лывающемуся  тесту,  которое  не  поддается
формовке. По ночам он подолгу не мог заснуть из-за нервного расстройства. От
бессильной  ярости  его то и дело бросало  в жар. Однажды ночью он несколько
часов  лежал,  как  только что  пришедший в  себя  после припадка эпилептик,
беспрестанно  {  сжимая  и  разжимая  кулаки,  уставившись  в  одну точку  -
отверстие , для  шеста в крыше палатки. Энергия,  воля к действию как  будто
покинули  его;  он  злился  на  себя,  на  свою беспомощность.  В его руках,
казалось, было все необходимое, чтобы управлять. Несмотря на это, он не  мог
сдвинуть с места каких-то шесть тысяч человек. Да что там шесть тысяч, любой
солдат мог уклониться от выполнения "
     его воли.
     Временами он проявлял кипучую энергию: бросал войска в атаку, заставлял
подразделения непрерывно вести  разведку боем, но  в глубине души, незаметно
для самого себя, все больше и больше  поддавался страху.  Новое наступление,
над  планом которого  несколько дней трудились майор  Даллесон и оперативное
отделение  штаба, уже много  раз откладывалось. И каждый раз под  каким-либо
несущественным  предлогом: то через день-два должны  были прибыть  несколько
судов типа "Либерти" с большими  запасами снабжения, то Каммингс чувствовал,
что  лучше  предварительно захватить  какиенибудь  малозначительные  пункты,
владея которыми, противник мог серьезно затруднить предстоящее  наступление.
В  действительности  же  им  руководил страх: провал  наступления  неминуемо
привел бы к роковым последствиям. Он израсходовал слишком много сил в первом
наступлении,  и,  если  следующее наступление  провалится, пройдут недели  и
месяцы, прежде чем появится возможность начать новое. Но к этому времени его
снимут.
     Его мозг ужасно  устал,  а организм  страдал  от  сильного расстройства
желудка.  Пытаясь  избавиться  от  своей  болезни,  он  приказал подвергнуть
строжайшей  проверке  офицерскую   столовую,  но,  несмотря   на  повышенную
требовательность к чистоте в  столовой, расстройство не проходило. Каммингсу
стало  очень  трудно  скрывать  свое  раздражение,  прорывавшееся  по  самым
незначительным поводам, и  это сильно отражалось на  всех окружающих. Душные
дождливые дни тянулись  мучительно медленно, офицеры  штаба  грызлись друг с
другом, по пустякам ввязывались в ссоры  и проклинали непрекращающиеся дожди
и жару.  Казалось, все  замерло в тесной духоте  джунглей,  ничто в  них  не
шевелилось.  У людей  появлялась  беспечность: никто  не  ожидал,  что может
что-нибудь измениться. Дивизия незаметно и неуклонно разлагалась, и Каммингс
чувствовал себя бессильным изменить что-либо.
     Хирн очень быстро почувствовал изменение в своем положении.
     Исчезло  подкупающее  доверие,  с  которым генерал  относился  к нему в
первые недели его службы  в  качестве адъютанта, и теперь обязанности  Хирна
свелись  к  обременительной  и унизительной  рутине.  Отношения  между  ними
изменились  как  бы сами  собой, и в  конечном счете Хирн  был  поставлен  в
официальные рамки безусловного подчинения. Генерал  больше не разговаривал с
ним по душам, не поучал его, а служебные обязанности Хирна, к которым они по
молчаливому согласию относились до  недавнего  времени как  к шутке,  теперь
превратились в суровую и неприятную необходимость. По мере того как успешный
исход  операции день ото дня становился все  более сомнительным, генерал все
суровее требовал поддержания дисциплины в своем штабе,  и ее тяжесть целиком
испытывал  на себе  и  Хирн. Каммингс имел привычку  каждое  утро  проверять
порядок  в  своей  палатке  и  почти  каждый раз  делал  замечания  Хирну за
недостаточную  требовательность к  ординарцу.  Это  делалось  всегда  в виде
вежливого  упрека  и сопровождалось  косым  взглядом в сторону Хирна. Тем не
менее все это тревожило и, в конечном счете, раздражало его.
     На   него  возлагались  разные  бессмысленные   обязанности,   носившие
издевательский  характер.  Однажды,  через две  недели после  их  последнего
длинного  разговора  в  тот  вечер,  когда  они  играли  в шахматы,  генерал
уставился на него отсутствующим взглядом и сказал:
     - Хирн, я думаю, неплохо, если бы  у  меня в  палатке каждое утро  были
свежие цветы.
     - Свежие цветы, сэр?
     Генерал насмешливо улыбнулся:
     - Да. Мне кажется, в джунглях их предостаточно. Что,  если вы прикажете
Клеллану собирать небольшой букет каждое утро? Господи, ведь это так просто!
     Действительно, все было достаточно просто, но новая обязанность усалила
натянутость в. отношениях между ним и Клелланом, а Хирн терпеть не мог такой
натянутости.  Помимо  своего  желания, он  стал уделять  все больше внимания
качеству ежедневной уборки, производимой Клелланом в генеральской палатке, и
это вылилось в унизительную дуэль между ним и Клелланом. К своему удивлению,
Хирн обнаружил, что  в ответ на  требовательность генерала  он действительно
всерьез беспокоится о поддержании в палатке полного  порядка.  Теперь каждое
утро он с отвращением приближался к палатке генерала, подчеркнуто расправлял
плечи  и  только после этого входил внутрь, чтобы продолжить свой поединок к
Клелланом.
     Борьбу  начал  Клеллан.  Высокий  стройный южанин с наглыми  повадками,
крайне самоуверенный, он  с самого начала встречал в штыки  любое  замечание
Хириа. На  первых  порах Хирн игнорировал  ею,  слегка  забавляясь  тем, как
Клеллан  пытается  сохранять  независимость,  но потом  Хирн  понял,  что  в
возникновении напряженности между ними отчасти виноват он сам.
     Однажды утром они чуть не затеяли ссору. Хирн вошел в па-.
     латку, когда Клеллан  заканчивал  уборку, и начал проверять чистоту,  а
Клеллан стоял у койки генерала, держа руки  по швам. Хирн потыкал  пальцем в
постель,  убранную очень аккуратно: второе одеяло сложено  в  ногах, взбитая
подушка с торчащими уголками аккуратно поставлена.
     - Хорошо заправляете койку, Клеллан, - похвалил Хирн.
     - Вы так думаете, лейтенант? - Клеллан не пошевельнулся.
     Хирн отвернулся и проверил вентиляционные клапаны палатки.
     Они  были  плотно  и аккуратно  закрыты, и, когда  он дернул за одну из
завязок,  узел  не сдвинулся с  места. Затем он  обошел  палатку  снаружи  и
проверил колья оттяжек. Все они  оказались выравненными,  все с  наклоном  в
одну сторону -  ночью шел ливень, и Хирн знал, что Клеллан уже поправил  их.
Он  возвратился в палатку и посмотрел на вымытый дощатый пол. Клеллан угрюмо
уставился на ноги Хирна.
     - Вы наследили, лейтенант, - сказал он.
     Хирн посмотрел на оставленные своими ботинками грязные следы.
     - Извините, Клеллан.
     - Вы добавили мне массу работы, лейтенант.
     Хирп вспыхнул:
     - Ваши обязанности не так уж тяжелы, Клеллан.
     - Не могу сказать, что у других они тяжелее, - протянул Клеллаи.
     Черт побери! Что же,  он заслужил этот ответ.  Хирн  снова  отвернулся,
чтобы  проверить стол для карт. Он был аккуратно накрыт  скатертью,  синие и
красные карандаши  отточены, вставлены в держатели и разложены по цветам. Он
прошелся  по  палатке,  раскрыл  платяной шкаф  генерала,  чтобы  проверить,
аккуратно  ли  развешано  обмундирование,  сел за генеральский  стол, открыл
ящики  и,  проведя пальцами, проверил, нет ли  в них пыли.  Проворчав что-то
себе под  нос,  Хирн  встал,  чтобы  проверить отводную канавку для дождевой
воды, проложенную вокруг  палатки. Клеллан  уже очистил ее  ор  мусора после
ночного ливня,  и канавка оказалась  чистой, посыпайной свежим песком.  Хирн
вошел внутрь.
     - Клеллан, - позвал он.
     - Да?
     - Все, по-видимому, в порядке сегодня, за исключением цветов.
     Вы могли бы сменить их.
     - Знаете что я скажу вам, лейтенант, - ответил Клеллан грубовато, - мне
сдается, что генерал не очень-то интересуется этими цветами.
     Хирн кивнул.
     - И все же смените их, - сказал он.
     Клеллан не сдвинулся с места.
     - Вчера генерал сказал мне: "Кстати, Клеллан, кто придумал ЭТУ Дурацкую
затею - ставить здесь цветы?" Я доложил ему, что не знаю, но сказал, что мне
кажется - это ваша идея.
     Генерал  так сказал? - Вначале Хирпа это позабавило, а  затем привело в
ярость.  "Сукин сын!" - подымал про себя Хирн. Он закурил  сигарету, глубоко
затянулся.   -  Все-таки  меняйте  цветы,  Клеллан,   -   жалобы  приходится
выслушивать мне.
     - Лейтенант,  я встречаюсь с генералом, может,  по десять раз на  день.
По-моему, он сказал бы мне, если бы считал, что я делаю чтото не так.
     - Придется вам поверить мне на слово, Клеллан.
     Клеллан поджал губы, чуть покраснел. Он явно разозлился.
     -  Лейтенант,  вам  не мешало бы  иметь  в виду, что генерал  такой  же
человек, не лучше, чем вы или я, незачем бояться его.
     Это было  уже слишком.  За каким чертом торчать  здесь  и пререкаться с
Клелланом! Хирн направился к выходу из палатки.
     -  Тем не менее  смените  цветы, Клеллап, - сказал  он  холодным тоном,
прежде чем выйти.
     Отвратительно,  унизительно!  На   пути  в  офицерскую  столовую   Хирн
брезгливо смотрел на сырую изрытую территорию бивака.
     И  все это  ему придется терпеть  еще  год, а то  и два, каждое утро на
голодный  желудок занимаясь этими  паскудными делами. Клеллану, конечно, это
нравится.  Каждая реплика, которую  ему удастся вставить  в разговор,  будет
тешить его самолюбие, и  после каждого замечания он будет подогревать в себе
сладкую  ненависть  подчиненного  к  презираемому  начальнику.  Да,  есть  и
приятные моменты в положении рядового. Хирн отшвырнул ногой камешек.
     - Привет  бедным офицерам!  - махнул  он рукой подходившему  к столовой
Мантелли.
     Мантелли свернул к нему и похлопал его по спине.
     - Сегодня от папаши держись подальше.
     - А в чем дело?
     -  Вчера  вечером  мы  получили  привет  из  штаба  корпуса.  Каммингсу
приказывают  наступать. Господи  Иисусе! Он пошлет  меня  в  атаку во  главе
штабной роты. - Мантелли вынул изо рта сигару и выставил ее перед собой, как
копье.
     - Единственное, на что ты годен, это атаковать столовую.
     -  Ты  прав.  Я гожусь только в канцелярские крысы,  к  тому  же у меня
плоскостопие.  Готов работать  в  Холландии [Населенный  пункт на  побережье
острова  Новая   Гвинея,  в  районе  которого  американские  войска  провели
десантную операцию против японцев в  1943 году.  -  Прим. ред.], Соединенных
Штатах, Пентагоне... Я ношу очки... кашляю... Вот послушай.
     Хирн игриво толкнул его.
     - Хочешь, чтобы я замолвил за тебя словечко генералу?
     - Вот  именно.  Устрой меня в  службу  культурно-бытового  обслуживания
войск.
     Они вошли в столовую.
     После  завтрака Хирн  явился  в  палатку генерала.  Каммингс  сидел  за
столом, изучая донесение инженера аэродромной службы ВВС.
     - Они не закончат строительство аэродрома еще два месяца.
     Забрали у меня все необходимое для кого-то другого.
     - Это очень плохо, сэр.
     - Конечно!  Думают, что я добьюсь победы в этой проклятой  операции без
аэродрома. - Генерал рассеянно замолчал, как  бы  не  узнавая стоящего перед
ним Хирна. - Единственная  из действующих дивизий, которая не имеет надежной
авиационной поддержки. - Генерал тщательно вытер рот  и взглянул на Хирна. -
Сегодня палатка убрана хорошо, - сказал он.
     - Благодарю  вас,  сэр.  -  Хирн  почувствовал  некоторую досаду  из-за
удовольствия, вызванного этой похвалой генерала.
     Каммингс извлек  из ящика стола  очки, медленно протер их и  надел. Это
был один из тех редких случаев,  когда Хирн видел его в очках. В них генерал
выглядел старше.  Немного  погодя Каммингс  снял очки  и, держа  их  в руке,
спросил:
     - Как младшие офицеры? Получают положенное спиртное?
     - А что? Думаю, что получают.
     - Гм... - Каммингс нервно потер руки.
     "Что бы все это значило?" - подумал Хирн. - А почему вы спрашиваете  об
этом? - сказал он вслух.
     Генерал не ответил.
     - Сегодня  утром я отправляюсь во второй  батальон.  Передайте Ричмэну,
чтобы подготовил джип примерно через десять минут.
     - Я должен ехать с вами, сэр?
     -  А? Нет, нет. Отправляйтесь к  Хортону. Я  хочу, чтобы вы съездили на
берег и достали кое-какие дополнительные продукты для офицерской столовой.
     - Есть, сэр.
     Несколько озадаченный, Хирн отправился в  автопарк,  передал приказание
генеральскому шоферу Ричмэну, а потом отыскал майора Хортона, который вручил
ему список продуктов, подлежащих закупке на судне, стоящем на рейде.
     Хирн взял у  старшины штабной роты трех солдат, вызвал бронетранспортер
и отправился  к  берегу  моря. Утренний воздух  уже нагрелся,  пробивающиеся
сквозь  дымку  лучи  солнца отражались от джунглей, нагревая влажную, душную
атмосферу.  На  пути  до  их  слуха  временами  доносился гул артиллерийской
канонады, раскатистый и  глухой, как  гром  в  летнюю ночь. К тому  времени,
когда они добрались до оконечности полуострова, Хирн уже обливался потом.
     Через  несколько минут он нашел свободную десантную баржу  и отправился
на  ней к стоявшим  на якоре  грузовым судам. В  однойдвух милях от них  над
мрачной, гладкой  как стекло  поверхностью моря  возвышался Анопопей,  почти
скрытый дымкой;  ярко-желтое,  будто  выкрашенное  свежей  краской,  солнце,
казалось, прожгло огромную дыру с рваными  краями в непрочном своде облаков.
Невыносимая жара чувствовалась даже здесь, на воде.
     На десантной  барже  выключили  моторы, и она по  инерции приткнулась к
борту транспорта. Хирн перескочил на площадку трапа и  поднялся на палубу. У
поручней  стояла  толпа  матросов,  с   любопытством  разглядывавших  гостя.
Выражение  их  лиц, критические и слегка  презрительные  взгляды  раздражали
Хирна.  Он проследил в  просветы  между ступенями трапа за десантной баржей,
которая медленно отошла под стрелу грузового крана в носовой части судна.
     Хирн   почувствовал,   что   вспотел   еще   больше  даже   от   такого
незначительного усилия, которое потребовалось, чтобы подняться по трапу.
     -  Кто здесь заведует  корабельной лавкой?  -  спросил он  у  одного из
матросов.
     Матрос посмотрел  на  него и молча показал большим  пальцем на один  из
люков. Хирн прошел мимо  него, открыл тяжелую  дверь люка и начал спускаться
по трапу вниз. От жары у него сразу же перехватило дыхание; он совсем забыл,
как невыносимо душно бывает в судовых трюмах. К тому же здесь стояла вонь.
     - Проклятие! - пробормотал он с отвращением.
     Как  обычно,  в помещениях  судна стоял  отвратительный  запах несвежей
пищи: прогорклого жира,  смешанного  с  чем-то тошнотворным  вроде сгнившего
мяса. По рассеянности он  потер пальцем  переборку и тотчас же отдернул его:
палец стал мокрым.  Все переборки на судне были покрыты влажной  маслянистой
пленкой. Хирн  осторожно  пошел  по узкому, плохо  освещенному коридору;  на
металлических плитах палубы в беспорядке лежали груды  снаряжения, неряшливо
прикрытого брезентом. Хирн поскользнулся и  чуть было  не  упал  в  какую то
масляную лужу.
     - Провались пропадом эта вонючая дыра! - раздраженно выругался он.
     На него накатила беспричинная злоба. Хирн остановился, резким движением
вытер лоб рукавом.
     - Что со мной происходит, черт возьми? - с удивлением спросил он себя.
     "Как младшие офицеры? Получают  положенное  спиртное?" - вспомнился ему
вопрос  генерала. У Хирна  участилось  сердцебиение  и нервы напряглись  еще
больше. Что генерал имел в виду?
     Постояв немного в  коридоре, он  пошел  дальше.  Канцелярия корабельной
лавки  оказалась  каютой  средних  размеров,  расположенной   в  стороне  от
продольного  коридора.  Она  была  завалена  пустыми картонными коробками от
стандартных суточных рационов, обломками досок от поломанных ящиков, грудами
бумаги,  вывалившейся из переполненной корзины для бумаг. Большой обветшалый
письменный стол был сдвинут в угол.
     - Вы Керриген? - спросил Хирн офицера, сидевшего за столом.
     - Да, сынок, чем  могу быть полезен? - У Керригена было худое, довольно
помятое лицо, во рту не хватало нескольких зубов.
     Хирн молча смотрел на него, чувствуя, как в нем опять закипает шев.
     -  Давайте без сюсюканья,  без  "сыночков"! -  Хирн сам  удивился своей
грубости.
     - Как прикажете, лейтенант.
     Хирн с трудом взял себя в руки.
     -  Я  прибыл на десантной барже,  стоящей сейчас у  борта.  Вот  список
продуктов, которые  мне необходимы. Мне  бы  хотелось выбраться  отсюда,  не
отнимая слишком много времени ни у вас, ни у себя.
     Керриген взглянул на список.
     - Это для  офицерской столовой, да, лейтенант? - Он начал читать вслух:
-  Пять ящиков  виски,  ящик масла  для салата, ящик  майонеза.  -  Керриген
произнес  слово  "майонез"  с  забавным  ирландским  акцентом. -  Два  ящика
консервированных  цыплят,  коробку  приправ,  дюжину бутылок  ворчестерского
соуса,  дюжину  бутылок соуса  чили, корзину кетчупа... -  Он взглянул снизу
вверх:  -  Это маленький  заказ.  Скромные  у вас запросы.  Этак  завтра  вы
пригонете сюда  баржу  за  парой банок  горчицы.  -  Он вздохнул. - Надо еще
посмотреть... Надо посмотреть. - Он прошелся карандашом по списку, вычеркнув
большинство пунктов. - Я могу дать вам виски. Что же касается остального - у
нас не розничная лавочка.
     - Обратите внимание, заявка подписана Хортоном, это для геперала.
     Керригеп закурил сигарету.
     - Когда генерал будет капитаном на этом  судне,  я задрожу  от  страха,
стоя перед ним. - Он весело взглянул на Хирпа. -  Какой-то  тип от  Хортопа,
кажется,  капитан  или что-то вроде  эюго, вчера получил  продовольствие для
штаба  дивизии. Как  вам известно,  мы не являемся специальными поставщиками
провизии для офицерских столовых. Получайте  все продовольствие  сразу, а уж
потом, на берегу, делите его как вам угодно.
     Хирн едва сдержал раздражение.
     - Это же  за наличные. У меня есть деньги из офицерской столовой, чтобы
заплатить за продукты.
     - Но я не обязан продавать их вам и не продам, черт возьми.
     Если вам нужна свиная тушенка, я могу  выдать и  притом не возьму с вас
ни  пенни. Что  касается  остальной  мелочи, я советую подождать, пока здесь
снова появится боевой корабль. Я не собираюсь  пачкаться продажей майонеза в
розницу.  -  Он нацарапал что-то на заявке.  - Идите вниз в трюм номер два и
получите свое виски. Не будь я обязан выдать его вам, не выдал бы.
     - Ну, спасибо и за это, Керриген.
     - Всегда к вашим услугам, лейтенант.
     Хирн снова пошел по коридору, глаза у него сверкали. Судно покачивалось
на зыби, Хирн не удержал равновесия, и его бросило на переборку, при этом он
больно ушиб руку. Он остановился и вытер пот со лба и подбородка.
     Будь он  проклят, если вернется  на  бивак  без  продуктов. Вспомнив об
улыбке Керригена, Хирн снова  разозлился,  но заставил себя  улыбнуться. Это
никуда  не годится. В конце концов, Керриген волен поступать как ему угодно,
он  был даже забавен. Есть ведь и  другие способы получить продукты, и он их
получит. Хирн вовсе не собирается предстать перед генералом с пустыми руками
и объясняться по этому поводу.
     Подойдя ко второму трюму, Хирн спустился по трапу в холодильный отсек и
вручил заявку дежурному матросу.
     - Пять ящиков виски, да?
     Хирн потер подбородок.  На месте пореза у него образовалась тропическая
язва, которая все время саднила.
     - Как насчет того, чтобы получить все остальное, дружище?  - спросил он
напрямик.
     - Не могу, Керриген все вычеркнул.
     - Если выдашь все, получишь десять фунтов.
     Матрос был небольшого роста, с озабоченным лицом.
     - А  как мне выкручиваться? Что, если  Керриген увидит, как я выдаю все
это?
     - Он торчит в своей каюте, чем-то занят. На палубе не появится.
     - Я не могу рисковать, лейтенант. Это всплывет при проверке.
     Хирн почесал затылок. По спине стекали струйки пота.
     - Слушай, давай-ка зайдем в хо