на  неизбежности мира  и иронизировал над теми, кто игнорирует
веленье времени.
     Договор о  вечном мире венчает  "тайная" статья. Что она содержит? Одну
лишь  насмешку:  "Государства,  вооружившиеся  для  войны, должны принять во
внимание  максимы  философов об  условиях  возможности общего  мира". И  все
пояснения к этой  "статье"  ироничны  и насмешливы.  Вот  пассаж  о юристах:
"Юрист, избравший символом права весы и рядом с ними символом справедливости
меч, обычно пользуется мечом не только для того, чтобы оградить весы от всех
посторонних влияний, но  и для того, чтобы положить его на чашу, если она не
захочет  опуститься". А  вот о  философах,  претендующих  (в соответствии  с
утопией Платона)  на  власть: "Нельзя ожидать, чтобы короли  философствовали
или философы стали королями; да этого и не следует желать, так как обладание
властью  неизбежно  извращает  свободное  суждение  разума.  Но  короли  или
самодержавные...  народы не  должны допустить,  чтобы исчез  или умолк класс
философов, а  должны дать ему возможность выступать публично; это необходимо
и тем и другим для внесения ясности в их деятельность".
     А  какие советы дает Кант  "практику-политику"?  1) Fac et  excusa.  Не
упускай случая, благоприятствующего самовластному захвату (права государства
либо  над  своим  народом, либо над  другим,  соседним  народом).  Подыскать
оправдание или прикрыть благовидными предлогами  насилие после захвата будет
гораздо легче и удастся с большим  блеском... 2)  Si fecisti,  nega. Отрицай
свою виновность в  том  преступлении,  которое  ты  сам совершил.  Например,
доведя свой народ  до отчаяния  и тем  самым до восстания,  утверждай, что в
этом виновата строптивость подданных. "3) Divide et impera. Это значит: если
в  твоем  народе  есть некоторые привилегированные лица, обладающие властью,
которые  избрали  тебя своим верховным главой, то посей между  ними раздор и
поссорь  их  с  народом;  заступись далее  за  народ,  обольщая  его большей
свободой, и все будет зависеть от  твоей  неограниченной  воли. Если же дело
идет о  других государствах,  то  возбуждение  розни между  ними  --  вполне
надежное  средство  подчинить себе их  одно  за другим  под предлогом помощи
более  слабому". Такими политическими  максимами,  заключает  Кант, конечно,
никого не обманешь, так как они  общеизвестны. Скомпрометировать их может не
разглашение, а только неудача.
     Как   объединить  политику   с  моралью?  Есть  две  возможности:  либо
приспособить  мораль к интересам политики, либо  подчинить политику  морали.
Первый вариант поведения избирает "политический  моралист", он начинает там,
где останавливается "моральный политик" ("ставя повозку впереди лошади"), он
подгоняет принципы под цели. Подлинное единство  морали и  политики возможно
только на основе права. А гарантией служит гласность.
     Ни одно из сочинений Канта не  вызывало таких непосредственных  и живых
откликов. Первое  издание  трактата "К  вечному миру" буквально  расхватали.
Издатель Николовиус в том же 1795 году выпустил новое. Одновременно  в Берне
вышел  французский перевод, которым, однако, Кант остался  недоволен. В 1796
году Николовиус выпустил новое  немецкое и авторизованное Кантом французское
издание. В Париже возник третий  перевод, который  увидел  свет  книгой и (в
извлечениях)  на  страницах газеты  "Монитор".  "Знаменитый Кант,  --  писал
парижский  официоз, -- совершивший в Германии духовную  революцию  наподобие
той,  что сокрушила старый режим во Франции, сей  муж  отдал всю силу своего
имени делу республиканского устройства".
     Любопытно,  что  сопоставление  идей  критической  философии   с  духом
французской революции  родилось  уже в то  время.  Гейне верно  почувствовал
моменты  сходства.  (Маркс философию Канта прямо  назвал  "немецкой  теорией
французской революции"  1.  Единственно, в  чем ошибся Гейне, был
выбор эквивалента.  Не  экстремист  Робеспьер, а умеренный Сийес восторгался
Кантом. Сийес пытался организовать в Париже чтение лекций о философии Канта,
и только отсутствие специалиста помешало это осуществить. Когда в 1798  году
в  Париж  приехал  Вильгельм  Гумбольдт,  Сийес  попросил   его  донести  до
французских  коллег   основные  идеи   кантианства.  Состоялся   пятичасовой
коллоквиум,  на  который  были  приглашены  наиболее  именитые  "метафизики"
(Кабанис,  Дестют  де  Траси  и др.).  Гумбольдт  уверял потом, что не нашел
общего  языка  с аудиторией,  так  как  французы не  склонны  к абстрактному
мышлению. Но было и другое мнение: лектор слабо ориентировался  в кантовских
"Критиках".
     1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, с. 83.

     Ходили  слухи, что Сийес  намерен  послать Канту  на  отзыв французскую
конституцию,  что  Париж обратился  с просьбой  в  Берлин  командировать  во
Францию философа для наилучшего устройства  государственных дел. В 1797 году
появилась  (неизвестно где  и  кем изданная)  книга "Ответ  профессора Канта
аббату Сийесу", содержавшая проект христианской утопии. В  конце книги автор
признавался в подделке.
     Генерал Бонапарт проявлял живой интерес ко всему диковинному. Философия
Канта не составляла исключения. Во время пребывания первого консула в Женеве
некий  незадачливый  эрудит безуспешно пытался обратить  его в  кантианство.
Вскоре после  этого в Лозанне Бонапарт стал  расспрашивать тамошнего мудреца
об отношении швейцарцев к философии  Канта. Услышав в ответ: "Генерал, мы ее
просто  не  понимаем",  радостно обратился к  своему спутнику: "Вы  слышите,
Бертье, здесь Канта тоже не понимают".
     Наконец,  однажды  Бонапарту  стало  известно,  что  в  Париже  имеется
великолепный знаток Канта, бывший эмигрант Шарль  де Виллер, автор изложения
"Критики  чистого  разума",  которое  переведено  на  немецкий  и  издано  в
Германии. Первый консул вызвал Виллера и велел на четырех страницах изложить
суть  кантовской  философии,  дав на  размышление четыре часа.  В результате
возник четкий  конспект,  который, однако, не произвел на Бонапарта должного
впечатления.   Заключая   конкордат  с  папой,  будущий   император  изволил
выразиться:  "Священники  ценнее,  чем  Калиостро,   Кант   и  все  немецкие
мечтатели".
     События   во  Франции   и  на  Европейском  континенте  усилили   давно
созревавший интерес Канта к проблеме права.  Мораль  дает  внутренний  закон
поведения  человека, в  принципах  права внутреннее  убеждение сочетается  с
внешним принуждением. В  результате возникает сила,  регламентирующая  жизнь
общества,  укрепляющая  нравственность,  спасающая  человека   от  произвола
других.
     Право формально.  Оно обязательно для всех, не  оставляя никакого места
для исключений.  Стоит  только  допустить малейшее  исключение  в исполнении
закона, чтобы  он  стал  шатким и  ни  на  что не годным.  Это  сказано было
относительно  нравственности,  о праве Кант говорит то же  самое. Конечно, и
здесь есть свои трудности, свои противоречия. Кант не закрывает на них глаза
и сам называет два случая, когда право становится двусмысленным.
     Прежде всего -- апелляция к справедливости. Вам выплачивают жалованье в
обесцененных  деньгах,  на  которые  нельзя  купить  то,  что  вы  могли  бы
приобрести на них при заключении  контракта. Это несправедливо, но у вас нет
правовых   оснований   для   перерасчета.   Вы   можете  только   взывать  к
справедливости --  немому божеству, голос которого нельзя услышать.  С точки
зрения  справедливости  строгое  право  --  величайшая несправедливость.  Но
ничего   не   поделаешь.   Законы   должны   соблюдаться.   Такова   аксиома
правосознания.
     Другой сомнительный случай -- крайняя необходимость. Говорят, что нужда
не  знает заповедей. И тем не менее, утверждает  Кант,  не может быть  такой
нужды, которая сделала  бы законосообразным то, что неправо. Здесь как и при
отказе от моральных норм: если ты вынужден преступить закон, то знай, на что
идешь, и не выдавай зло за благо, правонарушение за законопослушность.
     Кантовская "Метафизика нравов" -- панегирик правосознанию.  Она увидела
свет двумя выпусками -- в январе и августе 1797 года. Первая часть посвящена
праву,  вторая  --  морали.  В  философии  права  Кант находит  существенное
дополнение к ответу на вопрос, который был задан в философии религии,  -- на
что я могу надеяться. Кроме как на себя самого, человек возлагает надежду на
общество, на социальные институты, на юридические законы.
     В результате  претерпевает изменения и кантовская концепция морали: она
теряет  черты  ригоризма. Мыслителя  то  и  дело  одолевают  "казуистические
вопросы",  на  которые  невозможно дать  однозначные  ответы. Он  становится
терпимее, меньше требований предъявляет к человеку, больше прегрешений готов
ему отпустить. Он говорит о счастье людей как о конечной  цели человеческого
рода. О любви как  силе, споспешествующей счастью. Вторая часть  "Метафизики
нравов" содержит  существенные коррективы к "Критике практического разума" и
другим этическим работам.
     Обратимся, однако,  к  первой  части.  Право, по  Канту, распадается на
частное  и  публичное,  в первом  рассматриваются отношения  между  частными
лицами, во втором --  между человеком и обществом, а также между социальными
группами.  Главная  проблема   частного  права   --  собственность.  Частная
собственность составляет основу гражданского общества, но она не изначальна,
"мое" и  "твое"  --  результат  истории.  Объектом собственности  могут быть
только  вещи; человек --  лишь субъектом ее. Владеть человеком нельзя. Есть,
правда, сфера  вещно-личного права,  где  люди рассматривают себя как вещи и
отдают друг друга во взаимное пользование. Это брак, который Кант определяет
как "соединение двух лиц разного пола ради потенциального обладания половыми
органами другого". Кант  не устает  подчеркивать равенство вступающих в брак
сторон.  Поэтому не только муж может потребовать ушедшую от него жену, но  и
наоборот. У обоих и равное право на наслаждение. Здесь старый  холостяк Кант
смотрит на  вещи гораздо шире, чем его последователь женатый Фихте, искренне
считавший, что только мужчина должен получать радость в соитии.
     Публичное право определяет состояние отдельных индивидов в  государстве
и отношения  между  государствами  в составе человечества. Правовые атрибуты
человека как гражданина суть свобода,  равенство и самостоятельность. Первые
два  явно  заимствованы  Кантом  из  лозунгов  французской  революции,   оба
устремлены против всех видов феодальной зависимости, деспотизма и  сословных
ограничений, перед законом все равны. Итак, свобода, равенство... В качестве
третьего лозунга  на  знаменах  санкюлотов было  начертано некое  мифическое
"братство",  правовую триаду  Канта  венчает  более  определенный  пункт  --
"гражданская самостоятельность".  Несамостоятельны, по мнению  Канта,  дети,
женщины, слуги, поэтому он лишает их избирательных прав.  Но не прав вообще;
перед   законом,   настойчиво  повторяет  Кант,  все  равны.   Что  касается
избирательных прав, то, кстати  сказать. Якобинская конституция 1793 года не
предоставляла их домашней прислуге. Это было в духе времени.
     Чтобы  исключить  деспотизм,  Кант  настаивает  на  строгом  разделении
властей. Идея не  новая, но в "Метафизике права" она проведена с  предельной
последовательностью и  убедительностью. В  каждом государстве существует три
власти  --   верховная,   издающая  законы,  исполнительная,  осуществляющая
управление на  основании  существующих законов, и  судебная,  контролирующая
соблюдение законов. Деспотизм появляется  там, где не обеспечена достаточная
независимость одной власти  от двух других. Противоположность деспотизма, по
Канту, -- республика. Если  в условиях конституционной  монархии осуществлен
принцип разделения  властей, то это,  по  Канту, республика. Канта  называли
"прусским  королевским республиканцем". Монархия (автократия),  полагал  он,
наиболее  простоя,  а  поэтому  и  удобный способ  правления.  Она,  правда,
открывает широкие возможности для деспотизма, но от него  не гарантирована и
демократия   (которая,  выродившись,  может   превратиться   в   охлократию,
деспотическую власть  толпы). Форме правления Кант вообще не придает особого
значения. Главное, говорит он,  чтобы страной  правили не люди, а  законы. И
каждая из трех властей не преступала бы своих полномочий.
     Законодательная  власть  страны  воплощает  в  себе  объединенную  волю
народа. Законодатель не может быть правителем, ибо первый  издает  законы, а
второй подчиняется им. Ни законодатель,  ни правитель не могут творить  суд,
они  лишь назначают судей.  Народ  сам  судит  себя  через  своих сограждан,
которые назначены для этого  как его  представители путем свободного выбора.
Под  пером   Канта  рождаются  требования,  удивительно  перекликающиеся   с
программой  французской революции.  Расходится он  с ней  только в понимании
средств.
     Тезис Канта предельно ясен: "обязанность народа терпеть злоупотребления
верховной власти,  даже  те, которые считаются невыносимыми...  Изменения  в
имеющем  изъяны государственном устройстве, которые иногда  требуются, могут
быть  произведены только самим  сувереном путем реформы, а не народом  путем
революции". Сказано четко  и определенно. Кант потрясен развитием событий во
Франции, особенно казнью короля Людовика XVI по приговору Конвента. Убийство
монарха  во время восстания  -- это еще куда ни шло. "Казнь по  форме -- вот
что приводит в содрогание  душу  человека, исполненную  идеей  человеческого
права". Это самоубийство государства.
     Теперь  наша задача состоит в том, чтобы отыскать  антитезис. Он рядом,
буквально на следующей странице: "Если  революция удалась и установлен новый
строй, то неправомерность этого начинания  не может освободить  подданных от
обязанности  подчиняться в качестве добрых граждан новому порядку вещей".  В
"Споре  факультетов"  Кант  произносит  панегирик французскому политическому
катаклизму:  "Революция талантливого народа, происходящая  на  наших глазах,
может закончиться  удачей или  провалом,  может  быть  в  такой  мере  полна
бедствий  и  злодеяний,   что  здравомыслящий  человек  даже  в  надежде  на
счастливый исход  не решился бы начать столь дорогой эксперимент вторично --
и тем не менее эта революция, говорю я, встречает в сердцах всех зрителей...
такое  сочувствие,  которое  граничит  с  энтузиазмом".  Ибо борьба идет  за
попранные права народа.
     Угнетение всегда чревато восстанием. Кант обращает свой взор на Восток,
в сторону гигантской империи, где народ лишен  элементарных прав, и задается
вопросом,  "не  предстоит ли  нам еще  одна  революция,  которую  осуществит
славянское племя".
     Кант  --  решительный  противник   тирании.   Он  лишь  опасается,  что
применение насилия в борьбе с ней расшатает правосознание и  приведет  к еще
худшей   тирании.   Деспот  должен  быть   низложен,  но  только  легальными
средствами.  Народ  "имеет свои неотъемлемые  права  по  отношению  к  главе
государства, хотя они не  могут  быть принудительными  правами". Что  это за
"непринудительные"  права?  Свобода  критики в  первую  очередь.  "Гражданин
государства,  и  притом  с  позволения  самого  государя, должен иметь право
открыто  высказывать  свое  мнение  о  том,  какие  из распоряжений государя
кажутся  ему несправедливыми по отношению  к обществу...  Свобода  печатного
слова есть единственный палладиум прав народа".
     Наказывать главу  государства  нельзя,  "можно  лишь  уйти  из-под  его
власти".  Как и куда, Кант  не  объясняет,  но  смысл его  рассуждений ясен:
общественное  мнение  вправе  отказать  в поддержке  тирану; поставленный  в
условия моральной изоляции и опасаясь стихийного мятежа,  он вынужден  будет
внять  голосу народа,  соблюдать  существующие законы или реформировать  их,
если  они  нуждаются  в  исправлении.  От  недовольных  требуется  выдержка.
Нетерпение неуместно.
     Среди просветителей, современников  Канта, имели хождение  своего  рода
анархистские концепции.  Его  оппонент  Гердер  расточал  гневные  филиппики
против государства,  называл  его  машиной,  которую  со  временем  придется
сломать.  Кант  понимает,  что без государства  нельзя,  он  видит в  нем не
механизм,  а  организм, некое  целое. "Каждое  звено  в таком  целом должно,
конечно,   быть  не  только  средством,  но  также  и  целью".  Механическое
вмешательство в жизнь  органического целого недопустимо. Только  постепенное
совершенствование -- путь общественного прогресса.
     А улучшение законов -- главный  его признак. Обоснованию тезиса, что  в
области  законодательства  есть свой  прогресс, посвящена центральная  часть
"Спора факультетов". Мы уже приводили содержащуюся в ней восторженную оценку
французской революции. Такие события, говорит  Кант далее, в мировой истории
не  забываются,  ибо  они   открывают  в  человеческом  роде  наклонность  и
способность к совершенствованию; это  торжество идеи права и, по сути  дела,
феномен не революции, а эволюции естественно-правового строя.
     (После центральной, патетической следует часть ироническая, причем Кант
иронизирует над идеей прогресса, то есть над собственными убеждениями.  Если
при   изложении  взглядов  на   религию  Кант  использовал  иронию  в  целях
маскировки, то теперь он прибегает к ней с иными намерениями: задача состоит
не в том, чтоб отвлечь  внимание,  а чтобы привлечь его. Прием  не новый, им
пользовался Вольтер и многие другие до него.)
     Рассуждения о прогрессе  в  "Споре факультетов" завершаются  анекдотом.
Одного  больного  врач  обнадеживал  тем,  что  все время  находил  симптомы
выздоровления.  То хвалил его пульс, то -- стул, то  уверял, что  потливость
свидетельствует  об   улучшении.   Когда  больного  спросили,  как  он  себя
чувствует, бедняга ответил: "Умираю от непрерывного улучшения".
     Шутка  обогнала  время.  Есть  в ней явное  предостережение  прогрессу,
который чреват губительными последствиями. Видел ли их  Кант, предчувствовал
ли?  Скорее всего да,  ибо  за этой  шуткой следует другая, которая называет
предмет опасений -- войну.  Спор с юридическим факультетом венчает цитата из
Юма: "Когда я смотрю на сражающиеся народы, я думаю о двух пьяницах, которые
дерутся  в  лавке  фарфоровых изделий:  им  не  только придется  лечить свои
увечья, но и оплатить причиненные убытки".
     Идея вечного мира -- завершающее звено философии Канта. Что бы и где бы
ни  писал   Кант  об  обществе,  его  рассуждения  неизбежно   заканчиваются
постановкой вопроса об устранении войны.
     "Метафизика нравов" не составляет исключения. По сравнению с  трактатом
"К вечному миру"  здесь, правда, есть одна существенная  поправка. Там  речь
шла о  всеобщем мире как  цели "практически  достижимой".  Здесь  Кант более
реалистически  смотрит   на   вещи.   "Вечный  мир  (конечная   цель   всего
международного права) есть, разумеется, неосуществимая идея. Но политические
принципы, устремленные на то,  чтобы вступать в  такие  международные связи,
которые служили бы постоянному приближению к состоянию вечного мира,  вполне
осуществимы".  Альтернатива  всеобщего мира путем  договора,  мы помним,  --
вечный  покой на кладбище  человечества,  "противоестественный  конец  всего
сущего". Поэтому, как ни утопичен вечный мир, стремление к нему -- императив
внешней политики. Императив надежды.
     "Метафизика  нравов" появилась  в  1797 году.  Вслед за  ней последовал
"Спор факультетов" -- работа, которую мы уже трижды упоминали. Только что  в
связи  с  проблемой  улучшения  законов  ("Спор  философского  факультета  с
юридическим"), до этого, когда  речь шла  о  столкновении  Канта с  прусской
цензурой  ("Спор  философского факультета  с богословским"),  и  в четвертой
главе при  рассмотрении  кантовской  "системы здоровья" ("Спор  философского
факу