согласилась,  хотя  и  без
энтузиазма.
   - Хорошо. Золото должно быть уложено в ящики, которые  мы  откроем  и
проверим. После этого вы сможете забрать своего Жезина.
   - О’кей!
   - В случае малейшего подвоха, - произнесла ледяным тоном Лейла, -  вы
все умрете. И вы первый, так как я ставлю условие,  чтобы  вы  пришли  в
церковь вместе с Халилом в качестве дополнительного заложника.
   - Я буду там, - заверил Малко.
   План отца Дури казался ему теперь менее привлекательным.
   "Герцогиня" уточнила:
   - Не пытайтесь предать нас. У нас будет достаточно людей, чтобы...
   Малко повесил трубку, желая всем сердцем, чтобы Бог не оставил его  и
отца Дури в самый решающий момент.

Глава 19

   "Симка" остановилась перед рестораном "Аль-Бармаки" на улице  Хамрах,
где Малко и Эли уже в течение получаса ждали палестинцев. Они сидели  за
столиком у окна на втором этаже.
   - Это они, - сказал ливанец. - Вы должны идти.
   Малко отодвинул стул без  всякого  энтузиазма.  Согласно  инструкциям
Лейлы Кузи, он даже не захватил с собой пистолет.
   Только бы почтенный отец Дури выполнил свои  обязательства!  Вся  эта
затея могла кончиться для Малко плачевно, то есть смертью.
   "Симка" стояла на краю тротуара. Ее задняя  дверца  была  открыта,  и
Малко  увидел  Шадю  с  парабеллумом  в  руке.  Она  была   спокойна   и
самоуверенна.  Она   быстро   обыскала   Малко   с   ловкостью   старого
полицейского.
   - Ничего, - сказала она.
   Сидящая за рулем женщина обернулась, и Малко узнал Лейлу Кузи. На ней
были кожаная мини-юбка и сапоги. Рядом с ней  сидел  крупный  мужчина  с
жирным лицом и бельмом на  левом  глазу.  Взгляд  женщины  скользнул  по
Малко, словно она была с ним незнакома.
   - Где выкуп? - сухо спросила она.
   - В американском посольстве, - ответил Малко. - Его  привезет  Джерри
Купер, он ждет нас. Но вы ничего не получите, пока мы не  увидим  Халила
Жезина в церкви живым.
   Она насмешливо пожала плечами.
   - Он жив, разве что немного похудел. Садитесь. Поехали.
   Малко сел в "симку". На углу они свернули на улицу Омара Бен Абеда  и
по лабиринту узких улочек выехали  к  берегу  моря.  Все  молчали.  Шадя
по-прежнему  сжимала  в  руке  парабеллум.  Она  выглядела   еще   более
напряженной и опасной, чем в тот раз.
   Малко посмотрел в зеркало, и ему показалось,  что  он  заметил  сзади
"альфа-ромео"  Эли.  Они  проехали   новый   квартал.   Заметив   здание
американского посольства из красного  кирпича,  Малко  стал  нервничать.
Если Джерри не окажется на месте, то палестинки способны  увезти  его  в
Сабру и убить.
   Но в воротах стоял голубой фургон с огромным детиной за рулем. Он дал
гудок, и Малко сделал ему знак следовать за ними.  По  маленькой  крутой
улочке они выехали на авеню Шамуна. Лейла повернулась к Малко.
   - Нам не следует так дешево отдавать его вам, это предатель арабов  и
развратник!
   - Мы  убьем  его  позднее,  после  освобождения  Палестины,  -  мягко
успокоила ее Шадя.
   У ливанского бизнесмена  еще  было  в  запасе  время.  Перед  красным
дворцом стоял "джип". "Симка" остановилась, и Лейла вышла из машины.
   - Я оставляю вас здесь, - сказала она Малко. - Халил Жезин  находится
в "джипе", который последует за этой машиной. Помните, Шадя не даст  ему
уйти просто так, в обмен на ничто... Язид проверит ящики с золотом.
   Толстый Язид с бельмом осклабился. У него было лицо висельника Он сел
за руль,  и  "герцогиня"  захлопнула  дверцу  машины.  Небольшой  конвой
тронулся в путь, взяв курс на юг, мимо пляжей с чарующими  названиями  -
"Акапулько", "Майами" - и бунгало,  куда  богатые  ливанцы  приезжали  с
открытием сезона заниматься любовью.
   Малко верил в свою звезду, но  понимал,  нельзя  постоянно  играть  с
огнем, однажды удача может изменить ему...
   Шадя нежно погладила затылок Малко чекой, вынутой из гранаты.
   - Вы знаете, как она устроена, - сказала Шадя. -  Стоит  мне  разжать
пальцы, и все будет кончено. Детонаторы очень короткие,  они  рассчитаны
на три-четыре секунды.
   Малко молчал. Шадя демонстрировала свой фанатизм с наслаждением.  Три
машины остановились у въезда  в  деревню  Бар  Юссеф.  Деревня  казалась
вымершей, и Малко спрашивал себя,  готов  ли  отец  Дури  к  встрече.  В
противном  случае  ему,  Малко,  придется  расплачиваться  за   операцию
собственной жизнью: он знал, что в фургоне ни грамма золота!
   Пять или шесть федеинов вышли из укрытия, в  котором  по  прибытии  в
деревню был спрятан "джип". Все они были вооружены китайскими и русскими
автоматами. Шадя отдала им приказ, и они побежали к маленькой церквушке.
Больше на улице никого не было видно.
   - Ливанские  псы  боятся  нас,  -  прокомментировала  последний  факт
палестинка. - Когда мы появляемся где-нибудь, они прячутся.
   Действительно,  не   проходило   недели,   чтобы   "джип"   федеинов,
напичканный  предназначенными  для  Израиля  бомбами,  не  взорвался   в
какой-либо деревне. Понятно, почему деревенские жители  не  выбегали  их
встречать со знаменами...
   - Смотрите мне, - добавила Шадя  апатично.  -  Надеюсь,  ваши  друзья
империалисты не устроили западни, иначе произойдет резня.  Сделаем  так:
ваш драгоценный Халил Жезин отправится в церковь в  сопровождении  наших
людей Мы с вами тоже пойдем туда. И не забывайте:  в  церкви  тоже  наши
люди, и она окружена кордоном, который не  пропустит  в  нее  ни  одного
человека. После того как Язид проверит золото, он доложит мне  об  этом.
Затем Халил выйдет из церкви и сядет в эту машину. Вы останетесь с  нами
до нашего возвращения в Сабру во избежание засады. Понятно?
   - Понятно.
   Малко не представлял себе, как можно выйти из этой передряги.
   Он вышел  из  машины  с  подавленным  видом  и  стал  подниматься  по
ступенькам паперти с таким ощущением, что взбирается на Голгофу.  Джерри
Купер нервно курил за рулем фургона. Он казался еще крупнее, чем обычно,
из-за бронежилета, надетого под свитер.
   Оказавшись в полумраке церкви, Малко  ощутил  приятную  прохладу,  но
подумал,  что  расслабляться  не  стоит.  Шадя   склонилась   над   ухом
омерзительного Язида, бельмо которого сейчас казалось гигантским.
   Тот вышел, закрыв за собой дверь. Малко увидел в церковном  помещении
палестинцев.

***

   Из-за кустов показался палестинец  и  нацелил  автомат  на  маленькую
машину, идущую со стороны Бейрута.
   - Проезд закрыт! - крикнул он по-арабски.
   Преподобный отец Дури смерил его презрительным  взглядом  и  выключил
сцепление.
   - Вы не можете закрыть проезд для Бога,  а  я  его  представитель,  -
произнес он красивым басом.
   -  Проезд  закрыт!  -  повторил  палестинец,  наставив   автомат   на
маленького человека в сутане.
   Отец  Дури  не  моргнул  глазом.  Он  медленным  жестом   перекрестил
палестинца.
   - Сын мой, - кротко сказал он, - повторяю тебе: я представитель Бога,
пусть и не твоего. Ты можешь выстрелить мне в спину, но  Бог  не  любит,
когда убивают его слуг. Поступай, как подсказывает тебе совесть.
   И он, выйдя из  машины,  спокойно  направился  к  церковному  зданию.
Палестинец заколебался. Он  получил  приказ  никого  не  пропускать,  но
федеины  избегали  столкновений  с  ливанскими  христианами,  чтобы   не
настраивать их против себя. Как раз в этот момент из церкви вышел  Язид.
Палестинец крикнул ему:
   - Капитан, этот человек хочет войти в церковь!
   Язид тоже остановился в нерешительности. Что нужно этому  худосочному
священнику?
   Отец Дури вежливо приветствовал его.
   - Что вы хотите  здесь  делать?  -  спросил  Язид  растерянно.  -  Мы
реквизировали церковь.
   - Церковь, может быть, вы и реквизировали, но не Бога! - сказал  отец
Дури все тем же ровным тоном. - Никто не помешает мне  отслужить  мессу,
как я это делаю каждое воскресенье. Посмотрите на этих  сестер,  которые
пришли на службу.
   Две  монашенки,  тоже  направлявшиеся  к  церкви,  поклонились   отцу
иезуиту. Язид пожал плечами.
   - Ладно, проходите. Служите вашу дурацкую мессу.
   Иезуит не оскорбился и прямо направился к паперти  маленькой  церкви.
Язид крикнул, чтобы пропустили его и монашенок.  Для  самоуспокоения  он
посмотрел в сторону вооруженного отряда, что топтался невдалеке. Один из
федеинов  небрежно  шагал  к  кафе,  расположенному   напротив   церкви,
вероятно, чтобы принести напитки своим товарищам.
   Капитан Язид смерил взглядом стоящего перед фургоном Джерри Купера.
   - Где золото?
   Американец указал на ящики.
   - Здесь.
   - Откройте один.
   - Открывай сам.
   Палестинец выругался и потянул к себе один из ящиков. Он наклонился и
начал его открывать. Джерри Купер спокойно наблюдал за ним.

***

   Абу Шазалех вскинул автомат на плечо, чтобы  распахнуть  дверь  кафе.
Войдя внутрь, он сразу  почувствовал  неладное:  зал  был  битком  набит
молчаливо  сидящими  людьми,  причем  только  мужчинами.  А  на   столах
ничего...
   Абу Шазалех открыл рот, чтобы попросить  ящик  пепси-колы,  но  слова
застряли у него в горле. Он стал медленно отступать к двери. Ни один  из
посетителей не шелохнулся.
   Повернувшись к двери, федеин тихо приоткрыл одну  ее  створку,  будто
боялся наделать шума. В этот  момент  нож,  брошенный  уверенной  рукой,
вонзился ему в спину. Он пошатнулся и, вцепившись в  дверь,  соскользнул
на пол. Один из посетителей встал из-за стола, подошел к нему, вынул нож
из спины и перерезал ему горло.
   Как раз в тот момент, когда Язид, наклонившись, открывал первый ящик,
наполненный песком...
   Побагровев  от  ярости,  Язид  вынул  из-за  пояса  парабеллум  38-го
калибра.
   - Вы смеетесь над нами! - взревел он.
   - Возможно, - ответил американец.
   Взбесившись от ярости, Язид прицелился. Раздался  выстрел,  и  Джерри
отнесло ударной волной к кузову фургона. Пуля попала ему  в  грудь.  Его
очки упали. Язид напрасно не выстрелил второй раз. У него было ощущение,
что ураган вырвал оружие  из  его  рук.  Парабеллум  взлетел  в  воздух.
Впервые в жизни Язид видел человека,  которого  не  сразила  пуля  38-го
калибра,  выпущенная  в  упор.  По-видимому,  он  не  знал   о   степени
сопротивляемости броне жилета, утяжеленного стальной сеткой.
   - Гнусная тварь! - процедил Джерри. -  Ты  больше  никого  не  будешь
пытать в подвалах Сабры.
   Он обхватил шею палестинца правой рукой и,  упершись  в  землю,  стал
бить его головой о переднее крыло фургона  с  силой  кузнечного  молота.
Язид вопил до тех пор, пока из его ушей не  полилась  кровь.  Его  череп
пробил дыру в толе  и  треснул  с  неприятным  звуком.  Джерри  Купер  с
отвращением отвернулся.
   Присутствовавшие при этой сцене федеины, казалось, были  прикованы  к
земле. Они не решались стрелять в американца из опасения, что попадут  в
своего  капитана.  В  тот  момент,  когда  они  все   же   были   готовы
отреагировать на происшедшее, из окон кафе одновременно  посыпались  все
стекла. Ошеломленные федеины стали падать под пулями.  Установленный  на
стойке бара пулемет непрерывно грохотал...
   Отец Дури удовлетворенно улыбался, стоя  на  паперти  церкви.  Теперь
наступил момент его выхода на сцену.

Глава 20

   Отец  Дури  осторожно  повернул  ручку  двери,  незаметно   приоткрыв
створку.
   Он вытер о сутану вспотевшие руки, после чего  сунул  их  в  карманы.
Когда он вынул их оттуда, в каждой было по кольту с удлиненной  обоймой.
Метким попаданием через дверную щель иезуит уложил сразу двух  федеинов,
находящихся  внутри  церкви.  Затем  ударом  ноги  распахнул  разом  обе
створки.
   - Всемогуща рука Господа, - пробормотал он.
   Вытянув руки горизонтально, он  открыл  огонь  из  обоих  кольтов  по
стоящим на коленях людям в первом ряду, перед алтарем.
   Буквально за несколько минут до этого кюре Бар Юссеф нервно  топтался
в церкви перед дарохранительницей, моля  Господа  о  том,  чтобы  Он  по
возможности уменьшил число  миропомазании.  Поведение  пяти  прихожан  в
первом ряду было  примерным.  Стоя  на  коленях  на  жестких  деревянных
скамеечках, они молились, обхватив головы руками.
   Двое других отдавали поклоны возле двери. Еще один застыл в блаженном
созерцании статуи Девы Марии...
   Это казалось тем более трогательным, что все они  были  палестинцами,
яростными мусульманами, которые до этого дня входили  в  церковь  только
для того, чтобы предупредить кюре, что в такой-то час она будет  сожжена
и прихожане вместе с ней.
   Если бы кюре Бар Юссеф не был столь скромен, он отнес бы это  чудо  к
своей преданности божьему делу, заставившей нечестивцев пойти по пути  к
Христу, забыв о дороге к дьяволу.
   Святой человек, однако, осуждал своего  шефа,  отца  Дури,  постоянно
сжимавшего в руках огнестрельное оружие с длинной обоймой, что, конечно,
было несовместимо с набожностью.
   Но палестинцы, которыми  он  любовался,  тоже  были  вооружены.  Кюре
увидел даже пулемет возле одного из них.
   Он тяжело вздохнул. Дом Господень находился в  плохих  руках.  Может,
все же попросить отсюда всех этих грешников?
   Подумав так, кюре обратил внимание еще на одну, и довольно  странную,
группу. В центре ее стоял Халил Жезин, который, казалось, тоже обратился
в христианскую веру. Правда, это обращение придало  его  лицу  землистый
оттенок и заставило заметно дрожать руки. Пребывая как бы в экстазе,  он
даже не приветствовал кюре, которого хорошо знал.  Рядом  с  ним  стояли
высокий симпатичный блондин с золотистыми глазами и  молодая  женщина  с
тонкими  губами,  играющая  гранатой.  Кюре  вспомнил,  что   видел   ее
фотографию в газетах в связи с какими-то кровавыми событиями.
   Кюре пожелал всем сердцем, чтобы она стала на  путь  раскаяния,  и  с
сожалением взглянул на гранату в ее руке. Лучше, если бы она  сжимала  в
руках четки, прости ее, Господи...
   Но в то же мгновение кюре встрепенулся: в церкви, внезапно ощутил он,
стояла гнетущая тишина. Словно тишина перед смерчем.
   И смерч разразился. Грянули  два  выстрела  сквозь  щель  в  наружной
двери. Дверь с треском распахнулась, и в ней выросла тщедушная и  вместе
с тем устрашающая фигура отца Дури с кольтами в обеих руках.
   Затем выстрелы  следовали  один  за  другим  -  как  фейерверк.  Кюре
заворожено смотрел на желтое пламя, что вырывалось из дул кольтов.
   Сразу же была раздроблена голова пулеметчика. Упали двое из тех,  что
только что молились в первом ряду.
   Но остальные тоже открыли яростный огонь по двери. Лишь мужчина возле
статуи Девы Марии не успел совершить богохульства внутри  святого  дома,
даже схватиться за оружие. Кольт в левой руке иезуита сказал свое слово,
после чего палестинец окривел.  Кто  и  в  кого  стреляет,  понять  было
невозможно. И кюре в ужасе  побежал,  не  соображая  куда.  Но  тут  же,
сраженный пулей в голову, упал на церковные плиты в луже крови. На  лице
его застыла блаженная улыбка.
   Рухнули посреди нефа и две монашенки,  зажатые  между  кольтами  веры
христовой и автоматами палестинцев. Стрельба будто бы  уменьшилась  лишь
на несколько мгновений, когда отец Дури исчез из проема двери для  того,
чтобы перезарядить кольты. Он предусмотрительно запасся обоймами,  чтобы
держать осаду, но, подстегиваемый святым гневом, он снова открыл огонь.
   Еще один из палестинцев лежал на красном  алтарном  ковре,  а  другой
агонизировал под дароносицей. Третий кинулся  в  ризницу,  но  тоже  был
настигнут пулей. Отец Дури снова перезарядил обойму и подождал.
   В церкви воцарилась жуткая тишина, нарушаемая редкими стонами.  Шадя,
совершенно ошалевшая, по-прежнему сжимала в руке  гранату.  По-видимому,
она совсем растерялась. Почему стреляли снаружи? В какую западню  попали
федеины? Отец Дури нацелил на нее кольт и крикнул зычным голосом:
   - Руки на голову!
   Но она  продолжала  стоять  неподвижно,  как  парализованная.  Иезуит
выстрелил. Пуля попала палестинке в шею, порвав артерию,  и  она  упала,
выпустив из рук гранату, чека которой тут же отошла. Малко  увидел,  как
смертоносный снарядик покатился прямо к нему. Он с силой  оттолкнул  его
ногой к алтарю и нырнул под одну из ближайших скамеек.  Краем  глаза  он
успел увидеть, как отец Дури, так же мгновенно,  отпрыгнул  за  наружную
дверь.
   Взрыв потряс неф и  выбил  последние  уцелевшие  стекла  витражей.  С
потолка рухнула люстра и разбилась вдребезги. Сладковатый  запах  ладана
смешался с едким дымом.
   Но на отца иезуита, который снова, как только дым начал рассеиваться,
появился в двери, это, казалось, не произвело никакого  впечатления.  Он
спокойно убрал в карманы кольты и, наконец-то войдя внутрь церкви, встал
на колени перед распростертым на плитах кюре. Прочитав короткую молитву,
он закрыл бедняге глаза. Затем совершил тот же  обряд  над  монашенками.
Брезгливо посмотрел в ту  сторону,  где  лежала  искромсанная  гранатным
взрывом Шадя. Ободряюще  кивнул  Халилу,  который,  трясясь  от  страха,
поднимался с колен, скуля что-то нечленораздельное.
   Но вдруг он опять выхватил из карманов кольты. Из ризницы послышались
какие-то шорохи. Кажется,  последний  оставшийся  в  живых  федеин,  что
укрылся там, пытался открыть дверь, выходящую наружу.
   Все произошло в считанные секунды. Федеин, распахнув дверь,  выскочил
наружу и помчался зигзагами  по  деревне.  Отец  Дури  кинулся  за  ним.
Прицелился на бегу. Федеин тоже на бегу выстрелил.  Но  тут  же  как  бы
споткнулся. Отец Дури был метким стрелком. Федеин уже лежал в луже крови
с пулей в голове.
   А святой отец степенным шагом вернулся к церкви,  возле  которой  уже
собралась большая толпа его вооруженных прихожан. Она  встретила  своего
священника бурными криками и залпами автоматов,  направленных  дулами  в
небо. Кто-то водрузил над зданьицем кафе ливанский флаг. Со всех сторон,
огибая трупы на дороге, сходились женщины и дети.
   Иезуит широким жестом  перекрестил  всех  присутствующих  и  отдельно
Джерри Купера, по-прежнему охраняющего фургон с пустыми ящиками.
   - Господь призвал своих детей! - воскликнул отец Дури вдохновенно.  -
Мы прошли  под  пулями  нечестивцев  без  единой  царапины!  Это  ли  не
доказательство того, что с нами Бог!
   - С нами Бог! - вторили ему жители Бар Юссеф.
   Малко был оглушен таким ликованием. Он спросил шепотом отца Дури:
   - А у вас не будет неприятностей? Священник стреляет в церкви!
   Иезуита явно покоробило.
   - Сын мой, - оскорбленно произнес он. - Я  не  стрелял  в  церкви!  Я
стрелял через дверь, с паперти,  чтобы  изгнать  из  святого  места  его
осквернителей. Священник же я  только  тогда,  когда  нахожусь  в  самой
церкви.
   Да, сразу было видно, его воспитали святые отцы иезуиты. Малко только
пожал плечами. Тем более что философствовать  было  некогда.  Надо  было
немедленно отправить Халила Жезина в Бейрут, чтобы он  наконец  подписал
контракт с китайцами. Пока этому не помешает еще  что-нибудь,  такое  же
страшное, как только что закончившееся кровопролитие.
   Чуть ли не силой Малко повлек толстяка,  который  находился  почти  в
прострации и продолжал причитать, к фургону.

Глава 21

   Китайцы, все в одинаковых  синих  костюмах,  сидели  вокруг  большого
стола в кабинете Халила Жезина. Здесь  они,  кажется,  чувствовали  себя
уютнее, чем в роскошном ресторане "Сен-Жоржа".
   Когда в кабинет вошел Жезин в сопровождении Малко  и  Джерри  Купера,
они встали.
   Малко испугался,  что  они  начнут  зачитывать  цитаты  из  маленькой
красной книжечки.
   Ури, которая, конечно, тоже была тут, шепнула ему:
   - Сегодня вечером... Правда, у  меня,  -  добавила  она,  -  появился
любовник-саудовец, а он ревнив, как они все. Так  что  будем  осторожны.
Приходи ровно в восемь.
   - А ты не можешь прийти ко мне?
   Она покачала головой.
   - Ой, нет! Приходи ты.
   Глава китайской делегации между тем принялся дискутировать с  Жезином
на ливанском диалекте. Судя по всему, он прекрасно владел им. Но что это
была за дискуссия!
   - Империалисты и оппортунисты, - серьезно раз