естить Вас о  том, что Ваш  запрос 
отправлен в Генеральную Прокуратуру  Калифорнии для подтверждения  его 
законности. Вне зависимости от официального ответа хочу от себя  лично 
выразить удивление  Вашей  настойчивостью  в  выяснении  обстоятельств 
жизни  этой  женщины  в  Сан-  Франциско.  Считаю  такое   любопытство 
неприличным и оскорбительным. 
    Настоятельно советую Вам, шериф Пэнгборн, оставить это дело и  эту 
женщину   в   покое,   дабы   не   быть   привлеченным   к   уголовной 
ответственности. 
    Джон Л. Перлматтер Заместитель Директора 
    (Ответ на запрос о Патриции Чалмерс)". 
    Прочтя это жуткое письмо в четвертый раз, Полли встала с  банкетки 
и прошла в кухню. Она двигалась  медленно и изящно, скорее плыла,  чем 
шла. Поначалу взгляд ее был мутен и рассеян, но по мере того как  она, 
сняв  трубку  с  настенного  телефонного  аппарата,  нажимала  большие 
кнопки,  набирая  номер  Конторы  шерифа,  он  постепенно  прояснялся. 
Выражение, появлявшееся  в нем,  было простым  и однозначным:  гнев  и 
настолько глубокий, что походил на ненависть. 
    Ее любовник разнюхивал  ее прошлое,  копался в  нем. Она  находила 
этот  факт  одновременно  невероятным   и,  как  ни  странно,   вполне 
правдоподобным. В последние четыре-пять месяцев она без конца думала о 
нем и о них обоих и теперь могла поставить себе отлично по  поведению, 
хотя  раньше  все  очки  были  в  его  пользу.  Он  лил  слезы  -  она 
демонстрировала спокойствие, скрывавшее стыд, боль и тайное самолюбие. 
Его честность  - ее  тонкая  цепочка лжи.  Каким идеалом  он  казался! 
Святой! Без  сучка и  задоринки!  Насколько лицемерны  ее  собственные 
настоятельные требования, чтобы он оставил прошлое в покое! 
    И все это время он вынюхивал правду насчет Келтона Чалмерса. 
    - Скотина, - прошептала Полли и, когда в трубке послышались гудки, 
костяшки ее пальцев побелели от напряжения. 
 
 
    14 
 
    Лестер Пратт обычно выходил после  занятий из колледжа в  компании 
друзей; они шли сначала в Хемфилл Маркет выпить по стакану содовой,  а 
затем направлялись к  кому-нибудь домой  на пару  часов, чтобы  попеть 
гимны, поиграть во  что-нибудь или просто  потрепаться. Однако в  этот 
день Лестер вышел из колледжа в одиночку, с рюкзаком за спиной (он  не 
носил,  как  большинство  преподавателей,  портфель)  и  с   опущенной 
головой. Если бы Алан  видел его в тот  момент, когда он  ссутулившись 
брел к автостоянке, его наверняка удивило бы сходство этого  человека, 
вернее его настроения, с Брайаном Раском. 
    Трижды в  течение  дня Лестер  пытался  связаться с  Сэлли,  чтобы 
выяснить, что,  во имя  всего святого,  вызвало у  нее такой  гнев.  В 
последний раз он звонил во  время обеденного перерыва. Он был  уверен, 
что Сэлли должна в это время находиться в школе, но единственное, чего 
добился, это  разговора с  подругой Сэлли,  Моной Полос,  учительницей 
математики шестых-седьмых классов. 
    - Она  не  может подойти  к  телефону,  - сообщила  Мона  со  всей 
теплотой, на какую способен иней на деревьях в морозный день. 
    - Но почему?! - воскликнул Лестер. - Скажи, Мона, почему? 
    - Не знаю. - От тона  Моны повеяло зимней полярной стужей. -  Знаю 
только, что она провела ночь у Ирен Лютьенс, глаза у нее красные,  как 
будто она всю  эту ночь  проплакала, и  разговаривать она  с тобой  не 
желает. -  Это  тебя  надо спросить  "почему",  яснее  ясного  говорил 
ледяной голос Моны. Наверняка ты сам  во всем виноват, это как  дважды 
два, потому что все мужчины - сволочи, а ты лишь подтверждение тому. 
    - Но я понятия не имею, что случилось, - кричал Лестер. -  Объясни 
ей хотя бы  это. Скажи,  что я ничего  не понимаю.  Скажи, что  скорее 
всего это просто недоразумение, я ни в чем перед ней не виноват. 
    Последовала долгая пауза.  Когда Мона снова  заговорила, голос  ее 
слегка потеплел. Не слишком, но все же. 
    - Хорошо, Лестер, я передам. 
    Теперь он  с надеждой  посмотрел на  переднее сидение  "мустанга", 
надеясь,  что  увидит  там  Сэлли,  готовую  поцеловать  его  в   знак 
приветствия, но машина была пуста. Единственная живая душа, которую он 
увидел поблизости, был Заика  Додд, поглощенный катанием на  роликовой 
доске. Подошел Стив Эдвардс и похлопал Лестера по плечу. 
    - Слушай,  Лес, хочешь  зайти ко  мне выпить  по стаканчику  коки? 
Ребята тоже обещали зайти. Потолкуем о том, что затевают католики.  Ты 
не забыл,  что  сегодня  вечером  в церкви  большой  сбор?  Надо  быть 
готовыми, когда встанет вопрос, что  делать дальше. Я подкинул  идейку 
Дону Хемфиллу, и он  со мной согласился. Тоже  считает, что мы  должны 
быть заодно.  - Он  посмотрел  на Лестера  таким взглядом,  как  будто 
ожидал, что тот немедленно, в знак одобрения, погладит его по голове. 
    - Сегодня не могу, Стив. Как-нибудь в другой раз. 
    - Ты что, Лес, не понял? Другого раза может не быть! Католики  уже 
не в игрушки играют. 
    - Я не могу пойти, - сказал  Лестер вслух, а на лице его при  этом 
было написано: "Отвяжись ты от меня, ради Бога!". 
    - Но... почему? 
    "Да потому, что  мне теперь гораздо  важнее выяснить, какая  вожжа 
попала под хвост моей  девушке, - подумал Лестер.  - И я выясню,  если 
мне даже придется это признание из нее вытрясти". Но вслух он сказал: 
    - У меня неотложные дела, Стив. Очень важные, поверь. 
    - Если это касается Сэлли... 
    Глаза Лестера угрожающе вспыхнули. 
    - Заткнись. 
    Стив, парень, который мухи в своей жизни не обидел, но был всецело 
захвачен проблемами Казино Найт, не горел желанием переступать  черту, 
так четко  нарисованную  Лестером  Праттом, но  и  сдаваться  пока  не 
собирался. Без Лестера собрание  Лиги молодых баптистов будет  похожим 
на игру в куклы,  вне зависимости от того,  сколько ее членов  явится. 
Серьезным тоном он спросил: 
    - Тебе известно, какую записку получил Вилли? 
    - Да,  -  сказал Лестер.  Преподобный  Роуз  нашел ее  на  полу  у 
парадной двери  прихода.  Он пустил  ее  по рукам  во  время  мужского 
собрания  Лиги,  объяснив,  что  невозможно  понять  суть,  не  увидев 
собственными глазами. Трудно представить, заявил он, на какую  глубину 
греха готовы пасть католики, чтобы обезвредить оппозицию в  преддверии 
открытия своего  сатанинского  мероприятия.  Может  быть,  увидев  это 
средоточие подлости и низости, "порядочные молодые люди"  окончательно 
поймут, какая цель перед ними стоит. 
    - Разве  не говорим  мы "поднявший  меч от  меча и  погибнет"?!  - 
патетически закончил свою речь преподобный Роуз. Затем он взял в  руки 
письмо (оно  было  вложено  в полиэтиленовый  пакет,  как  будто  одно 
прикосновение к нему могло оказаться заразным) и пустил по кругу. 
    Прочитав это послание, Лестер  был готов немедленно свернуть  пару 
католических голов,  но теперь  это все  казалось ему  далеким и  даже 
несерьезным. Кому, в  конце концов, какое  дело до католиков,  которые 
хотят заработать несколько монет игрой в  азартные игры и сбыть с  рук 
пару кухонных комбайнов  и автомобильных  колес? Когда  дело дошло  до 
выбора между католиками  и Сэлли Рэтклифф,  Лестер не сомневался,  что 
ему важнее. 
    - На  собрании  мы выработаем  весь  дальнейший план  действий,  - 
продолжал тем временем Стив.  Он уже начинал  горячиться. - Мы  должны 
перехватить инициативу, Лес... должны! Преподобный Вилли считает,  что 
эти так  называемые Правоверные  католики переходят  от слов  к  делу. 
Следующим их шагом может быть... 
    - Послушай, Стив, делай что хочешь, только отстань от меня. 
    Стив замолчал на полуслове, глядя на Лестера в упор и ожидая,  что 
тот, обычно самый  выдержанный из всех,  поспешит принести  извинения. 
Но, поняв,  что извинений  не последует,  он стал  отступать к  зданию 
колледжа, как  будто  не  в  силах больше  находиться  рядом  с  таким 
человеком, как Лестер. 
    - Ну и ну, кажется, ты не с той ноги встал, - сказал, он. 
    - Это точно, - пробурчал сквозь зубы Лестер и, сжав руки в кулаки, 
многозначительно подбоченился. 
    Он не просто  злился, он  был оскорблен, обида  пронизала все  его 
существо, а  в  большей  степени  его сознание,  разум,  и  теперь  он 
чувствовал необходимость сорвать  эту обиду  на ком-нибудь.  Но не  на 
бедняге Стиве  Эдвардсе; отвести  душу на  нем означало  всего-навсего 
повернуть в голове определенный выключатель, замкнуть цепь, по которой 
ток потечет по всем извилинам, до этого времени пребывавшим во мраке и 
покое.  Впервые  с  тех   пор,  как  он   влюбился  в  Сэлли,   Лестер 
почувствовал, что злится на нее. Какое право она имеет посылать его  к 
черту? Какое право имеет она называть его скотиной? 
    Она на что-то  обиделась, так?  Ладно, понятно. Может  быть, он  и 
вправду дал ей для этого повод. Он представления не имел, какой именно 
и когда, но можно просто предположить, что так оно и есть. Так неужели 
это дает право  спускать на  него всех собак,  даже предварительно  не 
попросив объяснения? Как она посмела провести ночь у Ирен Лютьенс  (он 
всю ночь разыскивал ее повсюду), не отвечать на его звонки и подсылать 
Мону Полосе в качестве посредника? 
    "Я найду ее, -пообещал себе Лестер,  -найду во что бы то ни  стало 
и- добьюсь  объяснений. А  когда все  выяснится, мы  помиримся. А  как 
только помиримся, я прочту ей лекцию, какую читаю первокурсникам перед 
тренировкой по баскетболу  - о  том, как важно,  чтобы команда  всегда 
была единым целым". 
    Он скинул с плеча  рюкзак, закинул его на  заднее сидение и сел  в 
машину. И  тут  же  заметил  утолок,  торчавший  из-под  пассажирского 
сидения. Уголок чего-то черного. Как будто бумажник. 
    Лестер схватил его, подумав прежде всего, что это бумажник  Сэлли. 
Если она  обронила  его  здесь  во  время  выходных  дней,  то  теперь 
наверняка ищет  повеют. И  волнуется. Он  сможет успокоить  ее,  отдав 
бумажник, и тогда остальной разговор будет завести гораздо проще. 
    Но бумажник  принадлежал  не  Сэлли;  он  понял  это,  как  только 
нагнулся пониже  и разглядел  его.  Этот черный,  кожаный, а  у  Сэлли 
синий, замшевый и гораздо меньшего размера. 
    Удивившись, он раскрыл его. Первое, что он увидел, поразило словно 
ударом  молнии.  Бумажник  принадлежал  Джону  Лапонту  из  Управления 
шерифа.  Какого  черта   Джон  Лапонт  делал   в  его  машине?   Сэлли 
пользовалась машиной всю субботу и воскресенье, так что же ты  задаешь 
себе такой идиотский вопрос? 
    - Нет, - произнес он  вслух. - Нет, не  может быть, чтобы Сэлли  с 
ним встречалась. Не может этого быть! 
    И  все-таки  встречалась.  Она  и  помощник  шерифа  Джон   Лапонт 
встречались  весь  год,   несмотря  на   разраставшуюся  рознь   между 
католиками и баптистами Касл Рок. Они расстались, правда, до того, как 
возникла проблема с Казино Найт, но... 
    Лестер  вышел  из  машины  и  проверил  все  отделения  бумажника. 
Удивление все  возрастало.  Вот  водительские  права  Джона  -  он  на 
фотографии с усами, которые носил в пору общения с Сэлли. Лестер знал, 
как называли за глаза такие усики - дамские щекоталки. Вот  рыболовное 
удостоверение Джона.  Вот фотография  родителей Джона.  Это  охотничье 
удостоверение. А это... это... 
    Лестер уставился на фотографию. Джон и Сэлли. Фотография мужчины и 
его девушки. Любимой  девушки. Они  стоят у  входа в  тир на  ярмарке. 
Смотрят друг  на  друга  и  смеются. Сэлли  держит  в  руках  большого 
плюшевого медведя. Вероятно, Лапонт выиграл его ей в подарок. 
    Лестер не мог оторвать от снимка глаз. На лбу у него вздулась вена 
и ритмично пульсировала. Как она его называла? Лживой скотиной? 
    - Чья бы  корова мычала,  - пробормотал Лестер.  В душе  рождалась 
ярость. И очень быстро. И когда кто-то тронул его за плечо, он выронил 
бумажник и обернулся, сжав кулаки. Чуть  было не запустил ни в чем  не 
повинного Заику Додда так далеко, откуда не видать. 
    - Т-Тренер  П-Пратт?  - с  трудом  выговорил Додд.  Глаза  у  него 
округлились, но  не от  страха. Скорее  от любопытства.  - С-с  в-вами 
в-все в п-поряд-дке? 
    - Нормально, - угрюмо буркнул Лестер. - Отправляйся домой, Слоупи. 
Нечего тебе тут кататься. 
    Он нагнулся, чтобы  поднять с земли  бумажник, но Слоупи  оказался 
проворнее и опередил  его. Прежде  чем отдать бумажник  Лестеру, он  с 
любопытством посмотрел на водительское удостоверение Джона Лапонта. 
    - Д-да, - сказал он. - Этто тот с-самый д-дядя. 
    Он вскочил на  свою роликовую  доску и хотел  отъехать; но  Лестер 
успел схватить его за футболку. Доска выскользнула из-под ног  Слоупи, 
отъехала и, наткнувшись на камень, перевернулась. Майка с надписью  на 
спине ПРИВЕТ ПОКЛОННИКАМ РОКА порвалась у горла, но Слоупи,  казалось, 
не обратил на это внимания. И не удивился такому поведению тренера,  и 
уж нисколько не испугался. Но Лестер этого не замечал. Ему было не  до 
физиогномики. Он  был человеком,  который под  внешним спокойствием  и 
невозмутимостью скрывал бешеный неуправляемый нрав. Дремлющий  ураган. 
Некоторые люди могут  всю жизнь  прожить, так  и не  обнаружив в  себе 
эпицентр этого урагана. Лестер же обнаружил его или, скорее, наоборот, 
тот его обнаружил, и  теперь закрутился в  вихре. Не выпуская  рубашки 
Слоупи из кулака размером с консервную банку с ветчиной, он  приблизил 
свое взмокшее от пота лицо к лицу заики. Вена на лбу пульсировала  все 
быстрее. 
    - Что ты хочешь сказать словами "Тот самый дядя"? 
    - Это тот с-самый д-дядя, к-который вст-тречал мисс Рэ-рэт-клифф в 
п- пятницу п-после шко-олы. 
    - Встречал после уроков? - хриплым голосом переспросил Лестер.  Он 
так встряхнул мальчишку, что у того зубы выбили дробь. - Ты уверен? 
    - Да,  - подтвердил  Слоупи. -  Он-ни с-сели  в в-вашу  м-ма-шину. 
Д-дядя был з-за р-рулем. 
    - За  рулем? Он  сел за  руль  моей машины?  Джон Лапонт  вел  мою 
машину, в которой сидела Сэлли? 
    - Н-ну вот эт-тот  дя-дя. - Слоупи ткнул  пальцем в фотографию  на 
водительских правах. -  Но перед т-тем,  как сесть, он-ни  поце-це-це- 
ловались. 
    - Неужели? - Лицо Лестера окаменело. - Ты не перепутал? 
    - Н-неее, - Слоупи кивнул. -  Т-т-точно. - На лице его  расплылась 
широкая и довольно похотливая улыбочка. 
    Вкрадчивым,    вовсе     не     похожим    на     свой     обычный 
доброжелательно-небрежный  (эй-братва-пошли-погуляем),  тоном   Лестер 
спросил: 
    - Он ее поцеловал или она его? Как ты считаешь, Слоупи? 
    Мальчик с готовностью закивал: 
    - Она тоже, тренер Пратт. У нее б-было т-такое сла-адкое лицо. 
    - Сладкое лицо? - Лестер купался в своем новом нежном голосе. 
    - Ага. 
    - Сладкое лицо, говоришь? 
    - Т-точно. 
    Лестер отпустил  Заикалку, как  называли его  некоторые ребята,  и 
выпрямился. Вена  на лбу  так колотилась,  как будто  хотела  вылететь 
наружу. Он  улыбался. Улыбка  была  не из  приятных и  обнажала  такое 
количество белых крепких  зубов, которое  казалось неестественным  для 
нормального человека. 
    Голубые глаза превратились в узкие треугольники. Короткая  стрижка 
встала дыбом.. 
    - Т-тренер П-пратт? - спросил Слоупи, - Ч-то-т-то не т-так? 
    - Все так, - ответил Лестер, не стирая улыбки с лица. - Все именно 
так. - В воображении он уже сжимал руками шею лживого католика, самого 
ярого жополиза  Папы Римского,  победителя всех  плюшевых медведей  на 
свете, вонючего  бабника,  французского поедателя  дерьмовых  лягушек, 
Джона Лапонта. Дырка от  задницы, принявшая человеческий облик.  Дырка 
от задницы,  которая научила  любимую  девушку Лестера,  умевшую  лишь 
слегка раскрывать губы, когда он целовал ее, делать сладкое лицо. 
    Да, сначала он разберется с Лапонтом. Тут проблем не возникнет.  А 
как только  с этим  будет покончено,  он поговорит  с Сэлли.  Или  еще 
что-нибудь сделает. 
    - И буду прав, как  никогда, - сказал он  все тем же тихим,  почти 
ласковым тоном и  сел за  руль "мустанга".  Машина накренилась  влево, 
когда ее  придавили  двести  двадцать фунтов  костей  и  мышц  Лестера 
Пратта. Он повернул  ключ в замке  зажигания, заставил двигатель  пару 
раз издать боевой тигриный рык и сорвался с места, взметнув тучи  пыли 
и взвизгнув шинами. Заикалка, кашляя и театральным жестом  отмахиваясь 
от облака пыли и дыма, побрел к своей роликовой доске. 
    Ворот его  майки порвался  окончательно, представив  на  обозрение 
ожерелье из  грязи вокруг  шеи. Слоупи  улыбался. Он  сделал так,  как 
просил мистер Гонт,  и все  сработало, лучше не  бывает. Тренер  Пратт 
взбесился, как бык, которому показали красную тряпку. 
    Теперь  он  может  пойти  домой  и  полюбоваться  своим  оловянным 
чайником. 
    - Все хорошо, если бы еще т-только н-не з-з-заикаться, - сказал он 
вслух, ни к кому  не обращаясь. Заика Додд  прыгнул на свою  роликовую 
доску и укатил. 
 
 
    15 
 
    Шейла никак  не  могла  дозвониться до  Генри  Пейтона,  то  линия 
занята, то  связь прерывалась,  и  как только  она преуспела  на  этом 
поприще, зазвонил персональный телефон Алана. Шейла отложила сигарету, 
которую только что вынула из пачки, и сняла трубку. 
    - Управление шерифа. Касл Рок. Линия связи шерифа Пэнгборна. 
    - Привет, Шейла, мне надо переговорить с Аланом. 
    - Полли? -  Шейла нахмурилась.  Она была  уверена в  том, что  это 
именно Полли, но никогда  не слышала от нее  такого тона -  холодного, 
официального, словно говорит секретарь какой-нибудь солидной компании. 
- Это ты? - Да.  Мне нужно поговорить с  Аланом. - Слушай, Полли,  это 
сейчас никак невозможно. Он на связи с Генри Пейтоном. 
    - Поставь меня на очередь, я подожду. 
    Шейла слегка растерялась. 
    - Знаешь... тут  такое дело...  это очень сложно.  Алан сейчас  на 
дежурстве, мне пришлось его соединять с Генри. 
    - Если ты смогла соединить его с Генри, то сможешь соединить и  со 
мной, - холодно настаивала Полли. - Так? 
    - Да, но... я не знаю, сколько они будут... 
    - Мне все равно, пусть разговаривают, пока хоть ад не  обледенеет. 
Как только линия освободится, соедини меня  сразу же. Я не просила  бы 
тебя об этом, если бы не было срочной необходимости, понимаешь, Шейла? 
 
    Шейла это  понимала.  А  еще  она понимала,  что  с  Полли  что-то 
происходит, и испугалась за нее. 
    - Полли, с тобой все в порядке? 
    Последовала  долгая  пауза.  Затем  Полли  ответила  вопросом   на 
вопрос: 
    - Шейла, скажи, ты печатала какое-нибудь письмо от Алана в Комитет 
социальной помощи  детям  в  Сан-Франциско? Или,  может  быть,  просто 
видела конверт с адресом этого заведения? 
    Перед глазами Шейлы  запрыгали красные точки.  Она всегда  считала 
Алана Пэнгборна чуть ли  не святым, а Полли,  кажется, его обвиняет  в 
чем-то страшном. Она  не знала,  в чем  именно, но  понимала, что  это 
серьезно. Не сомневалась в этом. 
    - Такую информацию я не могу давать всем и каждому, - сказала  она 
и ее собственный  тон похолодел  градусов на двадцать.  - Думаю,  тебе 
лучше спросить самого шерифа. 
    - Да,  ты  права.  Пожалуйста,  соедини меня  с  ним,  как  только 
сможешь. 
    - Полли, что случилось? Ты злишься  на Алана? Ты ведь сама  должна 
знать, он никогда не сделает ничего такого, что бы... 
    - Я уже ничего не знаю, -  сказала Полли. - Прости, если я  задала 
тебе неуместный вопрос.  Прошу только,  соедини меня с  ним как  можно 
быстрее, или мне придется самой отправляться на его розыски. 
    - Нет-нет, я  свяжу, не сомневайся.  - Шейла нервничала,  понимая, 
что происходит нечто  ужасное. Она, как  и многие другие  в Касл  Рок, 
считала, что Полли и Алан влюблены, и, как всякая женщина,  надеялась, 
что эта  влюбленность завершится  счастливо. В  сказке... любовь  ведь 
всегда побеждает злые силы.  Но теперь она  чувствовала, что Полли  не 
просто злится, ей тяже