нятия не имела, каким образом и  откуда он появился, но все ей,  тем 
не менее, казалось  вполне естественным. -  Для того, чтобы  полностью 
расплатиться  за  амулет,  вы  должны  мне  помочь  разыграть   одного 
человека. 
    - Алана? -  Она вдруг так  встревожилась, как тревожатся  кролики, 
почуяв запах гари в сухой и жаркий полдень в лесу. - Вы имеете в  виду 
Алана? 
    -  Конечно,  нет.  Просить  вас  разыграть  человека,  хорошо  вам 
знакомого и, по вашему разумению, любимого, было бы неэтично,  дорогая 
моя. 
    - Правда? 
    - Конечно... хотя мне кажется,  вам следовало бы поразмыслить  над 
вашим истинным отношением к шерифу.  И поразмыслив, вы убедитесь,  что 
все сводится к  простому выбору: пережить  небольшую боль теперь,  для 
того чтобы  избавить  себя  от истинных  страданий  в  будущем.  Иными 
словами - кто быстро женится, тот долго кается. 
    - Я вас не понимаю. 
    - Знаю. Поймете, когда просмотрите свою сегодняшнюю почту.  Видите 
ли, я далеко не единственный, кого волнует его длинный любопытный нос. 
Но давайте вернемся к розыгрышу, о котором я вам говорил. Предмет  его 
- человек, которого  я только что  нанял себе в  помощники. Его  зовут 
Мерилл. 
    - Туз Мерилл? 
    Улыбка мистера Гонта исчезла. 
    - Не перебивайте меня, Полли. Не перебивайте меня, когда я говорю. 
Если  конечно  не  хотите,  чтобы  ваши  руки  взорвались  болью,  как 
взрываются канализационные трубы, наполненные отравленным газом. 
    Полли отпрянула, распахнув в ужасе полусонные глаза. 
    - Я... Простите. 
    -  Хорошо.  Ваши  извинения  приняты...  на  этот  раз.  А  теперь 
слушайте. И слушайте внимательно. 
 
 
    9 
 
    Фрэнк Джуэтт  и Брион  Мак-Гинли, учитель  географии и  тренер  по 
баскетболу средней школы Касл Рок,  вошли в учительскую вслед за  Элис 
Тэннер. Фрэнк рассказывал Бриону анекдот, услышанный сегодня с утра от 
торговца  учебными  пособиями,   и  сам  хохотал   от  души.   Анекдот 
повествовал о враче, который затруднялся поставить диагноз  пациентке. 
Все сводилось к  двум предположениям -  СПИД или болезнь  Альтцгаймера 
-дальше этого у него не шло. 
    - Так вот, муж пациентки отводит доктора в сторону, -  рассказывал 
Фрэнк,  входя  в  учительскую.  Элис  склонилась  над  своим   столом, 
перебирая бумаги, и он понизил голос. Элис могла вспылить, когда  дело 
касалось сальностей. 
    - Ну, дальше? - Брион уже тоже улыбался. 
    - А дальше муж и говорит:  "Господи, доктор, неужели это все,  что 
вы можете сделать? Разве нет способа выяснить, какой из двух  болезней 
она действительно страдает?". 
    Элис взяла со  стола два  розовых бланка  и направилась  с ними  в 
смежную комнату.  Но открыв  дверь, остановилась,  как вкопанная,  как 
будто наткнувшись на невидимую стену. Мужчины, занятые своими любимыми 
разговорами, ничего не заметили. 
    "Конечно, есть способ, - говорит доктор. - Заведите ее в чащу леса 
и оставьте там  одну. Если  она найдет дорогу  домой и  вернется -  не 
трахайте ее". 
    Брион Мак-Гинли тупо  смотрел на своего  шефа несколько секунд,  а 
затем разразился  громовым хохотом.  Директор Джуэтт  с  удовольствием 
вторил ему. Они так  веселились, что не  услышали, когда Элис  впервые 
позвала Фрэнка. Но  второй оклик был  услышан сразу -  это был уже  не 
крик, а истерический визг. Фрэнк подбежал к ней. 
    - Элис! В чем... 
    Но тут он  увидел, в  чем дело, и  душу его  сковал ледяной  ужас. 
Слова застыли  на  губах.  Он даже  почувствовал,  как  подтянулись  и 
сморщились яички, как будто  хотели вернуться туда, откуда  появились. 
Журналы. 
    Сохранявшиеся в глубокой тайне журналы из нижнего ящика. Они  были 
разбросаны по всей комнате, словно конфетти в страшном сне: мальчики в 
школьной форме и без нее, мальчики на сеновале, мальчики в  соломенных 
шляпах, мальчики верхом на пони. 
    - Бог мой, что это? - послышался слева от Фрэнка голос, в  котором 
прозвучал ужас, смешанный с восхищением.  Он повернул голову и  увидел 
Бриона  Мак-Гинли   -  рот   раскрыт,  глаза   округлились,  чуть   не 
вываливались из орбит. 
    "Это безобразная  выходка,  -  хотел сказать  Фрэнк.  -  Идиотская 
выходка, вот  и все.  Эти журналы  не мои.  Только взгляни  на меня  и 
поймешь, что ко мне это не может иметь никакого отношения. К  человеку 
моего... моего...". Моего чего? 
    Он не знал, чего  именно, да теперь это  и не имело значения,  так 
как Фрэнк все равно потерял дар речи. Полностью. 
    Три человека стояли у входа в кабинет директора средней школы Касл 
Рок и  молчали.  Журнал,  лежавший на  краю  кресла  для  посетителей, 
шевелил страницами в  ответ на потоки  знойного воздуха, влетавшего  в 
раскрытое  окно.  Покачавшись  некоторое  время,  он  упал  на  пол  и 
предоставил  желающим   возможность   прочитать   название:   "Сладкие 
мальчики". 
    "Провокация! Да, так и скажу им  - это провокация. Но поверят  ли? 
Предположим, подстроили взлом ящика. Поверят?". 
    - Миссис Тэннер? - послышался девичий голосок у них за спиной. 
    Как по команде все трое -  Джуэтт, Тэннер и Мак-Гинли -  испуганно 
оглянулись. Две девочки  в форме восьмиклассниц  - красный низ,  белый 
верх - стояли в  дверях. Элис Тэннер и  Брион Мак-Гинли тут же  встали 
плечом к плечу, чтобы загородить кабинет директора (сам Фрэнк  Джуэтт, 
казалось, окаменел и не сдвинулся с места), но было уже поздно.  Глаза 
восьмиклассниц широко  распахнулись. Одна  из них  - Дарлин  Викери  - 
зажала ладонями  свой  пухлый розовый  ротик  и в  ужасе  смотрела  на 
Фрэнка. 
    "Вот так, - думал он, - завтра днем все ученики будут в курсе, а к 
вечеру - весь город". 
    - Идите,  девочки,  -  сказала  миссис  Тэннер.  -  Кто-то  мерзко 
подшутил над мистером Джуэттом, отвратительно,  подло, и вы не  должны 
об этом никому рассказывать. Ни слова. Поняли? 
    - Да,  миссис  Тэннер, -  послушно  произнесла Эрин  Мак-Авой;  но 
совершенно очевидно,  что  не пройдет  и  трех минут,  как  она  будет 
докладывать своей  лучшей подруге  Донне  Бьюли, что  кабинет  мистера 
Джуэтта украшен  фотографиями  мальчиков,  на  которых  кроме  тяжелых 
металлических браслетов нет ничего. 
    - Да, миссис Тэннер, - также немедленно согласилась Дарлин Викери, 
но нет сомнений,  что через  пять минут она  будет рассказывать  своей 
лучшей подруге, Натали Прист, то же самое. 
    - Теперь идите, - сказал Брион Мак-Гинли. Он старался, чтобы голос 
звучал строго, но от страха охрип. - Идите же. 
    Девочки убежали, взмахнув подолами  красных юбочек над  костлявыми 
коленками. 
    Брион медленно повернулся к Фрэнку. 
    - Я  думаю...  -  начал он,  но  Джуэтт,  не обратив  на  него  ни 
малейшего внимания, словно  во сне  прошел в свой  кабинет. Закрыв  за 
собой дверь  с  табличкой  ДИРЕКТОР, он  принялся  медленно  подбирать 
журналы. 
    "Почему бы тебе  не объясниться  с ними?"  - взывал  разум. Но  он 
игнорировал этот разумный призыв, так  как гораздо яснее звучал  голос 
из самой глубины  души, не голос,  а инстинкт самосохранения,  который 
подсказывал, что в этот самый момент он, Фрэнк, наиболее уязвим.  Если 
он заговорит с ними, попробует только объяснить, то сам подпишет  себе 
приговЬр, сам себя повесит, и так высоко, как повесили когда-то Хамэна 
[Хамэн (библ) -врач еврейского народа (прим. пер.).]. 
    Элис стучала в  дверь. Фрэнк  не слышал ее  стука, продолжая,  как 
истукан, бродить по кабинету и подбирать журналы, журналы, которые  он 
собирал в  течение  девяти  лет, выписывал  их  из  разных  отдаленных 
уголков штата и получал  на почтовом отделении  в Гейтс Фоллз,  всякий 
раз опасаясь, что его застукает полиция штата или почтовая инспекция и 
свалится на его несчастную голову  как целая тонна кирпичей. Никто  ни 
разу не обнаружил его. И вот теперь... 
    "Да они не поверят, что это  твои журналы, не позволят себе в  это 
поверить, - успокаивал голос разума, - такое открытие было бы  слишком 
вразрез с укладом  их провинциальной  тихой и  размеренной жизни.  Вот 
возьмешь себя в  руки и разберешься  с этим вопросом".  Но... кто  мог 
такое натворить? Кто?! (Фрэнк ни разу не задал себе вопрос: зачем,  во 
имя всего  святого,  он приносил  эти  журналы сюда,  почему  из  всех 
возможных потайных мест выбрал именно свой рабочий кабинет?). 
    Был только  один человек,  которого  мог подозревать  в  содеянном 
Фрэнк Джуэтт, - единственный человек в Касл Рок, с которым он  делился 
тайнами своей личной жизни, Джордж Нельсон, учитель столярного дела  в 
колледже. Джордж Нельсон, весельчак  из весельчаков, скрывавшийся  под 
маской консерватора и ханжи. Фрэнк  познакомился с ним на вечеринке  в 
Бостоне, где большая компания мужчин средних лет развлекалась с  очень 
небольшой группой голых  мальчиков. Это  была одна  из тех  вечеринок, 
после которой ты остаток жизни  можешь запросто скоротать за  тюремной 
решеткой.  Одна  из  тех   вечеринок...  На  столе,  прислонившись   к 
письменному прибору, стоял  белый конверт.  На нем  было написано  его 
имя.  Фрэнк   Джуэтт  ощутил   неприятный  привкус   горечи  во   рту, 
головокружение и слабость - как будто  летишь вниз с верхнего этажа  в 
сорвавшемся лифте. Он поднял голову  и увидел Элис и Бриона,  стоявших 
на пороге плечом к плечу, открыв рот и не сводя с него глаз. "Теперь я 
могу понять, как чувствуют себя рыбы в аквариуме", - подумал Фрэнк. 
    Он махнул им рукой, уходите, мол,  но они не тронулись с места,  и 
это его не  удивило. Это ведь  все страшный сон,  а в ночных  кошмарах 
никогда ничего не происходит так, как  тебе бы хотелось. Оттого они  и 
кошмары. Фрэнк  растерялся  и не  мог  сориентироваться, но  где-то  в 
глубине души чувствовал, как  зарождается маленькое голубоватое  пламя 
гнева - словно живая теплая искра под охапкой размокшей щепы. 
    Положив  стопку  журналов  на   пол,  он  сел   за  стол.  Как   и 
предполагалось, ящик,  в котором  лежали журналы,  взломан. Он  вскрыл 
конверт и  вытряхнул  из него  содержимое.  По большей  части  гнусные 
фотографии: он  сам  с  Джорджем  Нельсоном  на  вечеринке  в  Бостоне 
развлекаются с симпатичными молодыми людьми (старшему из этих  молодых 
людей едва ли минуло двенадцать). На всех фотографиях лица Джорджа  не 
видно, зато его  собственное -  в полной  красе. Это  тоже не  слишком 
удивило Фрэнка. В конверте была и  записка. Он достал ее, развернул  и 
прочел: 
    "Фрэнк, старина! 
    Прости, если можешь, но у меня нет другого выхода. Надо немедленно 
выезжать из  города  и не  до  церемоний. Мне  необходимо  две  тысячи 
долларов. Принеси их сегодня же вечером не позднее семи. Ты,  конечно, 
можешь попытаться выйти из воды сухим  - трудно любому другому, но  не 
такой змее, как ты, но задай себе вопрос: что случится, если каждая из 
этих фотографий появится на всех телефонных автоматах города прямо под 
плакатом про  Казино Найт.  Думаю,  ты вылетишь  из города  на  метле, 
старина. Помни:  2000  долларов  и  не  позднее,  чем  к  7.15,  иначе 
пожалеешь, что вообще родился. 
    Твой друг Джордж". 
    Твой друг! Твой друг!!! 
    Он не  в  силах  был  отвести  объятого  ужасом  взгляда  от  этой 
заключительной строчки. Ну и друг! Иуда, мать твою так. 
    Брион все  еще  постукивал  по открытой  двери,  пытаясь  привлечь 
внимание директора, но когда тот поднял на него глаза, оторвавшись  от 
того, что  лежало  перед  ним  на столе,  рука  Бриона  застыла.  Лицо 
директора приобрело  цвет  воска,  и  только  два  лихорадочно-красных 
клоунских  пятна  горели   на  скулах.  Зубы   обнажились  в   улыбке, 
превратившей губы в две натянутые ниточки.  Он больше не был похож  на 
мистера Уэзерби. 
    "Мой  друг,  -  думал  Фрэнк.  Скомкав  одной  рукой  записку,  он 
запихивал другой  фотографии в  конверт. Голубое  пламя разгоралось  и 
превращалось в оранжевый  пожар. Сырая  щепа занялась. -  Я приду,  не 
беспокойся, Я  непременно приду,  чтобы обсудить  некоторые вопросы  с 
тобой, моим другом, Джорджем Нельсоном". 
    - Непременно, -  произнес Фрэнк  Джуэтт вслух. -  Непременно. -  И 
улыбнулся еще шире. 
 
 
    10 
 
    Часы показывали четверть четвертого, и Алан решил, что Брайан Раск 
отправился домой другой дорогой;  поток возвращавшихся из школы  детей 
редел. Но в тот момент, когда он уже доставал из кармана брюк ключи от 
машины, в  конце  Школьной  улицы  показалась  фигура  на  велосипеде. 
Велосипедист ехал медленно, навалившись на  руль и опустив голову  так 
низко, что Алан не мог разглядеть лица. 
    Зато он  видел  то, что  лежало  на багажнике  велосипеда.  Сумка- 
холодильник. 
 
 
    11 
 
    - Вы  понимаете? -  спрашивал мистер  Гонт Полли,  которая  теперь 
держала в руках конверт. 
    - Да.  Я... Я  понимаю.  Понимаю. -  Но  в ее  полусонном  взгляде 
родилась тревога. 
    - Вы кажется не рады? 
    - Я... Я... 
    - Такие  вещи, как  азка, не  всегда помогают  невеселым людям,  - 
предупредил Гонт и указал на небольшой бугорок на груди Полли, где под 
джемпером прятался маленький серебряный шарик, и в этот момент в  азке 
снова что-то  зашуршало.  Острая  боль  пронзила  руки  Полли,  словно 
впилась множеством стальных крючков. Она громко застонала. 
    Мистер  Гонт   приглашающим   жестом   согнул   вытянутый   палец, 
указывавший на азку, и снова  послышалось шуршание, на этот раз  более 
громкое и явственное. Боль сразу утихла. 
    - Вы ведь не  хотите, чтобы все стало  как прежде? - спросил  Гонт 
сладким голосом. 
    - Нет!  -  вскрикнула  Полли. Грудь  ее  тяжело  вздымалась.  Руки 
суетливо терли друг друга, как будто умывали, глаза умоляюще  смотрели 
на него. - Прошу вас, нет! 
    - Может быть еще хуже, чем было, разве не так? 
    - Так! Так! 
    - И никто  не понимает, правда?  Даже шериф. Он  не понимает,  что 
значит просыпаться в два часа ночи оттого, что руки горят, как в огне, 
не понимает ведь? 
    Полли покачала головой и всхлипнула. 
    - Делайте,  как  я  говорю,  и  вам  больше  никогда  не  придется 
просыпаться по ночам от боли.  И еще - делайте,  как я говорю, и  если 
кто-нибудь  когда-   нибудь  узнает,   что   ваш  ребенок   сгорел   в 
меблированной квартире в Сан- Франциско, то узнает не от меня. 
    Полли взвыла.  Так воют  женщины в  глубоком сне,  уверенные,  что 
ночной кошмар - это явь. Мистер Гонт улыбнулся. 
    - Ад оказывается не один, Полли, правда? Их может быть множество. 
    - Откуда вы знаете?  - прошептала она. -  Никто не знает, ни  один 
человек на свете. Даже Алан. Я сказала Алану... 
    -  Я  знаю,  потому  что  знание  -  мое  предназначение.  А   его 
предназначение - подозревать. Полли, он никогда вам не верил. 
    - Он говорил... 
    - Он многое что говорил, но никогда не верил. Женщина, которую  вы 
наняли в няньки, была наркоманкой, верно? Это, конечно, не ваша  вина, 
но, безусловно,  то, что  привело к  такой развязке,  было сделано  по 
вашей доброй воле, разве  не так, Полли? Это  был ваш выбор.  Женщина, 
которую вы наняли в няньки, заснула и выронила сигарету, или,  скорее, 
папиросу с  марихуаной,  в корзину  для  мусора. Курок  спустила  она, 
скажете вы, но кто, как не вы, зарядили револьвер, когда из гордыни не 
согласились послушать родителей и других добрых людей Касл Рок?  Полли 
рыдала. 
    - Но разве молодая женщина не  имеет права на гордость? -  ласково 
спросил мистер  Гонт. -  Когда не  осталось ничего  другого, разве  не 
имеет она права припрятать в кошельке хотя бы эту монету, без  которой 
он станет окончательно пуст? 
    Полли подняла голову. Лицо ее горело. 
    - Я думала, это мое дело. Я  думаю так по сей день. Даже если  это 
гордость, то что? 
    - Ничего, -  спокойно произнес Гонт.  - Если бы  не это,  родители 
забрали бы вас.  Это было  бы не  слишком приятно  - ребенок,  который 
маячил бы перед глазами, как постоянное напоминание, сплетни по  всему 
городу за спиной - но не произошло бы самого страшного. 
    - Да, и я до конца жизни  страдала бы под пятой у своей матери!  - 
Выкрикнула Полли  таким страшным  визгливым голосом,  который не  имел 
ничего общего с ее обычным. 
    - Верно,  -  все так  же  спокойно  подтвердил Гонт.  -  Итак,  вы 
остались там, где были.  Остались с Келтоном и  со своей гордостью.  А 
когда Келтона не стало, осталась гордость... так? 
    Полли глухо застонала и спрятала мокрое от слез лицо в ладони. 
    - Эта боль гораздо сильнее, чем в руках, правда, Полли? 
    Она кивнула, не  поднимая головы от  ладоней. Мистер Гонт  заложил 
свои  длиннопалые  безобразные  руки   за  голову  и  произнес   тоном 
проповедника и философа: 
    - Гуманность!  Какое благородство!  Какая готовность  пожертвовать 
чужой жизнью! 
    - Прекратите! - взмолилась Полли. - Прошу вас, прекратите! 
    - Это ваша тайна, правда, Патриция? 
    - Да. 
    Он  дотронулся  до  ее  лба.  Полли  снова  застонала,  теперь  от 
отвращения, но не отстранилась. 
    - Это та самая дверь в ад, которую вы предпочитаете всегда держать 
на замке? 
    Она снова кивнула. 
    - Тогда делайте, как я говорю,  Полли, - прошептал Гонт. Он  отнял 
одну из  рук от  ее лица  и  принялся поглаживать.  - Делайте,  как  я 
говорю, и держите язык за зубами. 
    Он посмотрел в  упор на  ее влажные  щеки и  покрасневшие от  слез 
глаза. На мгновение его губы искривились от неприязни. 
    - Не знаю, что выводит меня из себя больше - плачущая женщина  или 
смеющийся мужчина. Вытрите лицо, Полли. 
    Замедленными движениями она достала из сумочки кружевной  платочек 
и промокнула лицо. 
    - Вот так. - Гонт встал. -  Теперь я отпускаю вас домой. Вам  есть 
чем заняться.  Но  должен  сказать,  что иметь  с  вами  дело  -  одно 
удовольствие. Мне всегда нравились гордячки. 
 
 
    12 
 
    - Эй, Брайан, хочешь фокус? 
    Мальчик на велосипеде резко вскинул голову, челка взлетела со лба, 
и Алан увидел на его лице выражение обнаженного, неподдельного страха. 
 
    - Фокус? - переспросил он дрожащим голосом. - Какой фокус? 
    Алан не  знал,  чего боится  этот  мальчик, но  сразу  понял,  что 
ловкость  рук,  на  которую   всегда  рассчитывал  при   необходимости 
расположить к себе детей, в данном случае не поможет. Лучше  покончить 
с этим как можно скорее и начать сначала. 
    Он протянул левую  руку с  часами на запястье  и улыбнулся,  глядя 
прямо в бледное подозрительное лицо Брайана. 
    - Смотри, в руке ничего нет и под рукавом нет, до самого  плеча... 
А теперь... вуаля! 
    Алан провел  ладонью правой  руки по  левой, незаметным  движением 
большого пальца  легко вытолкнул  из-под  ремешка для  часов  пакетик, 
затем, сжимая  пальцы в  кулак, так  же незаметно  подцепил  маленькую 
петлю на пакетике и потянул за  нее. Сложив на короткое мгновение  обе 
руки, он  раскрыл ладони  и в  них расцвел  пышный букет  всевозможных 
цветов из  папиросной бумаги,  расцвел  там, где  только что  не  было 
ничего, кроме прозрачного воздуха. 
    Алан множество раз  проделывал этот  фокус, но никогда  еще он  не 
получался так легко и  изящно, как в этот  жаркий октябрьский день,  и 
все же  ожидаемой  реакции  - мгновенное  остолбенение  и  последующая 
улыбка, одна часть которой выражает удивление, а две трети - восторг - 
не последовало.  Брайан  одарил  красочный букет  беглым  взглядом,  в 
котором Алан уловил  облегчение, как будто  мальчик ожидал, что  фокус 
окажется менее приятным, и снова перевел его на полицейского. 
    - Здорово,  правда?  - Алан  изобразил  широкую улыбку,  столь  же 
натуральную, сколь дедушкины вставные челюсти. 
    - Да, - равнодушно согласился Брайан. 
    - Угу. - Алан сцепил руки и букет, послушно сложившись, исчез  под 
ремешком. Пора покупать новый экземпляр "Фокуса со складным  букетом", 
этот  уже  отживает  свой  короткий  век,  цветная  папиросная