кровью лицом. На трех нитках болтался  мерлушковый  воротник.
Шапки не было.
   - Это они, мерзавцы, - заявил человек. - Арестуйте их!
   В ходе следствия выяснилось, что, находясь  в  нетрезвом,  состоянии,
штурман дальнего плавания Валерий К. и его двоюродный брат Михаил Н. на-
пали с хулиганской целью на гражданина Паскудина Б.Б. нанесли  ему  нес-
колько ударов руками и ногами (легкие телесные повреждения),  сорвали  с
головы шапку из нутриевого меха (не найдена); все это подтверждается по-
казаниями свидетелей Буева и Раскорякиной, находившихся в непосредствен-
ной близости от места происшествия.
   Районный народный суд приговорил Валерия К. к двум годам лишения сво-
боды в ИТК. общего режима, а Михаила Н. - к двум годам лишения свободы в
ИТК строгого режима (уже сидел).
   На этом история не закончилась. В 1985 году, отбыв чуть более полуго-
да в зоне, Валерий К. был амнистирован (в связи с  40-летием  Победы)  и
отправлен "добивать" срок на стройки народного хозяйства ("химия"). Миша
под амнистию не попал: плохо вел себя в местах лишения свободы, не выле-
зал из ШИЗО, ПКТ, готовился к переводу в "крытку" с добавкой срока (1984
г. - статья 188). На второй день пребывания Валерия К. в общежитии  "хи-
миков" отпраздновать "почти свободу" приехал его отец Иван Петрович, аг-
роном с двадцатилетним стажем.
   Выпили, закусили. Запели песню "У ручья у чистого": на  шум  появился
инспектор Кобельков, попросил не буянить, а  Ивану  Петровичу  предложил
освободить помещение ("Дергай домой, старый козел, пока я добрый!"). Ва-
лерий К. в ответ на эти слова схватил Кобелькова за поясницу и вынес его
из комнаты в коридор общежития.
   Утром Валерий К. был арестован как подозреваемый в  совершении  прес-
тупления, предусмотренного ст. 191 УК  РСФСР  (сопротивление  работникам
милиции и т.д. и т.п.). В качестве орудия сопротивления  был  предъявлен
столовый нож с отпечатками пальцев Валерия К. (этим ножом  они  с  отцом
резали домашнюю колбасу). Отца решили не трогать, а Валерию К. суд доба-
вил к оставшимся 1,5 годам по 106 ч. II еще 4 - по 191-й. Итого - пять с
половиной лет в ИТК. строгого режима; этап на Красноярск через угрюмую и
беспредельную Новосибирскую пересылку.
   Иван Петрович не вынес этих "итогов": хлобыстнул полтора литра  само-
гона и повесился в сарайке для поросят. Мать Надежда Павловна долго  бо-
лела, потом и померла на руках у  дочери  Зинаиды  (той  самой,  на  чью
свадьбу и прибыл зимой 1984 года Валерий К., - прямо,  так  сказать,  из
Гамбурга, с корабля на бал).
   След его затерялся. С кличкой Боцман он жил  "мужиком"  на  одной  из
"строгих" зон Краслага. Потом зону расформировали; были еще какие-то ам-
нистии, но мог ли он попасть под них? Срок закончился, а в родной дерев-
не Валерий так и не появился. Не мог он конечно же появиться и на палубе
сухогруза... Погиб ли он на лесоповальной зоне?  в  одной  из  "крытых"?
Или, откинувшись "по звонку", отправился пытать счастье в  дальневосточ-
ных, северных или иных краях? Неведомо.
   Виталий Р., инвалид-мариец из вятского села Тюм-Тюм Уржумского  райо-
на, мечтал побывать в Москве - посмотреть на полотна Третьяковской гале-
реи, сходить в настоящий театр, послушать "вживую" какого-то  известного
на весь мир баяниста (не припомню фамилии). Вместо  этого  ему  пришлось
ударить поленом по голове родного отца - в тот самый момент, когда отец,
перебрав томатного самогона, бил в огороде свою жену - мать Виталия, ес-
тественно... Отец умер в больнице от кровоизлияния в мозг.
   Суд, конечно, учел смягчающие обстоятельства, но все равно по ст. 108
Виталий Р. схлопотал шесть лет усиленного режима. Отбыл он их  достойно:
в лагере спуску никому не давал (весу в Виталии было 48 кг; он как будто
приседал при ходьбе на левую ногу - остеомиелит), потому что в нем  было
достаточно "духу", как говорят в зонах. Отменно играл в шашки,  виртуоз-
ничал на баяне - если удавалось выпросить оный в "козлятнике". Шашки,  а
также вязание сетей и авосек добывали ему  чай,  столь  необходимый  для
жизни. А Виталий был жизнелюб - это при давлении 90/20!!!  "Понятия  ка-
торжанские" принял как свои; о свободе забыл, как о родине; мечтал  лишь
о Третьяковке, выспрашивая редких на местной  зоне  москвичей.  Впрочем,
убедился вскоре, что никто из них в знаменитой картинной галерее не  бы-
вал; воспоминания сводились к какой-то пивной на Новокузнецкой, рюмочной
на Якиманке и, естественно, прокуратуре на Б. Ордынке.
   Срок его закончился. Виталий К. вернулся в родной Тюм-Тюм с  казенной
десяткой в кармане добротного лепня (пиджака), выхлопотанного в каптерке
уважительной братвой.
   - Приоделся, гаденыш, - приветствовал его в доме старший брат. И, пе-
регнувшись через стол, ударил Виталия тяжелым кулаком  в  лицо.  Виталий
упал, долго барахтался на полу, а поднимаясь, заметил  на  тумбочке  не-
большие ножницы для стрижки ногтей. Через несколько мгновений они вонзи-
лись старшему брату чуть повыше печени. Вошли неглубоко:  сантиметра  на
2-3; удар, однако, был признан опасным для жизни косвенно. На суде  про-
куратура доказала, что Виталий воскликнул перед ударом "Убью!", следова-
тельно, угрожал убийством. И поехал на строгий режим с четырьмя  годами,
пробыв на свободе семьдесят восемь часов, включая дорогу.
   "А ведь хотел поговорить по душам, - рассказывал Виталий впоследствии
автору этих строк, - я ведь отца не хотел убивать, так получилось... по-
пал по голове случайно. А без шести предыдущих лет не  было  бы  и  этих
ножниц проклятых. Брат злой был, написал заявление, потом забрать  хотел
- ан нет, сам знаешь, кто его отдаст?"
   Виталий отбыл и эти четыре года так же достойно. На моей памяти  одна
лишь его стычка с новым завхозом - из-за нижнего места (шконки).  Завхоз
принял Виталия за "овцу" или "мыль" (инвалиддоходяга, толстые стекла оч-
ков, умные "базары"). "Слышь, ты, очки, завтра  ляжешь  там",  -  сказал
завхоз "наезжающим" тоном - и показал где. Шконка была  верхняя.  Нижняя
предназначалась сомнительному во всех  отношениях  "айзеру",  прибывшему
этапом из Питера.
   Виталий посмотрел на завхоза ("козла") поверх очков (он был похож  на
"умного японца") и сказал равнодушно, но с обволакивающей  угрозой:  "До
завтра дожить надо".
   Завхоз больше всего боялся  такой  вот  неожиданной  бессонной  ночи.
"Козлячью" марку свою тоже терять не хотелось, поэтому он  решил  вообще
не залупаться: отошел молча и как бы забыл о существовании Виталия.  Тут
же он нашел настоящую "овцу" - какого-то деда-мухомора без заступы; заг-
нал его на верхнюю шконку, а  азербайджанца  уложил  на  нижнюю...  тот,
впрочем, жил внизу недолго: напорол косяков с игрой  в  "двадцать  одно"
(двинул фуфло) и сломился сначала в ШИЗО, а затем и вовсе в ПКТ.
   Виталик же продолжал играть в шашки, вязать рыболовные сети за  столь
любимый им чай (чифир) и сигареты. За сутки до его "звонка" мы  заварили
трехлитровую банку и выпили ее (по два глотка)  "кругом"  под  неспешный
разговор о предстоящем житье-бытье - ему, Виталику,  в  русско-марийском
селе Тюм-Тюм, а нам - здесь: кому месяцы, а кому - долгие годы...
   Вот что он писал из Тюм-Тюма:
   "Занятий много... 30 декабря был приглашен играть в детсад  на  елку,
до этого ходил на репетицию. 29-го ездил в уржумское гестапо на  отметку
(надзор). Сходил в библиотеку, привез  на  салазках  Лескова,  Аксакова,
Булгакова, Дени Дидро, пару томиков А. Платонова... Амуниция моя сборная
- шкидовская, а копейкой ребята поддержали... Праздники был дома,  смот-
рел телик, благо, братья оставили мне старый, но  кажет  обе  программы.
Есть радиола, газплита с баллоном, на ходу, утюг, кровать, диван,  шесть
стульев, пара подушек, перина, шифоньер без полок и зеркала, баян... Вот
такие дела - не было ничего, а тут вдруг целое имение! День прошел  -  и
слава Богу, утром проснулся - опять праздник... А еще чифирнул -  вообще
весело, песни пою, живу и радуюсь... Желаю и тебе  быть  жизнелюбивым  и
радоваться тому, что есть, а даст Бог - будет еще лучше, на том и  слава
Ему...
   Остаюсь Виталий, луго-болотный чемерин".
   Виталик умер через несколько месяцев после освобождения: письмо  вер-
нулось с отметкой "по смерти адресата". Как, что? Забыли ли его в  вятс-
ких снегах "ребята"? Или не проснулся он в какойто  из  дней-праздников,
чтобы вновь заварить крепчайший чифир, закурить сигаретку и  читать  под
вьюжный свист Аксакова и мечтать о Третьяковской галерее?
   Вывод:
   ...Валерий 3. был готов к тюрьме и зоне; более  того,  предполагаемая
отсидка являлась для него такой же закономерностью жизни,  как  институт
для золотого медалиста: не сесть было нельзя. Человеческий "круг" оттор-
гал не обозначенного судимостью индивида - тот круг, в котором вращалась
с малолетства жизнь Валерия 3.
   Однако вместе с ним оказались в полной мере готовы к лишению  свободы
и двое других: штурман дальнего плавания и инвалид детства. Штурман  об-
ладал изрядным здоровьем, мог дать достойный кулачный отпор любому бесп-
редельщику; инвалид Виталик вряд ли был способен одолеть  двенадцатилет-
него ребенка; все трое благополучно (если подходит это выражение) и дос-
тойно отбывали свои срока: даже отчаянный кураж Валерия 3. не выходил за
рамки "понятий", а отсутствие здоровья не мешало  Виталику-марийцу  быть
уважаемым зеком. И штурман, ставший Боцманом, присоединился  к  компании
"путевых мужиков" со всеми вытекающими из этого факта правами -  и  пос-
ледствиями... А если короче и по-зековски - их объединяло одно: "дух".


   ...иные

   Проворовавшийся директор небольшого заводишки Виктор Петрович Г.  был
заключен под стражу в зале нарсуда. В двухдневный  срок  преодолел  КПЗ;
две недели тюрьмы - и вот она, зона общего режима, в  которой  предстоит
отбыть четыре долгих года. Слегка обвисло номенклатурное брюшко; в "бок-
се" отобрали бостоновый костюм какие-то ужасные личности в полосатых ро-
бах. А здесь, в зоне, после карантина, выдали серый костюмчик х/б на два
размера меньше и странную, похожую на фашистскую, кепку, именуемую  "пи-
доркой".
   Когда распределяли на работы по отрядам, Виктор Петрович не  забыл  с
достоинством упомянуть о своем высшем образовании и предыдущей  должнос-
ти, на что начальник производства майор Ухов заметил:
   - Я тя, бля, специальность спрашиваю, мудило штопаное? Нету! Пойдешь,
бля, на циркулярку - дощечку пилить! Следующий!..
   Виктор Петрович попал в 10-й отряд, занимавшийся сколачиванием ящиков
под фрукты и винно-водочные изделия. Работа на "циркулярке" была намного
"блатнее" сбивания ящиков, однако Виктор Петрович оплошал:  "циркулярку"
видел впервые. Да и норма показалась  странной:  трудно  было  распилить
столько "доцечек" и за неделю, не то что за 8 часов рабочего дня.
   В бараке жизнь тоже не складывалась: вначале Виктора  Петровича,  как
перспективного (в смысле "перегона" с воли хороших денег), подтянули от-
рядные блатари Груша и Конверт. Его положили поближе, неделю обхаживали,
но убедившись, что это голимый "Укроп Помидорович", скравший случайно  и
все отдавший "мусорам", назвали его "демоном" и  "мухомором"  и  указали
новое место: поближе к выходу и наверху.
   Виктор Петрович очень сильно уставал на работе, но норму выполнить не
мог. За это бригадир Ляпа бил его за полчаса до съема в жилую зону: сна-
чала кулаками, а потом круглым метровым колышком - толщиной не  менее  5
см. От побоев Виктор Петрович стал уставать еще больше; не было сил даже
снять с себя х/б: так и ложился спать в опилках,  накрывшись  с  головой
тонким "гнидником" (одеялом).
   Вскоре он перестал снимать и ботинки; это заметили; и в один прекрас-
ный день Виктор Петрович очутился в совсем другой бригаде. Там ему  дали
ложку с пробитой дырочкой, такую же миску и запретили без спросу прибли-
жаться к остальному населению зоны. А вечером бригадир Катя и его помощ-
ник, отвратный старикашка,  называвшийся  Василисой  Премудрой,  позвали
Виктора Петровича в каптерку и под покровом ночи надругались над ним са-
мым ужасным образом. С кличкой Вика он, впрочем, протянул  кое-как  свои
четыре года, показавшиеся ему в первый день свободы пожизненным  сроком.
Да так оно и было: началась новая, третья жизнь, без жены, детей,  квар-
тиры и машины, с клеймом гомосексуалиста, каковым Виктор Петрович был  -
и не был одновременно. Поэтому он через несколько месяцев уехал из  род-
ного города в неизвестном направлении -  кажется,  подался  на  какую-то
стройку, завербовавшись по оргнабору...
   Михаил К., таксист, отбывал в этой же зоне пятнадцатилетний  срок  за
"аварию". Суть "аварии": около полуночи проезжал мимо  автобусной  оста-
новки за городом, сшиб велосипедиста (насмерть). Проехал километра два и
вспомнил, что на остановке стояла "баба", наверняка  запомнившая  номер.
Вернулся - и прижал "бабу" к бетонной стене. "Баба" умерла  в  больнице;
еще раньше бампером был раздавлен восьмимесячный  "пацан",  которым  она
была беременна. К несчастью для Михаила К., нашелся еще один  свидетель:
мужчина, отошедший с остановки "отлить" в кусты...
   Дали Михаилу 15 лет. На одном из заседаний суда его пытался убить муж
потерпевшей, но неудачно: сам схлопотал два условно...
   В зоне Михаил К. задался благородной целью: встать на путь  исправле-
ния и освободиться условнодосрочно. Благо, что для "аварийщиков", в  от-
личие от закоренелых преступников, существовали и существуют  всевозмож-
ные льготы, поблажки. Михаил К. прошел свой  путь  от  шныря  (уборщика)
столовой до бригадира цеха, в котором собирались и красились  борта  для
тракторных прицепов. Норма - 80 бортов в смену с бригады. При Михаиле К.
она  выполнялась  неукоснительно.  Приближалось  60-летие  Великой   Ок-
тябрьской социалистической революции, а с ним и амнистия, а с  амнистией
- комиссия по освобождению, и все совпадало с почти 8 годами (более  по-
ловины) срока, отбытого Михаилом К.
   Михаил до ареста занимался самбо, подкачивал мышцы: в  общем,  был  в
форме. И в зоне эту форму поддерживал: с одного удара  вышибал  сознание
из ретивого "волынщика". Бригада старалась, как могла...
   На общую беду кому-то где-то срочно понадобилось очень  много  бортов
для тракторных прицепов. Майор Ухов "подтянул" к себе  начальника  цеха.
Тот "подтянул" бригадира - Михаила К. А тот больше никого не стал  "под-
тягивать": просто на доске объявлений возле вахты стали появляться "бое-
вые листки": бригада Михаила К. берет обязательство собрать и  покрасить
110 бортов в смену... собрать и покрасить 130  бортов...  160  бортов...
180...
   Когда обязательства превысили 200 бортов и у "мужиков"  заболели  уже
не кости и мышцы, а головы, то к блатным была отправлена депутация в ли-
це одного человека - Васи С., слывшего "путевым" и "духовитым".
   - Да замочи его, волка! - сказали Васе. Вася воспринял это  как  при-
каз-разрешение и в эту же ночь попытался ткнуть Михаила К. заточкой. Не-
удача постигла исполнителя: бригадир-самбист заточку выбил, Васю искале-
чил - и продолжил свой славный трудовой подвиг.
   На внеочередной сходняк собралось около тридцати человек  -  блатные,
"мужики"... Предстояло выделить четверых для внушения Михаилу К. хотя бы
полупонятий лагерной жизни. Скрутили в трубочку бумажки,  среди  которых
четыре были помечены крестиками, и пустили по кругу "пидорку" с жребием.
   Около одиннадцати утра следующего для "избранные бойцы"  во  главе  с
Грушей отправились в угольную котельную рабочей зоны. Осень стояла  теп-
лая, но печи подтапливались: требовалась теплая водичка  для  ежедневной
обмывки запотевших бригадирских тел.
   Истопник Семеныч уже с утра заложил в одну из  печей  четыре  тяжелых
металлических лома; концы раскалились чуть ли не добела.
   В одиннадцать часов тридцать минут в котельной должен  был  появиться
Михаил К., приглашенный Семенычем испить "купеческого" чайку с "козырны-
ми" шоколадными конфетками (блатные не пожалели, выделили из общака).
   Когда злосчастный бригадир, бывший таксист Михаил К. появился  в  ко-
тельной, из-за одного из котлов выскочил  вихляющийся  в  азарте  Груша,
выхватил из печи лом (на руках у Груши было по две рабочие рукавицы) и с
криком "Мочи вафла!" нанес удар.
   Михаил К. попытался поставить блок, чтобы потом свалить блатного уда-
ром ноги в грудь, но руки неожиданно пронзила страшная и странная  боль.
Бригадир завизжал и попытался вытолкнуться обратно в дверь, но не  смог:
Семеныч уже подпер ее снаружи железобетонным брусом.
   Из-за котлов выскочили еще трое: Куня, Карат и Витя Рычагов по кличке
Механизм. На руках у них тоже были  рабочие  рукавицы.  Бойцы  похватали
свои ломы и деловито, как на охоте, в считанные минуты превратили встав-
шего на путь исправления Михаила К. в обожженную и  окровавленную  груду
изломанных костей и рваного мяса. Груда эта копошилась в углу котельной;
казалось, даже чтото пыталась сказать, но никому уже это не  было  инте-
ресно. Бойцы зашли за котлы: Механизм, Карат и Груша  погнали  по  кругу
чифир, а Куня, алкаш, один за другим опрокинул в себя пару заготовленных
чекушек.
   Семеныч отвалил от двери тяжелый брус и  свистнул:  мол,  чисто  все.
Бойцы отерли губы; Куня зажевал водяру черняшкой; все встали и  пошли  к
выходу мимо бывшего таксиста, шныря, бригадира Михаила К.
   Оконцовочка этого происшествия была такова: Семеныч, козлячья  масть,
сдал всех; никто и не сомневался, что он сдаст. Помощь истопника  требо-
валась лишь в момент исполнения; "раскрутка" планировалась,  ибо  невоз-
можно было скрыться от законного возмездия в зоне общего режима.
   "Кумовья" (оперчасть) быстро размотали лагерное дело: Груша, как яко-
бы зачинщик, получил 9 лет, остальные - по  нисходящей,  до  пяти  (срок
плюсовался). Груша к тому же поехал в "крытую" на два года, чтобы духов-
но окрепнуть там и через (в общем) двенадцать лет выйти на свободу  ува-
жаемым авторитетом...
   Михаил К. освободился условно-досрочно по амнистии к 60-летию ВОСР  -
как инвалид первой группы. Он потерял один глаз, селезенку; стала  "сох-
нуть" левая рука (перебиты сухожилия); лишь неиспользованный резерв  на-
копленного на зековском горбу здоровья позволил ему  вообще  остаться  в
живых и отковылять на костылях через вахту к автобусной остановке. Тако-
ва была цена ударного труда на пути исправления.
   Видно, что попытки приобретения сверхблаг ведут на зоне  к  печальным
последствиям, равно как и пренебрежение какими-то общими "благами" и тем
более правилами.


   РАССКАЗЫ ОЧЕВИДЦЕВ

   Ночь в КПЗ

   Я был задержан без документов ретивыми омоновцами. Поневоле  пришлось
взглянуть на КПЗ  и  его  обитателей  как  бы  со  стороны.  Обитателей,
собственно, было не много - всего  один  молодой  взъерошенный  человек,
ужасно обрадовавшийся компании. К полуночи меня стал  потихоньку  мучить
похмельный синдром, и именно с этого  момента  сосед  приступил  к  дли-
тельному рассказу о случившемся с ним. Повествование не было  похоже  на
исповедь или на попытку разобраться,  выслушать  какой-то  совет,  слова
поддержки. Сумбурный поток слов; какой-то труп в  ванной  (женщина-собу-
тыльница), неизвестным образом (?) очутившийся в квартире; зашел  отлить
(совмещенный санузел, увидел труп - все! посадят, ничего  не  докажешь).
Делать нечего: позвонил приятелю; тот прибыл через час; помог расчленить
труп (для удобства выноса, не более  того).  Выносили  в  полиэтиленовом
мешке, в три часа ночи; на беду, сосед возвращался из кабака.  Из  мешка
капала кровь - заметил, дурак. И получил разделочным ножом  в  солнечное
сплетение. Но не умер, гад, а дополз до двери  своей  квартиры,  поскреб
слабеющими пальцами. Жена вызвала "скорую", милицию. "Нас с Васей задер-
жали. Вальке с сердцем плохо было, факт! Она сама умерла. А мне что  де-
лать?"
   "За соседа накатят тоже - будь здоров!"  -  подумал  я.  Слушать  эту
убийственную историю было тошно, невмоготу,  как  смотреть  какой-нибудь
захудал