а журнал. Если  хотите, я приду  позже, 
когда у меня  на руках будут  бланки. Нам обещают  премии, если  много 
продадим. 
    Звучало вполне убедительно и тогда, когда он только составлял этот 
монолог по дороге  и теперь,  но все  равно Брайан  нервничал. Он  еще 
постоял некоторое время на крыльце, прислушиваясь, не донесутся ли  из 
дома какие- нибудь  звуки -  радио, телевизор  (если, конечно,  Вильма 
смотрит что-нибудь кроме "Санта Барбары", а до начала очередной  серии 
еще добрых два часа),  пылесос, наконец. Ни  звука, полная тишина.  Но 
опять-таки, это означает не больше, чем пустая подъездная дорога. 
    Брайан  позвонил.  Где-то  в   глубине  дома  он  услышал   слабое 
дивь-динь. 
    Он еще постоял, оглядываясь вокруг,  не заметил ли его  кто-нибудь 
из соседей,  но Уиллоу  Стрит, казалось,  вымерла: И  еще перед  домом 
Ержиков была изгородь. И это прекрасно. Когда ты собираешься сделать 
    ДЕЛО 
    которое вряд ли одобрят люди - папа и мама, например, изгородь,  - 
это предмет первой необходимости. 
    Прошло не менее полминуты, но никто так и не открыл. Ну что ж, чем 
дальше, тем лучше.  И все  же семь раз  отмерь -  один отрежь.  Брайан 
позвонил снова, нажав при этом кнопку дважды, и поэтому из чрева  дома 
донеслось динь-динь, динь-динь. Ни ответа, ни привета. 
    Тогда все. Все хорошо. Но, честно говоря, все было очень страшно и 
еще более неловко. 
    Брайан еще раз на всякий случай оглянулся, довольно воровато, надо 
сказать, и  повел  велосипед,  так  и не  подняв  опоры,  в  небольшое 
пространство между домом  и гаражом, которое  весельчаки из Обшивки  и 
Дверей Дика Перри в Южном Париже называли ветродуем. Там он  велосипед 
и оставил,  а  сам направился  на  задний двор.  Сердце  забилось  еще 
сильнее, чем прежде.  Обычно, когда  он так нервничал,  у него  дрожал 
голос, и теперь Брайан  молился в душе, если  Вильма окажется в  саду, 
мало ли, может быть, цветы какие-нибудь сажает, и ему придется завести 
свой вызубренный монолог насчет подписки на журнал, чтобы голос дрожал 
не слишком явно. Если  он будет блеять, Вильма  Ержик может с  успехом 
заподозрить, что  он врет.  А эти  подозрения могут  привести к  таким 
последствиям, о которых даже думать не хотелось. 
    Завернув за  угол, он  остановился. Отсюда  ему был  виден  задний 
двор, но не весь. И вдруг  вся эта затея перестала казаться  забавной. 
Теперь она показалась гадкой  шуткой, не больше, но  и не меньше.  Тут 
ожил и заговорил внутренний  голос. Почему бы тебе  снова не сесть  на 
велосипед, Брайан? И  не поехать  домой? Выпьешь стакан  молока и  все 
тщательно обдумаешь. 
    Да,  эта   идея  была   чрезвычайно   заманчива.  Он   уже   хотел 
развернуться, но тут перед глазами  возникла картина, и гораздо  более 
убедительная, чем прозвучавший голос. Он увидел длинную черную  машину 
- "кадиллак" или "линкольн Марк IV", остановившуюся у его дома.  Дверь 
открылась, и из машины  вышел мистер Лилэнд Гонт.  Только на Гонте  на 
этот раз  не  было смокинга,  какой  носил Шерлок  Холме  в  некоторых 
рассказах Конан  Дойла. Этот  мистер Гонт  был одет  в черный  строгий 
костюм директора похоронного  бюро - таким  он предстал в  воображении 
Брайана - и лицо его было отнюдь не дружелюбным. Темно-синие глаза еще 
больше потемнели от гнева, а  губы растянулись, обнажив кривые  желтые 
зубы, но  не  в...  улыбке.  Длинные  худые  ноги,  словно  ножницами, 
разрезали вдоль дорогу к подъезду дома, и мужчина-тень, приклеенный  к 
каблукам его башмаков, походил на палача из фильмов ужасов. Подойдя  к 
двери,  он  не  остановится  и  не  позвонит  в  звонок,  о  нет!   Он 
просто-напросто просочится сквозь  нее. Если  мама Брайана  попытается 
преградить ему  путь, он  отшвырнет ее  в сторону.  Если на  его  пути 
встанет папа Брайана,  он собьет его  с ног. А  если младший  братишка 
Брайана, Шон, помешает ему пройти, он запульнет его через всю  комнату 
как  футбольный   мяч  с   одиннадцатиметровой  отметки.   Он   станет 
подниматься по лестнице на второй этаж, бормоча имя Брайана, и розы на 
обоях завянут в тех местах, где на них упадет его тень. 
    Уж он  меня  найдет,  думал  Брайан,  прислонившись  к  углу  дома 
Ержиков, и лицо его при этом  представляло из себя образец уныния.  Не 
будет никакого смысла прятаться. Хоть  бы я до самого Бомбея  добежал. 
Он и там меня разыщет. А когда найдет... 
    Он пытался отгородиться от этого жуткого видения, выключить его, и 
не мог. Глаза мистера Гонта виделись ему как будто наяву, они росли  и 
росли, превращаясь в  синюю бездну,  а затем  в ужасающе  непостижимую 
вечность цвета индиго. Он ощущал, как одинаково длинные тонкие  пальцы 
мистера Гонта цепкими когтями впивались в его плечи. И он слышал,  как 
трещит и  лопается его  кожа от  этого хищного  прикосновения. В  ушах 
клокотал голос мистера Гонта: ты получил от меня то, что хотел, Брайан 
Раск, и до сих пор не расплатился. 
    Я все  верну,  слышал Брайан  свой  собственный вопль,  летящий  в 
искаженное, горящее яростью,  лицо. О,  прошу вас,  пожалуйста, я  все 
верну, все верну, только отпустите меня! 
    Брайан пришел  в  себя  настолько  же  потрясенный,  как  когда-то 
покинув магазин Нужные Вещи. Но на  сей раз потрясение было далеко  не 
такое приятное. 
    Дело в том, что он ни  в коем случае не хотел возвращать  карточку 
Сэнди Куфэкса. 
    Он не хотел ее возвращать потому, что она принадлежала ему. . 
 
 
    8 
 
    Майра Иванс остановилась под  навесом Нужных Вещей  как раз в  тот 
самый момент, когда сын ее лучшей подруги наконец отважился ступить на 
задний двор дома  Ержиков. Взгляд Майры,  сначала назад, через  плечо, 
потом по обе  стороны вдоль Мейн  Стрит был еще  более вороватый,  чем 
недавний взгляд Брайана на Уиллоу Стрит. 
    Если бы Кора - на самом деле ее лучшая подруга - узнала, что Майра 
здесь, а тем  более зачем, она  больше никогда не  посмотрела бы в  ее 
сторону. А все потому, что Кора тоже хотела приобрести эту фотографию. 
 
    Ну и пусть, уговаривала себя Майра.  Ей в голову пришло сразу  две 
поговорки, подходящие к данному случаю: "Кто первый пришел, тому и суп 
с лапшой" и "Не пойман - не вор". 
    И все же, прежде чем выйти  из дома, Майра надела огромные  темные 
очки, "Береженого Бог бережет" - еще один неплохой совет. 
    Теперь она  медленно  подошла  к двери  и  прочла  объявление:  ПО 
ВТОРНИКАМ И ЧЕТВЕРГАМ ТОЛЬКО ПО ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЙ ДОГОВОРЕННОСТИ. 
    Предварительной договоренности у  Майры не  было. Она  отправилась 
сюда по молниеносному порыву души,  не далее как двадцать минут  назад 
переговорив с Корой. 
    - Я  о ней  целый день  думаю! Мне  просто необходимо  ее  купить, 
Майра. Я должна была  сделать это еще  в среду, но  у меня в  кошельке 
было всего  четыре доллара,  и  я решила,  что  чек он  не  согласится 
принять. А знаешь как неловко, когда  тебе отказывают. Но с тех  самых 
пор я  себя,  не  переставая,  кляну.  Представляешь,  ночью  глаз  не 
сомкнула! Ты наверняка сочтешь это глупостью, но это святая правда. 
    Майра  вовсе  не  считала  это  глупостью  и  полностью  верила  в 
правдивость подруги, потому что сама  тоже ни минуты не спала  прошлой 
ночью. Зато Кора категорически  неправа, если считает, что  фотография 
должна принадлежать ей только потому, что она первая ее увидела -  как 
будто первенство в таких вещах дает особые права. 
    "Тем более,  что  я  не  верю, будто  она  первая  ее  увидела,  - 
бормотала Майра. - Я как раз думаю, что все наоборот". 
    На  самом  деле  вопрос,   кто  первый  увидел  эту   великолепную 
фотографию, был абсолютно  несущественным, гораздо более  существенным 
было то, как бы почувствовала себя Майра, придя в дом к Коре и  увидев 
фотографию Элвиса  над камином  как  раз между  керамическим  бюстиком 
Элвиса и фарфоровой  кружкой с  изображением Элвиса.  Стоило Майре  об 
этом подумать, как  кишки сжимались  в комок, поднимались  к сердцу  и 
повисали там,  как  выстиранный  коврик на  веревке.  Точно  такие  же 
чувства она испытывала в первую неделю войны против Ирака. 
    Это несправедливо. У Коры была блестящая коллекция вещей, так  или 
иначе изображавших  или  напоминавших  об  Элвисе,  она  даже  однажды 
побывала на его  концерте. Концерт  проходил в  Портленд Сивик  Сентер 
приблизительно за год до того, как Король отправился на небеса,  чтобы 
воссоединиться со своей любимой мамочкой. 
    "Это фотография должна быть моей"  - пробормотала Майра и,  собрав 
всю свое мужество, постучала в дверь. 
    Дверь открылась до того, как Майра успела опустить руку, и на  нее 
чуть не налетел узкоплечий мужчина, выскочивший оттуда. 
    - Простите, - промычал он, не поднимая головы, и Майра едва успела 
узнать в нем мистера Константина, фармацевта из Ла Вердьер Супер Драг. 
Он чуть не бегом пустился по улице в сторону к Таун Коммон, зажав  под 
мышкой бумажный пакет и не глядя по сторонам. 
    Когда  она  снова  повернулась  к  двери,  на  пороге  уже   стоял 
улыбающийся мистер Гонт. 
    -  У  меня  нет  предварительной  договоренности,  -  нерешительно 
произнесла Майра. Брайан Раск, который все свои одиннадцать лет привык 
слышать от  Майры  заявления, произносимые  категоричным  и  уверенным 
тоном, ни за что бы ни поверил, что перед ним старая знакомая, услышав 
этот тихий голос. 
    - Считайте, что  она у вас  есть, - сказал  Гонт, улыбнувшись  еще 
радушнее, и отступил, пропуская Майру.  - Добро пожаловать и  оставьте 
здесь хоть частичку радости, которую принесли с собой. 
    Еще разок  оглянувшись  по сторонам  и  убедившись, что  никто  из 
знакомых ее  не видит,  Майра проскользнула  в магазин.  Дверь за  ней 
плотно закрылась. 
    Длиннопалая рука, бледная как сама смерть, протянулась в полумраке 
к кольцу над дверью, схватилась за него и задернула шторы. 
 
 
    9 
 
    Брайан не осознавал,  что не дышит  до тех пор,  пока не  выпустил 
воздух одним долгим свистящим выдохом. На заднем дворе Ержиков не было 
ни души.  Вильма,  несомненно,  вдохновленная  неуклонно  улучшающейся 
погодой, вывесила для просушки белье перед тем, как идти на работу или 
куда бы там ни  было. Оно трепыхалось и  весело хлопало на трех  рядах 
бельевых веревок, искрясь  на солнце  и освежаясь  на ветерке.  Брайан 
подошел к  черному  ходу  и  заглянул  внутрь  через  дверное  стекло, 
приставив к лицу с обеих сторон ладони, чтобы лучше видеть. Дверь вела 
в кухню, и там было  пусто. Он хотел постучать,  но тут же решил,  что 
этот поступок  станет  лишь  еще одним  свидетельством  того,  что  он 
оттягивает время. Никого там нет. Лучше всего сделать то, зачем пришел 
и поскорее выкатиться. 
    Он медленно спустился с крыльца  и снова очутился в заднем  дворе. 
Веревки,  завешенные   сорочками,   нижним   бельем,   простынями,   и 
наволочками, находились слева. Справа  располагался огород, где  росли 
всевозможные овощи, за исключением,  пожалуй, карликовых тыкв.  Дальше 
тянулась живая хвойная  изгородь. По другую  его сторону жили,  Брайан 
это знал, Хэйверхиллзы, а еще через четыре дома стоял его собственный. 
 
    Дождь, пролившийся ночью, превратил  огород в болото,  большинство 
овощей потонуло в вязкой  разбухшей земле. Брайан нагнулся,  зачерпнул 
обеими руками  пригоршни  жирной,  мокрой,  добросовестно  унавоженной 
огородной почвы и, роняя стекающие  между пальцев ручейки бурой  жижи, 
направился прямо к бельевым веревкам. 
    Ближайшая к  огороду  веревка  была завешена  простынями  по  всей 
длине. Они  были  еще сырые,  но  сохли прямо  на  глазах,  обдуваемые 
ветерком. И прихлопывали при  этом, восхищаясь собственной  сверкающей 
белизной, 
    Иди, нашептывал в ухо Брайану голос мистера Гонта, давай,  Брайан, 
иди и сделай это. Будь смелым и решительным как Сэнди Куфэкс. 
    Брайан поднял  руки  ладонями  вверх. Он  был  несказанно  удивлен 
собственным неожиданным возбуждением,  как недавно во  сне. Теперь  он 
радовался, что не струсил. Ведь это и в самом деле забавно. 
    Он вытянул руки  вперед разглядывая  причудливые, грязные  полосы, 
веером расползавшиеся до локтей. И вот комья грязи полетели на  чистые 
простыни - шлеп-шлеп. 
    Он вернулся в огород, зачерпнул еще две пригоршни и залепил их  на 
другие простыни,  потом еще  и  еще. Он  носился  взад и  вперед,  как 
помешанный, зачерпывал и швырял, зачерпывал и швырял. 
    Он бы так весь день безумствовал, если бы не услышал крик. Сначала 
ему показалось, что кричат на  него. Брайан съежился и даже  испуганно 
взвизгнул. Но тут  же понял, что  кричала миссис Хэйверхилз,  подзывая 
свою собаку. 
    Так или иначе ему пора было убираться отсюда. И поживее.  Осмотрев 
плоды своего труда, он сразу почувствовал прилив стыда и сожаления. 
    Простыни некоторым  образом  защитили  остальное  белье,  но  сами 
превратились  в  грязные   тряпки.  Только   кое-где  остались   белые 
нетронутые островки, как будто для того, чтобы напомнить, какого цвета 
были когда-то эти несчастные простыни. 
    Брайан оглядел свои руки, на которых тоже не было живого места,  и 
поспешил за угол дома,  где заметил водопроводный  кран. Вода не  была 
отключена, и  стоило  Брайану  отвернуть кран,  как  из  него  хлынула 
холодная струя. Он тер руки изо всех сил до тех пор, пока не смыл  все 
до последнего бурого  следа, включая полоски  под ногтями, не  обращая 
внимания на то,  что руки немели  от холода. Он  даже манжеты  сорочки 
постирал. 
    Закрыв кран, он вернулся к своему велосипеду, поднял опоры и повел 
его обратной дорогой. Сердце екнуло, когда он увидел неподалеку желтую 
небольшую машину,  но  это  оказался "сивик",  а  не  "юго".  Водитель 
проехал мимо,  не  затормозив  и  не  заметив  маленького  мальчика  с 
покрасневшими от  холода руками,  вцепившимися в  руль велосипеда,  на 
дороге, ведущей к дому Ержиков,  маленького мальчика с лицом,  похожим 
на доску объявлений, где было на писана: ВИНОВЕН! 
    Как только машина "скрылась из виду, Брайан сел в седло, пригнулся 
к самому  рулю и  закрутил педалями.  Он не  остановился и  не  снизил 
скорость до  того момента,  пока не  оказался на  подъездной дороге  к 
своему дому. Онемение в руках к этому времени почти прошло, но он  все 
еще чувствовал неприятное  покалывание, руки  оставались шершавыми  и, 
главное... красными. 
    Стоило ему войти, как мама окликнула из гостиной: 
    - Это ты, Брайан? 
    - Да,  мама, -  то, что  он делал  на дворе  Ержиков уже  казалось 
далеким и нереальным,  как сон. Вне  всяких сомнений мальчик,  который 
теперь стоял в залитой солнечным светом чистой кухне, мальчик, который 
открывал холодильник и доставал оттуда  молоко, никак не мог быть  тем 
самым мальчиком,  который  погружал руки  в  грязь на  огороде  Вильмы 
Ержик, а потом швырял  эту грязь на простыни  Вильмы Ержик, швырял,  и 
швырял, и швырял. Конечно, нет. 
    Брайан налил  себе молока,  разглядывая при  этом руки.  Они  были 
чистые. Красные, но чистые. Он  поставил пакет молока обратно.  Сердце 
уже совсем угомонилось и работало в обычном ритме. 
    - Как прошел день в школе? - спросила Кора. 
    - Нормально. 
    - Хочешь  посмотреть  со  мной телевизор?  Скоро  начнется  "Санта 
Барбара", а сейчас идет "Поцелуй Херши". 
    - Конечно, хочу, -  сказал Брайан. - Но  сначала поднимусь к  себе 
ненадолго. 
    - Только  не  оставляй там  стакан.  Молоко прокисает  и  начинает 
вонять, а потом стакан не отмывается в посудомойке. 
    - Я принесу его обратно, ма. 
    - Смотри, не забудь. 
    Брайан поднялся к  себе в  комнату и провел  полчаса в  сладостных 
мечтах над карточкой Сэнди Куфэкса. Когда к нему заглянул младший брат 
Шон и спросил, не хочет ли он сбегать с ним вместе в угловой  магазин, 
Брайан захлопнул свой альбом бейсбольных карточек и сказал Шону, чтобы 
тот выметался  и не  смел  возвращаться, пока  не научится  стучать  в 
дверь, если она закрыта. Он слышал, как Шон еще долго стоял в коридоре 
и горько плакал, но не чувствовал к нему ни капельки жалости. 
    Существует же, в конце концов, такая вещь, как хорошие манеры. 
 
 
    10 
 
    Веселая компания  попала  за  решетку  - не  ради  смеха.  А  там, 
представь, уже джаз-банд сидел - ну и потеха! Что началось тут - спаси 
нас Господи Иисусе! Прыжки, ужимки, визги - концерт в тюремном вкусе. 
    Король стоит, расставив ноги, голубые глаза сияют, обтянутые белым 
трикотажным костюмом ляжки трясутся. Поддельные бриллианты сверкают  в 
ярком свете люстр. Прядь иссиня-черных  волос падает на лоб.  Микрофон 
почти у  самого рта,  но недостаточно  близко, чтобы  Майра не  смогла 
разглядеть капризный изгиб верхней губы. 
    Она видит все.  Она сидит в  первом ряду. И  вдруг, в тот  момент, 
когда настал  черед их  броситься в  бой ритм-группе,  он  протягивает 
руку,  протягивает  руку  ЕЙ,  таким  жестом,  каким  Брюс  Спрингстин 
(которому никогда не удастся заменить  короля, как бы он ни  старался) 
протягивает руку девушке в видеоклипе "Танцуя в Темноте". 
    В первый  момент она  слишком потрясена,  чтобы поверить,  слишком 
потрясена, чтобы сдвинуться с места, но тут же чья-то услужливая  рука 
подталкивает ее  сзади, а  ЕГО рука  обхватывает ее  запястье и  тянет 
наверх, на  сцену. Она  чувствует,  вдыхает его  запах -  смесь  пота, 
английской кожи, и горячей чистой плоти. 
    Еще мгновение и Майра Иванс в объятиях Элвиса Пресли. Мягкая ткань 
его  костюма  скользит  у  нее  под  ладонями.  Руки,  обнимающие  ее, 
по-мужски сильные. Лицо, ЕГО лицо, лицо Короля в нескольких дюймах  от 
ее лица. Он ведет ее в танце, они - пара, Майра Жозефин Иванс из  Касл 
Рок, штат Мэн, и Элвис Арон Пресли из Мемфиса, штат Теннесси.  Сомкнув 
объятия в развратном  танце, они  скользят по всей  огромной сцене  на 
глазах четырех  тысяч истерически  визжащих поклонников,  а  музыканты 
наигрывают и  напевают  знакомый припев  пятидесятых  годов  "Танцуйте 
рок... все танцуйте рок". 
    Их  бедра  извиваются,  прижатые  друг  к  другу,  она   чувствует 
возбужденную твердость той части  его тела, которая располагается  как 
раз напротив ее живота, чуть пониже. Потом он раскручивает ее так, что 
юбка  развевается  широким   колоколом,  демонстрируя  всем   желающим 
кружевные трусики от Виктории Сикрет, ее рука вонзается в его  ладонь, 
словно ось в колесо,  и он снова  привлекает ее к  себе, и ладонь  его 
скользит по ее спине все ниже  и ниже, стискивает ягодицы и  прижимает 
ее к себе еще теснее. Она на секунду бросает взгляд в беснующийся  зал 
и видит там Кору, ее пронзительный неотступный взгляд. Лицо бледно  от 
злости и озлоблено от зависти. 
    Тогда Элвис поворачивает ее голову к себе и шепчет своим  сиропно- 
сладким южным выговором: 
    - Разве не лучше смотреть друг на друга, милая? 
    Не успевает она  ответить, как  его пухлые губы  прижимаются к  ее 
рту. Его запах и ощущение его самого так близко заполняют весь мир.  И 
вдруг - О,  Боже! - его  язык протискивается между  ее зубов и  Король 
рок-н-ролла целует ее по-французки  на глазах у Коры  и целого мира  - 
чтоб они все полопались! И вновь он прижимает ее к себе, а когда  медь 
начинают закатываться истерическими  синкопами, Майра ощущает  горячий 
прилив возбуждения. Никогда такого ей не приходилось испытывать,  даже 
много лет назад в Касл Лейк с Тузом Мерриллом. Она хочет закричать, но 
его язык полностью забаррикадировал ей  рот и остается только  впиться 
ногтями в шелковистую  трикотажную поверхность его  спины. А медь  уже 
трубит "Мой Путь". 
 
 
    11 
 
    Мистер Гонт сидел в одном из своих плюшевых кресел и с пристальным 
вниманием врача-психиатра  наблюдал за  тем, как  Майра содрогается  в 
оргазме. Она истерично тряслась всем телом, руки судорожно  стискивали 
фотографию  Элвиса,  глаза  закрыты,