ь
ссыльным, совершенно неизвестные в Западной Европе, - у нас чувства  ис-
конные и родовые. В Москве, где, по словам всех ссыльных, подаяния  были
особенно обильные, арестантов направляли стороной от тех улиц, где  жили
богатые купцы. Поэтому для того, чтобы привлечь их  внимание,  конвойный
барабанщик "вызывал" их барабанным боем. Имена, отчества и фамилии бога-
чей-благотворителей помнили ссыльные и на каторге. По словам  одного  из
ссыльных: "Москва подавать любит: меньше десятирублевой редко кто подает
(по тем временам деньги очень немалые!). Именинник, который выпадает  на
этот день, тот больше жертвует. И не было еще такого случая, чтобы  пар-
тия, помимо денег, не везла с собою из Москвы целого  воза  калачей.  Мы
наклали два воза..."
   Через каждые 20-25 километров партия ссыльных останавливалась на  но-
чевку (полуэтап). После двух дней пути полагался суточный отдых в  этап-
ной тюрьме.
   Во время остановок по тюрьмам арестанты получали иногда подаяния  на-
турой, съестными припасами. Существовал для партий еще один доход -  де-
нежный. За несколько верст до больших городов навстречу  партии  выезжал
бойкий на язык, ловкий и юркий молодец, который обычно  оказывался  при-
казчиком того купца, который поставляет арестантам казенную зимнюю одеж-
ду. Молодец этот отлично знаком с начальником конвоя. Он предлагал арес-
тантам продать выданные им в пересыльной тюрьме казенные полушубки.  Да-
вал немного, но наличными. Взамен снабжал арестантов той рванью, которую
привозил с собой. Пока партия, одетая в рванье, подходила к городу,  мо-
лодец успевал привезти и сдать купленные вещи хозяину, а хозяин  отвезти
и продать тюремному начальству. Когда арестанты размещались в  городской
тюрьме, у них отбирали рванье и заново выдавали зимнюю одежду. Таким об-
разом полушубки, подсунутые в казну ловким перекупщиком, поступали опять
на те же плечи, с которых накануне были  сняты.  Все  стороны  были  до-
вольны.
   Идет партия в неизменном, раз и навсегда установленном порядке:  впе-
реди ссыльно-каторжные в кандалах (весом до шести килограммов), в  сере-
дине ссыльно-поселенцы, без ножных оков, но прикованные по рукам к общей
цепи, по четверо, сзади, также прикованные по рукам к цепи, идут ссылае-
мые на каторгу женщины, а в хвосте обоз с больными и багажом, с женами и
детьми, следующими за мужьями и отцами на поселение. По бокам, впереди и
сзади идут конвойные солдаты и едут отрядные конвойные казаки.
   До Тобольска партии шли в полном составе, то есть так же, как и выхо-
дили из Москвы. Женщины от мужчин не отделялись, и иногда можно было ви-
деть на подводах, следующих за партией, мужчин и женщин, сидевших вместе
в обнимку. Для этого подкупался конвой, деньги давались солдатам и  офи-
церу.
   Наблюдавшие за томским острогом  свидетельствуют  о  том,  что  пере-
сыльные арестанты, пользуясь удобством размещения  окон,  выходивших  во
двор против бани, целые часы простаивают на одном месте, любуясь  издали
на моющихся в бане арестанток.
   В тюремном остроге арестанты прячутся за двери, чтобы выждать  выхода
женщин. Женщины настойчиво лезут к мужчинам и артелями (человек по двад-
цать) совершают вылазки, особенно в больницу. Один  фельдшер  попробовал
помешать им: ему накинули на голову платок и щекотали до тех  пор,  пока
ему не удалось вырваться. В некоторых тюрьмах сами смотрители за  свида-
ния мужчин и женщин брали рубль серебром.
   В тобольской тюрьме арестантские партии делились на десятки, для каж-
дого десятка назначался особый начальник - десятский, над всеми десятка-
ми - главнокомандующий староста, которого выбирали всей  партией.  После
этого ни один этапный офицер не имел права сменить старосту. Отсюда  шли
уже отдельно: каторжные своей партией, поселенцы своей, женщины тоже от-
дельно.
   Из тобольской тюрьмы арестант выходил с запасом новых вещей, получен-
ных за казенный счет. Теплый тулуп, на руки шерстяные варежки и  кожаные
голицы, на ноги суконные портянки и бродни, на голову треух... Имущество
это арестант может уберечь, а может и продать кому  угодно  -  охотников
много: тот же конвойный солдат, свой брат торговец-майданшик, крестьянин
из попутной деревни и проч. Продают больше по частям, но можно и все ра-
зом, особенно если подойдет дорога под  большой  губернский  город.  Там
разговор известный - потеряд, проел, товарищи украли. Выпорют за это или
побьют по зубам непременно. Но и новыми вещами снабдят также непременно.
Одевка, таким образом, производилась в каждом губернском  городе,  а  по
пути снова все проматывалось.
   Существовало такое  понятие,  как  арестантская  артель.  Образованию
арестантской артели предшествовали торги. Торги проводились на отдельные
статьи:
   1. Содержание водки.
   2. Содержание карт и съестных припасов.
   3. Содержание одежды и прочих вещей.
   К торгам допускался всякий желающий, но выигрывал обычно тот, у  кого
больше денег и кому торговое дело знакомо и привычно. Это большей частью
люди бережливые, скопидомы, которые сумели уберечь и припрятать на этапе
кое-какую копейку, не тратили ее ни на женщин, ни  на  прочие  соблазны.
Выигравший торги становился майданщиком. Майданщик  получал  единоличное
право на содержание карт, костей, юлки и прочих игорных принадлежностей.
В другие руки поступала торговля табаком, водкой. В  третьи  -  торговля
харчем и доставка съестных припасов. Заплатив артели несколько рублей за
право торговли, откупщики-майданщики обязаны уже иметь все,  по  первому
требованию арестантской общины.
   Этапную жизнь, собственно, арестанты любят, хотя она  и  представляет
цепь стеснений и вымогательств, и любят они ее потому, может  быть,  что
она как будто ближе к свободной жизни. С  этапами  арестанты  расстаются
неохотно. Арестанты приходят на каторгу без денег,  рваные,  голые,  без
надежды и без родины... Вот партия на месте. Местное начальство принима-
ет арестантов по списку.
   Обычно весь путь совершался за 1-1,5 года, но время  этапирования  не
засчитывалось в срок каторги. Срок этот исчислялся с того дня, когда ка-
торжный прибывал к месту работ.


   КАТОРГА

   Подневольный карательный труд в пользу казны как мера наказания, сое-
диненная с ссылкой, был известен с глубокой древности. Уже в Римской им-
перии он применялся довольно широко. Знаменитый римский водопровод, сох-
ранившийся до наших дней, был построен руками каторжников.
   Одной из самых распространенных форм подневольного труда преступников
в средние века почти во всех странах Европы была работа на галерах. Этот
вид каторги был впервые применен в России Петром I по указу  1699  года,
где предписывалось преступников "положить на плаху и, от  плахи  подняв,
бить вместо смерти кнутом без пощады и послать в ссылку в Азов с  женами
и детьми, и быть им на каторгах в работе".
   Подневольный каторжный труд во времена царствования Петра I  сосредо-
точивался не только на гребных судах.  Уже  в  1703  году  некоторые  из
ссыльных были переведены из Азова в Петербург для  работ  по  устройству
порта в городе, а также для строительства других  портов  на  Балтийском
море. Петр Великий пишет в одном из писем на имя  князя  Ромодановского:
"...ныне зело нужда есть, дабы несколько тысяч воров приготовить к буду-
щему лету и собрать по первому пути".
   Каторжный труд играл большую роль во всех  постройках  и  сооружениях
первой половины XVIII столетия. Он применялся на екатеринбургских и нер-
чинских рудниках. Вечная ссылка на непрерывную работу стала  применяться
взамен смертной казни. По тяжести наказания различались рудниковые, кре-
постные и заводские каторжные работы. Постепенно, к концу XIX века, кре-
постные работы прекращаются в связи с тем, что  отпала  нужда  в  строи-
тельстве новых крепостей. Уменьшаются работы  и  на  рудниках,  временно
закрывается знаменитый нерчинский. Заводы перестают принимать  каторжан,
Осужденные на каторжные работы теперь вместо отсылки в Сибирь помещаются
в каторжные тюрьмы - Новоборисоглебскую, Новобелгородскую. Клецкую,  Ви-
ленскую, Пермскую, Симбирскую, Псковскую, Тобольскую  и  Александровскую
неподалеку от Иркутска.
   Устройство этих тюрем почти не отличалось  от  обычных  тюрем.  Режим
здесь был более строгий, но никаких работ не производилось. После отсид-
ки в каторжной тюрьме заключенные освобождались, но направлялись  в  Си-
бирь на поселение.
   Также, в связи с освоением острова Сахалин, губернатору Восточной Си-
бири предписано было высылать туда людей для работы по прокладке  дорог,
по устройству портов, сооружению домов, мостов, для труда  на  каменноу-
гольных копях и пр.
   Все осужденные на каторжные работы делились на три разряда:
   1. Осужденные без срока или на время свыше 12 лет именовались каторж-
ными первого разряда.
   2. От 8 до 12 лет - каторжные второго разряда.
   3. От 4 до 8 лет - каторжные третьего разряда.
   При поступлении в работы все каторжные зачислялись в разряд  испытуе-
мых и содержались в острогах. Бессрочные - в ножных и  ручных  кандалах,
срочные - только в ножных.
   Мужчинам выбривалось полголовы.
   При удовлетворительном поведении испытуемые переводились в отряд исп-
равляющихся, которые содержались без оков и занимались более легкой  ра-
ботой отдельно от испытуемых.
   Единственное исключение касалось только отцеубийц и матереубийц,  ко-
торые никогда в отряд исправляющихся не переводились.
   Затем исправляющиеся начинали пользоваться правом жить не в  остроге,
могли себе построить собственный дом,  для  чего  им  отпускался  лес  и
строиматериалы. Им возвращались деньги, отобранные при ссылке, и  разре-
шалось вступить в брак. Если каторжанин работал без взысканий, то десять
месяцев срока ему засчитывались за год. На 1892 год общее число отбываю-
щих каторгу со-
   ставляло по всей России - 14 484 человека. Каждому арестанту  полага-
лось по фунту мяса летом и по 3/4 фунта в прочее время, 1/4 фунта крупы.
Они ели и щи, и картофель, и лук, но это уже на собственные заработанные
деньги.
   Каждая арестантская артель выбирала себе старосту. В его руках  нахо-
дились общие деньги (общак), он распределял съестные припасы между  зак-
люченными, отвечал за все проступки своих товарищей  перед  начальством.
Лишить его звания старосты начальство без согласия артели не имело  пра-
ва. В старосты чаще всего выбирался тот из арестантов, кто прошел  огонь
и воду, кто знал все тюремные законы. Всякий староста знал, что  за  ним
внимательно следит вся артель, особенно за его взаимоотношениями  с  тю-
ремным начальством. Малейшая ошибка -  и  староста  сменялся.  Смещенный
староста подвергался затем общему презрению, самому тяжкому из всех  на-
казаний, какие только могут быть придуманы в местах заключения.
   Донос - самое нетерпимое из всех тюремных преступлений. Хотя  ябедник
и доносчик там явление очень редкое, но тем не  менее  бывалое,  и  если
больного  этою  трудноизлечимою  болезнью  не  вылечат  два   испытанных
средства (каковы прогон сквозь строй жгутов и презрение), то его  отрав-
ляют  растительными  ядами  (обыкновенно  дурманом).  К  исключительному
средству этому прибегают редко и в таком только случае, когда начальство
не перемещает доносчика в другую тюрьму.
   Товарищество соблюдается свято и строго. Арестанты виноватого (но  не
уличенного) товарища ни за что и никогда не выдадут.  Уличенный,  но  не
пойманный с поличным, в преступлении своем никогда не  сознается,  и  не
было примера, чтобы пойманный в известном проступке выдал своих соучаст-
ников. Он принимает все удары и всю тяжесть наказания на себя одного.
   Стремясь к согласию и возможной дружбе, заботясь об  единодушии,  тю-
ремная артель не терпит строптивых, чересчур озлобленных, сутяг и всяко-
го рода людей беспокойных.
   Одиночное заключение арестанты ненавидят и боятся его пуще всех  дру-
гих. Для всякого арестанта дорога тюремная артель, мила жизнь в этой об-
щине, оттого-то все они с таким старанием и так  любовно  следят  за  ее
внутренним благосостоянием: удаляют беспокойных и злых, исключают донос-
чиков, обставляют непререкаемыми правилами, сурово наказывают своим  су-
дом виновных, а суд тюремный самый неумолимый и жестокий.


   ПОБЕГИ


   Гений тысячи и одной авантюры

   Старинная Кишиневская тюрьма помнит самого дерзкого  и  неприкаянного
узника. Григорий Котовский, бессарабский разбойник и герой 1001  уголов-
ной авантюры, первым унизил этот допр, о котором гуляла  только  положи-
тельная слава. После серии политических экспроприаций неуловимый  Григо-
рий Иванович таки угодил в засаду и был помешен в этот самый Кишиневский
допр, больше напоминающий замок (ударение можно ставить на любом слоге).
   Высокий каменный забор, тройные металлические ворота и  цепь  часовых
по всему периметру тюрьмы могли навеять грусть и здоровый  пессимизм  на
кого угодно. Котовский кручинился в каменном мешке лишь первые дни,  по-
том задумал грандиозный побег, которому место не в служебных рапортах  и
отписках, а в Золотом фонде тюремной России. Великий разбойник был поме-
шен в одиночную камеру башни. Каждые полчаса охрана заглядывала в  двер-
ной глазок, дабы удостовериться, что Котовский не крушит кувалдой стену,
не вьет веревку и не долбит каменный пол. Но Григорий Иванович весь день
мерно расхаживал по камере, пел, насвистывал и вообще вел себя отнюдь не
вызывающе. Лишь один раз он начал активно приседать, однако обошлось без
переполоха: бандит-анархист следил за работой своего благородного бесса-
рабского сердца.
   Он уже заимел опыт ухода из-под стражи. Банальный своей  грубостью  и
грубый своей банальностью сценарий можно было вновь  использовать:  выр-
ванная решетка, разброс охраны по коридору, нахальный прыжок с шестимет-
ровой стены на двадцать третьего часового и  т.д.  Но  Котовский,  гений
афер и авантюр, требовал большего. В его гладкой как шар  голове  рожда-
лись 1акие планы, которые могли возникнуть лишь в горячечном сне.
   Григорий Иванович решил во время его конвоирования на допрос или про-
гулку отдубасить надзирателей, разоружить всю внутреннюю охрану  тюрьмы,
затем выпустить узников и захватить в свои руки весь допр. Добравшись до
телефонного узла, он вызвал бы к себе жандармских офицеров, прокурора  и
полицмейстера. Краткие переговоры со всей этой гвардией Котовский мечтал
завершить ее арестом и водворением в камеру. И лишь затем наступала  фи-
нальная часть спектакля. Переодев часть здешних узников в форму  конвой-
ных войск, Котовский и его товарищи по тюремному режиму под видом спецэ-
тапа явились бы на вокзал, оккупировали поезд "Кишинев-Одесса"  и  сошли
бы где-то на перегоне.
   План имел недостатки. Во-первых, он был почти  невыполнимым.  Во-вто-
рых, прокурор и полицмейстер могли попросту наплевать на ультиматум бун-
товщика и вместо себя отправить к тюрьме солдат. В-третьих, о расписании
движения поездов на Одессу ни Котовский, ни его друзья не знали.  И  все
же бесстрашный Григорий Иванович взялся за дело. Он имел  беспрогулочный
режим содержания, поэтому план побега пришлось передавать тюремной  поч-
той. Почти неделю шел обмен записками и перестук. Верные бойцы,  которые
томились в общих камерах, поначалу были шокированы этим планом и  посчи-
тали его грубой провокацией. Но вскоре согласились выполнить любой  при-
каз своего кумира, который пошагово расписал всю операцию.
   Утром 4 мая 1906 года тюрьма вышла на утреннюю прогулку. Один из зак-
люченных остался в камере, жалуясь на слишком жидкий стул и резь в живо-
те. Спустя пять минут он забарабанил кулаками по двери. У  глазка  мигом
вырос надзиратель:
   - Чего надо? Чего лупишь как дурак?
   - Понос замучил, сил нет, - стонал узник, пытаясь показать надзирате-
лю что-то в углу. Чертыхаясь, охранник приоткрыл дверь и сразу же  скри-
вился:
   - Ты что, сволочь, уже навалил?
   - Покорнейше прошу извинить. Это не подвластно моим желаниям, - арес-
тант испуганно жался к стене, заслоняя угол. Охранник, отпустив замысло-
ватое обращение, рванул дверь: "Иди ср..." Через мгновенье он отдыхал на
холодном полу с пустой кобурой. Тюремная охрана  царской  России  любила
носить револьверы как по двору, так и в коридорах. Поэтому оружие и ста-
новилось первой добычей беглецов и бунтовщиков. Опустошив кобуру,  отоб-
рав ключи и покрепче затянув узлы на грустящем надзирателе, арестант по-
шел не в сортир, а в соседний коридор. В самом конце на табуретке  сидел
второй охранник и, шевеля губами, читал газету. Дочитав  интересную  за-
метку, он сложил листы и увидел перед собой  строгий  ствол  револьвера.
Бесшумно отстегнув связку и сдав табельное оружие, он лег на пол  и  дал
себя связать. И вновь смелый узник пошел не к параше, а к камере-одиноч-
ке, чтобы выпустить напарника. Потом он переоделся в форму  охранника  и
вместе с напарником двинулся к прогулочному дворику, где по кругу ходили
десятка два заключенных. Арестант, повернувшись спиной, стал  в  дверном
проеме, поманил рукой охранников и быстро зашагал к карцеру. Растерянные
охранники, на ходу вытаскивая револьверы, заспешили за ним. Когда их по-
дозрения усилились, было уже поздно. В карцере их  ждала  неожиданность:
удар по голове. С надзирателей сняли недостающие ключи и пошли к  желез-
ным дверям, за которыми тянулась вверх лестница в башню. Через пять  ми-
нут Котовский уже пожимал руки своим освободителям. А еще  через  минуту
мчался по лестнице вниз и во всю глотку взывал к бунту. Во дворе он  но-
сился с газетой и кричал о манифесте, который  якобы  амнистировал  всех
арестантов. "Все свободны, выходите! - кричали котовцы,  открывая  дверь
за дверью. - Крушите стены, ломайте ворота".
   Вскоре во дворе толпились сотни заключенных, выпущенных бандитами  из
камер. После непродолжительной призывной речи орлы Котовского  пошли  на
штурм первых ворот. Они поддались удивительно легко. Привратника,  кото-
рый имел неосторожность открыть окошко и выглянуть во двор, схватили  за
уши и держали до тех пор, пока он не отдал ключи. Дальше  стройный  план
дал крен, завершившийся полным провалом. Организованного бунта не  полу-
чилось. Узники бегали по двору и каждый норовил побыстрей скрыться. Трое
из них уже успели смастерить лестницу и перемахнуть через стену. Часовые
на стенах засуетились и открыли пальбу. Раздались первые стоны. Двор за-
беспокоился, многие заспешили обратно в камеру. Котовский, видя, что все
к чертям рушится, носился в толпе и призывал развалить вторые  и  третьи
ворота. Повинуясь магическому кличу, десятки плеч навалились на железные
ворота, кто-то уже нес лом. Ворота сдались только  через  десять  минут,
когда у входа уже кучковался наружный караул. Раздалась короткая  коман-
да: "Гтовсь!", защелкали затворы, пристегнулись штыки. Чуть дальше зады-
хались от лая сторожевые собаки.
   Видя ощетинившиеся штыками  стволы,  бунтовщики  попятились.  Солдаты
пошли в атаку, орудуя штыками и  прикладами.  Котовский,  действующий  в
первых рядах, едва уклонился от тычка в голову. Удар пришелся  в  плечо.
Зажимая рану, зачинщик беспорядков отступил и смешался с  толпой.  Озве-
ревшие от криков и крови солдаты загнали арестантов обратно  во  двор  и
начали рассекать толпу на несколько частей. Задние разбежались по  каме-
рам. Заспешил в свою башню и Григорий Иванович. Сжимая по  револьверу  в
каждой руке, он несся лестничными пролетами к верхнему этажу.  В  камере
он забаррикадировался крепкой мебелью, которую снес из подсобной кладов-
ки. Когда дверь загудела под напором солдат.  Котовский  взревел  и  для
острастки пальнул в потолок:
   - Не входить - убью. Поубиваю тех, кто войдет первым.
   - Сдавайся, - ревели за дверью. - Отдай револьверы, Котовский.
   - Отдам, если бить не будете.
   - Еще чего! Готовься.
   - Тогда палить буду. Пусть приедет губернатор и пообещает,  что  бить
не будете.
   Губернатор в Кишиневскую тюрьму приехал. Как и всякий отец  губернии,
он сторо