ходит с младшей 
и к директору школы из-за старшей, не за то, что проводку чинит и бытовая 
электроника у него такая, какой ни у кого из приятелей нет - просто за него 
самого. За то, какой он сам по себе славный человек, интересный собеседник и 
замечательный мужчина.
     Ведь это так важно!
     Ведь тогда, по большому-то счету, и деньги приносить куда легче, и к 
директору ходить, и вообще все. Потому что, когда тебя любят за тебя самого, 
ты готов сделать все, что угодно. А когда тебя любят только за то, что ты что-то 
делаешь, ты готов делать лишь ровно столько, сколько необходимо, чтобы тебя 
любили.
     Ох, это я от Симагина заразилась любовью к возвышенным, умным и 
обобщенным рассуждениям. На самом-то деле все куда как проще. Могучий и 
гордый самец пришел перепихнуться на халяву - а я ему серпом по...
     - Это Антонов отец, что ли? - уныло спросил Алексей.
     - Да, - сказала Ася. Не вдаваться же сейчас в подробности. 
Алексею-то какая разница. И, положа руку на сердце, Симагин был Антону 
куда лучшим отцом, чем этот... как его... Антон.
     - Ну, понял... - протянул Алексей. - Понял... - Он нерешительно 
ерзал на стуле; надо было вставать и уходить, но не хватало решимости 
подняться, потому что, стоит только это сделать, сесть снова уже не доведется 
никогда. - Ну, смотри... Может, конечно, это и к лучшему. А вдруг... Знаешь, я 
тебе позвоню месяца через два...
     - Не надо, - сказала Ася. Она прекрасно поняла, к чему он клонит. 
- Если ты надеешься, что мы с ним опять разбежимся, то... В общем, не звони.
     Он все-таки попытался взять себя в руки. Даже кривовато улыбнулся.
     - Не пожалей, - сказал он, изо всех сил стараясь сберечь лицо. Надо 
же как-то дать дуре понять, подумала Ася, какое сокровище она теряет. - Ты 
уж, как я понимаю, полжизни пробросалась. Может, хватит журавлей-то 
ловить?
     Вот как он заговорил! Ну что за мелкая душонка!
     - Лешенька, - сказала она и с удивлением поняла, что, пожалуй, так 
ласково и не называла его никогда до сих пор. - Не обижайся и не сердись. 
Хоть постарайся. Ты очень хороший. Извини меня, пожалуйста.
     И тогда он все-таки встал. Тут же вскочила и она.
     - Ладно тебе, - желчно сказал он. - Совет да любовь, желаю 
здравствовать.
     Глаза побитой собаки... побитого суслика. Господи, да как же жалко 
его! Да хоть раздевайся, чтобы чуток его успокоить! Никогда еще она не 
чувствовала к нему такой нежности. Вообще никогда не чувствовала к нему 
нежности - только сегодня. Да что же это такое!
     - Лешенька, - умоляюще сказала она, - ну извини. Ну дура-баба, 
ну что с нее возьмешь!
     Он не ответил, только уголок губы раздраженно дернулся. Он пошел 
было в коридор, но остановился и, оглянувшись, напоследок оглядел ее с 
головы до ног. На ноги глядел особенно долго - и она не мешала ему; терпела, 
стояла спокойно. Платье она сегодня надела хоть и не мини, но все-таки в 
обтяжку и сантиметров на пять выше колен; много лет она не позволяла себе 
таких развратных маскарадов.
     - Красивая ты, - сказал он каким-то новым голосом, мужским - 
сдержанно и спокойно. - И совсем еще молодая... - запнулся. - Вот почему 
ты сегодня такая красивая. Счастливо, Ася.
     Она заботливо подняла и подала ему его <дипломат>, потом, не зная, 
как еще приласкать выгоняемого, зачем-то подала ему его полуботинки. Потом 
открыла перед ним дверь. Потом - закрыла ее за ним. Они не сказали друг 
другу больше ни слова; она подумала, что, наверное, надо бы его хоть в щеку 
поцеловать на прощание - сколько лет все ж таки он был ей не совсем чтобы 
чужим человеком... но побоялась обидеть. Да, сказать по совести, не хотелось 
ей его целовать. Ей хотелось целовать не его.
     А когда дверь захлопнулась за ним, Ася поняла, что мосты 
действительно сожжены. И не потому, что она прогнала любовника. И не 
потому, что, если Симагин ее обманет, она останется теперь совсем одна; с 
Алексеем она и так была совсем одна. А потому, что каким-то чудом снова 
обрела способность сострадать даже чужим, даже тем, кто ей не нужен - и 
кому, в сущности, совсем не нужны ни она, ни ее сострадание.
     Именно это значило, что жить как прежде она уже не сможет.
     А Симагин все не шел.
     И она поняла. Это оказалось проще простого.
     Он хочет прийти так же поздно, как она к нему третьего дня - чтобы 
уже невозможно было уехать, чтобы она сама наверняка предложила ему 
остаться. Как приятно будет сказать ему: оставайся, Андрюша, я тебе постелю... 
Какая он умница, какой он молодец! Никуда он сегодня от меня не денется!
     Умиротворенная, благостная, она достала сигареты - ожидая 
Симагина с минуты на минуту, она не решалась закурить, зная, как он не любит 
эту отраву, а теперь в запасе оказалось по меньшей мере еще с полчаса, а ско-
рее, и больше того, дым успеет выветриться, - уселась снова перед окошком, 
закурила неторопливо и стала преданно, терпеливо ждать.
     
     Растерянный и злой, и словно бы очень усталый, буквально 
выпотрошенный усталостью, навалившейся ни с того ни с сего, Алексей вышел 
из подъезда и остановился на тротуаре, ожидая, когда можно будет перейти 
улицу и двинуться к метро. Несмотря на поздний час, машины шли одна за 
другой. Пробросается, думал Алексей. Пожалеет еще. А я ведь и действительно 
собирался Яшку попросить повыяснять про ее Антона, когда он поедет в 
Свердловск... или как там теперь его называют, запутался уже от 
переименований... Екатеринбург? Или опять уже Свердловск? В общем, 
собирался, честно собирался... прилгнул ей немножко, правда, будто уже это 
сделал - но ведь разницы никакой. Ну кто еще будет о ней так заботиться? 
Тоже мне, сокровище!
     Может, вернуться? Поговорить еще? Может, она немножко покривила 
душой, и не так уж у нее гладко с этим... мужем, или кто там? Может, она 
просто на понт меня, что называется, взяла - элементарно подразнить решила, 
как это у них, у женщин, бывает иногда. Просто чтобы поревновал. Благоверная 
его не гнушалась такими штучками. В гостях вот недавно притворилась, что ей 
плохо, испортила вечер, он побежал машину ловить, чуть с ума не сошел, пока 
до дому ее довез - а она и говорит: мне интересно было, как ты станешь 
реагировать... Нормально. А он, дурак, сразу на Асю расфырчался и ушел...
     Обязательно ей позвоню через пару недель. Или даже просто через 
неделю. В выходные позвоню, через четыре дня, как собирался - может, она 
уже решит, что достаточно его помучила, и поедем в Озерки. Так бывает - 
подурит баба и потом, как ни в чем не бывало, снова ластится. Сколько раз он 
это дома терпел. Нормально.
     Жалко ее терять. Яркая женщина и какая-то... настоящая. Уж если 
радостно ей, так радостно. Уж если интересно, то интересно. Уж если ждет - 
так на всю катушку ждет, а если уж не ждет... то не ждет. Он печально 
усмехнулся. А ведь она сейчас явно ждет того своего. Как я сразу не догадался, 
ид-диот! Четыре с лишним года... и так вот мордой об стол... Конечно, никогда 
она не была в меня влюблена безумно, это я понимаю - но относилась непло-
хо. А в постели какова! Нет, не в смысле всяких штучек, вся эта сексодромная 
аэробика, наверное, только бзикнутым на телесном здоровье американцам и 
нужна, они даже из постели жаждут устроить спортзал - так зато в этом, как 
его, <Основном инстинкте>, что ли... герой вместо объяснения в любви героине 
заявляет: <Ты трахаешься лучше всех в мире!> - и это уже повод, чтобы 
предлагать руку и сердце. То есть, так надо понимать, каждый остается сам по 
себе, но в трахе совпали более, чем с кем-либо другим из испробованных. 
Вполне жизненная ситуация. Нормально. А вот Ася какая-то... самостоятельная 
вполне... но самозабвенная. Не просто сношается, а отдается; есть разница. 
Сразу чувствуешь себя главным. Ч-черт, если она со мной такова, то какова же 
с тем, кого и впрямь всерьез, всем сердцем... Он даже зубами скрипнул от за-
висти и унижения. Нет, не может быть, чтобы вот так. Хоть бы этот ее идеал на 
нее плюнул с высокой горки?
     Из-за угла навстречу ему вышел человек; если бы Алексей знал 
Симагина, то понял бы, что это он. Но он и Симагина не знал, и вообще был 
настолько увлечен своей обидой и желанием хоть как-нибудь отомстить Асе, 
унизить ее, победить и снова завладеть, что вообще не смотрел по сторонам; 
машины на проезжей части он еще как-то отслеживал на рефлексе, но 
рассматривать, кто там идет навстречу, кто мимо, кто догоняет и кто отстает -  
это увольте, это не сегодня. И потому он лишь краем глаза отметил нечто 
расплывчато странное: как идущий ему навстречу щупловатый мужчина роста 
чуть повыше среднего вдруг вынул из кармана нелепо знакомый, но абсолютно 
неуместный здесь, на обыденной улице предмет - и тут же исчез. Только через 
мгновение Алексей сумел вынырнуть из бурлящих глубин своих мыслей и 
толком оглядеться; только тут у него прорисовалось, что нелепо знакомый 
предмет был - пистолет. Незнакомца и след простыл, и вообще все было 
обыкновенно: катили автомобили, пронзительно и нервно расчерчивая сумерки 
красными габаритами, мельтеша и временами задевая друг друга, шли люди... 
А какой-то человек стоял на той стороне и смотрел на него. Алексей посмотрел 
на человека - человек опустил взгляд и даже отвернулся. Но это был совсем 
другой человек - не тот, который привиделся. Дожил, подумал Алексей. 
Вернее, довели. Глюки уже.
     Человек на той стороне был Листровой, заступивший на пост у 
Асиного дома на свой страх и риск, чтобы проверить, появится ли Симагин, и 
если появится, то - как. Уже часа два следователь топтался на тротуаре на-
против парадной, то куря, то разглядывая витрины, то как бы ожидая все никак 
не подъезжающего троллейбуса - маялся. А когда увидел Симагина, то даже 
не сразу его узнал: Симагин был свеж, как огурчик, ни малейших следов 
насилия на морде, и шел вполне бодренько. Листровой подобрался, и в душе у 
него запели фанфары. И увидел, что Симагин резко пошел наперерез неизвест-
ному лощеному, но несколько траченому мужчине, вышедшему как раз из той 
парадной, за которой Листровой вел наблюдение, и ловко выдернул, кажется, 
натуральный пистоль. ‚хана-бабай! Листровой бросился было через проспект... 
и тут же оказалось, что нет никакого Симагина, и только хлыщ растерянно 
крутит залысой головой, и вид у него несколько обалделый...
     Пожалуй, подумал Листровой, и у меня сейчас вид не лучше. Он 
перевел дух и снова закурил. Жара. Помороки. А может, нормальная мистика, 
собственно, ее-то я и жду. Хлыщ пошел себе поперек опустевшего пос