рее. Я искренне рассмеялась.
     - Начнем с краткого обзора, - согласилась я.
     - Тогда несколько слов о том, кто построил этот замок. - Она показала на портрет слева от себя. - Его имя, конечно, Ральф. Первого сына у нас в семье всегда называли Ральфом в честь нашего далекого предка. Ральфа де Мелвилла, пришедшего сюда еще с Вильгельмом Завоевателем.
     Я издала звук, означавший, что ее слова произвели должное впечатление.
     - Вероятнее всего, - честно призналась леди Реджи-на, - наш самый первый Ральф был каким-нибудь наемником из обедневшей французской семьи. Но известно, что поход в Англию его значительно обогатил. Так считают у нас в роду...
     Больше всего, пожалуй, меня поразила не история Мелвиллов, вкратце рассказанная леди Реджиной, а поразительное фамильное сходство, сразу бросающееся в глаза при взгляде на портреты мужской половины этой семьи. Нынешний граф Сэйвил - виновник моего присутствия в этой галерее - также не являлся исключением.
     Я еще больше убедилась в этом, когда мы остановились перед портретом Ральфа-восьмого, и не могла не поделиться наблюдением со своей спутницей.
     - Да, это свидетельствует о хорошей породе, - с гордостью ответила леди Реджина, как если бы речь шла о лошадях.
     Я взглянула еще раз на портрет Ральфа-восьмого. Он позировал, насколько я могла судить, стоя в большой зале замка возле каминной трубы. Я узнавала лицо: темные брови, хорошо очерченные скулы, чувственный рот. Но у восьмого глаза казались карими, как у стоящей рядом со мной женщины, а у нынешнего, я хорошо помнила, они были янтарные. Золотистые. Подобных глаз я еще не видела ни на одной из картин.
     И только когда мы подошли к портрету исключительно красивой дамы, я увидела эти глаза.
     - Наша мать, - с любовью и нежностью произнесла леди Реджина.
     Трудно было определить цвет волос у женщины на портрете - они были напудрены по моде конца прошлого века, но глаза... глаза были золотисто-янтарными.
     - Она прекрасна, - сказала я от чистого сердца.
     - А вот наш отец...
     Но меня заинтересовал другой портрет. Также женский. Я подошла ближе. С него смотрела темноволосая красавица с глазами цвета бирюзы и стройной, грациозной фигурой.
     - Это Джорджиана, - сказала леди Реджина. - Жена моего брата.
     Я вспомнила то, что узнала от графа Сэйвила о ее ранней смерти.
     - Ваш брат говорил о ее судьбе, - тихо произнесла я. - Это ужасно. И для него тоже, конечно.
     - О да. Ей только исполнилось двадцать. Он потерял в одночасье и жену, и ребенка.
     Я могла это понять, хотя, к великому моему счастью, у меня остался ребенок...
     Джорджиана Мелвилл продолжала спокойно смотреть на нас своими бирюзовыми глазами.
     - Бедная женщина, - вздохнула я.

***

     Ко второму завтраку прибыл поверенный Джорджа Девейна престарелый мистер Миддлмен.
     Вскоре мы были приглашены в библиотеку замка, огромных размеров комнату с высоким потолком, по всему периметру которого шла поддерживаемая резными столбами галерея, уставленная книжными полками. Книги были и внизу, в многочисленных шкафах.
     Вокруг большого стола полукругом стояли стулья. Сэйвил предложил мне стул в одном из концов полукруга и сам уселся рядом, почти закрыв меня от большинства присутствующих, за что я была ему благодарна.
     Мистер Миддлмен, неприметный человек небольшого роста с маловыразительным лицом, тем не менее привлекал сейчас всеобщее внимание. Когда он уселся в кресло, надел очки и медленно развернул бумагу, содержащую последнюю волю усопшего лорда Девейна, наступила напряженная тишина.
     Тошнота подступила к горлу, хотя я почти ничего не ела сегодня во время обоих завтраков. Я надеялась, что мне ни придется с извинениями покинуть библиотеку - это выглядело бы не слишком красиво и могло быть не правильно истолковано.
     Первые фразы завещания звучали вполне традиционно - как в книжках, которые я читала. Завещатель подтверждал, что находится в здравом уме и твердой памяти и что распоряжения, кои собирается сделать, являются выражением его свободной, никем не стесненной воли.
     Главное, чем владел Джордж, было, разумеется, поместье Девейн-Холл, но по закону наследования он был не вправе распоряжаться им по своему усмотрению: поместье переходило к ближайшему родственнику мужского пола, каковым являлся его брат Роджер, поскольку у Джорджа и Гарриет не было сыновей.
     Об этом мельком, как о само собой разумеющемся, упоминалось в начале завещания, затем говорилось об определенной денежной сумме для Роджера лично, чтобы тот мог "расплатиться со всеми долгами и возместить все потери, понесенные ранее, и принять титул лорда Девейна со спокойной совестью".
     - Очень благородно с его стороны, - заметил новоиспеченный лорд.
     - Уверен, это подсказал бедному Джорджу старик Миддлмен, - шепнул мне на ухо Сэйвил.
     К чему эти откровения? Меня их дела мало интересовали.
     После этого в завещании перечислялись небольшие суммы, оставленные тем, кто долгие годы находился в услужении у Девейнов.
     А затем... затем мистер Миддлмен взглянул на меня поверх очков, и я поняла, что пришел мой черед. Наверное, я перестала дышать. Возможно, подобным образом поступили и остальные в этой комнате, во всяком случае, так мне показалось. Мистер Миддлмен поправил очки и прочитал медленно и отчетливо... Впрочем, скорее всего это звучало так только для меня.
     - "Николасу Сандерсу, сыну Абигейл и Томаса Сандерс, завещаю сумму в двадцать тысяч фунтов, которая (сумма) до достижения означенным Николасом совершеннолетия будет находиться в распоряжении моего душеприказчика Ральфа Мелвилла, графа Сэйвила..."
     Звук, похожий на рев, вырвался из глотки мистера Коула.
     Его дочь пронзительно вскрикнула.
     Первой моей мыслью было: "Слава Всевышнему! Он написал: сыну Абигейл и Томаса!.."
     - Я не потерплю этого! - кричал Элберт Коул. - Слышите, Сэйвил? Он раздает мои деньги, и я не намерен расходовать их на его внебрачных детишек!
     - Не нужно так орать, мистер Коул, - ледяным тоном одернул его Сэйвил. - Мы не глухие и хорошо вас слышим.
     Второй моей мыслью было: двадцать тысяч фунтов!
     - Я не уступлю ни гроша из моих денег, - завопила Гарриет, - этому ублюдку из семьи колдуньи!
     - Двадцать тысяч фунтов, - послышался спокойный голос Роджера, - это большие деньги. Надеюсь, они не затрагивают интересов поместья, мистер Миддлмен?
     - Нет, милорд, - ответил тот. - Эта сумма выделена из тех денег, которые получил ваш брат от мистера Коула, когда женился на ее светлости леди Гарриет.
     Немало, как видно, пришлось заплатить бедняге за то, чтобы его дочь удостоилась чести называться ее светлостью.
     - Вот потому-то они и не должны достаться его незаконному сыну! - проговорил мистер Коул уже на целый тон ниже.
     Мистер Миддлмен наконец удостоил его взглядом поверх очков и довольно резко заметил:
     - В завещании лорда Девейна ничего не сказано о незаконном происхождении этого мальчика, мистер Коул. Все слышали, он говорит о нем как о сыне мистера и миссис Сандерс.
     - Не пытайтесь облапошить меня вашим крючкотворством! - снова крикнул Коул. Его физиономия угрожающе покраснела. - Может быть только одно объяснение невероятной щедрости Девейна. Этот мальчишка - его отродье!
     - Отец совершенно прав! - взвизгнула Гарриет.
     Я взирала на разыгравшуюся передо мной сцену с чувством спокойной отрешенности. Просто как зритель. У обоих представителей семейства Коул рты были широко раскрыты, лица - кирпичного цвета. Леди Реджина выглядела всего-навсего удивленной, она о чем-то говорила с Роджером, который широко улыбался. Я перевела взгляд на Сэйвила, и меня поразило выражение его всегда спокойного лица.
     Он был взбешен.
     - Довольно! - раздался его голос, словно мечом разрезавший гул, стоящий в комнате. - Прекратите, Коул! Наступила тишина. Лорд Сэйвил поднялся с кресла.
     - Миссис Сандерс... - сказал он негромко, с угрожающим спокойствием, от которого даже у меня пошли мурашки по спине, - миссис Сандерс - гость в моем доме, и я не потерплю оскорблений в ее адрес.
     Отец и дочь Коулы умолкли и больше не раскрывали ртов. Сэйвил повернулся к поверенному:
     - Если я правильно вас понял, мистер Миддлмен, деньги, которые завещал Николасу Сандерсу мой кузен, являются его собственностью по закону и он вправе распоряжаться ими по своему усмотрению?
     - Да, милорд, именно так.
     Сэйвил снова обратился к Коулу:
     - Вы слышали? Эти деньги из тех, которые вы по собственной воле отдали моему кузену в день и час его женитьбы на вашей дочери. Они больше не ваши, Коул. Давно не ваши. Со дня подписания брачного контракта.
     Лицо Коула передернулось, но он не произнес ни слова.
     - И еще, мистер Коул, - снова заговорил Сэйвил. - Я больше не желаю слышать в своем доме оскорбительных слов в адрес Николаса Сандерса. Вы поняли меня?
     Видно было, что тот, к кому он обращался, хотел и мог еще многое сказать. Однако не решался.
     - Да, милорд, - угрюмо пробурчал он.
     Поскольку события получили столь драматическое развитие, я решила, что сейчас наступил самый подходящий момент - чтобы огласить мое решение, окончательно принятое вчера ночью.
     Я сказала, стараясь, чтобы мои слова звучали как можно проще и небрежнее:
     - Нет никакого смысла, леди и джентльмены, спорить по поводу двадцати тысяч фунтов лорда Девейна, потому что я не собираюсь принимать их.
     - Что? - изумилась леди Реджина. - Вы с ума сошли, миссис Сандерс!
     "Вполне возможно", - согласилась я с ней в душе.
     - Что вы такое говорите? - Роджер Девейн в изумлении уставился на меня из-за спины стоящего Сэйвила.
     Тот вздохнул и снова уселся.
     - Она просто дурачит вас! - воскликнула Гарриет. - Пытается обвести вокруг пальца! Так я ей и поверила!
     Ее отец с подозрением взглянул в мою сторону, но только что поставленный на место хозяином дома, смолчал и на этот раз.
     - Не имею ни малейшего понятия, - твердо сказала я, - почему лорд Девейн решил сделать моему сыну такой королевский подарок. Я отказываюсь от него, чтобы не вынуждать окружающих делать из этого превратные выводы.
     Я заметила, как леди Реджина отвела от меня удивленный взгляд, и поняла, что не одни Коулы пришли к этому превратному выводу. Тем не менее я решила высказаться до конца.
     - Я вполне в состоянии обеспечить своего сына, - сообщила я, - а потому решительно отказываюсь принять великодушный дар лорда Девейна.
     После этих слов все долго молчали. Первым заговорил Сэйвил. Он снова обратился к поверенному.
     - Хочу еще кое-что уточнить, мистер Миддлмен, - сказал он. - Если не ошибаюсь, наследство оставлено не миссис Сандерс, так ли?
     - Вы совершенно правы, милорд. Оно оставлено персонально мистеру Николасу Сандерсу.
     Я уставилась на старого законника и с вызовом спросила:
     - Хотите сказать, что я не имею права отказаться? Я мать Николаса.
     За него ответил Сэйвил. Голос его звучал чуть иронично, к чему я уже немного привыкла:
     - Именно это, уважаемая леди, и хочет сказать мистер Миддлмен.
     Я резко повернулась к Сэйвилу, сидящему слева от меня:
     - Но я не хочу этих денег!
     Он слегка склонил голову и сказал так, чтобы его слова могла слышать только я:
     - Они на обучение вашего сына, Гейл.
     Я была так обозлена, что не обратила внимания на это интимное "Гейл".
     - Деньги на его обучение буду копить я! А к чужим не притронусь!
     - Если женщина не хочет денег, - прогудел мистер Коул, - зачем ее принуждать?
     Никто не поддержал его. Даже собственная дочь: видимо, еще не пришла в себя после моего заявления.
     - У вас нет выбора, миссис Сандерс, - примирительно сказал Миддлмен. - Деньги завещаны не вам, а вашему сыну. Закон есть закон. Вы не имеете права отказываться от них.
     - В таком случае, - нашла я выход из положения, - я возьму их и затем сразу верну.
     Мистер Коул издал презрительный смешок:
     - Посмотрел бы я, как вы это сделаете.
     - Она сумасшедшая! - крикнула Гарриет. - Ей нельзя доверить и один пенс!
     - По-моему, все это начинает напоминать цирк, - заметил Роджер с неодобрением.
     Мистер Миддлмен терпеливо объяснил:
     - Вы не вправе распоряжаться этой суммой, миссис Сандерс, поймите, пожалуйста. До совершеннолетия вашего сына, до того дня, когда ему исполнится двадцать один год, все деньги, согласно завещанию, находятся в распоряжении графа Сэйвила... А теперь я продолжу, с вашего позволения.

***

     Я сидела молча, пока он дочитывал завещание Джорджа. Мы услышали, что основное свое состояние, составляющее более тридцати тысяч фунтов, покойник оставил Гарриет и дочерям Марии, Френсис и Джейн.
     Когда мистер Миддлмен замолчал, я поднялась со своего места, собираясь пойти наверх и в одиночестве обдумать то, что произошло. Но Сэйвил удержал меня за локоть и негромко сказал:
     - Прошу вас пройти в мой кабинет, Гейл. Я хочу поговорить с вами.
     На этот раз я обратила внимание на его неофициальное обращение - Гейл.
     Мы прошли через долгую галерею, миновали семейную столовую, большую столовую, гостиную, музыкальный салон, главный холл и еще Бог знает сколько комнат и коридоров, прежде чем добрались до его кабинета. Это была совсем небольшая комната, по-деловому обставленная, без излишней роскоши, и мне подумалось, что здесь действительно можно заниматься делами. Массивный дубовый стол был завален бумагами, на конторке лежали бухгалтерские книги.
     Справа от камина стояла обитая зеленым бархатом софа, куда Сэйвил предложил мне сесть и сам опустился рядом. Я сидела, не поднимая головы, уставившись на свои руки, сложенные на коленях.
     Наступило длительное молчание. Видимо, он хотел, чтобы я заговорила первой.
     - Я не желаю этих денег, Сэйвил, - сказала я наконец. - Вы можете меня понять?
     - Неужели мнение других людей, - ответил он сразу, - для вас важнее, чем благополучие сына?
     Я вскинула голову.
     - Вы всерьез полагаете, Сэйвил, - с горечью произнесла я, - что меня так сильно заботит мнение других людей о моей особе? Я думаю о другом. О том, что скажу в свое время Никки. Как объясню, что чужой человек оставил ему крупную сумму денег? Сейчас мальчик не спросит об этом, ему всего восемь. Но я буду постоянно ожидать от него этого вопроса.
     Он внимательно посмотрел на меня. В янтарного цвета глазах сквозило сочувствие.
     - Да, - согласился он, - вы правы.
     - Значит, вы понимаете меня? - спросила я с надеждой. - И поможете избавиться от этого нежданного наследства?
     Его глаза слегка сузились. Внезапно я с ужасом поняла, что не могу сейчас думать ни о чем другом - только о том, что он сидит так близко от меня, и я ощущаю тепло его тела, вижу движение губ...
     Сэйвил сказал задумчиво:
     - Что, если я найду способ оставить эти деньги и Никки никогда не узнает об их происхождении?
     "Но ведь об этом буду знать я!" - пронеслось у меня в голове.
     - Нет. - В моем голосе была твердость. - Я не хочу такого решения.
     Сэйвил наклонился ко мне, и я невольно попыталась отодвинуться.
     - Послушайте, Гейл, - заговорил он, ничем не выдав, что заметил мое испуганное движение. - Какое бы зло ни причинил вам Джордж, забудьте об этом. Моего кузена уже нет на свете. Примите его последний дар во имя сына.
     Я покачала головой.
     - Вы ничего не знаете, - произнесла я с трудом. - И не можете понять.
     - Но вы уже не накажете Джорджа, отказавшись от денег. Наказан будет только ваш сын.
     Я вскочила с софы и заняла более безопасную для себя позицию - позади стола.
     Оттуда я сказала:
     - Я никогда не прощу этого человека! Никогда! И не притронусь к его деньгам.
     Сэйвил тоже поднялся на ноги, но в отличие от меня сделал это медленно и никуда не отошел от софы.
     Когда он заговорил, голос его звучал спокойно, даже сухо:
     - Вас можно сравнить с хрупкой фарфоровой статуэткой, но на самом деле вы крепки, как скала.
     Я с вызовом встретила его неодобрительный взгляд.
     - О нет, милорд, я вовсе не из фарфора. Жизнь сделала меня из другого материала. Научила выживать без чьей-либо помощи. И мне ничего не остается, как продолжать это делать. Я не нуждаюсь в запачканных кровью деньгах Джорджа и сама позабочусь о своем сыне!
     - Запачканных кровью? - повторил Сэйвил.
     Я поняла, что и так уже сказала слишком много, и, покачав вместо ответа головой, отвернулась от него.
     Мне показалось, что наше молчание длится вечность. Наконец он сказал:
     - Что ж, оставим этот разговор. Если вы вдруг измените свое решение, дайте мне знать. Так или иначе, деньги будут в сохранности до того момента, когда вашему сыну исполнится двадцать один год.
     Я попыталась было протестовать, но осеклась, поняв всю бесполезность своих доводов. На моей стороне были эмоции, на его - буква закона. В конце концов, до совершеннолетия Никки еще далеко, а когда придет время, если все останется по-прежнему, можно будет вернуться к разговору о наследстве.

Глава 9

     Время до моего отъезда из замка протекало мирно и спокойно. Коулы, после того как хозяин несколько раз одернул их, притихли, понимая, видимо, что сторонников у них здесь не было и нет. Я провела вторую ночь намного спокойнее, чем предыдущую, придя к заключению, что самого плохого, чего можно было ожидать, не случилось: Джордж подтвердил, что я и Томми являемся родителями Никки, и теперь по возвращении домой я могу со спокойной душой повторить ему (немного солгав при этом), что единственной целью моей поездки было посмотреть породистого скакуна в конюшнях графа Сэйвила. И лгать о том, как этот конь выглядел.
     Но такую цену стоило заплатить за то, чтобы наша с сыном жизнь продолжалась так же, как раньше: без особого достатка, но и без ненужных потрясений и вполне достойно...
     Миновал февраль, потом март и часть апреля. Я уже начала думать, что Сэйвил напрочь забыл о своем обещании скрестить мою Марию с одним из своих лучших производителей, когда получила от него сообщение: через два дня он приедет сюда, в Хайгейт, чтобы помочь мне сопроводить мою лошадь к нему в Эпсом.
     Я отнюдь не ожидала его самого, полагая, что он просто пришлет конюха, и его записка взволновала меня. Правда, я постаралась тут же унять волнение суровыми словами в свой собственный адрес.
     "Не будь идиоткой, Гейл, - говорила я себе. - Сэйвил приезжает вовсе не из-за тебя, а чтобы увидеть твоего сына. Он ведь, это уже ясно, из той породы людей, которые с преувеличенной серьезностью относятся ко всему, что им поручено. И поскольку Джордж возложил на него обязанности поверенного, Сэйвил старается выполнять их со всем тщанием, на какое способен".
     Я делала все, что в моих силах, чтобы выкинуть из головы мысли о Сэйвиле, но это мне плохо удавалось. Тем более что Никки, которому я не могла не сказать о предстоящем приезде графа, только о нем и говорил.

***

     Я занималась с учеником на лужайке перед конюшней, когда услышала радостный вопль сына:
     - Мама! Мама! Лорд Сэйвил приехал!
     Сидящий на моем Самсоне всадник, к поясу которого была привязана длинная лонжа, ее конец находился у меня в руке, испуганно обернулся.
     - Спокойнее, мистер Уотсон! - крикнула я ему. - Не обращайте внимания на Никки! Сосредоточьтесь на том, что делаете!
     Не хватало мне еще, чтобы он грохнулся на землю.
     Уотсон кивнул и крепче вцепился в поводья. Конь замедлил свой бег рысью по кругу, и я ободрила его щелканьем языка и командой:
     - Вперед!.. Вверх-вниз, вверх-вниз! - это уже относилось к ученику, чтобы тот вошел в единый ритм с конем. - Следите за своими ногами, Уотсон! Не выдвигайте их так сильно!.. Хорошо! Молодчина!
     Я считала такой способ обучения наиболее эффективным - когда наставник стоит в центре с лонжей в одной руке и хлыстом в другой, а конь с всадником движется по большому кругу. Я же, естественно, кручусь вслед за ними.
     Когда я повернулась в очередной раз, то увидела Сэйв