- Вы любите ее?
     - Я одинаково хорошо отношусь ко всем своим творениям.
     - Не увиливайте, Редж. Скажите прямо: вы любите ее как женщину?
     - Эту сексуальную дьяволицу? Демона-младенца? Неужели я  могу  любить
ее? Абсурд полнейший. Нет  уж,  увольте.  Я  хочу  одного:  я  хочу  иметь
законное право привязывать ее к столбу. Каждую ночь и без всяких там снов.
Ха-ха!
     Корк рассмеялся.
     - Вы меня не проведете, Редж. Как я рад за  вас  обоих.  А  ведь  вам
предстоит ухаживать за Галли.
     - Вот еще. Стану я ухаживать  за  нахальной,  краснощекой  соплячкой.
Ждите.
     - Дорогой Редж, пора бы вам понять,  что  Галли  уже  не  ребенок,  а
взрослая молодая женщина. Есть у нее и гордость и характер.
     - Ну, положим, вы сами в нее влюблены с той  самой  минуты,  как  она
появилась на свет, - сердито бросил Мэнрайт и глубоко вздохнул. Ничего  не
оставалось, кроме как признать собственное поражение. - Боюсь,  вы  правы,
Чарльз. Игорь, друг мой, поди сюда.
     - Да, гофподин.
     - Пожалуйста, накрой снова на стол. Приборы, свечи, цветы.  Посмотри,
не осталось ли  от  обеда  твоих  замечательных  чудовищ.  Белые  перчатки
обязательно.
     - Приготовить мофги, гофподин?
     - Не сегодня. Принеси еще бутылку вина,  эту  разбили.  Передай  мисс
Галатее мои извинения и скажи, что преданнейший из поклонников  приглашает
ее отужинать с ним a deux [вдвоем (фр.)]. Вручи ей от меня букет,  ну  там
орхидеи какие-нибудь. Роман с черной  магией,  это  что-то  новенькое,  не
правда ли, Чарльз? Что нам пророчит старинное заклятие? "Петрушка, шалфей,
розмарин и тимьян. Что демон, а что человек? Ребята наши дьяволами станут,
и ведьмами девчонки". Ну с ведьмами у нас полный порядок.


 Альфред Бестер. Пи-человек  (1951?)
 Перевод: В.Баканов (1989?)
 По изданию: Альфред Бестер "Человек Без Лица",
             серия "Мир приключений" изд-ва "Пресса", 1992
 OCR: Дмитрий Суслов


   Как сказать? Как написать? Порой я выражаю свои мысли изящно, гладко,
даже изысканно, и вдруг - reculer pour mieux sauter[1] - это завладевает
мною. Толчок. Сила. Принуждение.
   Иногда
                                                                       я
                                                                 должен
                                                    возвращаться
                              но не для того, чтобы
   прыгнуть; даже не для того, чтобы прыгнуть дальше. Я не владею собой,
своей речью, любовью, судьбой.  Я  должен   уравнивать,  компенсировать.
Всегда.
   Quae nocent docent.  Что в переводе означает: вещи, которые  ранят, -
учат. Я был раним и многих ранил. Чему мы научились?  Тем  не  менее.  Я
просыпаюсь утром от  величайшей  боли, соображая, где  нахожусь. Ч-черт!
Коттедж в Лондоне, вилла в Риме, апартаменты в Нью-Йорке, ранчо в  Кали-
форнии. Богатство, вы понимаете... Я просыпаюсь.  Я  осматриваюсь.  Ага,
расположение знакомо:

            Спальня              Прихожая               Т
                   Ванная                               Е
                   Ванная                               Р
                                 Гостиная               Р
                         Спальня                        А
                         Кухня                          С
                         Терраса                        А

   0-хо-хо! Я в Нью-Йорке. Но эти ванные... Фу! Сбивают  ритм.  Нарушают
баланс. Портят форму. Я звоню привратнику. В этот  момент  забываю  анг-
лийский. (Вы должны понять, что  я  говорю  на  всех  языках.  Вынужден.
Почему? Ах!)
   - Pronto. Ecco mi, Signore Storm[2]. Нет. Приходится  parlato  itali-
ano(3). Подождите. Я перезвоню через  cinque  minute[4].  Re infecta[5].
Латынь. Не закончив дела, я принимаю душ, мою голову, чищу зубы, бреюсь,
вытираюсь и пробую снова. Voila![6]  Английский вновь при мне.  Назад  к
изобретению  А.Г. Белла ("Мистер Ватсон, зайдите, вы мне нужны").
   - Алло? Это Абрахам Сторм.  Да.  Точно.  Мистер  Люндгрен,  пришлите,
пожалуйста, сейчас же несколько рабочих. Я намерен две ванные переобору-
довать в одну. Да, оставлю пять тысяч долларов на холодильнике. Благода-
рю вас, мистер Люндгрен.
   Хотел сегодня ходить в сером фланелевом костюме, но  вынужден  надеть
синтетику. Проклятье! У африканского национализма странные побочные  эф-
фекты. Пошел в заднюю спальню (см. схему) и  отпер  дверь, установленную
компанией "Нэшнл сейф".
   Передача шла превосходно. По всему электромагнитному спектру.  Диапа-
зон от ультрафиолетовых до инфракрасных. Микроволновые  всплески. Прият-
ные альфа-, бета- и гамма-излучения.  А  прерыватели  ппррр еррррр ыввва
ютттт - выборочно и умиротворяюще. Кругом спокойствие. Боже мой! Познать
хотя бы миг спокойствия!
   К себе в контору на Уолл-стрит я отправляюсь на  метро.  Персональный
шофер слишком опасен - можно сдружиться; я не смею иметь  друзей.  Лучше
всего утренняя переполненная подземка - не надо выправлять никаких форм,
не надо регулировать и компенсировать. Спокойствие! Я покупаю все утрен-
ние газеты - так  требует  ситуация, понимаете?  Слишком  многие  читают
"Таймс"; чтобы уравнять, я читаю "Трибьюн". Слишком многие читают "Ньюс"
- я должен читать "Миррор". И т.д.
   В вагоне подземки ловлю на  себе  быстрый  взгляд - острый,  блеклый,
серо-голубой, принадлежащий неизвестному  человеку,  ничем  не  примеча-
тельному и незаметному. Но я поймал этот взгляд, и он забил у меня в го-
лове тревогу. Человек понял это. Он увидел вспышку в моих глазах, прежде
чем я успел ее скрыть. Итак, за мной снова "хвост". Кто на этот раз?
   Я выскочил у муниципалитета и повел их по ложному  следу  к  Вулворт-
билдинг на случай, если они работают по двое. Собственно,  смысл  теории
охотников и преследуемых не в том, чтобы избежать обнаружения. Это нере-
ально. Важно оставить как можно больше следов, чтобы вызвать перегрузку.
   У муниципалитета опять затор, и я вынужден идти по солнечной стороне,
чтобы скомпенсировать. Лифт на десятый этаж Влврт. Здесь что-то налетело
оттт кк уда ттто и схватило меня. Чччч-тто тто сстттт ррррр шшшшшшнн ое.
Я начал кричать, но бесполезно. Из кабинета появился старенький  клерк с
бумагами и в золотых очках.
   - Не его,- взмолился я кому-то.- Милые, не его. Пожалуйста.
   Но вынужден. Приближаюсь. Два удара - в шею и пах.  Валится, скорчив-
шись, как подожженный лист. Топчу очки. Рву бумаги. Тут меня  отпускает,
и я схожу вниз. 10.30. Опоздал. Чертовски неловко. Взял такси  до  Уолл-
стрит, 99. Вложил в конверт  тысячу  долларов (тайком) и  послал  шофера
назад в Влврт. Найти клерка и отдать ему.
   В конторе утренняя рутина. Рынок неустойчив. Биржу лихорадит: чертов-
ски много балансировать и компенсировать, хотя  я  знаю  формы  денег. К
11.30 теряю 109872,43 доллара, но к полудню выигрываю 57075,94.
   57075 - изумительное число, но 94 цента... фу!  Уродуют весь  баланс.
Симметрия превыше всего. У меня в кармане только 24 цента. Позвал секре-
таршу, одолжил .еще 70 и выбросил всю сумму  из  окна. Мне  сразу  стало
лучше, но тут я поймал ее взгляд, удивленный и восхищенный. Очень плохо.
Очень опасно.
   Немедленно уволил бедную девочку.
   - Но почему, мистер Сторм? Почему? - спрашивает она, силясь не
заплакать. Милая маленькая девочка. Лицо веснушчатое и веселое, но
сейчас не слишком веселое.
   - Потому что я начинаю тебе нравиться.
   - Что в этом плохого?
   - Я ведь предупреждал, когда брал тебя на работу.
   - Я думала, вы шутите.
   - Я не шутил. Уходи. Прочь! Вон!
   - Но почему?
   - Я боюсь, что полюблю тебя.
   - Это новый способ ухаживания? - спросила она.
   - Отнюдь.
    - Хорошо, можете меня не увольнять! - Она в ярости.-Я вас ненавижу.
   - Отлично. Тогда я могу с тобой переспать.
   Она краснеет, не находит слов, но уголки ее глаз дрожат. Милая девуш-
ка, нельзя подвергать ее опасности. Я подаю ей пальто, сую в карман  го-
довую зарплату и вышвыриваю за дверь. Делаю себе пометку: не нанимай ни-
кого, кроме мужчин, предпочтительно неженатых и способных ненавидеть.
   Завтрак. Пошел в отлично сбалансированный ресторан. Столики и  стулья
привинчены к полу, никто их не двигает. Прекрасная форма. Не надо выпра-
влять и регулировать. Заказал изящный завтрак.

                 Мартини                     Мартини
                               Мартини
                 Сыр                          Рокфор
                                Салат
                                Кофе

   Но здесь едят так много сахара, что мне приходится брать черный кофе,
который я недолюбливаю. Тем не менее приятно.
   (Х)2+Х+41= простое число. Простите, пожалуйста. Иногда я в  состоянии
контролировать себя. Иногда какая-то сила налетает  на  меня  неизвестно
откуда и почему. Тогда я делаю то, что принужден делать,  слепо.  Напри-
мер, говорю чепуху, часто поступаю против воли, как с клерком в Вулворт-
билдинг. В любом случае уравнение нарушается'при Х=40.
   День выдался тихий. Какой-то момент мне казалось, что  придется  уле-
теть в Рим (Италия), но положение выправилось без  моего  вмешательства.
Общество защиты животных наконец застукало меня  и  обвинило  в избиении
собаки, но я пожертвовал 10 тысяч долларов на  их  приют.  Отвязались  с
подхалимским тявканьем... Пририсовал усы на афише, спас тонущего котен-
ка, разогнал наглеющих хулиганов и побрил голову. Нормальный день.
   Вечером в балет - расслабиться в прекрасных формах, сбалансированных,
мирных, успокаивающих. Затем я сделал глубокий вдох, подавил  тошноту  и
заставил себя пойти в "Ле битник". Ненавижу "Ле битник",  но  мне  нужна
женщина, и я должен идти в ненавистное место. Эта веснушчатая девушка...
Итак, poisson d'avril[7], я иду в "Ле битник".
   Хаос. Темнота. Какофония звуков и запахов. В потолке  одна  двадцати-
пятиваттная лампочка. Меланхоличный пианист  играет "Прогрессив". У лев.
стены сидят битники в беретах, темных очках и непристойных  бородах, иг-
рают в шахматы. У прав. стены - бар и битницы  с  бумажными  коричневыми
сумками под мышками. Они шныряют и рыскают в поисках ночлега.
   Ох уж эти битницы! Все худые... волнующие меня этой ночью, потому что
слишком много американцев мечтают о полных, а я  должен  компенсировать.
(В Англии я люблю пухленьких, потому что англичане предпочитают  худых.)
Все в узких брючках, свободных свитерах, прическа под Брижит Бардо, кос-
метика по-итальянски... черный глаз, белая губа... А двигаются  они  по-
ходкой, что подхлестнула Херрика три столетия назад:

                     И глаз не в силах оторвать я:
                     Сквозь переливчатое платье
                     Мелькает плоть, зовя к объятьям! [8]

   Я подбираю одну, что мелькает. Заговариваю. Она оскорбляет. Я отвечаю
тем же и заказываю выпивку.  Она пьет и оскорбляет в квадрате. Я выражаю
надежду, что она лесбиянка, и оскорбляю в кубе.  Она  рычит и ненавидит,
но тщетно. Крыши-то на сегодня нет. Нелепая коричневая сумка под мышкой.
Я подавляю симпатию и отвечаю ненавистью.  Она  немыта, ее  мыслительные
формы - абсолютные джунгли. Безопасно. Ей не будет вреда. Беру ее  домой
для соблазнения взаимным презрением. А в гостиной (см. схему) сидит гиб-
кая, стройная, гордая, милая моя веснушчатая секретарша, недавно уволен-
ная, ждет меня.

                                    !
                                    Я
                                  теперь
                                   пишу
                                   эту
                                  часть
               и                                           П
               с                                           А
               т                                           Р
               о                    в                      И
               р                                           Ж
               и                                           Е
               и             столице Франции
                  Адрес: 49-бис Авеню Фош, Париж, Франция.

    Вынужден был поехать туда из-за событий  в  Сингапуре.  Потребовалась
громадная компенсация и регулировка. В какой-то миг даже думал, что при-
дется напасть на дирижера "Опера комик", но судьба оказалась благосклон-
на ко мне, и все кончилось безвредным взрывом  в Люксембургском  саду. Я
еще успел побывать в Сорбонне, прежде чем меня забросило назад.
    Так или иначе, она сидит в моей квартире с одной (1) ванной и 1997,00
сдачи на холодильнике. Ух! Выбрасываю шесть долларов из окна и наслажда-
юсь оставшимися 1991. А  она  сидит  там,  в  скромном  черном  вечернем
платье, черных чулках и черных театральных туфельках. Гладкая кожа рдеет
от смущения, как свежий бутон алой розы. Красное  к  опасности.  Дерзкое
лицо напряжено от сознания того, что  она  делает.  Проклятье,  она  мне
нравится.
    Мне нравится изящная линия ее ног, ее фигура, глаза, волосы, ее  сме-
лость, смущение... румянец на щеках, пробивающийся, несмотря на  отчаян-
ное применение пудры. Пудра... гадость. Я иду на кухню и для компенсации
тру рубашку жженой пробкой.
   - Ох-хо,- говорю.- Буду частлив знать, зачем твоя ходи-ходи моя  бер-
лога. Пардон, мисс, такая языка скоро уйдет.
   - Я обманула мистера Люндгрена,- выпаливает она.- Я сказала, что несу
тебе важные бумаги.
   - Entschuldigen Sie, bitte. Meine pidgin haben sich geandert. Spra-
chen Sie Deutsch?[9]
   - Нет.
   - Dann warte ich[10].
   Битница повернулась на каблучках и выплыла, зовя к объятиям. Я нагнал
ее у лифта, сунул 101 доллар (превосходная форма) и пожелал на испанском
спокойной ночи. Она ненавидела меня. Я сделал с ней  гнусную  вещь  (нет
прощения) и вернулся в квартиру, где обрел английский.
   - Как тебя зовут?
    - Я работаю у тебя три месяца, а ты не знаешь моего  имени?  В  самом
деле?
    - Нет, и знать не желаю.
    - Лиззи Чалмерс.
    - Уходи, Лиззи Чалмерс.
    - Так вот почему ты звал меня "мисс". Зачем ты побрил голову?
    - Неприятности в Вене.
    - Что ты имеешь в виду?
    - Не твое дело. Что тебе здесь надо? Чего ты хочешь?
    - Тебя,- говорит она, отчаянно краснея.
    - Уходи, ради бога, уходи!
    - Что есть у нее, чего не хватает мне? - потребовала  Лиззи  Чалмерс.
Затем ее лицо сморщилось.- Правильно? Что. Есть. У. Нее. Чего. Не. Хва-
тает. Мне. Да, правильно. Я учусь в Бенингтоне, там грамматика хромает.
    - То есть как это - учусь в Бенингтоне?
    - Это колледж. Я думала, все знают.
    - Но - учусь?
    - Я на шестимесячной практике.
    - Чем же ты занимаешься?
    - Раньше экономикой. Теперь тобой. Сколько тебе лет?
    - Сто девять тысяч восемьсот семьдесят два.
    - Ну перестань. Сорок?
    - Тридцать.
    - Нет, в самом деле?- Она счастлива.- Значит, между нами всего десять
лет разницы.
    - Ты любишь меня, Лиззи?
    - Я хочу, чтобы между нами что-то было.
    - Неужели обязательно со мной?
    - Я понимаю, это бесстыдно.- Она опустила глаза.- Мне кажется, женщи-
ны всегда вешались тебе на шею.
    - Не всегда.
    - Ты что, святой? То есть... понимаю, я не головокружительно красива,
но ведь и не уродлива.
    - Ты прекрасна.
    - Так неужели ты даже не коснешься меня?
    - Я пытаюсь защитить тебя.
    - Я сама смогу защититься, когда придет время.
    - Время пришло, Лиззи.
    - По крайней мере, мог бы оскорбить меня, как битницу перед лифтом.
    - Подсматривала?
    - Конечно. Не считаешь ли ты, что я буду сидеть сложа руки? Надо при-
глядывать за своим мужчиной.
    - Твоим мужчиной?
    - Так случается,- проговорила она тихо.- Я раньше не верила, но... Ты
влюбляешься и каждый раз думаешь, что это настоящее и навсегда. А  затем
встречаешь кого-то, и это больше уже не вопрос любви. Просто ты  знаешь,
что он твой мужчина.
    Она подняла глаза и посмотрела  на  меня.  Фиолетовые  глаза,  полные
юности, решимости и нежности, и все же  старше, чем  глаза  двадцатилет-
ней... гораздо старше. Как я одинок - никогда не смея  любить,  ответить
на дружбу, вынужденный жить с теми, кого ненавижу. Я мог  провалиться  в
эти фиолетовые глаза.
    - Хорошо,- сказал я. И посмотрел на часы. Час ночи. Тихое время, спо-
койное время. Боже, сохрани мне английский... Я снял пиджак и рубашку  и
показал спину, исполосованную шрамами. Лиззи ахнула.
    - Самоистязание,- объяснил я.- За то, что позволил себе  сдружиться с
мужчиной. Это цена, которую заплатил я. Мне повезло. Теперь подожди.
    Я пошел в спальню, где в правом ящике  стола, в  серебряной  коробке,
лежал стыд моего сердца. Я принес коробку в гостиную. Лиззи наблюдала за
мной широко раскрытыми глазами.
    - Пять лет назад меня полюбила девушка. Такая же, как ты. Я был  оди-
нок в то время, как и всегда. Вместо того, чтобы защитить ее от  себя, я
потворствовал своим желаниям. Я хочу показать тебе цену, которую  запла-
тила она. Это отвратительно, но я должен...
    Вспышка. Свет в доме ниже по улице погас и снова загорелся. Я прыгнул
к окну. На пять долгих секунд погас свет в соседнем доме. Ко мне подошла
Лиззи и взяла меня за руку. Она дрожала.
    - Что это? Что случилось?
    - Погоди,- сказал я.
    Свет в квартире погас и снова загорелся.
    - Они обнаружили меня,- выдохнул я.
    - Они? Обнаружили?
    - Засекли мои передачи уном.
    - Чем?
    - Указателем направления. А затем отключали электричество в домах  во
всем районе, здание за зданием... пока передача не прекратилась.  Теперь
они знают, в каком я доме, но не  знают  квартиры.  Я  надел  рубашку  и
пиджак.
   - Спокойной ночи, Лиззи. Хотел бы я поцеловать тебя.
   Она обвила мою шею руками и стала целовать; вся  тепло,  вся  бархат,
вся для меня. Я попытался оттолкнуть ее.
   - Ты шпион,- прошептала она.- Я пойду с тобой на электрический стул.
   - Если бы я был шпионом...- Я  вздохнул.- Прощай,  моя  Лиззи.  Помни
меня.
   Soyez ferme[11]. Колоссальная ошибка, как это только могло  сорваться
у меня с языка. Я выбегаю, и тут этот маленький дьявол скидывает туфель-
ки и рвет до бедра узенькую юбчонку, чтобы та не мешала бежать. Она  ря-
дом со мной на пожарной лестнице, ведущей вниз к гаражу. Я  грубо  руга-
юсь, кричу, чтобы она остановилась. Она ругается  еще  более  грубо, все
время смеясь и плача. Проклятье! Она обречена.
   Мы садимся в машину, "астон-мартин", но с левосторонним  управлением,
и мчимся по Пятьдесят третьей, на восток по Пятьдесят четвертой и на се-
вер по Первой авеню. Я стремлюсь к мосту, чтобы выбраться из Манхаттана.
На Лонг-Айленде у меня свой самолет, припасенный для подобных случаев.
   - J'y suis, j'y reste[12] - не мой девиз,- сообщаю  я  Элизабет  Чал-
мерс, чей французский так же слаб, как  грамматика... трогательная  сла-
бость.
   - Однажды меня поймали в Лондоне на почтамте. Я получал почту до вос-
требования. Послали мне чистый лист в красном конверте и  проследили  до
Пикадилли, 139, Лондон. Телефон: Мейфэр 7211. Красное - это опасность. У
тебя везде кожа красная?
   - Она не красная! - возмущенно воскликнула Лиззи.
   - Я имею в виду розовая.
   - Только там, где веснушки,- сказала она.- Что за бегство?  Почему ты
говоришь так странно и поступаешь  так  необычно?  Ты  действительно  не
шпион?
   - Вероятно.
   - Ты существо из другого мира, прилетевшее на  неопознанном  летающем
объекте?
    - Это тебя пугает?
    - Да, если мы не сможем любить друг друга.
    - А как насчет завоевания Земли?
    - Меня интересует только завоевание тебя.
    - Я никогда не был существом из другого мира.
    - Тогда кто ты?
    - Компенсатор.
    - Что это такое?
   - Знаешь словарь Франка и Вагнелла? Издание Франка X. Визетелли?  Ци-
тирую: "То, что компенсирует, устройство для нейтрализации  местных вли-
яний на стрелку компаса, автоматический аппарат для выравнивания газово-
го давления в..." Проклятье!
   Франк X. Визетелли не употреблял этого нехорошего  слова. Оно  вырва-
лось у меня, потому что мост заблокирован. Следова