сказал  Жора,  присаживаясь  обратно  на
ступеньку, - ему не до ответов было.
   - Оно переваривало Горького, - поправил я. - Вот почему ему  было  не  до
ответов, я-то знаю: в него высоко вполз уж и замер там...
   - А, и племянничек тут, - сказал Чрево, будто до этого меня не замечал.
   У него были грязные руки, и я  невольно  отодвинулся,  когда  он  положил
ладонь на мо„ темя. Он понял, и криво ухмыльнулся:
   - Так что, тяпнем? А то ваш главный возникнет и не даст спокойно выпить.
   - Не трожь малого, - сказал Ив. - Жор, если в энциклопедию внести тебя на
букву О, то ты будешь стоять  далеко  от  жопы.  Это  легко  сделать:  Очень
Маленький Жора.
   - Вишь, какой Гулливер наш„лся, - грустно проговорил Жора. - Не спорь,  я
знаю, Гулливер был тоже ч„рной образиной, как ты. Ещ„ чернее, судя по  тому,
как его повсюду гоняли. А тебя вс„-таки не повсюду.
   - Я говорю, давайте скинемся, - настаивал  Чрево.  -  Безрукий  прид„т  -
будет поздно.
   - Так вот сидишь, беседуешь о литературе, о Лилипутии, о Европе на  букву
Ж, а они приходят и говорят: скинемся, - продолжал Жора. - И вот, ты уже  на
крючке, пленник жалкого  Блефуску,  тебя  вытаскивают  на  чужой  берег,  ты
корчишься на песке, кусаешь леску - поздно, попался.  Как  же  тут  не  пить
горькую?
   - Блефуску, - сказал я, - в Бразилии, где неподал„ку хотя бы  один  город
из лилипутов. Но не берег же Африки, где все города из хищных зверей!
   - Африка? - сморщил лоб Жора. - Что такое, почему не  знаю?  Ты  где  про
эту... Африку вычитал, на какую она букву?
   - В Робинзоне, - сообщил я. - Это  такой  писатель,  который  тоже  писал
очень маленький роман, лет двадцать писал.
   - Ещ„ один? - вздохнул Жора. - Что-то нашего брата многовато развелось...
Пора начинать нас душить.
   - Слушай, - шепнул я ему, - ты ведь можешь сказать Чрево просто  так:  не
хочу. И вс„.
   - А толку? - возразил он. - Тем более, врать нехорошо.
   - А малый прав, - поддержал меня Ив. - Если врут тебе, то и ты  можешь  в
ответ соврать. Минус на минус - выйдет большой плюс.
   - Это я-то вру? - возмутился Чрево. - Ну, напарник,  и  распустил  же  ты
своего боя... Или не  ты?  А,  я  знаю,  откуда  ветер:  из  задницы  вашего
прилизанного красавца.
   - Полегче, - предложил Ив без особого нажима, так,  между  прочим.  -  Он
вр„т, Жора, предлагает скинуться, а бутыль уже  у  него  в  кармане.  Он  за
десятку наль„т тебе две рюмки самогона, а сам купил всю бутыль  за  пят„рку.
Значит, он получит две премии сразу: деньгами  и  натурой,  так  как  допь„т
остальное сам. На таких условиях ты легко можешь ему соврать, скажи ему:  не
хочу.
   - А себе я могу соврать? - спросил Жора. - И потом, ты что же думаешь,  я
не знаю, что у него в кармане?
   - Смотри, -  пригрозил  Чрево,  -  я  уже  ухожу.  Второй  раз  не  приду
предлагать...
   - Хочешь, я куплю его бутыль? - спросил Ив. - Куплю и разобью.
   - За тридцатку отдам, - подхватил Чрево. - Только... что  тебе  за  дело,
ч„рная харя, если  человек  выпить  хочет?  Нет,  ты  совсем  испортился,  и
работать стал плохо. В следующий сезон я крепко подумаю о тебе,  когда  буду
набирать труппу. И никакой  другой  администратор  с  тобой  связываться  не
станет, такую я тебе характеристику дам.
   - Полегче, - повторил Ив, - здесь реб„нок.
   - Зараза, - сказал Жора, - я вс„-таки, наверное, тяпну.
   - Жора, - попросил  я,  -  не  надо.  Чрево  просто  нравится  над  тобой
издеваться, когда ты с копыт. Я  видел,  он  плю„т  на  тебя,  в  буквальном
смысле.
   - Почему тут крутится этот пацан! - мгновенно разъярился Чрево. - Почему,
на  территории  вверенного   мне   места?   Официально   предупреждаю,   как
администратор и директор: ещ„ раз увижу -  получит  по  шее.  Что-то  у  нас
участились кражи.
   - Это ты, Пузо, перегнул, - возразил Жора. - Поищи краденое на  толкучке,
или у себя на квартире. А малыша не тронь, он у меня в гостях.
   - Бой в гостях у тебя, а его т„тка в гостях у мотобоя, - хихикнул  Чрево.
- А его бабка в гостях у прилизанного князя Долгорукого. Вся семейка  тут  в
гостях, не хватает только мамки-папки, да  дедки,  чтоб  вытащить  репку.  И
загнать е„ на толкучке, говоришь? Да, и загнать е„ на другом базаре,  Малом,
на толкучке.
   - Знаешь, Пузо, - задумался Жора. - А я  ведь  действительно  не  хочу  с
тобой пить. Тяпнуть-то я хочу, а с тобой  -  нет.  Так  что  отваливай,  как
собирался.
   - А-а! - снова разъяряясь,  и  начиная  извиваться,  наподобие  дождевого
червя, протянул Чрево. В кармане его клифта отч„тливо звякнуло стекло.  -  В
следующем сезоне? Нет, прямо  сейчас.  Я  сказал,  что  разгоню  вашу  шайку
уродов, и сделаю это прямо сейчас.
   - Ну, это положим, - сказал кто-то за нашими спинами, ж„стко  выговаривая
мягкие  согласные.  -  С  этим  прид„тся  подождать,  ведь  и  сам  сгоришь.
Работать-то кто станет?
   - Сандро! - закричал я. - А мы тут славно болтаем!
   - Да уж славно, - согласился он. - Но вс„ равно пора кончать, тебе  домой
пора.
   - Вс„ из-за тебя! - выкрикнул и Чрево. - Это ты  подбиваешь  их  нарушать
дисциплину. Ну, знаешь, и на тебе свет клином не сош„лся.
   - Он подстрекает нас к бунту на корабле, - сказал я.
   - Нас? Ч„ртов выродок, гнать его в три шеи! - завопил Чрево.
   - Меня, что ли? - мягко спросил Сандро. - Ты уточни, уточни.
   - Я уточню, - пообещал Чрево, - только не тут. Я уточню, где надо, почему
ты на своих калошах SS носишь, из какой Вены ты их приволок. И зачем  тычешь
их в нос публике, а публика... народ почему-то молчит! Почему народ  молчит,
не протестует? Я и это ещ„ уточню, где надо.
   - Не молчит, - возразил я,  -  рычит.  Вот,  например,  Валя...  она  уже
сделала протест.
   - Там, где надо, такие шутки как раз  понимают,  -  сказал  Жора.  -  Там
понимают, что это сатира. Сатирический у Сандро номер,  он  и  прич„сывается
под фюрера, и усы похожи. Ты не беспокойся, Пузо, там такие номера  понимают
лучше всякого другого.
   - Не желаешь пить, как человек, - вдруг выпалил Чрево, - на, закуси. Твой
любимый, "Гвардейский".
   Он внезапно выдернул из кармана клифта плитку шоколада, наружу вывалилась
рваная подкладка, и швырнул Жоре. А тот рефлекторно сдвинул колени и поймал.
Отч„тливо прохрустела фольга.
   Мне не был известен смысл этой сцены, но что смысл был глубок - я  ощутил
всем существом. Движениями и  словами  тут  была  скрыта  подлинная  истина,
подопл„ка, пусть и не совсем мне ясная, но от того не  менее  выразительная.
Это был настоящий номер, приговор„нный к успеху у публики, номер  не  слабее
разлетающегося фаянсового блюдечка. Без сомнения, его повторяли  много  раз,
может,   лет   двадцать   или   все   сто,    так    он    был    отработан.
Администратор-чревовещатель,  очевидно,  вс„  же  кое-что  смыслил  в  сво„м
ремесле.
   Глаза Сандро засветились уже не отраж„нными огнями,  а  внутренними.  Его
ноги  проделали  странное,  но  тоже  -  отработанное  движение,  станцевали
какое-то па с притопом, будто он перед„рнул  затвор  своего  винчестера  или
прямо растоптал свою тарелочку. Губы растянулись в совсем не рабочей улыбке.
Я живо вообразил следующий трюк всего  этого  номера:  Сандро  пристреливает
Чрево, Жора при... А Жора,  разглядев  хорошенько  лежащий  на  его  коленях
шоколад и ковырнув ногтем об„ртку, проговорил:
   - Очень калорийная пища. Лучший подарок для путешествующих на  корабле  в
Африку, не считать если книги.
   - Библии, - догадался я, узнав  интонацию,  с  которой  было  произнесено
слово: книга. С такой же произносил его Ди.
   - Нет, книги о вкусной и здоровой пище,  -  образумил  меня  Жора.  -  Ты
возьми эту шоколадку и съешь. Это тебе подношение от Чрево, он предполагает,
что ты наешься этим от пуза. Чрево это  предвидит,  он  -  настоящий  пророк
книги: его пузо вещает чужим голосом... Так им и положено, пророкам.
   Тем же, ковыряющим об„ртку, пальцем Жора подтолкнул шоколад  ко  мне,  он
сполз с его колен и свалился на нижнюю ступеньку. Сидевший там Ив  попытался
подхватить его, но промахнулся, поддев локтем меня. Эффект  был  таков,  как
если бы меня поддала  не  дверной  ручкой  -  бампером  на  полной  скорости
мчащаяся "Победа", нет, танк. Я свалился с лесенки, прямо под  ноги  Сандро.
Возвращая свою руку на место, Ив перехватил локоть Чрево  -  прич„м,  сделал
это за секунду, как написано в  одном  очень  коротком,  но  таком  памятном
романе! - чуть развернул его, и вкатил оплеуху другой рукой, по виду  совсем
расслабленной. После  столь  невинного  шлепка  Чрево  проделал  пару  таких
развинченных движений, будто из него разом вынули  все  кости,  и  когда  Ив
отпустил его локоть - упал на колени так неторопливо, так беззвучно, будто и
в самом деле его тело было лишено  тв„рдого  костяка,  а  состояло  лишь  из
мягкого, без каркаса, пуза.
   - Тьфу, - сплюнул Ив, - надо же... Раздразнил-таки, аскарида.
   - А, очухается, - сказал Сандро, присаживаясь рядом с ним на ступеньку.
   Я стоял за лесенкой, чуть покачиваясь, а передо  мной  на  коленях  стоял
Чрево, покачиваясь очень, и как-то волнообразно: туловищем в  одну  сторону,
головой в другую. Из его носа текла кровь, а я готов был поклясться, что  Ив
не зацепил этот нос.
   Ив виновато вздохнул.  Они  трое  сидели  на  ступеньках,  как  птицы  на
ж„рдочке:  огромная,  средней  величины  и  маленькая,  мал-мала-меньше,   и
глядели, как Чрево ладонями размазывает по лицу кровь. Я тоже хотел подсесть
к ним, но не решался. Мне было очень одиноко, они меня забыли.  Одинокий,  я
чувствовал себя в родстве с Чрево, но  родственником  старшим:  несмотря  на
особое внимание к нему судьбы и е„ исправников, несмотря на отведенную ему в
этом  аттракционе  главную  роль,  и  место  в  центре  арены,  он  мог   бы
позавидовать мне, если б был способен. Ибо мо„ отчужд„нное одиночество  было
куда предпочтительней: когда ни судьбе, ни исправникам нет до тебя  никакого
дела... Да, так  по-разному  отчуждает  от  человечества  своего  избранника
одиночество: или полным покровительством  судьбы,  или  вовсе  без  него.  А
результат, в сущности,  один,  хотя  какой-то  из  методов  его  достижения,
повторяю, и предпочтительней.
   К  счастью,  я  так  и  не  решился  выбраться   из-за   лесенки,   чтобы
присоединиться к птичкам на  ж„рдочке.  Сегодняшний  аттракцион,  оказалось,
вовсе ещ„ не закончился, это была лишь выразительная в  н„м  пауза.  Пока  я
колебался, со стороны раковинки к нам подошли ещ„ два  его  участника,  и  в
одном из них я ещ„ издалека узнал отца. Сделать это было совсем  не  сложно,
не только глазами, но и ушами: походка его была  уникальна.  Наваливаясь  на
палку и решительно откидывая в  сторону  протез,  он  быстро  приближался  к
нашему вагончику. Рядом с ним семенил незнакомец с папкой  подмышкой.  Я  не
успел предупредить птичек, а такая мысль было  мелькнула  у  меня,  я  успел
только нырнуть под днище вагончика и заползти за его колесо. Там, наполовину
погрузившись  в  мягкую  пыль,  как  в  кулибку,  я  сч„л  себя   в   полной
безопасности.
   Звяк-звяк,  пауза,  стук...  И  снова  то  же  самое:  плохо   пригнанные
металлические части протеза и палка, по очереди, вот и совсем уж рядом...
   - Добрый день, хозяева, - сказал отец незнакомым голосом. Нет, это сказал
другой, дядька с папкой - а не папка с палкой, догадался я.  О,  такое  надо
запомнить, тут же приказал я себе: пригодится, чтобы славно поболтать, когда
этот скучный номер кончится.
   - Точно, добрый, - ответил Сандро.
   - А что с... товарищем? - спросил незнакомец.
   - Удар, - сообщил Сандро, - солнечный. Он плохо переносит жару.
   - Не Жору, - поправил Ив, - меня.
   - А, - сказал незнакомец. - Мы ищем администратора... товарищи.
   - Это он и есть, - пропищал Жора ультразвуком.  -  Не  смотрите,  что  он
такой. Просто он немного того: с копыт.
   Последовала пауза. Я осторожно выглянул из-за колеса: отец с  незнакомцем
разглядывали Чрево, вс„ ещ„ покачивавшегося на коленях.
   - Вы не смотрите, что он такой, - повторил Жора. - Он просто  практичный,
учитывает, в каком он находится городе. Вы  бы  видели  костюм,  который  он
носит в Москве!
   - Товарищ, - сказал незнакомец. - Это вы администратор... бригады?
   - Вы не смотрите, - сказал Ив. - Просто ему тут негде  развернуться,  без
Москвы администратору такого масштаба скучно.
   Не смотрите - это не могло назначаться отцу,  он  и  так  уже  смотрел  в
другую сторону. Они с Сандро почти в упор  рассматривали  друг  друга,  так,
будто виделись раньше, очень давно, и теперь вспоминали -  где  именно.  Или
решали, стоит ли им возобновлять знакомство. Вдруг глаза отца округлились  и
выкатились из орбит. Лица Сандро с моей позиции рассмотреть было нельзя,  но
я готов поклясться, что он наверняка подмигнул отцу - иначе, на что  бы  тот
так реагировал?
   - Товарищ, если вы администратор, то мы к вам, - сказал незнакомец.  -  Я
следователь городской  прокуратуры.  А  это  судмедэксперт.  Вообще-то,  нам
понадобитесь все вы,  товарищи,  потому  прошу  далеко  не  расходиться.  Но
сначала мы побеседуем с администратором... ну, хоть вон там, в тени, если он
плохо переносит удары... солнечные. У вас сегодня есть выступления?
   - Нет, - сообщил Сандро. - У нас техосмотр.
   - А зарплата ид„т, понимаю...
   - У нас оплата по маркам, - возразил Ив. - Со сбора.
   - А это... не противозаконно?
   - Пока нет, - кратко выразился Сандро.
   - Пойд„мте, товарищ, - следователь помог Чрево подняться. -  В  тени  вам
сразу станет лучше. Да, у нас солнце не то, что в Москве.
   - Что на севере, - сказал Жора.
   - Что на севере крайнем, - уточнил Ив.
   Взяв под локоть Чрево, следователь отош„л с  ним  в  тень,  отбрасываемую
раковинкой,  и  они  уселись  там  на  скамейках  для  зрителей.  Отец  было
последовал за ними, но, сделав пару шагов, вдруг обернулся  и  металлическим
голосом спросил:
   - Вопрос: не видали ли вы тут мальчишку? Такой  мальчишка,  не  по  летам
развитый... чуть косит левым глазом.
   - Увы, - сокруш„нно, но тоже металлическим  тембром,  явно  передразнивая
отца, ответил Сандро.
   После этого он вдруг прокрутился на ягодицах и, задрав  ногу,  уложил  е„
Жоре на колени. Отчего вся композиция сразу напомнила  пирамиду,  которую  Ю
любил составлять из себя, меня, и двух приятелей-любителей. В такой пирамиде
я,  обычно,  зависал  сбоку,  наверх  меня  втаскивали  только  по   большим
праздникам, такова модель всей последующей жизни... Ну да Бог  с  нею:  этот
аттракцион, жизненная пирамида, ещ„ более загадочен по смыслу,  чем  другие.
Непонятно не только, что именно непонятно, а и что именно понимать-то надо.
   - Кроме этого, - указал, стало быть, ногой Сандро,  -  никаких  мальчишек
тут нет. А этот вроде и косит под взрослого, но обоими глазами.
   И лицо отца было отлито из металла, только живого: ртути, так  ходили  на
его скулах желваки. Но загар на н„м  был  с  интенсивным  красным  оттенком,
следствие частых командировок в глубинку, так что  металл  мог  оказаться  и
расплавленной медью.  Он  хотел  прочистить  связки  и  кашлянул,  но  вдруг
раскашлялся, и я  испугался,  что  он  задохн„тся.  Но  он  волевым  усилием
справился с кашлем, так крепко сжав зубы, что уши  у  него  оттопырились,  а
клюв заострился. И, сложный трюк, губы его растянулись в  однобокой  улыбке.
Нет, это была тень, призрак улыбки, уп„ршейся в резкую  морщину,  отсекавшую
угол рта от правой щеки. Хромой,  опирающийся  на  палку  протез  улыбки,  с
которой отец резко отвернулся и пош„л к раковинке. Я перев„л дух.
   Мне показалось, что растянутые в улыбку губы напоследок произнесли нечто,
не дошедшее до слушателей. Но я и без того, чтобы услышать, знал -  прочитал
иероглиф напряж„нных лицевых  мышц  -  что  было  сказано.  Это  характерное
выдвижение нижней челюсти, а потом опускание е„ вниз, и последующее впадение
щ„к, и весь этот  номер  проделывается,  не  разжимая  скрежещущих  зубов...
Желудок мой дрогнул. Я понял, что беззвучный выстрел был нацелен не только в
птичек на ж„рдочке, но и в меня. Отец, конечно,  догадался:  я  где-то  тут,
совсем рядом. Меня вдруг затошнило, я едва успел сглотнуть слюну.
   - Уроды, - хотел сказать отец, можете мне поверить.
   - Эй, малый, ты ещ„ тут? - пропищал Жора.
   - Тут, - квакнул я, продолжая глотать. - Это мой отец.
   - Подходящий парень, - одобрил Ив.
   - Уже уходящий, - справился, наконец, с тошнотой я.
   - Он из другого инкубатора, - сказал Жора. - Не то, что мы.
   - Да, - согласился Сандро. - Просто у него в жизни случилось ЧП.
   - Это мой отец, - упрямо сказал я. - И Чрево сейчас сунет ему донос.  Про
СС и про вс„ другое.
   - Даст показания, - поправил Сандро. - Приучайся к точности высказывания,
особенно, когда цитируешь.
   - Разъяснит ему подопл„ку,  -  предложил  свой  вариант  Жора,  -  вполне
банальную.
   - И довольно жестокую, - добавил Ив.
   - Беги домой, малыш, - посоветовал Сандро, - болтать нам уже не прид„тся.
Разве что для протокола...  Тебя  тут  не  было,  помни.  А  Чрево...  пусть
пострадает за лжесвидетельство: нас трое против него одного.
   - Но он ведь не урод, - усомнился Жора, - так что...
   - Получается так на так, - подсчитал  Ив.  -  Тут  надо  использовать  не
умножение, а вычитание.
   - Смывайся, - напомнил Жора, - только не сломя голову.  А  то  в  горячке
вдруг используешь неуместное умножение и забудешь, что тебя тут не было, что
тебя мы вычли. Ещ„ хуже, забудешь, что мы все тебя любим. Вали, малыш, домой
со здоровой головой, но и чистой совестью: эту аудиенцию нам вс„  равно  уже
обо... окончили.
   И где этот теперь дом, думал  я  лениво,  не  ломая  особенно  голову,  а
благоразумно  следуя  совету  смыться  с   площади.   То   же   благоразумие
подсказывало и метод: короткие перебежки, и для начала я нырнул  в  соседний
сарайчик, "Комнату смеха". Но почему-то вместо того, чтобы отдышаться там  и
отправиться дальше со здоровой головой,  поскорей  добраться  до  дома  и  с
чистой совестью получить неопровержимое алиби, я стал рассматривать  себя  в
первом, прямом зеркале. Впрочем, понятно почему: я обнаружил в зеркале нечто
жуткое. Известно, рано  или  поздно  такие  открытия  неизбежны.  Из  глубин
зеркала на меня глядело чуждое существо: серебряные амальгамные воды  объяли
не по сезону бледное лицо - к нему  плохо  приставал  загар,  узкие  покатые
плечи,  узловатые  коленки.  От  перемещ„нного  отражением  слева   направо,
усиленного этим трюком косоглазия кружилась голова. Я попробовал улыбнуться:
наружу выступили огромные резцы. Тогда я снова улыбнулся, не  разжимая  рта,
как это делал отец. Ничего общего между нами, нос, глаза, уши - вс„  разное,
и в то же время не усомнишься, чей я сын. Сказать, в ч„м  это  сходство,  не
смог бы никто, но каждый бы его, тем не менее, подтвердил: да, это так, одно
лицо. В этом номере тоже было  непонятно,  что  именно  в  н„м  не  понятно,
славный номер... Вот только - можно ли его повторить, хотя бы ещ„ раз?
   Я засопел и, не разжимая рта, плюнул в отражение, то  есть,  сделал  вид,
что плюнул: уроки, знать, не прошли даром. И пош„л дальше, вдоль  по-разному
искривл„нных зеркал. Что содержалось в них, тоже не было большой новостью. И
рассматривая многообразно, иначе, чем в прямом зеркале, изувеченного себя, я
ни о ч„м  уже  не  думал,  кроме  сходства,  только  вот  -  с  кем  теперь?
Отпочковавшись, благодаря кривым отражениям, от отца, я старался подчеркнуть
свои совсем иные, новые увечья, кривляясь перед зеркалами,  словно  обезьяна
перед публикой. Только  публикой  был  я  сам.  Я  и  воображал  себя  такой
обезьяной, даже больше того, обезьяньей сморщенной почкой, и поскольку такая
шутка мне особенно нравилась - хихикал. До сих пор "Комната смеха"  как  раз
смеха-то у меня и не вызывала. А теперь  я  хохотал  вс„  громче  и  громче,
переползая от зеркалу к зеркалу на карачках, так как  смех  в  конце  концов
п