йны.  А  в  частности,  потому-то  мы  и
говорим с тобой на разных языках.
   - У меня была моральная, моральная подготовка, и именно потому  я  говорю
на нормальном, человеческом языке, - просипел отец. - А ты на языке подписей
к иллюстрациям к Ломброзо. Как же нам понять друг друга?
   - К сожалению, - вмешалась Изабелла, - русский язык таков, что  постоянно
провоцирует  непонимание.  Он  слишком  многозначен.  Не   зря   в   прошлом
образованные люди выясняли отношения  по-французски.  Но  лучше  это  делать
по-английски.
   - Я говорю на немецком получше, чем ты на сво„м  дурацком  английском,  -
быстро заговорил отец, пытаясь прочистить охрипшие связки,  -  который  есть
попросту испорченный немецкий, у тебя же - вдвое. А насч„т французского,  то
не мне про это рассказывать: у меня-то есть опыт общения с  теми  в  прошлом
образованными людьми. От всего учения той  барыньки  у  меня  остались  одни
только гнусавые вздохи, и ни одного слова. Мальчишку  отдадим  только  в  ту
школу, где проходят язык разумно организованный, не изуродованный вздохами и
не уродующий говорящего на н„м. А твой однозначный язык, на котором  пишется
"Манчестер", а читается "Бирмингем", изуродует любого. Посмотри-ка на себя.
   - Ну да, - согласилась Изабелла, - и мальчишка станет  использовать  свои
знания немецкого языка не в Вене, а в Поволжьи.
   - В Средней Азии, - поправила мать, -  у  тебя  устаревшие  сведения.  Но
моему сыну будет полезней изучать рыночный  жаргон,  чем  даже  и  немецкий.
Вспомните, он тоже шастает для моциона на базар. Там, на базаре,  есть  свои
Леониды Мешковы, с которых можно брать пример. Есть свои чемпионы,  пусть  и
не по плаванию, а по стрельбе.
   - По игре в три листика. Этот  ваш  Сандро  Сандрелли  стал  мне  попер„к
глотки, - пробормотал отец. - Даже жрать расхотелось.
   - Это не из-за стрелка, - возразила мать, - из-за Жанночки. Она ведь тоже
туда на моционы бегает.
   - Этот Сандрелли действительно... - Изабелла подыскала  нужное  слово:  -
Неотразим.
   - О-о-о... - простонал отец. - Лучше б  ты  по-аглицки,  ей  Богу.  Какая
пошлятина!
   - Не переживай, - сказала мать, - она тоже отравится, и ты  будешь  снова
свободен.
   - Что за глупости? - спросил Ю. - Кто отравится, Жанна?
   - Клянусь, - поднял руку отец, - я разберусь с... похождениями мальчишки.
Да и по тому младенцу следствие ещ„ не окончено.
   - Ага! - воскликнула мать. - Вот и у тебя предлог для моционов!  Боже,  и
этот туда же, на костылях, петушок мой... зел„ненький!
   - На протезе, - поправил Ю. - А прояви он упорство...
   - Говори, что хочешь, - сказал отец. - А я работаю. В мо„м деле  упорство
проявляется в добывании истины. То есть, в напряжении мозга, а  не  мышц.  В
мо„м деле так: да или нет, можешь - давай, не можешь - пош„л вон. И  никаких
тебе гантелей в помощь.
   - Глянь на своего сына! - воскликнула мать. - Вот, что ты можешь. От кого
у него косоглазие и лишних пять  диоптрий,  а?  От  меня?  Да  ты  посмотри,
посмотри на него!
   - Посмотрим, - сказал  Ю,  -  мы  ещ„  посмотрим,  что  из  него  выйдет.
Способности у него есть, вот только упорства... Но Ба говорит,  что  у  него
уникальный слух.
   - Лучший музыкант, которого я знаю, - возразил  отец,  -  это  барабанщик
Лаци Олах: он может полчаса без перерыва играть соло.  Не  уверен,  что  для
этого нужен какой-то слух, скорей наоборот. А у мальчишки  следует  оборвать
уши, с его слухом он совсем отбился от рук.
   - От  моей  руки,  -  поправил  Ю.  -  Да,  он,  кажется,  и  сейчас  нас
подслушивает.
   - Он прибился к совсем другим рукам, - добавила  мать,  -  оторванным  на
поле боя миной. Потому и развешивает тут уши, чтоб докладывать там, у  себя,
что у нас тут интересного происходит.
   - Я сказал, что доведу это дело до конца, - повторил отец.  -  Мо„  слово
тв„рдо, можно не напоминать.
   - Какое дело, - спросила мать, - твоего сына, Вали или  Жанны?  А  может,
прошу всяческого прощения, Ба? Чь„ именно дело ещ„ не закрыто, чь„ тело  ещ„
не вскрыто? И не планируешь  ли  ты  на  этой  фазе  расследования  провести
экспертизу живого лица, такого живого, что от  него  и  другим  лицам  жизни
нет...
   - Тьфу ты, - сплюнул отец, - тьфу.
   - Глотай слюну, - посоветовал я. Разумеется - в уме.
   - Но ты ведь ежедневно проводишь такую  экспертизу  своих  лаборанток!  -
вскричала мать. - Вот там бы тебе и плюнуть на то, что ты щупаешь!  Так  нет
же... Об этом уже знают все, так отчего же тебе не пощупать и нашу Жанночку?
Предлог уже имеется, а скоро ты выбьешь из нас и поручение проделать это.  И
ты проделаешь, с большим успехом.
   - А пианистам слух вс„-таки нужен, как и скрипачам, - сказал Ю, - и успех
у них больше. У Цфасмана, например, куда больше, чем у твоего Лаци Олаха.
   - Олух, - огрызнулся отец, - не  вмешивайся  хотя  бы  ты...  Какой-такой
успех?
   - Он успешно обнаружит у Жанны пузо, - обратилась мать ко всем, то  есть,
глядя между Ю и Изабеллой  на  кафельную  печь,  -  после  того,  как  любой
прохожий на улице это давно делает без всяких экспертиз.
   - Послушай, -  сказала  Изабелла,  -  ты  сама  предлагала  поговорить  о
порядках в доме, и сама же уводишь разговор в сторону.
   - Это не в сторону, - возразила мать, - а по пути. Не  могу  же  я  прямо
предложить, чтобы он пров„л экспертизу Ба?
   - Ч-ч-„рт, дь-дьявол! - крикнул отец. - Заткнись,  вс„,  хватит.  Что  ты
предлагаешь конкретно: прямо сейчас начать шамать, не дожидаясь Ба?
   - А вот тут ты перебрал, - удовлетвор„нно улыбнулась мать, - так далеко я
не захожу. Пусть ужин по-прежнему называется  ужином.  А  жаргоны  останутся
там, где и родились: в общественной  харчевне  или  на  базаре.  Я  же,  для
начала, предлагаю начать кушать.
   - Есть, - поправил Ю.
   - Что - есть? - спросил отец. - Не изображай  из  себя  военного.  Хочешь
сказать, что ты согласен, так и говори.
   - Надо говорить "есть", - объяснил Ю, - "кушать" и не литературное, и  не
очень пристойное выражение.
   -  Ну,  так  говори  "жрать",  -  щ„лкнул  зубами  отец,  -  чтобы   твой
литературный  язык  обр„л,  наконец,  разумно  организованную  и  пристойную
однозначность.
   - Какая разница, как что называть, - пожала плечами Изабелла, - в  рамках
одного языка. Тут как раз спорить не о чем, если понятно, что сказано.
   - Не скажи, - сморщил лоб Ю, - не скажи... Выбор эпитета, сравнения,  или
даже имени героя в литературе очень важен. От этого зависит многое.
   - И в жизни тоже, - отозвалась мать.  -  Тебя  никогда  не  интересовало,
почему, например, тебя назвали Юрой? А твоего брата Витей?  И  почему  моему
сыну дали такое имя? Помните, как на этом настаивала Ба, какие битвы  велись
по этому вопросу? Такие, что зарегистрировали реб„нка на  месяц  позже,  чем
полагается...
   - Это потому, - напомнил отец, - что ты  уп„рлась  на  сво„м.  Ты  хотела
назвать реб„нка в честь своего деда Василием.
   - Я уп„рлась, потому что не желала иметь сына по имени Самуил или  Исайя,
- заявила мать. - Но в конце концов я согласилась, не так ли, чтобы  мальчик
не остался вовсе безымянным.
   - Никто и не предлагал брать имена  из  Библии!  -  воскликнул  Ю.  -  Я,
например, предлагал Владлен, или Марксэн.
   - Разве это не то же самое? - спросила Изабелла. - Да простят мне в  этом
доме такую ересь...
   - Ты согласилась с предложением Ба, - ещ„ напомнил  отец,  -  лишь  после
того, как тебе показали  тот  листок  из  календаря,  где  была  статейка  о
происхождении им„н.
   - Какой листок? - спросил Ю. -  Есть  ведь  и  более  над„жные  источники
информации.
   - Например, анкеты, - вставила Изабелла. - Точнее, пятая графа анкеты.
   - А для моей жены календарь и есть  самый  над„жный  источник,  -  сказал
отец, - он у не„ настольная книга. Зайдите-ка в е„ контору, к ней в кабинет:
увидите сами. Про настенный календарь  умолчу,  это  уж  просто  дельфийский
оракул. И этот оракул сказал, что подлинно русских  им„н  всего  три:  Олег,
Ольга и Борис. А все остальные - ч„рт знает, откуда взялись.
   - Тут какая-то ошибка, - Ю сморщил и нос. - Олег и Ольга имена княжеские,
варяжские, стало быть - германского происхождения. А вот Борис...
   - Что - Борис? - насторожилась мать.
   - Борис, может быть, и русское, - сказал Ю. - Но только...
   - Что - только? - напряглась мать.
   - Сами-то русские и есть варяги, - разъяснил Ю. - Если хочешь разoбраться
в корнях, тебе следует  разделить  русское  и  славянское.  Так  вот,  Борис
действительно может быть  славянского  происхождения.  В  крайнем  случае  -
греческого, в мифах боги ветров называются Бореи.
   - Греческого, - оживилась Изабелла. - Наверняка греческого.
   - Нет, - заявила мать. - Пусть хоть это имя останется рус...  славянским,
если уж нет других. Как  видите,  у  моего  упорства  были  основания,  были
причины подозревать...
   На этой фразе и застукали заговорщиков вернувшиеся откуда-то Ди и Ба.  Из
гостей, из театра? Не знаю, знаю только, что  выдался  тот  самый  редчайший
случай, когда на  Ба  было  синее  бархатное  платье,  припахивающее  смесью
нафталина с духами. Оно было синее до черноты,  а  в  углу  выреза  сверкала
белая с серебром брошь. В этом платье  Ба  не  сразу  осознавалась  как  Ба,
казалась поначалу забредшей к нам по ошибке незнакомкой, чуточку  уязвл„нной
тем, что  очутилась  среди  и  ей  незнакомых  людей:  кроме  броши,  платью
придавалась и специальная, соответствующая гримаска. На Ди же был коричневый
в полоску костюм, галстук с булавкой и мягкая шляпа.
   - О  ч„м  спор?  -  спросил  он,  снимая  шляпу  одной  рукой,  а  другой
одновременно ослабляя узел галстука. - О литературе, полагаю?
   - Не совсем, - бесхитростно улыбаясь, ответил Ю. - О происхождении им„н.
   - О! - сказал Ди. - В этом деле я вам могу помочь, как никто.
   - Вряд ли, - усомнилась мать. - Ведь речь ид„т о том, почему нашего  Борю
назвали Борей.
   - Бо, - поправил Ю.
   - Why has the cat its name: cat, - засмеялась Изабелла.
   - Это-то как раз литература, - заметил Ю, - но правда: почему?
   - Ну, вопрос совсем простой, - сказал Ди.  -  Его  так  назвали  в  честь
его... двоюродного деда, моего старшего брата Бориса.
   - Слава  Богу,  что  вашего  брата  звали  Борисом,  а  не  Самсоном  или
Навуходоносором! - вскричала мать. -  Странно,  но  мне  помнится,  на  этом
имени, Борис, настаивала ваша жена, а ваш брат же не был и е„ братом? Или?
   - Странно было бы, если б моего брата звали Навуходоносором,  -  возразил
Ди. - В конце концов он же не был ассирийцем. А  Самсоном,  вернее  Назореем
Самсоном, прозвали не его, а меня, я  в  юности  носил  длинные  волосы  вот
тут...
   Ди показал - где, проведя пальцем перед левым, а потом перед правым ухом.
   - Меня, а не его, родители хотели сделать раввином.
   - Да, говорят, что  одинаковые  имена  придают  и  наружное  сходство,  -
сказала  Изабелла.  -  Говорят,  что  определ„нное  имя  прида„т  наружности
определ„нные черты. Вот у нас, например: я и Жанна...
   - Это  говорят  о  фамилиях,  -  возразил  отец.  -  Тут  бы  тоже  нужен
справочник, подобный справочнику Ломброзо, касающемуся  физиономий.  Но  его
пока нет.
   - А если имя и фамилия вместе прикладываются к  наружности,  то  это  без
сомнения должно удвоить эффект, - решил Ю. - Вот почему мы  с  тобой,  брат,
вовсе не похожи на дядю, в то время как, говорят...
   - Ну да, - подхватил Ди. - Малыш действительно одно лицо с  моим  братом.
Почему бы и нет?  Сходство  чаще  проявляется  через  голову  поколения,  по
Менделю.
   - По Мендельсону, - фыркнула  мать.  -  По  Ломброзо.  Вс„  это  мистика.
Мальчик должен быть похож ни на того, ни на другого, а на своего отца. Как и
его отец - на своего. Ради порядка в доме  вы-то  должны  бы  придерживаться
именно такой позиции, патриарх, презирая тот факт, что эта позиция несколько
противоречит реальности.
   - Не вижу противоречий, - поджал губы Ди. - Не вижу, чем бы такая позиция
противоречила реальности.
   - Ну, знаете! - воскликнула мать. - До сих пор я вас считала единственным
тут нормальным человеком! Что ж вы теперь нес„те...  такую  ересь?  У  моего
мужа нет ни малейшего сходства с вами, вы сами это знаете. В  то  время  как
ваш младший сын...
   - Ну, и что тебя в этом смущает? - пожал подложными плечами пиджака Ди. -
Назови прямо.
   Но мать не назвала. Зато, отвернувшись  в  сторону,  случайно  -  в  мою,
тихонько пообещала:
   - Ещ„ назову.
   - Собственно, мы снова уклонились от темы, -  сияя  белоснежными  зубами,
сказал Ю. - Речь шла не о том, почему назвали, а о том, какого происхождения
это имя: славянского или греческого.
   - Это верно, - подтвердил отец. - Тут и понадобится твоя помощь. А о том,
почему назвали, можно было и своим умом дойти.
   - Ты уверен? - спросил Ди. - Я не стал бы так полагаться на свой ум,  как
ты, ещ„ менее - на твой. Не вс„ позна„тся умом, мой друг... То же и  с  этим
именем: ещ„ вопрос, доступна ли такая задача уму.
   - Уму доступно вс„, - упрямо сказал  отец.  -  Кроме,  разумеется,  явных
ересей.
   - Допустим, - повысил голос Ю, - но вс„ же: славянское или греческое?
   - Ну, - поддержала его мать,  по-прежнему  глядя  в  сторону,  но  уже  в
другую: опять на печь, - что вы по этому вопросу скажете, ересиарх?
   - Нечто вполне еретическое, - улыбнулся Ди. - Есть такая  древнееврейская
молитва: барух, барух, Адонаи. Имя Борух, по славянской библейской  традиции
- Варух, а по  позднейшей  транскрипции  Борис,  означает  "благословенный".
Кстати, пророк Варух имел кой-какое отношение к литературе, Ю.
   Глаза Ди, так похожие на глаза Ю, в почти невидимой рамочке  очков  мягко
засветились, подобно очам благословляющего своих  детей  патриарха.  Подобно
очам пророка.
   - Может, он и был первый профессиональный литератор на  земле.  А  Пушкин
уже потом.
   Зайцы с очков Ди спрыгнули на приготовленные для ужина тарелки, а  голова
матери, вдруг утратившая поддержку шейных мышц, гулко стукнула лбом в  стол.
Глаза Ди преисполнились немилосердной ч„рной синевы, подтверждая, что именно
он, обладатель этих глаз,  нан„с  поваливший  всех  оппонентов  убийственный
удар: Ю обидчиво поджал губы,  отец  наоборот  -  разинул  рот,  Изабелла  с
преувеличенным интересом заглянула в его глубины... "А", вырвалось у матери,
"как больно!"
   - Пойд„м-ка переодеваться, - сказала Ба, спускаясь со своих высот. - Пора
ужинать.
   - Думаю, тебе, как филологу и вместе с тем сыну,  будет  также  интересно
узнать, что Адонаи, соответствующее славянскому Господин,  это  почтительное
обращение сотвор„нного к Отцу, - послушно поворачиваясь к выходу,  договорил
Ди, - ибо непристойно обращаться к нему по имени. До  своего  отцовства,  то
есть до Творения, он же обозначен другим словом: Элохим. Но ведь  Элохим  не
единственное число, а множественное,  так  что  об  этом  стоит  подумать...
филологам. Впрочем, такое кого угодно навед„т на размышления: в  начале  был
не Бог, а Боги. То есть, сотворение мира - не умножение, а  деление  начала.
Ещ„ точнее: из него вычитание.
   И бархатное платье вместе с коричневым костюмом  отправились  в  спальню,
чтобы нырнуть там в глубины пузатого шкафа, подобно Ионе  -  в  чрево  кита,
погрузиться в прежнее забвение. О, Господи, барух Адонаи, не допустите, чтоб
и меня объяли воды забвения до души моей!  Погрузили  в  глубины  заточения,
преисполненные  выхлопными  чарами  нафталина.  В  глухой  застенок   -   до
следующего, поистине редчайшего  случая,  который,  может  быть,  уже  и  не
представится. Уж не прид„т на помощь, никогда.
   ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
   Боги пока не оставил меня, ведь я ещ„ жив и продолжаю, вон,  выворачивать
карманы памяти. Хотя, если закрыть старую детскую книжку и с другой стороны,
глазами Ди глянуть на это ЧП, может, как раз и оставил, если я ещ„ не  умер.
Боги меня вычел из себя, если так глянуть, подкинув меня на  Большой  базар,
или Большой базар подбросил мне, что одно и  то  же,  во  всяком  случае,  с
другой точки зрения: жориной. В ту минуту, когда это произошло  в  очередной
раз, то есть, подкидыш предстал Жоре снова,  он  гладил  со  своей  подругой
концертный костюм Сандро: серые брюки, пальто без рукавов, зато с крылаткой.
Жора не только гладил, а подруга носила ему сменные, похожие  на  гигантские
гантели Ю утюги с кост„рчика, разведенного  за  вагончиком,  Жора  руководил
глажкой, и потому был настроен воодушевл„нно: первейшее дело -  упаковка.  В
вагончике стояла жуткая духота, пары от мокрой простыни, через которую  Жора
гладил, смешивались с собственными жориными  парами.  Простыня  была  вся  в
ч„рных колеях от закоптившихся утюгов, будто по ней ездили на мотоцикле.  На
ступеньках вагончика пристроился Ив, и подружка  Жоры  натыкалась  на  него,
выбегая в очередной раз наружу за своими гантелями, и грозилась  прижечь,  в
конце концов, ему темя раскал„нным чугуном. Несмотря на угрозы, Ив не  менял
облюбованной позиции.
   - Садись рядом, - похлопал он  рукой.  Указанное  место,  будучи  занятым
мною, заткнуло бы щель, в которую умудрялась  как-то  проскальзывать  жорина
маленькая женщина, его любимица из принципа: ноги у не„ были короче жориных,
а остальное - как у больших людей.
   - Я лучше постою, - отказался я.
   - Уже кончаем! - крикнул нам Жора. - Я тоже к вам спущусь, и поболтаем.
   - Ага, - согласился я.
   - Хорошо выглаженный костюм, - сказал Ив, - лучшая упаковка.
   - Лучшая кулибка, - сказал я.
   - Кулибка для работы, - согласился Ив. - Во время работы, как и во  время
сна, очень важно иметь над„жную кулибку. И вообще в  жизни.  Поэтому  Сандро
доверяет глажку не всякому. Ты бы хотел, чтобы тебе тоже доверили глажку? Но
это право ещ„ нужно заслужить.
   - Нет, - отказался я. - Я и пальцем не  пошевельну  для  того,  чтоб  мне
доверили глажку. Пусть это будет мундир самого генералиссимуса.
   - Но-но! - погрозил почти ч„рным пальцем Ив.
   - Суворова, - пояснил я.
   - Гол, шиколат!  -  крикнул  Жора  из  своей  духовки,  точно  с  той  же
интонацией, с какой подавал голос  из  сундука.  -  Тебе  влепили  пенальти,
ч„рный парень.
   - Да уж,  -  показал  зубы  Ив,  -  у  мальчишки  не  осталось  ни  капли
провинциальной затхлости.
   - Патриархальной, - поправил я.
   - Я знаю, - сказал Ив, - только мне этого слова ни за что не  выговорить,
вот я и взял похожее.
   - А у жориной подружки растут волосы подмышками? - внезапно атаковал я.
   - Судью на мыло, - возразил Ив. - Это  в  твою  сторону  нужно  пробивать
пенальти. Но даже если ты и  не  против  рискнуть  физиономией,  задай  этот
вопрос самому Жоре. Я же подамся в зрители.
   - Что нужно спросить у Жоры? - сказал Жора, появляясь  из  адова  горнила
свеженьким, если не освеж„ванным. - Я передам ему, и принесу вам ответ.
   Между фразами  он  успел  хлебнуть  из  пивной  бутылки,  зажав  как  раз
подмышкой вторую, неоткупоренную. Ив принял е„, сунул в рот и свернул клыком
пробку.  У  меня  заныли  зубы.  Чтобы  скрыть  их  не  совсем  мужественное
поведение, я выразительно посмотрел на жорину подружку.
   - Она уже уходит, - сообщил Жора. - В мужской компании всем остальным  не
место.
   Он звучно шл„пнул подругу по низкому заду и, покачивая им по инерции, она
удалилась, очень важная, под китайским солнечным зонтиком.
   - Теперь спрашивай, -  Жора  уселся  на  ступеньку  и  я  последовал  его
примеру. - Пива хочешь?
   - Хочу, - сказал я.
   - Фигу тебе! - сунул мне в нос фигу  Жора.  -  Чтоб  я  этой  собственной
рукой... Да чтоб меня вторично уродом родили и  вторично  придушить  забыли!
Спрашивай так, без пива.
   - Я хотел спросить, - мстительно сказал я, - про твою Европу. Говорят, ты
там летал. Я тоже летал, с дерева, у меня шрам на европе - показать?
   Не дожидаясь согласия,  я  расстегнул  и  приспустил  штаны,  привстал  и
повернулся задом к жориному носу. Жора внимательно рассмотрел  предъявленное
ему доказательство.
   - Это документ