кой - и тем не менее не падает. 
    Затем его взгляд упал на ящики, где хранилось оружие и боеприпасы. 
Осталось всего три пистолета и три обоймы к ним. 
    - Свят-свят! - воскликнул он. - Куда же все добро подевалось? 
    - Торговля  сегодня  шла неплохо,  Туз,  - объяснил  мистер  Гонт, 
потирая свои длиннопалые руки.  - Отлично, я бы  сказал. И думаю,  что 
пойдет еще лучше. У меня есть для тебя работа. 
    - Я ведь сказал вам, шериф заграбастал мое сокровище и... 
    Лилэнд Гонт оказался  рядом до  того, как Туз  успел заметить  его 
движение. Длинные уродливые пальцы схватили его за грудки и подняли  в 
воздух словно  пушинку. Туз  вскрикнул. Руки,  державшие его,  похоже, 
сделаны из стали. Гонт поднял его  высоко, и он смотрел теперь  сверху 
вниз в это нечеловеческое, дьявольское  лицо и думал только об  одном: 
как он сюда попал и что здесь делает? Затем, в кульминационный  момент 
своих страхов,  он  заметил,  что  из ушей  и  ноздрей  мистера  Гонта 
поднимаются струйки пара -  или дыма. Он теперь  походил на дракона  в 
человеческом облике. 
    - Не  говори мне  ничего! -  закричал в  лицо Тузу  мистер Гонт  и 
просунул сквозь кривые желтые зубы язык, кончик которого был раздвоен, 
как у змеи. - Я сам тебе скажу все! Помалкивай, Туз, когда  находишься 
в обществе  более старших  и  мудрых. Заткнись  и слушай!  Заткнись  И 
СЛУШАЙ! 
    Он покрутил Туза  над головой словно  борец в цирке,  изображающий 
самолет из своего партнера, и швырнул через весь торговый зал к задней 
стене. Туз ударился головой, и  в мозгу у него вспыхнули  разноцветные 
огни фейерверка.  Когда он  смог открыть  глаза, то  увидел над  собой 
склоненное лицо Лилэнда  Гонта, некий кошмар  из горящих глаз,  кривых 
зубов и валившего из всех отверстий на голове дыма. 
    - Нет! - завопил Туз. - Нет, мистер Гонт. Пожалуйста, нет! 
    Руки  превратились  в  когтистые  лапы.  Ногти  выросли  с   такой 
скоростью, что Туз не заметил... а может быть, они всегда были такими? 
У Туза  начинались  галлюцинации. Нет,  не  галлюцинации,  подсказывал 
внутренний голос, они и в самом деле всегда были такими. 
    Когти пропороли ткань его футболки и притянули Туза почти вплотную 
к дымящему лицу. 
    - Ты готов  меня слушать, Туз?  - С каждым  словом вылетала  струя 
дыма, обдавая жаром лицо Туза и забивая его собственный рот и  ноздри. 
- Ты  готов меня  слушать  или я  распорю твою  ничтожную  бесполезную 
оболочку и разбросаю повсюду мерзкое, зловонное содержимое? 
    - Нет! То есть я хотел сказать ДА! Я готов слушать! 
    - Ты станешь послушным исполнительным помощником? 
    - Да! 
    - И ты знаешь, что случится, если ослушаешься? 
    - Да! Да! Да! 
    - Ты -  отвратительное существо, Туз.  А я таких  люблю, -  сказал 
мистер Гонт. Он прислонил Туза к  стене, подняв на ноги, но тот  сразу 
сполз и опустился на колени, едва дыша и всхлипывая. Он смотрел в пол. 
Он не отваживался поднять глаза к лицу чудовища. 
    - Если у  тебя только мысль  мелькнет о том,  чтобы пойти  поперек 
моих  желаний   и  распоряжений,   обещаю:  отправишься   прямиком   в 
преисподнюю. Шерифа ты получишь, в этом могу дать тебе поруку. Но пока 
его нет в городе. А теперь - встать! 
    Туз с трудом поднялся  на ноги. Голова у  него тряслась и  гудела, 
майка превратилась в клочья. 
    - Позволь мне  задать тебе один  вопрос. - Мистер  Гонт уже  снова 
мило улыбался.  Ни один  волосок  не потревожился  в его  прическе.  - 
Скажи, нравится  ли тебе  этот маленький  городок? Любишь  ли ты  его? 
Развешаны ли по стенам твоей  зловонной, убогой хижины фотографии  тех 
золотых денечков, когда пчелы жалили, а собаки кусались? 
    - Вот  еще!  -  Голос у  Туза  был  все еще  слаб,  но  возмущение 
прозвучало явственно. На  ногах он  при этом удерживался  с трудом,  и 
сердце колотилось, как помешанное. Ноги можно было скорее сравнить  со 
спагетти. Он  стоял, прислонившись  спиной  к стене,  и  затуманенным, 
измученным взглядом смотрел на Гонта. 
    - Станешь ли ты  возражать и сопротивляться,  если я попрошу  тебя 
взорвать этот никчемный городишко,  стереть его с  лица земли и  карты 
мира, пока у тебя осталось время до приезда шерифа? 
    - Я не совсем понимаю ваши слова. - Туз явно занервничал. 
    - И не  удивительно. Но думаю,  ты понял то,  что я этими  словами 
хотел выразить, правда? 
    Туз задумался.  Он вспоминал  те  далекие времена,  когда  четверо 
сопляков обманули его и  его друзей (в те  времена у Туза были  друзья 
или, во всяком  случае, некоторое их  подобие), обвели вокруг  пальца, 
отняли то, что Туз считал своим по праву. Они тогда выловили одного из 
сопляков, Горди Лачанса, и отделали так, что сопли разлетелись во  все 
стороны, но это  не сыграло особой  роли. Теперь Лачанс  жил в  другом 
конце штата,  заделался  известным  писателем и,  по  всей  видимости, 
подтирался  стодолларовыми  купюрами.  Так  получилось,  что   сопляки 
одержали верх, и с тех пор  Тузу удачи не было. Фортуна повернулась  к 
нему спиной.  Одна  за другой  закрывались  перед ним  двери,  которые 
раньше  всегда  гостеприимно  распахивались.  Мало-  помалу  Туз  стал 
привыкать к мысли, что  он не король, а  Касл Рок не его  королевство. 
Если так когда и  было, то кончилось разом  во время празднования  Дня 
Освобождения, когда ему было шестнадцать лет и когда сопляки отняли  у 
него и его друзей то, что они считали своим. К тому времени, когда Туз 
подрос настолько, что мог заходить в Мудрого Тигра на вполне  законных 
основаниях,  он   из  короля   превратился   в  солдата   без   формы, 
разгуливавшего по вражеской территории. 
    - Я терпеть не могу этот вонючий сортир, - заявил он. 
    - Прекрасно, -  обрадовался Гонт.  - Просто  замечательно. У  меня 
есть друг -  он сейчас  сидит в  машине неподалеку  отсюда, -  который 
поможет тебе  справиться с  этим  делом. Ты  получишь шерифа,  Туз,  а 
заодно и весь город. Разве это не соблазнительно? - он впился взглядом 
в глаза Туза. Нетвердый на  ногах, в разодранной майке, Туз  улыбался. 
Голова его уже не болела. 
    - Да, - согласился он. - Это чертовски соблазнительно. 
    Гонт сунул  руку  в карман  пиджака  и извлек  оттуда  пластиковый 
пакетик с порошком. 
    - Придется поработать, Туз, - сказал он, протянув ему пакетик. 
    Забирая его, Туз не сводил глаз с лица мистера Гонта, он  смотрел, 
казалось, сквозь это лицо, внутрь самого мозга. 
    - Да, - сказал он. - Я готов. 
 
 
    13 
 
    Умник видел,  как  из  черного  хода  магазина  в  переулок  вышел 
последний посетитель. Майка  этого типа  была разодрана в  клочья и  в 
руках он держал ящик. За пояс джинсов были заткнуты два автоматических 
пистолета. 
    В инстинктивной тревоге Умник отодвинулся подальше от окна,  когда 
подозрительный тип, в  котором он успел  узнать Туза Мерилла,  подошел 
прямо к фургону и поставил ящик. Туз постучал в окно. 
    - Открой  заднюю дверь,  приятель,  - сказал  он.  - Нам  с  тобой 
кое-какая работенка перепала. 
    Умник слегка приспустил стекло. 
    - Убирайся отсюда,  тюремная крыса. Проваливай  немедленно, не  то 
полицию позову. 
    - Мне  как  всегда  везет  с напарниками,  -  пробормотал  Туз  и, 
выхватив из-за пояса  один из пистолетов,  сунул его в  окно дулом  на 
Умника. Китон только часто замигал. 
    - Возьми его себе, - небрежно сказал Туз. - А потом открой  заднюю 
дверь. Если ты еще не понял,  кто меня послал, то значит даже  глупее, 
чем с виду кажешься. -  Он сунул в окно руку  и пощупал парик. - Ну  и 
шевелюра у тебя! Просто класс! 
    - Перестань дурака  валять, - сказал  Умник, но страх  и гнев  уже 
утихомирились, судя по  тону. "Трое  добрых молодцов  могут много  дел 
сотворить, - сказал мистер Гонт. - Я тебе пришлю одного". Но Туз?  Туз 
Мерилл? Он ведь уголовник! 
    - Слушай,  если  тебе не  терпится  обговорить детали  с  мистером 
Гонтом, то он  все еще  у себя  в магазине.  Но, как  видишь... -  Туз 
потянул за обрывки майки, - ...хозяин не в слишком добром расположении 
духа. 
    -  Значит,  это  ты  должен  помочь  мне  избавиться  от  Них?   - 
переспросил на всякий случай Умник. 
    - Точно. Нам предстоит превратить этот город в Олимпийский  факел. 
- Он приподнял ящик. - Правда, не совсем представляю, как это возможно 
всего лишь с  одним ящиком взрывных  запалов. Он сказал,  что на  этот 
вопрос ты мне сможешь ответить. 
    Умник растянул  губы в  улыбке. Затем  вышел из  фургона и  открыл 
заднюю дверь. 
    - Пожалуй, так  оно и  есть, - сказал  он. -  Залезайте в  кабину, 
мистер Мерилл. Нам предстоит срочная работа. 
    - Где? 
    -  Начнем  с  городской  бензоколонки,  -  сказал  Умник.  Он   не 
переставал улыбаться. 
 
 
    Глава двадцать первая 
 
    1 
 
    Преподобный   Вильям   Роуз,   впервые   появившийся   в   приходе 
Объединенной баптистской церкви  Касл Рок в  1983 году, был  фанатиком 
чистой воды без всяких сомнений. К несчастью, он был по натуре к  тому 
же весьма  энергичен, обладал  своеобразным чувством  юмора,  довольно 
злобным и ехидным, и был  чрезвычайно популярен среди своих  прихожан. 
Его первая  проповедь, положившая  начало успеху,  называлась  "Почему 
католикам прямая дорога  в ад?".  С тех самых  пор он  не менял  темы. 
Католики, поучал  он  своих  прихожан, богохульны  по  своей  природе, 
поскольку поклоняются  не Господу  Иисусу Христу,  а женщине,  которая 
была избрана свыше для того, чтобы выносить и родить Его. Так разве не 
естественно,  что  во  всех  других  жизненных  проявлениях   католики 
совершают ошибку за ошибкой? 
    Он объяснял своей  пастве, что никто  как католики достигли  верха 
совершенства в искусстве пыток во времена Инквизиции; что  инквизиторы 
спалили на  кострах  самых  правоверных  христиан  и  продолжали  свое 
грязное, как он выражался, дело  вплоть до конца девятнадцатого  века, 
когда герои- протестанты  (баптисты по большей  части) положили  конец 
этому безобразию. Более сорока  Римских Пап, разгневанно  провозглашал 
он, известны тем,  что сожительствовали во  грехе со своими  матерями, 
сестрами и даже, о ужас!  со своими незаконными дочерьми! Ватикан  был 
построен, утверждал он, на поте, крови и страданиях протестантов. 
    Подобная безграмотная  болтовня была  знакома католикам  с  давних 
времен и нисколько не удивляла. Многие проповедники относились к ней с 
полнейшим равнодушием, иногда даже подшучивали по этому поводу. Однако 
отец Джон  Брайам не  позволял себе  смеяться над  серьезными  вещами. 
Совсем наоборот. Вспыльчивый кривоногий ирландец, Брайам был одним  из 
тех несчастных, кого судьба обделила чувством юмора, и злобных дураков 
типа преподобного Роуза он не переносил на дух. 
    В  течение   приблизительно  года   он,  скрепя   сердце,   терпел 
оскорбления,  наносимые   Роузом,   пока,   наконец,   не   разразился 
собственной проповедью под названием "Грехи преподобного Вилли". В ней 
он охарактеризовал баптистского священника как шарлатана, уверенного в 
том, что Билли  Грэм [Известные проповедники  (прим. пер.).] ходит  по 
воде аки по суху, а по правую руку "Господа нашего Иисуса Христа сидит 
Билли Санди". 
    Позднее, в то же воскресенье,  преподобный Роуз с четырьмя  своими 
самыми верными цепными псами  нанес визит отцу  Брайаму. Они были  вне 
себя от гнева от тех оскорблений, как они объяснили, которые нанес  им 
отец Брайам. 
    - И  у тебя  хватает  наглости, -  возмутился Брайам,  -  называть 
оскорбительными мои  слова!  После того  как  все утро  ты  вопил  как 
бешеный о том, что я Вавилонская шлюха! 
    Краска залила обычно  бледные щеки преподобного  Роуза и  медленно 
поднялась к почти  лысому черепу.  Он никогда словом  не обмолвился  о 
"Вавилонской шлюхе",  объяснил  Роуз.  На самом  деле  слова  "Папская 
подстилка" были произнесены  неоднократно, и раз  Брайам так по  этому 
поводу кипятится, значит, они попали в точку. 
    Отец Брайам сделал шаг вперед и выставил сжатые кулаки. 
    - Если ты решил выяснить  отношения, друг мой, - елейным  голосом, 
но с явной угрозой произнес он, - то попроси своих гестаповцев  отойти 
в сторонку, чтобы мы могли разобраться с глазу на глаз. 
    Преподобный Роуз - на  три дюйма выше отца  Брайама, но фунтов  на 
двадцать легче - сделал шаг назад и прищурился. 
    - Я  не собираюсь  пачкать об  тебя  руки, -  заявил он.  Один  из 
"гестаповцев", Дон  Хемфилл,  был  как выше,  так  и  тяжелее  боевого 
петуха. 
    - Если хотите,  разобраться могу  я, -  предложил он.  - Уж  я-то, 
можете не сомневаться,  расчищу дорожку к  приходу вашей  католической 
задницей. 
    Остальные "гестаповцы" пытались для виду удержать своего приятеля, 
но старались не слишком долго. 
    Вплоть до нынешнего  октября все религиозные  раздоры сводились  к 
пересудам в мужских и женских компаниях, чаще всего совсем безобидным, 
к  болтовне   детишек  на   школьных  переменах,   повторяющих   слова 
собственных родителей, и,  конечно, к воскресным  проповедям, когда  с 
обеих кафедр произносились наиболее  серьезные обвинения в адрес  Друг 
друга. Воскресенья  -  дни мирные,  а  все войны,  как  учит  история, 
начинались  именно   в  такие   дни.   Время  от   времени   случались 
террористические выпады, если можно  так назвать простое  хулиганство: 
во время празднества  баптистской молодежи побили  сырые яйца о  стены 
католического прихода  и однажды  какой-то смельчак  швырнул камень  в 
окно баптистской церкви, вот и все  - война в основе своей  оставалась 
словесной. 
    Как во время любой войны, дни наступлений сменялись днями затишья, 
но нагнетаться  обстановка начала  особенно серьезно  с тех  пор,  как 
Приют Дочерей Святой Изабеллы объявил об открытии Казино Найт. К  тому 
времени, когда преподобный  Роуз получил  записку с  обращением к  его 
персоне как к Вонючей Баптистской Крысе, напряжение было уже настолько 
высоко,  что  избежать   какой-либо  конфронтации  не   представлялось 
возможным. Содержание  записки лишь  подтверждало, что  когда дело  до 
стычки дойдет, безобидной  она не будет.  -Щепу на растопку  заложили, 
осталось лишь поднести горящую спичку. 
    Если кто-то  и  недооценивал  опасность  ситуации,  так  это  отец 
Брайам.  Он  всегда  понимал,  что  идея  Казино  Найт  не  понравится 
баптистскому проповеднику, но что такой способ материальной  поддержки 
католической   церкви   доведет   преподобного   Роуза   до    полного 
помешательства, он предположить  не мог. Ему  было невдомек, что  отец 
Парохода Вилли  был игроком  и в  дни своих  азартных загулов  доводил 
семью до полной нищеты; не ведал он  и того, что этот человек в  конце 
концов застрелился в туалетной  комнате казино в  один из дней  своего 
крупного проигрыша. Но правда,  и далеко не в  его пользу, состояла  в 
том, что даже если бы отец Брайам все это знал, он своих планов менять 
не стал бы. 
    Преподобный Роуз  собрал все  силы. Начали  баптисты с  того,  что 
выпустили  печатный  орган   с  объявлением  греховности   намечаемого 
католиками мероприятия  (Ванда  Хемфилл,  жена  Дона,  напечатала  его 
собственноручно), а затем пошли  в ход плакаты  АЗАРТ И ДЬЯВОЛ.  Бетси 
Виг, председательница будущего  Казино Найт и  регентша местной  ветви 
Приюта Дочерей  Святой  Изабеллы,  организовала  контрнаступление.  За 
последние три недели газета "Призыв" разрослась до шестнадцати  полос, 
чтобы вместить выступления в печати всех желающих, но выступления  эти 
были скорее похожи на собачье  тявканье, чем на желание разобраться  и 
логически аргументировать  свои доводы.  Чем больше  расклеивалось  по 
городу плакатов, тем  быстрее и  ожесточеннее их срывали.  Ни одна  из 
сторон не  желала  демонстрировать богоугодного  терпения.  Находились 
любители партизанского  ведения  боя: вместо  открытых  выступлений  - 
тайные ночные вылазки  на позиции  противника. Но  чем ближе  казалась 
развязка, тем  серьезнее к  происходящему относились  Пароход Вилли  и 
отец Брайам. 
    - Я  презираю этот  кусок дерьма!  - выпалил  отец Брайам  в  лицо 
удивленного такой вспышкой Альберта Жендрона в тот день, когда Альберт 
принес  знаменитое   послание,   начинавшееся   словами   слушай   ты, 
плоскоголовая скумбрия, найденное  им на  двери своего  зубоврачебного 
кабинета. 
    - Ты  только представь,  этот сукин  сын позволяет  себе  обвинять 
правоверных баптистов в подобном! -  кричал преподобный Роуз на  столь 
же потрясенных Нормана Харпера и Дона Хемфилла. 
    Это случилось  в  День Колумба,  вслед  за звонком  отца  Брайама. 
Брайам  попытался   прочесть   письмо   про   плоскоголовую   скумбрию 
преподобному  Роузу,  а  тот   категорически,  в  присутствии   группы 
соратников, отказывался слушать. 
    Норман Харпер,  превышавший весом  Альберта Жендрона  на  двадцать 
фунтов и не уступавший  по росту, чувствовал себя  не в своей  тарелке 
под истерическими воплями преподобного Роуза, но не подавал виду. 
    - Я вам  объясню суть дела,  - раскатистым басом  предложил он.  - 
Старый отец Богохульник слегка разнервничался, получив от вас записку. 
Понял, что зашел слишком далеко. Он решил, что если прикажет одному из 
своих ребят пустить слух, будто он тоже подобную записку получал,  нам 
придется заткнуться. 
    - Ничего ему не поможет, - Роуз визжал как свинья, которую  режут. 
- Никто из моего прихода не поддастся на такую провокацию. Никто! 
    На последнем  слове  он  запнулся.  Руки  его  стали  конвульсивно 
сжиматься и разжиматься. Норман с Доном со страхом переглянулись.  Они 
уже неоднократно обсуждали подобное поведение Роуза, которым он, по их 
мнению, начинал злоупотреблять.  Понять, конечно,  можно. Казино  Найт 
разрывало Вилли душу. Они боялись, что у Роуза случится удар до  того, 
как наступит самый решительный момент. 
    - Не стоит так переживать, -  успокаивал Дон. - Мы знаем, как  все 
происходит на самом деле, Вилли. 
    -  Да!  -   взвизгнул  Роуз,  не   сводя  с  мужчин   помутневшего 
беспокойного взора. - Да, вы  знаете. Вы - двое. И  я, я тоже знаю.  А 
как насчет всего остального города? Они-то знают? А? 
    На этот вопрос ни Норман, ни Дон ответа дать не могли. 
    - Я  надеюсь, кто-нибудь  выведет лживого  греховодника на  чистую 
воду! -  закричал преподобный  Роуз, потрясая  сжатыми кулаками.  -  А 
потом на  плаху! На  плаху! Я  с удовольствием  заплатил бы  за  такое 
зрелище! Я бы щедро заплатил! 
    В понедельник  отец  Брайам обзванивал  своих  прихожан,  призывая 
сочувствующих оценить "атмосферу религиозных  репрессий в Касл Рок"  и 
созывая их на короткий вечерний сбор. Решено было провести этот сбор в 
Зале рыцарей Колумба, достаточно вместительном, так как  сочувствующих 
оказалось больше, чем можно было предположить. 
    Отец Брайам начал с того, что зачитал вслух письмо от  Правоверных 
баптистов Касл Рок, которое Альберт Жендрон обнаружил на дверях своего 
стоматологического кабинета,  а потом  передал содержание  телефонного 
разговора с преподобным Роузом. Когда он  поведал о том, что Роуз,  по 
его словам, тоже  получил подобное послание  от Правоверных  католиков 
Касл  Рок,  по  аудитории  прошел  шепоток,  сначала  удивленный,   но 
постепенно приобретавший характер возмущения. 
    - Да ведь  он просто подлый  враль! - воскликнул  кто-то с  задних 
рядов. 
    Отец Брайам сделал жест  неопределенный: кивнул и покачал  головой 
одновременно. 
    - Может быть и  так, Сэм, но дело  не в этом. Дело  в том, что  он 
безумен. 
    Напряженная  тишина  сопроводила  его  слова,  но  в  тишине  этой 
чувствовалось   явное   одобрение.   Отец   Брайам   получил    полное 
удовлетворение как от  собственной прозорливости, так  и от  поддержки 
аудитории. Безумен!  Впервые он  произнес это  слово вслух,  хотя  оно 
вертелось у него на языке у