нился скандалов и глупых жертв. Он уговорил Котовского сдаться и
смиренно дожидаться суда. Разбойник-анархист в  бессильном  гневе  топал
ногами и орал: "Бездари! Иваны! Шпана! Вам место в вонючей тюрьме, а  не
на воле!". Эти обидные слова относились не к надзирателям, которые  таки
успели отвесить Григорию Ивановичу пару тумаков, а к сообщникам, успешно
провалившим гениальный план. Десять дней Котовский простоял в сыром кар-
цере, глубоко и надолго задумавшись. Даже невооруженным глазом было вид-
но, что затевалось новое дело. Кто не знал  бессарабского  бандита,  тот
мог сказать: "Котовский подавлен и сломлен. Он жалок". На самом деле все
та же голова вынашивала новый план. Он был менее дерзок, но великий  уз-
ник решил не выкобениваться, а просто покинуть тюрьму. Но  без  сенсаций
вновь не обошлось.
   Однажды в тюрьму явилась светская дама, супруга известной администра-
тивной особы  Кишинева.  Столь  необычное  посещение  женщина  объяснила
праздным любопытством. Начальник тюрьмы с готовностью провел ее  в  свой
кабинет, трижды повторив: "Чем могу служить?" Гостья  робко  интересова-
лась местным укладом, историей замка, обещала внести пожертвования в ад-
рес допра и похлопотать перед супругом о карьере начальника тюрьмы.  Это
окончательно растопило сердце строгого администратора. Любуясь  произве-
денным эффектом, дама, опустив веки, спросила:
   - Это правда, что у вас сидит сам Котовский, этот  ужасный  бандит  и
проходимец?
   - Сидит, голубчик. Скоро вешать будут.
   - А можно взглянуть на него одним глазком? Уж больно колоритная фигу-
ра.
   Начальник отрицательно замотал головой, но на него  смотрели  голубые
взволнованные глаза. Он кашлянул, потер нос и вежливо поинтересовался:
   - Хотите в глазок или как-с?
   - Или как-с. Мне бы хотелось с ним переговорить и передать ему молоко
и хлеб. Это не только моя прихоть. Этот реверанс нужен  моему  мужу  для
политических игр. Надеюсь, вы умеете держать язык за зубами.
   Глава допра щелкнул каблуками и велел конвою из пяти человек  отвести
гостью в высокую башню. Дама кратко поблагодарила за любезность и граци-
озно тронулась лестничными пролетами. Схожая ситуация (лет через семьде-
сят) наблюдалась в польском фильме "Вабанк - 2", однако в 1906 году  тю-
ремный побег развивался гораздо круче. Переступив порог камеры, где  по-
лулежал Котовский, закованный на время свидания, дама повернулась к кон-
вою:
   - Благодарю вас, господа. Оставьте нас наедине, но дверь не закрывай-
те и глядите в оба. За мою жизнь вы отвечаете головой.
   Надзиратели переминались с ноги на ногу и уходить не  спешили:  внут-
ренние правила свиданий уже нарушались полностью. Наконец  они  вышли  в
коридор и уставились на Григория Ивановича, который, казалось, был  пол-
ностью безучастен к визиту прекрасной дамы. Он  демонстративно  зевал  и
почесывал пятку.
   - Вы тот самый Котовский? - строго спросила дама.
   - Хм. Ничего особенного. Надеюсь, вы знаете кто я? Вам передали  хлеб
и папиросы, но я отдаю вам все это без удовольствия. Если бы не ваша по-
пулярность... Впрочем, вам этого не понять. И все же  я  рассчитываю  на
благодарность с вашей стороны. До свидания, знаменитый  Григорий  Ивано-
вич. Надеюсь, мы больше не встретимся.
   Женщина, стоявшая к дверям спиной, положила хлеб и пачку  папирос  на
пол. Затем повернулась и пошла к дверям.
   - Будьте добры, проследите, чтобы он все это съел и выкурил, -  обра-
тилась она к охране.
   - Не беспокойтесь, госпожа. Будем кормить и заставлять курить его на-
сильно. Все будет в лучшем виде. До свидания. Всегда рады видеть  вас  у
нас. Жри свой хлеб, бандитская рожа!
   Б папиросной пачке Котовский нашел крошечную записку: "Крайняя справа
- с опиумом. Вечно ваша С. К. " Буханка хлеба таила в себе клубок  длин-
ной шелковой веревки. Арестант нащупал под мышкой нагретый дамский брау-
нинг и пилку, которые С. К. незаметно передала  ему  во  время  встречи.
Весь вечер Котовский курил, выпуская дымные ароматы в сторону дверей.  В
коридоре завистливо покашливал надзиратель  Бадеев,  заядлый  курильщик.
Всю жизнь он курил самокрутки и о дорогих папиросах  мог  лишь  мечтать.
Наконец он не выдержал и подошел к дверям одиночки:
   - Котовский, дай закурить.
   - Не могу, Бадеев. Не накурился еще. Вот докурю пачку - тогда и дам.
   - Поговори мне. Хочешь, чтобы я отобрал папиросы?
   - Не имеешь права. Буду жаловаться.
   - Котовский, дай закурить! В последний раз прошу.
   Григорий Иванович что-то недовольно пробурчал и бросил в приоткрывшу-
юся кормушку папиросу. Кормушка не закрывалась. Пришлось кинуть  вторую.
Бадеев повеселел, сел на привинченный табурет напротив камеры и закурил.
Вскоре его глаза начали слипаться. Он попытался встать, но не смог. Над-
зиратель все глубже и глубже окунался в мягкую дремоту.  Наконец  послы-
шался глухой стук: Бадеев свалился с табурета. Котовский приступил к по-
бегу. Почти три часа перепиливал две оконные  решетки.  Потом  осторожно
вынул их и поставил под стену. Размотав шелковый клубок, разбойник  зак-
репил конец веревки в камере и тронулся в путь. Стояла лунная ночь.  Де-
журивший во дворе часовой заметил бледную фигуру,  скользившую  вниз  по
тюремной стене. Сомнений быть не могло. Он в панике попятился назад,  но
Котовский уже успешно приземлился и сделал шаг в сторону надзирателя:
   - Кто здесь? Ты, Москаленко?
   - Я, Григорий Иванович, - дрожа, зашептал Москаленко, в лоб  которого
смотрел браунинг. - Вы меня застрелите?
   - За что же мне тебя стрелять, если ты не шумишь. А тем более, сейчас
поможешь мне еще и лестницу к стене прислонить. Во сколько тебя  сменят?
В два? Ну вот. Попробуй докажи, что при тебе бежали. Ага, чуть не забыл.
Затвор-то мне свой дай. А то еще пальнешь с перепугу.
   Котовский положил затвор в карман и потащил к стене деревянную  лест-
ницу. Вдвоем с Москаленко они поставили ее у стены,  и  беглец  спокойно
пополз вверх. Наверху он повернулся и бросил  вниз  винтовочный  затвор.
Через полчаса часовой Москаленко сменился.  Побег  зафиксировали  только
ранним утром. Котовский разбойничал до конца ноября 1906 года.  Подослав
к нему провокатора, полиция схватила бесстрашного анархиста и вновь бро-
сила в Кишеневскую тюрьму. Однако уже не в стражную башню, а в спецкори-
дор, где, как правило, уже ожидают виселицы. Секретное крыло  смертников
находилось в темном полуподвальном помещении, а  окна  камер  наполовину
выходили в тюремный двор, на котором маячил десяток часовых. Здешние уз-
ники пребывали под круглосуточным  визуальным  надзором.  Бежать  отсюда
никто даже не пытался. Никто, кроме Григория Ивановича.
   Используя тюремную азбуку, Котовский отстучал смертникам свое предло-
жение сделать подкоп. Тем терять было нечего.  Два  месяца  три  десятка
арестантов копали землю ложками и ладонями. Два месяца сантиметр за сан-
тиметром углублялась яма. Но вскоре все  дело  запорол  стукач,  точнее,
провокатор по фамилии Рейх. Солдаты ворвались в камеры, засыпали  проход
и принялись разминать затекшие ноги на хитрых узниках. Неунывающий  Гри-
горий Иванович передал по соседним камерам новую затею: поднять бунт. Но
измученные узники отказались и через неделю пошли на виселицу, Котовский
начал готовить тюремную заварушку в одиночку. Он даже  ухитрялся  подку-
пать часовых. С воли в тюрьму поступали взятки, угрозы, обещания.  Руко-
водству тюрьмы приходилось постоянно менять часовых, дабы они не  успели
стать сообщниками в очередной катавасии. Параллельно вынашивался план  и
тайной казни Котовского еще до суда. То его намеревались  убить  шайками
во время банной помывки, то сорушить на него  камерный  потолок,  то  во
время прогулки забросать его камнями. Григория Ивановича спас суд, кото-
рый приговорил его к десяти годам каторжных работ. Начался  этап  в  Си-
бирь, на Нерчинскую каторгу.
   В дороге к бессарабскому разбойнику притерся одесский головорез Пашка
Грузин и предложил уменьшить этапную колонну на двоих человек. Котовский
без раздумий согласился. Он не догадывался, что имеет дело с  провокато-
ром. Пашку подослали, чтобы поймать анархиста на горячем и  влепить  ему
особый режим содержания под стражей.  На  Елисаветградскои  пересылке  в
подвальной камере Грузин передал напарнику короткие пилки. Едва Григорий
Иванович начал елозить пилкой по решетке, как арестантов  вновь  погнали
по этапу. На вокзале пятеро охранников вывели из толпы Котовского, заве-
ли в отдельное помещение и принялись обыскивать. В стельках арестантских
ботинок были спрятаны пилки. Хронического беглеца отправили в Николаевс-
кий централ. К тому времени по России уже усиленно  формировались  цент-
ральные тюрьмы, предназначенные для особо опасных преступников, в основ-
ном политических.
   После долгих скитаний и лишений анархист прибыл на Нерчинскую  катор-
гу. В лютый январский мороз он работал на погрузке песка и шебня. От не-
го ни на шаг не отходили двое часовых,  выделенных  начальником  каторги
персонально для Григория Ивановича. По периметру рудника проходил глубо-
кий ров в два метра шириной. Улучив момент, когда солдаты  расслабились,
Котовский схватил тяжелый булыжник и запустил им в голову одного из них.
Бросок оказался смертельным. С другим часовым расправился  в  рукопашной
схватке. Разбежавшись. Котовский перемахнул через ров и, петляя, проско-
чил сквозь наружное оцепление. За его спиной захлопали выстрелы, но бег-
лец уже скрылся в тайге. Если бы бежал не  Котовскиий,  такой  паники  в
конвойных рядах не было бы. Но это  был  Котовскии.  По  следам  беглого
арестанта пустились десятки солдат, которым разрешили отселять на  пора-
жение. Вскоре след оборвался. Почти сутки ходили по тайге охранники, за-
тем вернулись к тюрьме
   Без малого четыре года странствовал великий разбойник. Его арестовали
в конце июня 1916 года. В этот раз с ним решили покончить навсегда, отп-
равив туда, откуда побегов не бывает. Ожидая смертной  казни,  Котовский
суетливо искал выход. В бою с полицией он был тяжело ранен и  едва  дви-
гался. В таком состоянии о побеге мог думать только сумасшедший. Да  еще
Котовский. Полиция торопила слушанье дела в военноокружном суде,  опаса-
ясь, что легендарная личность опять пропадет из камеры. Арестанта посто-
янно держали в цепях и кандалах, не снимая их даже  на  ночь.  Одиночная
камера была без окон и нар. Лишь массивная железная дверь с тремя замка-
ми отделяла узника от внешнего мира. Но и за ней был коридор, упиравший-
ся в такие же двери.
   На снисходительность  одесского  суда  рассчитывать  не  приходилось.
Судьи постановили Котовского повесить. Стоя одной ногой в могиле, Григо-
рий Иванович начал готовить новый побег. Поговаривают, что анархист  за-
ручился поддержкой супруги видного одесского генерала, но та смогла лишь
отсрочить казнь. При очередном обыске в камере смертников охрана нашла у
Котовского нож, который, видимо, передал кто-то  из  надзирателей.  Весь
караул был срочно сменен.
   Григорий Котовский не желал умирать. Он мечтал погибнуть на поле бра-
ни, но не в намыленной веревке со сломанным  шейным  позвонком.  За  эту
жизнь начали бороться высокие российские круги, но анархист об этом  еще
не знал. Он передал в соседнюю  камеру,  где  держался  политзаключенный
Иселевич: "План побега готов. Риск - девяносто пять  процентов  из  ста.
Могу погибнуть, но выхода нет. Наверное, прощай". Бесстрашный  Котовский
планировал инсценировать самоубийство, и, когда в камеру  зайдет  охрана
(за его камерой присматривали двое надзирателей), симулянт набросится на
них. Цепь сковывала движения, точные удары ногами могли бы отключить ох-
рану. Дальше Котовский отбирает у них  револьверы,  выстрелами  обрывает
цепи, вырывается в коридор и... вступает в бой со всей тюремной охраной.
Григорий Иванович даже не знал, как расположен спецкоридор и  где  выход
во двор или на крышу тюрьмы. Однако выбирать не приходилось.
   Оторвав подол робы, арестант сделал удавку, набросил себе  на  шею  и
слегка затянул. Надзиратели услышали предсмертные хрипы и не спеша  заг-
лянули в камеру. Котовский с пеной у рта лежал на полу, не подавая приз-
наков жизни. Один из охранников обнажил револьвер и направил его на "са-
моубийцу", второй осторожно подошел и пнул узника ногой. В следующую се-
кунду он получил сильный удар в пах и, обхваченный ногами, упал  на  Ко-
товского. Охранник с револьвером не решился стрелять в дерущуюся на полу
пару и объявил тревогу. Пятеро здоровенных амбалов ворвались  в  камеру,
оторвали едва живого надзирателя и принялись за Григория Ивановича. Пос-
ле экзекуции несостоявшийся беглец мог бы  уйти  из  тюремных  застенков
лишь ползком, да и то очень медленно.
   Исполнение смертного приговора было назначено через неделю. Но гряну-
ла Февральская революция. О разбойнике карательная машина на время поза-
была, но смертную казнь еще никто не отменял. Котовский продолжал висеть
между жизнью и смертью. Наконец эту жизнь ему подарил сам Александр  Ке-
ренский, приславший срочную телеграмму о помиловании. Живая легенда вер-
нулась на свободу и приступила к служению на благо Февральской, а  затем
и Октябрьской революции. Анархист-разбойник стал красным генералом.


   Амурские бродяги

   Побег из сахалинской каторги для русского беглеца оставался  едва  ли
не самым тяжелым испытанием. Природа все же брала свое.  Бродяги,  пови-
давшие на своем веку не один острог и не одну каторгу, уверяли, что  по-
кинуть Нерчинскую или Карийскую каторгу намного легче, чем  Сахалинскую.
На острове продолжали царить исконно русские расхлябанность  и  нерасто-
ропность стражей порядка, однако сахалинские  тюрьмы  всегда  оставались
полными. Побеги здесь не считались системой. Именно благодаря  географи-
ческим условиям. Если бы не они, то при тамошнем надзоре на Сахалине ос-
тались бы лишь те, кому остров понравился, то бишь  никто.  Вероятно,  в
бега ударились бы даже сами стражи порядка.
   Главное преимущество острова Сахалин - его островное положение. Буду-
чи на Сахалине Антон Павлович Чехов заметил: "На острове, отделенном  от
материка бурным морем, казалось, не трудно было создать большую  морскую
тюрьму по плану: "кругом вода, а в середке беда", и осуществить  римскую
ссылку на остров, где о побеге можно было бы только мечтать. На деле же,
с самого начала сахалинской практики, оказался как бы островом, quasi in
sula. Пролив, отделяющий остров от материка, в зимние  месяцы  замерзает
совершенно, и та вода, которая летом играет роль тюремной  стены,  зимою
бывает ровна и гладка, как поле, и всякий желающий может пройти его пеш-
ком или переехать на собаках. Да и летом пролив ненадежен: в самом узком
месте, между мысами Погоби и Лазарева, он не шире шести-семи верст, а  в
тихую, ясную погоду не трудно переплыть на плохой гиляцкой лодке  и  сто
верст. Даже там, где пролив широк, сахалинцы видят материковый берег до-
вольно ясно; туманная полоса земли с красивыми горными пиками изо дня  в
день манит к себе и искушает ссыльного, обещая ему свободу и родину. Ко-
митет, кроме этих физических условий, не предвидел еще  или  упустил  из
виду побеги не на материк,  а  внутрь  острова,  причиняющие  хлопот  не
меньше, чем побеги на материк, и, таким образом, островное положение Са-
халина далеко не оправдало надежд комитета".
   Лучшими друзьями надзора считались туман,  сырость,  медведи,  мошка,
сильные морозы и метели. В недрах сахалинской тайги  беглецу  доводилось
продираться сквозь бамбук и  жесткий  багульник,  горы  валежного  леса,
ручьи, болота, тучи голодной мошки. Даже вольный ходок, имеющий при себе
компас, топор и запас еды, за сутки покоряет лишь несколько  километров.
Что уж говорить о тюремном голодранце, который не может  отличить  север
от юга, питается в дороге гнилушками с солью и вынужден идти  не  напря-
мик, а далеко в обход, опасаясь кордона. Был случай, когда двое  неопыт-
ных беглецов, вооруженные украденным компасом, попытались обойти  кордон
у мыса Погоби. Компас указал север, но каторжане таки вышли прямиком  на
кордон и нарвались на охрану, переправившую их обратно в тюрьму. Некото-
рые смельчаки пускались в бега не по западному побережью, усеянному зас-
тавами, а через Ныйский залив, берег Охотского моря и мыс Марии и Елиза-
веты. Этот обходной маневр стоил беглецам гораздо больших лишений и вре-
мени, но он уменьшал вероятность поимки. Обычно беглецы шли на север,  к
узкому месту пролива между мысами Погоби и Лазарева. Эта местность отли-
чалась безлюдьем и удаленностью от кордона. Там  можно  было  смастерить
плот или достать лодку у местных жителей. Зимой пролив замерзал, и пере-
ход длился при хорошей погоде не более двух часов.
   Очень часто беглый каторжник, изнуренный месячными скитаниями по тай-
ге, отощавший и искусанный, разбитый лихорадкой, пищевыми отравлениями и
наконец голодом, находил свое пристанище в тайге. Его остатки могли слу-
чайно найти через месяц, три или даже год. Умирающему беглецу оставалось
ползти обратно, уповая на встречу с солдатом, который дотащил бы его  до
тюрьмы. Суровая сахалинская природа непредсказуема. Она может в один миг
растоптать человека, заморозить, утопить,  разорвать.  Почти  невозможно
предугадать, что случится с тобой через день или даже  час  среди  дикой
необузданной местности.
   29 июня 1886 года возле гавани Дуэ курсировало венное судно "Тунгус".
За двадцать морских миль до порта моряки заметили черную точку,  которая
вскоре превратилась в грубый, на скорую руку срубленный плот из  четырех
бревен. На бревнах скучали двое оборванцев вместе со своим скудным бага-
жом - ведром пресной воды, огарком свечи, топором, буханкой хлеба, пудо-
вым запасом муки, мылом и двумя кусками чая. Они без восторга  встретили
военный корабль, но и не были против, чтобы подняться на  борт.  Морские
бродяги не скрывали, что сбежали из Дуйской тюрьмы и теперь плывут  куда
глаза глядят. "Вон туда, в Россию", - махнул рукой один из  них.  Оказа-
лось, беглецы скитались по водным просторам двенадцать дней. Спустя  два
часа, как они ступили на борт, грянул шторм. Судно долго не могло прича-
лить к острову. Что было бы с бродягами, не встреть они военных моряков,
представлялось без труда.
   Умудренные опытом беглецы,  вкусившие  все  прелести  дикой  природы,
предпочитали более надежное плавучее средство. Скажем, катер  или  паро-
ход. Баржи-шаланды годились меньше: их море попросту выбрасывало на  бе-
рег или разбивало на куски. Но казусы случались и с катерами, и с  паро-
ходами. В 1887 году на Дуйском рейде грузился пароход "Тира". Баржи под-
ходили к борту и перегружали уголь на "Тиру".  Вечером  начался  сильный
шторм. Баржу вытащили на берег, пароход снялся с якоря и ушел в де-Каст-
ри, а катер, принадлежащий горной службе, укрылся в речке  Александровс-
кого поста. К полночи шторм затих. Десять каторжан, которые  обслуживали
катер, решили бежать. Они пустились на хитрость и  смастерили  фальшивую
телеграмму, где значился приказ выйти в море  и  двинуться  на  спасение
экипажа баржи, которую якобы отнесло от берега. Телеграмму вручили  над-
зирателю. Тот поспешил выполнить приказ, и отпустил катер с причала. Ка-
тер, набрав обороты, вновь вышел в открытое море, резко изменил  курс  и
двинулся не на юг, к Дуэ, а на север. На рассвете возобновился шторм. Он
с яростью набросился на катер, залил машинное отделение и в конце концов
его перевернул. Из десяти беглецов спасся только рулевой. Он уцепился за
доску и продержался на ней весь шторм.
   В 1885 году японские газеты сообщили,  что  возле  Саппоро  потерпела
крушение иностранная шхуна. Спастись удалось лишь девяти морякам. Вскоре
в Саппоро прибыли чиновники, пытаясь оказать уцелевшим жертвам посильную
помощь. Однако разговора с ними не получилось. Иностранцы дружно  кивали
головами и жестами высказывали полное непонимание  местной  речи.  После
недолгих раздумий их переправили в Хокодат