ки  -- освобождение  от  предрассудков. В  том  числе и  от
предрассудка  о всемогуществе научного знания.  Одна из иллюзий, порожденных
ранним  Просвещением:  "Наука  все  может"  --  может доказать  бытие  бога,
обосновать  бессмертие души, раскрыть  все  тайны бытия  человека.  Показать
беспочвенность  подобных претензий -- одна из  задач  кантовской самокритики
разума.
     Диалектика,  по  Канту,  --  логика видимости. Дело  в  том, что  разум
обладает   способностью   создавать    иллюзии,   принимать   кажущееся   за
действительное.   Задача  критики  --  внести  ясность.  Поэтому  кантовская
диалектика начинается с уточнения понятия "видимость".  Это не галлюцинация,
не фантом,  который представляет собой порождение индивидуального  сознания.
Видимость  --  иллюзия, которой "никак  нельзя избежать".  Нам кажется,  что
Солнце движется по небосводу, это видят все, но подлинным явлением  природы,
определяющим смену  дня  и  ночи,  служит  вращение Земли  вокруг своей оси;
явление и видимость --  различные понятия. Помимо эмпирической,  может  быть
логическая  видимость, которая  возникает из нарушения логических  правил. В
обоих  этих   случаях  легко   устранить  ошибку.  Труднее  дело  обстоит  с
трансцендентальной, философской  видимостью, когда высказываются суждения  о
вещах, лежащих за пределами возможного опыта. Например, суждение "мир должен
иметь начало во времени".
     Трудности  разума связаны  с тем,  что  он имеет  дело  не  с  научными
понятиями (сфера  рассудка),  а с  идеями.  Идея  -- это такое  понятие, для
которого  в  созерцании   не  может  быть  дан  адекватный  предмет.   Разум
непосредственно направлен не на опыт,  а на рассудок, подготавливая ему поле
для   деятельности.  Разум  вырабатывает  основоположения,  общие  принципы,
которые рассудок  и способность суждения  применяют к частным случаям. Разум
выполняет  направляющую  функцию   в  познании,  он  направляет  рассудок  к
определенной цели, ставит перед ним задачи. (Функция рассудка конститутивна,
то есть конструктивна, он создает  понятия.) Разум очищает и систематизирует
знание.
     Поэтому неверно  считать, что Кант дискриминирует разум. При правильной
дисциплине  этот орган  мышления  может  сослужить  великую  службу.  Именно
благодаря разуму теория переходит в практику, идеи регулируют не только наше
познание,  но  и  наше  поведение. Из  того,  что  человек никогда  не будет
поступать адекватно  чистой  идее  добродетели, вовсе не  следует, будто она
химера.   Всякое  суждение  о  моральном  достоинстве  возможно  только  при
посредстве такой идеи.
     Платон, напоминает Кант, выдвинул идею совершенного государства. От нее
нельзя   отмахнуться   под   таким   предлогом,   что   она   неосуществима.
Государственный  строй, основанный на наибольшей  человеческой свободе,  где
свобода каждого совместима со  свободой всех остальных, -- необходимая идея,
которую следует брать за основу при составлении любого законодательства. Нет
ничего более вредного и менее достойного философа, чем невежественные ссылки
на  якобы  противоречащий опыт.  И хотя, по мнению Канта, совершенного строя
никогда не будет, тем не менее он считает правильной идею, которая выдвигает
этот принцип  в качестве  прообраза,  чтобы, руководствуясь  им,  постепенно
приближать   правовое   общественное   устройство   к   возможно    большему
совершенству.
     Велика  роль  идей  и в  теоретической сфере. Разум доводит рассудочный
категориальный синтез до предела,  создавая максимально  широкие  обобщения,
выходящие за границы опыта.  Теоретические идеи, по Канту, образуют систему,
выведенную  из  трех  возможных  вариантов отношения  понятия к  реальности.
Во-первых, отношение к  субъекту, во-вторых, --  к  объекту, в-третьих, -- к
тому  и другому вместе, то есть ко всем вещам. Отсюда  возникают три  класса
идей -- о душе, о мире, о боге.
     Предшествующая Канту философия с легкостью  необыкновенной рассуждала о
том, о другом и о  третьем. Кант считает,  что как раз  в этой области разум
нуждается  в  самой  основательной самопроверке  и  самокритике.  Что  стоят
расхожие рассуждения о душе  как о субстанции и выводимое отсюда положение о
бессмертии?  Кант  называет  такие  рассуждения паралогизмами --  ложными по
форме умозаключениями. И без труда опровергает их.
     Во втором издании "Критики чистого разума" (1787) автор направил острие
своей критики по более конкретному адресу. В тексте появился новый раздел --
"Опровержение  мендельсоновского  доказательства  постоянства души".  Моисей
Мендельсон  в  своем  трактате  "Федон"  обосновывал бессмертие  ссылкой  на
простоту, то  есть  неделимость  души.  Неделимое  не может стать меньше,  а
следовательно,  исчезнуть.  Кант по  этому поводу  замечает,  что уменьшение
может  происходить не только как изменение величины, то есть экстенсивно, но
и  как  изменение  степени реальности,  интенсивно. Сознание  не  делится на
атомы, но имеет различную степень реальности.
     За два года  до выхода в  свет второго издания "Критики чистого разума"
на  книжном  рынке  Германии появилось  анонимное произведение "Анти-Федон".
Рассуждения  ее  автора  (им  был  Карл  Шпацир,  преподаватель  дессауского
"Филантропина",  литератор  и  философ)  предвосхищали   кантовскую  критику
Мендельсона.  Шпацир  отмечал,   что  интенсивность   сознания  меняется   в
зависимости  от  возраста: в молодости  она  возрастает, к  старости падает.
Трудно сказать, был ли Кант знаком с текстом "Анти-Федона".
     Но  Шпацир  Канта  знал.  В своей книге  он  называет  Канта  одним  из
"величайших  мыслителей", ссылается на  "Грезы духовидца" и "Критику чистого
разума".  Это  обстоятельство  очень  важно:  критицизм  Канта,  разрушавший
идеалистические  догмы, сыграл свою роль  в  становлении материалистического
миропонимания.  Шпацир  --  материалист,  правда,  весьма  своеобразный:  он
считает,   что   душа   материальна   и  именно  поэтому  бессмертна.  Такая
разновидность материалистического учения была довольно широко распространена
в Германии: немец хотел поспеть за наукой и  не поссориться с богом. Оба эти
помысла были знакомы  и Канту.  Только он воздерживался  от скоропалительных
выводов и был достаточно проницателен в отношении устоявшихся догм. Переходя
к следующей группе понятий чистого разума -- космологическим идеям, мы хотим
предупредить  читателя  о  значении  проблемы.  Подобно  тому  как учение  о
продуктивном  воображении  представляет  собой  кульминацию  аналитики,  так
антиномии -- кульминация  кантовской диалектики. Перед  нами второй  главный
узел проблем "Критики чистого разума". Вот почему об антиномиях написано так
много -- глубокомысленных и даже красивых вещей. За примерами не надо ходить
далеко.  Следующей  выдержкой  из  книги  советского  литературоведа  Я.  Э.
Голосовкера  "Достоевский  и  Кант"  мы  предварим рассмотрение  проблемы по
существу.
     "Откуда и куда  бы ни  шел  мыслитель по философской  дороге, он должен
пройти через мост, название которому  -- Кант. И хотя этот философский мост,
одно из семи чудес умозрительного конструктивизма, надежно огражден высокими
насыпями  человеческого опыта, леденящий ветер  безнадежности пронизывает на
нем мозг путника, и напрасно  будет  он искать в окружающем полумраке солнце
жизни. И как бы осторожно и медленно, с частыми передышками ни  ступал  этот
окоченевший мыслитель, он,  еще  не дойдя  до середины пути, ощутит, что шаг
его становится неверен, что  мост под ним колеблется и качается, что идет он
по подозрительно скептической дороге...
     И вдруг его,  мыслителя, начинает, как балаганного Петрушку, бросать из
стороны в сторону; он  то стремительно падает вниз, то взлетает наверх,  как
будто  мост уже  не мост, а  какая-то  хитрая  система танцующих  коромысел,
перебрасывающих его с конца в конец,  с одного коромысла на другое. Вдобавок
между  этими  сцепленными  коромыслами он  заметит зияющую  бездну,  до  дна
которой никогда не проникнет его пытливый взор мыслителя. И если потребность
в устойчивости, этот основной стимул культуры, побудит его, при его упорстве
догматика, искать твердой опоры --  "да"  или "нет" --  именно  здесь, среди
этих  танцующих четырех коромысел (их окажется  всего четыре!) и  пересилить
инстинкт,  влекущий  его  поскорее  выбраться  из  мира  этих  членистоногих
софистических  секций, -- тогда он, путник, погиб: ибо  никогда уже не выйти
ему оттуда, и  он до  конца дней своих  осужден качаться на этих коромыслах,
соскальзывая  с   одного  конца  на   другой,  и   сам   обратится  в  такое
коромысло-маятник,  пока  безумие или  смерть не избавит его  от  умственной
пытки.   Но  стоит  путнику,  совершив   переход  через  этот  чертов  мост,
обернуться,  как он не может не развести руками и не попенять на себя за то,
что  принял  такую высокую  забаву  Конструктора всерьез:  ибо  позади  него
окажется  иллюзорная  действительность,   порожденная   его  же  собственным
догматическим упорством, прикрывающим его непреодолимый скептицизм".
     Теперь к делу. Антиномии -- это  исключающие друг друга равнодоказуемые
суждения;  к ним с неизбежностью  приходит разум,  пытающийся охватить мир в
целом. В соответствии  с четырехступенчатой таблицей категорий перед разумом
возникают  четыре  космологические идеи, где тезис и антитезис существуют на
равных   основаниях.   (Если   кантовское   трехчленное   деление  категорий
соответствует  триадичной  гегелевской  структуре  бытия,  то   равноправные
антиномии   явно   предвосхищают   взаимопроникающие   "парные"    категории
гегелевского учения о сущности.)
     1. Тезис:  Мир  имеет  начало  (границу)  во  времени  и  пространстве.
Антитезис: Мир во времени и пространстве безграничен. 2. Тезис:  Все  в мире
состоит из простого. Антитезис: Нет ничего простого, все сложно. 3. Тезис: В
мире существует причинность через свободу.  Антитезис: Никакой свободы  нет,
все есть  природа.  4. Тезис: В ряду  мировых причин  есть некая необходимая
сущность.  Антитезис:  В  этом  ряду  нет ничего  необходимого,  все  в  нем
случайно.
     Остановим  внимание  на   первой  антиномии.  Доказательство  тезиса  и
антитезиса  ведется  "от  невозможности обратного".  Доказывая  тезис,  Кант
предлагает допустить, что мир не ограничен во времени. Тогда в каждый данный
момент бесконечное время оказывается ограниченным (со стороны настоящего), а
это  противоречит  идее  бесконечности;   бесконечный  прошедший,  то   есть
"сосчитанный",  ряд  невозможен.  Рассматривая  антитезис,  Кант  опять-таки
начинает с  противоположного  допущения: мир ограничен  во времени, но тогда
получается, что  было "пустое" время, когда мира не существовало. Опять-таки
бессмыслица.
     Разум  уперся  в стенку? Ничего  не  поделаешь, главное,  не старайтесь
пробить эту стенку лбом: шишек не  будет, но помутнение мозгов не исключено.
Ибо стена мнимая.
     Если кто-нибудь  скажет,  что какой-то предмет или  пахнет  хорошо, или
пахнет  дурно,  то  можно сказать и нечто  третье,  а именно: данный предмет
вообще  не пахнет, и оба  противоположных суждения могут  оказаться ложными.
Так,  по  Канту, и в  данном случае:  при  всей  видимой обоснованности  оба
противоположных  суждения  о  конечности  или  бесконечности мира ложны. Они
относятся лишь к миру явлений; в  мире вещей  самих по себе возможно нечто и
третье.
     Кант поставил диалектическую  проблему. "Здесь мы видим удивительнейшее
явление человеческого разума, не имеющее  ничего подобного этому ни в  каком
другом  применении  разума". Стремясь схватить  мир как целое,  раскрыть его
сущность, разум с необходимостью наталкивается на противоречие. Противоречие
-- неизбежный момент мышления. Кант совершил великое открытие!
     С диалектических и  логических  высот  XX столетия критиковать Канта не
составляет труда.  Кантовские антиномии породили огромную литературу, разбор
которой увел  бы  нас  далеко  в  сторону. Познакомимся лишь  с тем, как  Ф.
Энгельс разбирает обоснование тезиса о конечности мира. Мысль о "сосчитанном
бесконечном ряде" возникает только при  допущении начала мира, а это как раз
надо  еще доказать. "Бесконечность, имеющая  конец, но не имеющая начала, не
более  и не менее  бесконечна,  чем та, которая  имеет начало,  но  не имеет
конца" 1.  Получается, что тезис Канта ложен, антитезис  содержит
истину, которая  в  полной  мере  открывается  при условии,  если в  понятие
бесконечного включить его противоположность -- конечное. "Бесконечность есть
противоречие, и она полна противоречий.  Противоречием является  уже то, что
бесконечность   должна   слагаться  из  одних   только   конечных   величин"
2.
     1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, с. 50,
     2 Там же, с. 51.

     Аналогичным образом обстоит дело и с второй антиномией. Здесь также, по
мнению  Канта,  и тезис  и антитезис одинаково ложны. Иное  дело -- третья и
четвертая антиномии. В двух последних случаях, по Канту, и тезис и антитезис
истинны.
     Самая важная  для  Канта  третья антиномия. Свободы  нет,  все на свете
жестко  детерминировано.  Да,  действительно,  это  так  в мире  явлений. Но
человек  наделен свободой воли, и природная детерминация над ним не властна.
Тоже верно,  соглашается  Кант с самим собой и поясняет:  так обстоит дело в
мире вещей самих по себе.
     Человек живет  в  двух  мирах.  С  одной стороны,  он феномен, клеточка
чувственного   мира,   существующая  по  его   законам,  порой  далеким   от
человечности.  Но,  с  другой стороны, он ноумен, существо сверхчувственное,
подчиненное  идеалу.  У  человека   два  характера:  эмпирический,  привитый
окружением, и ноуменальный,  интеллигибельный, как бы присущий  ему изнутри.
Связаны  ли они  между  собой?  Или  интеллигибельный  характер  есть  нечто
запредельное, в посюстороннем мире себя не проявляющее? В том-то и дело, что
в  поведении  человека  реализуется связь между двумя характерами.  На  этом
основана вменяемость человека, его ответственность.
     Кант  иллюстрирует  свою мысль  простым примером.  Если человек злостно
лжет и  его  ложь вносит замешательство  в  общество, кто виноват?  Исследуя
эмпирический характер,  мы можем найти  причины данного  дурного  поступка в
плохом  воспитании  и плохом окружении. Но хотя мы и полагаем, что  поступок
определялся  этими  причинами, тем не  менее  мы упрекаем  виновника  не  за
влиявшие на  него обстоятельства, мы рассматриваем совершенный проступок сам
по себе  и  указываем на разум как  на причину, которая могла и должна  была
определить     поведение    человека    иначе.    "Поступок    приписывается
интеллигибельному  характеру человека;  теперь в тот  момент, когда он лжет,
вина целиком лежит на нем; стало быть, несмотря на все  эмпирические условия
поступка, разум был  совершенно свободен, и поступок должен считаться только
следствием упущения со стороны разума".
     Тут мы подошли не только к одной из вершин критической  философии, но и
к ее  первоистокам. На закате  дней своих,  вспоминая  историю возникновения
"Критики чистого разума",  Кант  в одном  из писем  подчеркивал,  что именно
антиномии и, в  частности,  проблема свободы --  "Есть свобода в человеке, и
напротив: никакой свободы нет, все в нем природная необходимость" -- вот что
пробудило его  от догматического сна  и  подвигло  на  критику разума,  дабы
устранить  "скандал противоречия разума с самим собой". За основным вопросом
"Критики чистого разума" -- как возможны синтетические  суждения  априори --
эхом звучит другой, для Канта более важный -- как возможна свобода человека.
Свобода  есть,  но где  она? В мире "явлений"  мы ее  не  обнаружим, человек
свободен  только  в мире  "вещей  самих  по  себе".  Дуализм  Канта  --  это
своеобразная   попытка   оправдать   двойственность  поведения  человека   в
антагонистическом    обществе,    где    приходится    приноравливаться    к
обстоятельствам, а нравственное поведение требует героизма.
     И,  между  прочим,  проблема  идеальности  времени,  столь   шокирующая
материалистически  мыслящий  ум, введена  Кантом по тем  же  соображениям --
чтобы  "спасти свободу". Время -- это порядок явлений в природе, над которым
никто не властен,  это  генетическая  связь состояний,  свобода  же  требует
проявления самовластья человека. Поэтому,  если время присуще вещам самим по
себе, свобода  невозможна.  Только потому, что  в интеллигибельном мире  нет
железного сцепления причин  и  следствий,  нет времени, возможна причинность
особого рода -- "через свободу", которая  только и делает человека моральным
существом. В природе одни и те же причины с железной необходимостью вызывают
одни  и те  же действия. Человек  же  может пересмотреть  содеянное  и, хотя
условия не изменились, поступить иначе. Он может "отменить"  время, изменить
его  ход. Из физической реальности в таком  понимании время  превращается  в
поэтическую метафору.
     Теперь  нам  станет яснее,  почему  Блок  написал  свое  стихотворение,
посвященное   Канту,   под  влиянием   размышлений   над  трансцендентальной
эстетикой, то есть над  тем разделом "Критики чистого разума", где речь идет
о  пространстве и времени. Этот раздел  Блок считал  главным в учении Канта.
"Есть как  бы два времени, два пространства, -- комментировал  русский  поэт
немецкого философа, -- одно -- историческое, календарное, другое нечислимое,
музыкальное".  По  Блоку,  "музыкальность" означает способность  чувствовать
мировую гармонию, выйти за пределы исторической  детерминации и цивилизации,
отрешиться от них. Способным на это представляется  ему Кант, каким он видит
его в своем стихотворении.
     "Что такое время?  Время не  существует; время есть  цифры". Это уже из
черновых  рукописей "Преступления  и наказания".  Достоевский  был знаком  с
"Критикой  чистого разума". (Еще  находясь  в Сибири, он просил прислать ему
французское издание этой книги.) Лежала ли она перед ним, когда он обдумывал
роман  о Родионе  Раскольникове,  преступившем  нормы  морали  и  права? Или
историю князя Мышкина? Жизнеописание Алексея  Федоровича Карамазова? Сказать
трудно. Но тема "Кант и Достоевский" имеет право на существование.
     Процитированная нами  книга Голосовкера носит подзаголовок "Размышление
читателя над романом "Братья Карамазовы" и трактатом Канта "Критика  чистого
разума". На  страницах романа  имя философа и название его труда ни  разу не
упоминаются.  И  тем  не  менее  обнаруживается   богатейший   материал  для
сопоставлений.  "Достоевский,  --  утверждает  Голосовкер,  -- не только был
знаком с антитетикой "Критики чистого разума", но и продумал ее. Более того,
отчасти сообразуясь с ней, он развивал свои доводы в драматических ситуациях
романа.  Более  того, он сделал Канта, или, вернее, антитезис его антиномии,
символом  всего  того,  против  чего  он  боролся  (и  в  себе  самом,  и  с
противниками) как  писатель,  публицист, мыслитель". Речь идет  о  четвертой
кантовской   антиномии:  есть  "некая  необходимая  сущность"  (так  философ
выражается о боге), ничего необходимого нет,  в мире природы бога обнаружить
нельзя. Только  в  мире  свободы,  вещей  самих  по себе  Кант полагает  его
присутствие.  Между  Кантом  и   Достоевским,  уверяет  Голосовкер,   возник
"смертельный поединок -- один из  самых гениальных поединков, какие остались
запечатленными  в  истории  человеческой  мысли".  Сказано  красиво,  нужна,
однако,  существенная  оговорка:  поединок мнимый.  Кант  и  Достоевский  не
антиподы, они стоят на одной почве, имя которой -- свобода личности.
     Антитезис четвертой антиномии, отрицающий  бытие бога действительно, --
смертельный враг Достоевского, ибо "если бога  нет,  то все дозволено",  это
"убийца-дублер",  водивший рукой Смердякова.  Но антитезис --  враг и Канта.
Шатания  между тезисом  и  антитезисом сводят с  ума Ивана  Кар