ой 
рукой из осколков горного хрусталя, в виде африканских зверей: бегущий 
жираф в качестве коня, угрожающе  склонившие голову носороги -  ладьи, 
шакалы - пешки, львы - короли, элегантный леопард - ферзь. Было там  и 
восхитительное  ожерелье  из  черного  жемчуга,  такое,  должно  быть, 
дорогое, что никто  не отваживался осведомиться  о цене, но  жемчужины 
поражали такой  красотой, что  на них  больно было  смотреть,  поэтому 
некоторые  посетители   покинули   Нужные   Вещи   в   меланхолической 
задумчивости, лаская  мысленным  взором поселившееся  в  самой  темной 
глубине сознания ожерелье,  неотразимое, черное  на черном.  И не  все 
столь потрясенные были женщины. 
    Продавалась  веселая  парочка  танцующих  марионеток,  музыкальная 
шкатулка - старинная и  с изысканным орнаментом  - про которую  мистер 
Гонт  сказал,   что  она   воспроизводит  необычную   мелодию,   когда 
открывается, но какую, он забыл, и шкатулка была заперта.  Покупателю, 
сказал он, придется сделать ключ на заказ, но, насколько ему известно, 
в округе достаточно старых  мастеров, знакомых с подобными  секретами. 
Несколько раз его переспросили, можно ли будет вернуть шкатулку,  если 
покупателю или покупательнице  придется не  по вкусу  мелодия, на  что 
мистер Гонт только улыбался и указывал на объявление на стене: 
    НИ ОБМЕНУ, НИ ВОЗВРАТУ КУПЛЕННЫЙ ТОВАР НЕ ПОДЛЕЖИТ. 
    БУДЬТЕ ВНИМАТЕЛЬНЫ! 
    -  Что  это  значит?  -   спросила  Люсиль  Данэм.  Она   работала 
официанткой у Нэн и  решила сегодня во  время перерыва сюда  заглянуть 
вместе с приятельницей Роуз Эллен Майерс. 
    - Это значит, что если ты  покупаешь кота в мешке, то остаешься  с 
этим котом,  а он  остается в  своем мешке,  - объяснила  Роуз  Эллен. 
Заметив, что мистер Гонт слышал ее слова (а ведь могла бы  поклясться, 
что лишь минуту назад  он находился совсем  в другом конце  магазина), 
она густо покраснела. Но мистер Гонт лишь рассмеялся. 
    - Вы абсолютно правы, - сказал  он. - Это означает именно то,  что 
вы сказали. 
    В   витринах   были    выставлены:   длинноствольный    револьвер, 
кукла-мальчик с рыжими волосами из стружек и веснушками на улыбающемся 
лице, письменные  приборы,  довольно  изящные, но  ничем  особенно  не 
примечательные, накидки и покрывала, набор старинных открыток, пеналы, 
чучела животных. Товар  был, казалось, на  любой вкус, и  при этом  ни 
единого ценника. 
    День для мистера Гонта прошел успешно. Большинство проданных вещей 
были прелестны,  каждая по  своему,  но ни  одну  из них  нельзя  было 
назвать единственной в  своем роде. Произвел  он и несколько  "особых" 
сделок, но  случалось  это  только  в тот  момент,  когда  в  магазине 
находился всего один покупатель, хотя таких моментов было немного. 
    - Когда торговля  продвигается медленно, я  начинаю нервничать,  - 
признался он со свойственной  ему дружелюбной улыбкой Сэлли  Рэтклифф, 
учительнице Брайана Раска.  - А когда  нервничаю, теряю  бдительность. 
Плохо для продавца, и редкая удача для покупателя. 
    Мисс Рэтклифф была одной  из верных прихожанок баптистской  церкви 
Преподобного Роуза, там она  познакомилась со своим женихом,  Лестером 
Праттом, и помимо  значка, взывавшего к  непримиримой борьбе с  Казино 
Найт, носила на груди еще один: Я СПАСЕНА! А ТЫ? 
    Ее  внимание  тут   же  привлекла   деревяшка,  обозначенная   как 
ОКАМЕНЕВШЕЕ ДЕРЕВО  СО  СВЯЩЕННОЙ ЗЕМЛИ,  и  она не  возражала,  когда 
мистер Гонт достал  этот предмет  с витрины и  вложил ей  в руку.  Она 
купила предмет  за семнадцать  долларов  и обещание  вполне  беззлобно 
подшутить над Фрэнком Джуэтом, директором Средней школы Касл Рок. Ушла 
она из магазина ровно через пять  минут после того, как туда вошла,  и 
на лице  ее при  этом витало  выражение мечтательной  отрешенности  от 
всего земного.  Мистер Гонт  предложил ей  завернуть покупку,  но  она 
категорически   отказалась,   сказав,    что   предпочитает    ощущать 
прикосновение этого удивительного предмета. Не сводя глаз с деревяшки, 
она вышла  за порог  и едва  ли посторонний  наблюдатель осмелился  бы 
утверждать: ступает она по земле или парит в воздухе. 
 
 
    2 
 
    Зазвенел серебряный колокольчик. 
    Вошла Кора Раск, намереваясь приобрести фотографию Короля, и  была 
невероятно расстроена, когда мистер Гонт сообщил ей, что вещь  продана 
другому. Кора поинтересовалась, кому именно. 
    - Весьма сожалею,  но леди, купившая  фотографию, была из  другого 
штата. На ее машине я заметил оклахомские номера. 
    - Черт меня подери, - со злостью и раздражением воскликнула  Кора. 
Она даже не представляла себе, как желала иметь эту вещь, пока  мистер 
Гонт не сообщил, что она продана. 
    В это время в магазине находились Генри Гендрон и его жена  Иветт, 
и мистер Гонт попросил Кору подождать, пока он их проводит. 
    - У меня, вероятно, найдется другая вещица, - заговорщицки сообщил 
он, -  которая вас  заинтересует не  меньше, а  весьма вероятно,  даже 
больше. 
    Продав Гендронам плюшевого медвежонка в подарок дочери и  проводив 
их, он попросил Кору  подождать еще немного  и направился в  подсобку. 
Кора  ждала,  но  не  слишком  нетерпеливо  и  без  всякого  интереса. 
Настроение у нее  было дурное. Она  повидала в своей  жизни сотни,  а, 
может быть, тысячи портретов Короля, с полдюжины хранила у себя  дома, 
но эта фотография была... была... в общем такой она еще не  встречала. 
Покупательницу из Оклахомы она ненавидела всей душой. 
    Наконец вернулся мистер  Гонт, и  в руках  у него  был футляр  для 
очков из кожи ящерицы.  Открыв футляр, он  достал очки с  затемненными 
дымчатыми  стеклами.  У  Коры  перехватило  дыхание,  и  правая   рука 
потянулась к горлу. 
    - Это его... - начала она и больше не смогла произнести ни слова. 
    - Солнечные очки Короля, - понизив голос, закончил за нее Гонт.  - 
Одна из шестидесяти пар. Но меня заверяли, что эти были его любимые. 
    Кора купила очки за девятнадцать долларов и пятьдесят центов. 
    - Кроме того,  мне бы  хотелось получить  некоторую информацию,  - 
сказал Гонт глядя на нее поблескивающими глазами. - Будем считать  это 
доплатой, если хотите. 
    - Информацию? - с сомнением переспросила Кора. - Какую именно? 
    - Взгляните в окно. Кора, -  предложил Гонт. Не выпуская очков  из 
рук, она сделала, как ей было  ведено. На другой стороне улицы  стояла 
полицейская патрульная  машина N1,  а рядом  с ней  Алан Пэнгборн.  Он 
разговаривал с Биллом Фулертоном. 
    - Видите этого человека? - спросил Гонт. 
    - Кого? Билла Фул... 
    - Да нет же, тупица, - резко перебил Гонт. - Другого. 
    - Шерифа Пэнгборна? 
    - Именно. 
    - Вижу,  - Кора  была  в полусне.  Ей  казалось, что  голос  Гонта 
доносится издалека. Все ее мысли  были обращены к удивительным  очкам. 
Ей не терпелось добраться  до дому и примерить  их... но она не  могла 
этого сделать до тех пор, пока мистер Гонт не позволит ей уйти, потому 
что сделка будет считаться завершенной только после того, как об  этом 
скажет сам мистер Гонт. 
    - Он похож на  зануду, как говорят люди  моей профессии. Что вы  о 
нем думаете, Кора? 
    - Он умен, - сказала Кора. - Его не сравнить, как считает мой муж, 
с шерифом Джорджем  Бэннерманом, служившим  до него, но  все равно  он 
чертовски умен. 
    - Неужели?  - в  голосе Гонта  послышалась  недоверчиво-утомленная 
нотка,  глаза  превратились  в  узкие  щелочки,  но  взгляда  с  Алана 
Пэнгборна он не сводил. - Хотите  знать тайну, Кора? Не люблю я  умных 
людей и  терпеть не  могу зануд.  Более того,  они мне  отвратительны. 
Такие всегда  будут до  бесконечности вертеть  в руках  вещь и  искать 
дефекты, прежде чем ее купить, вы согласны? 
    Кора промолчала. Она  продолжала неподвижным  взглядом смотреть  в 
окно, вцепившись мертвой хваткой в футляр с очками. 
    - Как вы думаете, Кора,  если бы мне понадобился человек,  который 
приглядывал бы за шерифом Пэнгборном, кто бы лучше других справился  с 
этой задачей? 
    - Полли Чалмерс, -  ответила Кора потусторонним  голосом. - Она  с 
ним в хороших отношениях... 
    Гонт покачал головой. Он не спускал глаз с шерифа, пока тот не сел 
в свой автомобиль  и не уехал,  бросив при этом  мимолетный взгляд  на 
магазин Нужные Вещи. 
    - Не пойдет. 
    - Шейла Брайам?  - нерешительно  предложила Кора.  - Она  работает 
диспетчером в конторе шерифа. 
    - Идея неплохая, но тоже не годится. Еще одна зануда. Таких всегда 
наберется несколько в каждом городе, Кора, печально, но факт. 
    Кора рассеянно размышляла. 
    - Тогда Эдди Уорбертон? - предложила она наконец. - Он работает  в 
муниципалитете. 
    Лицо Гонта просветлело. 
    - Дворник! - воскликнул он. - Точно! Потрясающе! Пять с плюсом!  - 
Он наклонился и чмокнул Кору в щеку. 
    Она дернулась, скривившись в гримасе и с силой растирая место, где 
был запечетлен  поцелуй.  Короткий булькающий  звук  родился у  нее  в 
горле, но  Гонт, казалось,  этого не  замечал. Лицо  его расплылось  в 
широкой довольной улыбке. 
    Кора ушла,  не  переставая  тереть  щеку  ладонью,  а  вместо  нее 
появились Стефани Бонсэйн  и Синди Роуз  Мартин из Бридж  Клуба на  Эш 
Стрит. Кора в спешке чуть не  налетела на Стеффи Бонсэйн. Она  мечтала 
только о том, чтобы поскорее  очутиться дома. Прийти и сразу  нацепить 
очки. Но прежде тщательно вымыть лицо, чтобы воспоминания не  осталось 
от мерзкого поцелуя. Он до сих  пор лихорадочным жаром горел на  коже. 
Над дверью звякнул серебряный колокольчик. 
 
 
    3 
 
    Пока Стеффи стояла  у одной из  витрин и разглядывала  старомодный 
калейдоскоп, привлекший  ее внимание,  Синди  Роуз подошла  к  мистеру 
Гонту и напомнила ему о том, что  он говорил в среду: будто бы у  него 
может появиться ваза в пару той, которую она уже купила. 
    - Ну что ж, - загадочно  улыбаясь, сказал Гонт и понизил голос.  - 
Вполне возможно. А не  могли бы вы на  пару минут избавиться от  своей 
подружки? 
    Синди Роуз тут же сказала Стеффи, чтобы та шла к Нэн и заказала им 
обеим по  чашке кофе,  что  она, мол,  скоро придет.  Стеффи  послушно 
удалилась, но на лице ее застыло удивленное выражение. 
    Мистер Гонт вышел в  подсобку и вернулся оттуда  с вазой. Ваза  не 
просто походила на первую, они были ни дать ни взять двойняшки. 
    - Сколько?  - задохнувшись  спросила Синди,  поглаживая  дрожащими 
пальцами  очаровательный  изгиб  вазы.  Она  с  раскаянием  вспоминала 
собственный  восторг  от  покупки,  совершенной  в  среду.  Теперь  ей 
казалось, что Гонт  в тот  раз лишь наживил  крючок. Теперь  уж он  ее 
поймает на удочку. Эта ваза уже не будет стоить тридцать один  доллар, 
за эту она расплатится сполна. Но она была ей совершенно необходима  в 
пару к той,  что уже стояла  на каминной полке  в гостиной. Синди  эту 
вазу желала, вожделела. 
    Услышав ответ Гонта, она не поверила своим ушам: 
    - Раз уж эта неделя первая в  моей жизни и работе в вашем  городе, 
почему  бы  нам  не  считать   сумму,  выплаченную  за  первую   вазу, 
достаточной за обе? Берите, дорогая, и радуйтесь. 
    Синди была настолько потрясена, что чуть было не выронила вазу. 
    - Что... вы сказали... 
    - Вы все поняли правильно, не ошиблись, - подтвердил Гонт, и Синди 
внезапно поняла, что  не может  оторвать взгляда от  его глаз.  Фрэнти 
была неправа, неожиданно для себя самой подумала она, глаза у него  не 
зеленые, а серые, темно-серые. 
    - Но я должен вас кое о чем спросить. 
    - О чем же? 
    - Э-э-э... Знаете ли вы помощника шерифа по имени Норрис Риджвик? 
    Звякнул серебряный колокольчик. 
    Эверетт Френкел,  фельдшер,  работавший с  доктором  Ван  Алленом, 
купил трубку, на которую в свое время обратил внимание Брайан Раск, за 
двенадцать долларов и обещание  подшутить над Сэлли Рэтклифф.  Бедняга 
Слоупи Додд,  заика, ходивший  на  уроки речи  по вторникам  вместе  с 
Брайаном, приобрел оловянный чайник в  подарок маме на день  рождения. 
Это стоило  ему  семидесяти  одного цента  и  обещания  подшутить  над 
женихом Сэлли,  Лестером  Праттом.  Мистер Гонт  пообещал,  что  когда 
придет время, он снабдит Слоупи несколькими вещицами, необходимыми для 
того, чтобы шутка получилась смешная, на что заика беззаботно отвечал: 
д-да, к-кон-нечно, ззздоррово.  Джун Гэвино, супруга  одного из  самых 
богатых людей города, торговца молочными продуктами, стала  владелицей 
вазочки с эмалевым покрытием, заплатив за нее девяносто семь  долларов 
и пообещав  подшутить  над  Отцом Брайамом  из  Собора  Царицы  Святой 
Водицы. Вскоре после ее ухода  мистер Гонт устроил так, что  очередной 
покупатель  согласился  подобным  образом  подшутить  над  Преподобным 
Вилли. 
    День прошел по-деловому плодотворно, а когда к вечеру Гонт вывесил 
на двери  табличку  ЗАКРЫТО,  он  чувствовал  усталость,  смешанную  с 
удовлетворением. Он за этот день свернул горы и даже сделал первый шаг 
к тому, чтобы на его пути не встал шериф Пэнгборн. Прекрасно. Работа в 
дни  открытия  всегда   приносила  самые  приятные   ощущения,  но   и 
выматывала, а  иногда  оказывалась  достаточно  рискованной  ко  всему 
прочему. Может быть, он, конечно, и ошибается относительно  Пэнгборна, 
но Гонт привык доверять  своим чувствам в  подобных делах, а  Пэнгборн 
весьма смахивал на  человека, от которого  надо отделаться, во  всяком 
случае до тех пор, пока он не готов будет схватиться с шерифом один на 
один. Мистер Гонт рассчитывал, что следующая неделя пройдет с  успехом 
и  закончится  полной   победой  с  праздничным   фейерверком.  Ох   и 
ослепительный же будет фейерверк! 
 
 
    4 
 
    В четверть седьмого  вечера, в пятницу.  Алан Пэнгборн подъехал  к 
дому Полли и выключил двигатель. Полли встретила его в дверях и  нежно 
поцеловала. Заметив,  что она  надела перчатки  даже для  того,  чтобы 
выйти из дома на такое короткое время, он нахмурился. 
    - Перестань,  -  сказала  Полли. -  Мне  сегодня  лучше.  Цыпленка 
принес? 
    Он протянул ей пакет. 
    - К вашим услугам, милая дама. 
    Она шутливо поклонилась. 
    - А я к вашим. 
    Забрав пакеты, Полли  первой прошла в  кухню. Алан выдвинул  из-за 
стола стул и, сев на  него верхом, задом-наперед, стал наблюдать,  как 
она, сняв  перчатки, выкладывает  цыпленка на  стеклянную тарелку.  Он 
купил его в  Клак- Клак  Тунайт. Название у  заведения было  чудовищно 
провинциальным, зато  цыплят  там готовили  превосходно  (если  верить 
Норрису, то  с рыбными  продуктами  дело там  обстояло совсем  не  так 
хорошо).  Единственной  проблемой  оставалось  неминуемое   охлаждение 
продукта, если везти приходится  не менее двадцати  минут, но на  этот 
случай, как предполагал  Алан, и были  изобретены микроволновые  печи. 
Они годились только для того, считал он, чтобы разогреть готовый кофе, 
консервированную кукурузу и освежить цыплят, если везешь их из  такого 
далека, где располагался Клак-Клак Тунайт. 
    - Тебе в  самом деле  лучше? -  спросил он,  когда Полли  положила 
цыпленка в печь и нажала нужную кнопку. Уточнять не приходилось -  оба 
прекрасно знали о чем речь. 
    - Немного, -  призналась она.  - Но  я почти  уверена, что  грядет 
значительное улучшение.  Я уже  ощущаю покалывание  в ладонях,  а  это 
первый признак. 
    Полли подняла руки. Она никак не могла привыкнуть и стеснялась  их 
уродства, но уже  давно поняла,  что его сочувствие  это часть  любви. 
Алану казалось, что какой-то  нерадивый мастер сшил перчатки,  нацепил 
их Полли на руки, а потом взял да и приклеил их навеки к ее запястьям. 
 
    - Тебе сегодня не нужно принимать лекарства? 
    - Я приняла одну таблетку. С утра. 
    На самом деле она приняла три - две с утра и одну в обед, но  боль 
не уменьшалась по сравнению со  вчерашним днем. Она догадывалась,  что 
покалывание,  о  котором  говорила,  происходило  скорее  всего  в  ее 
воображении. Она не любила  лгать Алану и считала,  что ложь и  любовь 
несовместны, а если и встречаются, то ненадолго. Но она так долго жила 
одна и  теперь так  боялась  его потерять.  Она  верила Алану,  но  не 
считала нужным рассказывать ему все до конца. 
    Он уже давно твердил  насчет Мэйо Клиник,  и Полли опасалась,  что 
если он догадается насколько ей худо  теперь на самом деле, то  станет 
еще настойчивее. Она не  желала, чтобы ее  проклятые руки стали  самой 
важной частью их  взаимоотношений... и  еще она боялась  того, что  ей 
могли бы сказать  на консультации в  больнице. С болью  она еще  могла 
жить, но без надежды едва ли. 
    - Ты не  достанешь из духовки  картофель? - попросила  Полли. -  Я 
хотела позвонить Нетти прежде, чем мы сядем за стол. 
    - А что с Нетти? 
    - Расстройство желудка. Она сегодня не пришла. Я хотела убедиться, 
что это  не  инфекция. Резали  говорит,  что сейчас  ходит  желудочный 
грипп, а Нетти до смерти боится врачей. 
    Алан, который знал и понимал гораздо больше, чем Полли могла  себе 
представить, подумал: кто бы говорил о страхе, любимая? Полли пошла  к 
телефону, а Алан продолжал  свои наблюдения. Он  был полицейским и  не 
мог расстаться со своими профессиональными привычками даже вне службы. 
Не мог и не желал, и не пытался. Если бы он был бдительнее в последние 
месяцы жизни Энни, она и Тодд скорее всего были бы живы до сих пор. 
    Когда Полли направилась к двери, он обратил внимание на перчатки и 
вспомнил, что Полли стягивала их  зубами вместо того, чтобы снять  как 
снимают все люди. Он видел, как она выкладывает на тарелку цыпленка, и 
от его внимания не ускользнула  гримаса боли и закушенная губа,  когда 
она приподняла тарелку, чтобы  поставить ее в  печь. Это все  признаки 
плохие. Он встал и подошел к двери, ведущей из кухни в гостиную, чтобы 
пронаблюдать, достаточно ли  легко или с  усилием Полли будет  снимать 
телефонную трубку. Это  один из  самых верных  способов определить  ее 
состояние. Но  именно  тут он  увидел  улучшение или  ему,  во  всяком 
случае, так показалось. 
    Полли набирала номер Нетти быстро и уверенно, но поскольку  стояла 
в дальнем конце комнаты, он не смог разглядеть, что аппарат, как и все 
остальные аппараты в доме, был  другой конструкции - кнопки  огромного 
размера. Алан вернулся в кухню,  продолжая прислушиваться к тому,  что 
происходило в комнате. 
    - Алло,  Нетти?...  Я  уже  собиралась  повесить  трубку.  Я  тебя 
разбудила?... Да... Ага... Как ты  себя чувствуешь?... Ну хорошо...  Я 
думала о тебе... Со мной все  в порядке. Алан принес на ужин  цыпленка 
из Клак-Клак Тунайт... Да, спасибо. 
    Доставая деревянное  блюдо  с  полки  над  кухонным  столом,  Алан 
раздумывал: врет она все насчет своих рук. Неважно, как она орудует  с 
телефоном, все равно  рукам не  лучше, чем  в прошлом  году, а,  может 
быть, и хуже. Ее ложь Алана не  удивляла, он так же как Полли  понимал 
смысл лжи во благо. Вспомнить хотя бы историю с младенцем. Она  родила 
в начале 1971 года, приблизительно через семь месяцев после того,  как 
покинула Касл Рок на автобусе,  направляющемся в Грейхаунд. Алану  она 
поведала, что ребенок - мальчик, Полли  назвала его Келтоном - умер  в 
Денвере в возрасте трех месяцев.  Задохнулся во время приступа  астмы, 
кошмар, который пришлось пережить молодой матери. История была  вполне 
реальна, и Алан ни секунды не  сомневался, что Келтон Чалмерс в  самом 
деле умер. Проблема с версией, выдвинутой Полли, состояла лишь в  том, 
что она была неправдой.  Алан, как профессиональный полицейский,  ложь 
от правды мог отличить всегда 
    (исключение составляло только вранье Энни) 
    Да, подумал Алан, это было  единственное исключение из правила,  и 
оно обошлось дорого. 
    Что   подсказывало   ему,   что   Полли   обманывает?   Мимолетное 
подрагивание век  над  широко распахнутыми  глазами,  чересчур  прямой 
взгляд.