чный.
     Браун понизил голос:
     - Что ты думаешь об этом новом лейтенанте?
     - Он  ничего. - Мартинес повел плечами.  - Хороший парень. - Он считал,
что  следует  быть  осторожным в ответе. Солдаты  думали, что  он, Мартинес,
дружит с Крофтом,  и,  по  их мнению,  он  обязательно должен  был враждебно
отнестись  к  Хирпу. - Пожалуй только слишком уж  панибратствует,  - добавил
Мартинес. - Командир взвода должен быть строгим.
     - Этот парень может оказаться настоящим сукиным сыном, - сказал Браун.
     У  него  не было твердого  мнения  о  Хирне. Брауну Крофт  не  особенно
нравился, он  чувствовал, что  и Крофт  не  расположен к нему, но пока у них
были  довольно  ровные отношения.  С  лейтенантом  он  собирался вести  себя
осторожно, все делать наилучшим образом, но даже и так мог не угодить ему.
     - Впрочем, он, кажется, хороший парень, - тихо сказал Браун.
     Его   явно  беспокоило  что-то.  Он  закурил  сигарету,   затянулся   и
неторопливо  выпустил  дым.  Вкус  сигареты  был  неприятен, но он продолжал
курить. - Знаешь,  Гроза Япошек, -  продолжал  он, - в  такое  время,  когда
находишься в  разведке, хочется быть рядовым. Эти  ребята, особенно новички,
думают,  что у нас легкая жизнь, что, став унтер-офицером,  человек обретает
свободу. - Браун провел пальцем по одному из прыщей  на лице. - Они ни черта
не знают о том, какую ответственность  мы  несем. Возьми, к примеру, Стэнли.
Он еще  ни черта  не испытал,  вот  и  рвется  вперед.  Ты  знаешь,  я очень
гордился, когда получил сержантское звание,  но не уверен,  согласился бы на
это звание, если бы мне предложили его теперь.
     Мартинес повел плечами. Он удивился такому рассуждению.
     - Да, трудно, - неопределенно сказал он.
     - Конечно трудно, - продолжал Браун. Он сорвал со свисавшей  ветки лист
и стал  его  жевать. - Я говорю это тебе,  поскольку ты все понимаешь.  Ну а
если бы тебе пришлось начать все сначала, ты хотел бы быть сержантом?
     - Не знаю, -  ответил  Мартинес,  хотя у него не  было сомнений на этот
счет: он согласился бы стать сержантом. Он представил  три нашивки на рукаве
защитного цвета гимнастерки, и ему стало радостно и неловко.
     -  Ты  знаешь,  Гроза Япошек, что меня пугает?  Нервы у меня  никуда не
годятся,  вот  что. Мне часто  кажется, что  я  вот-вот окончательно сдам  и
ничего не смогу сделать с собой. Понимаешь?
     Брауна это беспокоило  уже  не раз. Он получал некоторое удовлетворение
оттого,  что признавался в своей слабости, как  бы  заблаговременно отпуская
себе грехи, чтобы, когда они случатся, спрос с него был меньше. Браун бросил
камень в воду и наблюдал, как расходятся круги по воде.
     Мартинес немного презирал Брауна. Он был рад, что тот подвержен страху.
     - Хуже всего не ю, что тебя самого убьют, - проговорил Браун, - тогда с
тебя спрос маленький. А вот если убьют кого-то из  ребят твоего отделения, и
по твоей вине.  Мысль об  этом все время будет  тебя мучить.  Ты помнишь  то
разведывательное патрулирование на Моутэми, когда убили Макферсона? Я ничего
тогда  не мог сделать, но как, ты думаешь, я себя  чувствовал, когда оставил
его  на  поле  боя и  ушел? -  Браун  нервно отбросил  сшарету. -  Да,  быть
сержантом  -  невелика  радость. Когда я впервые попал в армию, то  мечтал о
продвижении по службе, но иногда задумывался: а стоит  ли?.. Что это даст? -
Он задумался,  тяжело  вздохнул и  продолжал:  -  Видимо,  такова  уж натура
человека,  что  он  не  может  удовлетвориться  званием  рядового.  Получить
сержантское звание, конечно, что-то значит.  Это признак того, что ты чем-то
отличаешься  от  других. Я  лично  понимаю свою  ответственность. Что  бы ни
случилось, я знаю,, что буду стараться, нескольку мне за это платят. Если ты
стал сержантом, значит, тебе доверяют,  и я не  хочу никого подводить. Я  не
такой человек. По-моему, это было бы низко.
     - Да, нужно держаться, - согласился Мартинес.
     -  Точно. Что я был  бы за  человек, если  бы получал  жалованье  и  не
оправдывал его! Мы - выходцы из хороших районов  страны,  и  мне бы хотелось
вернуться домой  и  честно смотреть  в лицо соседям. Поскольку я из Канзаса,
мне этот штат нравится  больше, чем Техас,  а в общем,  мы выходцы  из  двух
лучших штатов страны. Ты не должен  стыдиться, Мартинес, когда говоришь, что
ты из Техаса.
     - Конечно.
     Мартинес был рад это слышать. Ему нравилось считать  себя  техасцем, но
он никогда не осмеливался хвалиться этим,  побаивался чего-то. Как воспримут
белолицые  его  слова  о  том, что  он,  Мартинес,  из  Техаса? Восторг  его
постепенно начал гаснуть, и ему стало не по себе.
     Настроение  у Мартинеса явно испортилось, и желание продолжать разговор
с Брауном пропало. Он ч го-то пробормотал и пошел к Крофту.
     Браун  повернулся и осмотрелся.  Совсем близко от него,  наверное,  все
время, пока он вел разговор с Мартинесом, лежал Полак.
     Сейчас глаза его были закрыты, и Браун слегка толкнул его локтем.
     - Ты спишь, Полак?
     -  А?  -  Полак  сел  и  зевнул.  -  Да,  я,  кажется,  задремал.  -  В
действительности он не спал и слушал  разговор Брауна с Мартинесом. Он любил
подслушивать и, хотя редко мог извлечь из этого какую-нибудь  пользу, всегда
получал от  этого удовольствие.  "Это единственный  способ  узнать что-то  о
человеке", -  сказал  он однажды  Минетте. Он  еще  раз зевнул. -  Я немного
вздремнул. Мы уже трогаемся?
     -  Наверное, через  пару минут, - сказал Браун. Он чувствовал некоторое
презрение  к себе  со  стороны  Мартинеса, это  немного  задело его,  но  он
старался как-то  себя успокоить. Браун вытянулся рядом с Полаком и предложил
ему сигарету.
     - Нет, я курить не буду. Надо беречь дыхание, - сказал Полак. - Нам еще
долго идти.
     - Да, пожалуй, ты прав, - сохласился Браун. - Знаешь, я старался, чтобы
наше отделение не  посылали на патрулирование, но, возможно,  это  не так уж
хорошо. Сейчас ты явно не в форме.
     - То, что нас  не назначали в патруль, совсем не плохо. Мы ценим это, -
сказал Полак, а про себя подумал: "Какая же сволочь.
     Всегда находится такой  человек. Из кожи лез, чтобы  стать сержантом, а
теперь, когда получил сержантские нашивки, его, видите ли, беспокоит, какого
мнения о нем подчиненные". - Я говорю точно.
     Ты можешь не думать, что ребята твоего отделения  не ценят то,  что  ты
делаешь для них. Мы знаем, что ты хороший парень.
     Браун был доволен, хотя и сомневался в искренности Полака.
     - Скажу тебе честно, - произнес он, - ты во взводе только пару месяцев,
и я присматриваюсь  к тебе. Ты умный парень, Полак, умеешь промолчать, когда
надо.
     Полак повел плечами.
     - Конечно умею.
     - Знаешь, какая  у меня забота? Я делаю все, чтобы ребятам было хорошо.
Может, вы и не замечаете этого, но об этом даже в уставе записано, черным по
белому. Я считаю, что если позабочусь о людях, то и они позаботятся обо мне.
     - Конечно.  Мы  всегда  поддержим  тебя. -  Полак считал,  что  был  бы
дураком, если бы не сказал то, что хотел от него услышать начальник.
     - Сержант легко может стать подлецом по отношению  к своим подчиненным,
но я предпочитаю обращаться с ребятами справедливо.
     "Интересно,  чего  он добивается  от меня", - подумал  Полак,  а  вслух
сказал:
     - Это единственно правильный путь.
     -  Конечно, но многие сержанты этого  не понимают. Отвечать за людей  -
дело  трудное. Ты представить себе не  можешь, сколько бывает хлопот. Это не
значит,  что  я  не хочу этих хлопот.  Если  человек к чему-то стремится, он
должен стараться. Само собой ничего не делается.
     - Конечно, - почесываясь, ответил Полак.
     - Возьми, к примеру, Стэнли. Он достаточно хитер,  когда  дело касается
лично его. Ты  знаешь, как он провернул одно скользкое дельце в гараже,  где
работал?  - Браун рассказал Полаку  этот  случай  и закончил словами:  - Это
умно, конечно, но так ведь можно попасть и в беду. Приходится переживать все
связанные с этим страхи и опасности.
     - Конечно.
     Полак  решил, что недооценивал Стэнли. Это было нечто такое, о чем ему,
Полаку, стоило бы знать.  Стэнли гораздо умнее Брауна, который закончит свою
карьеру владельцем  бензиновой  колонки  и  будет  думать при этом,  что  он
крупный бизнесмен.
     - Подъем! - раздалась команда лейтенанта.
     Полак встал с недовольным видом.  "Если бы  у лейтенанта было  в голове
все  в порядке, он приказал бы вернуться к берегу и позволил нам проваляться
там до прибытия катера". Однако вслух Полак произнес другое:
     - Мне давно нужно было размяться.
     Браун рассмеялся.
     Река по-прежнему была мелкой, и на протяжении нескольких сот ярдов идти
по ней было не так уж трудно.
     Браун и Полак на ходу вяло переговаривались.
     -  В детстве  я  о многом мечтал. О детях, женитьбе  и  прочем таком, -
сказал Браун. - Но со временем становится ясно, что на свете не так уж много
женщин, которым можно верить.
     "Такие, как  Браун,  обычно  позволяют  надевать  на себя  ярмо,  когда
женятся,  -  думал  Полак.  -  Бабе достаточно поддакивать  ему,  и он будет
считать, что она - это как раз то, что ему нужно".
     - Нет,  - продолжал  Брэун, -  постепенно  взрослеешь, и все  эти мечты
уходят.  Постепенно  начинаешь понимать, что верить можно  немногому.  -  Он
говорил с чувством какого-то горького удовлетворения. - Единственная стоящая
вещь - это деньги.  Когда занимаешься торговлей, видишь,  какие удовольствия
может  себе  позволить богатый человек. Мне вспоминаются  вечеринки в отеле.
Какие женщины там, как весело!
     - Конечно, - согласился Полак. Он вспомнил о вечеринке, которую устроил
его хозяин Левша Риццо. Полак  на мгновение закрыл глаза и вспомнил об одной
из женщин. "Да, та блондинка знала свое дело", - подумал он.
     -  Если  я  когда-нибудь  вырвусь  из армии, -  сказал  Браун, -  начну
добывать деньги. Я не буду больше болтаться без дела, как прежде.
     - До лучшего пока никто не додумался.
     Браун взглянул на шагавшего по воде рядом с ним Полака.
     "Неплохой   парень,  -  подумал  он.  -  Но  ему  не  удалось  получить
образование. Пожалуй, так ничего в жизни и не добьется".
     - А что ты, Полак, собираешься делать? - спросил он.
     Полак почувствовал снисходительность в тоне Брауна.
     - Как-нибудь устроюсь, - коротко ответил он.
     В памяти его вспыхнуло воспоминание о семье, на лице появилась гримаса.
"Какой недотепа был старик Полак. Всю  жизнь  бедствовал. Но это закаляет, -
решил он. - Такие, как  Браун, много болтают. Если действительно знаешь, как
заработать,  нужно  уметь  молчать. В  Чикаго  таких возможностей уйма.  Это
настоящий город.
     Женщины, шумная жизнь, много крупных дельцов". Река стала глубже, Полак
почувствовал, что ноги у него промокли до колен.
     "Если бы я не попал в армию, то работал бы сейчас у самого Кабрицкого".
     Браун почувствовал сильную усталость. Слишком влажный  воздух и сильное
встречное течение истощили его силы. И опять этот непонятный страх...
     - О, как я ненавижу эти проклятые рюкзаки! - сказал он.
     Горная река состояла здесь из целой серии небольших водопадов.
     На поворотах под напором падающей воды люди едва удерживались на ногах.
Вода была  очень холодной, поэтому  после каждого  водопада  солдаты спешили
приблизиться   к  берегу  и   немного  согреться,  передохнуть,  держась  за
спускавшиеся к реке ветки кустов и деревьев. "Давай, давай, пошли!" - кричал
в таких случаях Крофт. Высота берега достигала  пяти  футов, и  продвигаться
вперед  было  очень трудно. Люди  устали до  изнеможения. Те,  кто послабее,
начали сдавать, колыхались в воде,  как тростинки, топтались на одном месте,
падали на колени под тяжестью своих рюкзаков.
     У  одного  из водопадов дно  оказалось  слишком  каменистым,  а течение
слишком быстрым, чтобы пройти этот участок реки вброд.
     Крофт  и  Хирн  обсудили  положение,  а  потом  Крофт вместе с  Брауном
взобрались на берег, с  трудом  протиснулись на несколько футов через густые
заросли джунглей  и срубили несколько толстых винограДных  лоз. Затем  Крофт
связал их  большими прямыми узлами и начал было  прикреплять свободный конец
этой своеобразной веревки к своему поясу.
     - Я закреплю ее на том берегу, лейтенант! - крикнул он Хирну.
     Хирн отрицательно покачал головой. До сих пор Крофт умело вел взвод, но
в данном случае  предстояло сделать  нечто такое, что  мог  выполнить  и он,
Хирн.
     - Я попробую сам, сержант, - возразил он.
     Крофт пожал плечами.
     Хирн прикрепил веревку из  лоз  к  поясу  и направился  к водопаду.  Он
намеревался пройти вверх но течению и закрепить конец веревки на том берегу.
Держась за нее как за спасательный  конец, солдаты смогли бы перейти водопад
вброд. Однако задача  оказалась труднее,  чем  предполагал Хирн.  Он оставил
свой рюкзак и карабин Крофту, но  и  без  них  форсировать водопад оказалось
нелегко. Хирн с  трудом перескакивал  с одного скользкого  камня  на другой,
несколько раз падал  и  сильно ушибал колени; один раз  погрузился  в воду с
головой, ударился плечом о камень и вынырнул с искаженным  от боли лицом. Он
едва  не потерял сознание.  Добравшись  наконец до  противоположного берега,
Хирн с полминуты не  двигался, откашливаясь и сплевывая попавшую в нос и рот
воду.  Потом встал,  зацепил  лозу  за  ствол дерева, в то  время как  Браун
привязал другой конец к корням толстого кустарника.
     Крофт  перебрался  на  другой  берег  первым,  перенеся  помимо  своего
имущества  рюкзак  и  карабин  Хирна. Постепенно,  один за  другим, солдаты,
держась за лозу, перешли на другой берег реки.
     После  десятиминутного  отдыха  марш  возобновился. Река  стала уже.  В
некоторых  местах  расстояние между  берегами не  превышало  пяти  ярдов,  а
джунгли подходили так близко к берегу, что шедшие по реке солдаты  цеплялись
за  спускавшиеся  ветки.   Путь  через  водопады  так  вымотал  людей,   что
большинство из них  едва  передвигали ноги. На  русле реки стали  появляться
притоки. Через каждые сто  ярдов в  нее вливался то один,  то  другой ручей.
Крофт каждый  раз останавливался, осматривал  ручей, а потом продолжал  идти
вперед.
     После  того как  он сам, лично, наладил переправу  у водопада,  Хирн  с
удовольствием позволил  Крофту  снова вести  взвод.  Он  шел позади вместе с
солдатами, не совсем еще оправившись после испытаний у бурного водопада.
     Вскоре они подошли к месту, где река делилась на два рукава.
     Крофт остановился и  задумался. В джунглях, где не  было видно  солнца,
никто, кроме  него  и Мартинеса,  не мог  сказать, в  каком направлении  они
двигаются. Крофт еще раньше заметил, что крупные деревья растут с наклоном к
северо-западу. Он  зафиксировал  это  направление  по компасу  и  решил, что
деревья наклонил ураган,  когда они были  еще молодыми. Крофт  принял это за
надежный  ориентир,  и  все  утро,  пока  они   двигались  вверх   по  реке,
контролировал  направление  движения  по  деревьям. По  его  мнению, джунгли
вскоре дол ж  ил были  кончиться.  Они уже прошли  больше трех  миль, а река
почти на всем этом пути тянулась в сторону гор. Но в этом месте разобраться,
по  какому  из рукавов  следует идти  дальше, было  невозможно.  Оба  рукава
уходили в джунгли под  каким-то углом, и вполне возможно, что  их русла  шли
много миль по джунглям параллельно горному хребту. Крофт поговорил о  чем-то
с Мартинесом, и  тот, выбрав высокое дерево у реки, начал взбираться по нему
вверх.
     Опираясь на  ветви  дерева ногами и держась  руками  за  окружавшие его
виноградные  лозы, Мартинес медленно поднимался  все выше и выше. Добравшись
до  верхних  ветвей, он  устроился  поудобнее и  осмотрел  местность вокруг.
Джунгли под ним расстилались зеленым бархатным ковром. Реки  видно  не было,
но пе больше чем в полумиле  от него  джунгли  резко  кончались и  сменялись
рядом голых желтых холмов, уходивших к подножию горы Анака. Мартинес вытащил
компас и  определил направление.  Сознание того, что он выполняет  привычные
для себя обязанности, давало ему огромное удовлетворение.
     Мартинес спустился с дерева и подошел к лейтенанту и Крофту.
     - Нужно идти  сюда,  - сказал он, указывая на  один из рукавов реки.  -
Двести - триста ярдов, а потом будем прорубаться через джунгли. Реки там уже
нет. - Он показал в сторону открытой местности, которую видел с дерева.
     - Отлично, Гроза Япошек, - сказал Крофт. Он был доволен.
     То, что доложил Мартинес, не удивило ею.
     Взвод снова  тронулся в путь. Выбранный Мартинесом рукав реки был очень
узким. Джунгли почти полностью укрыли его. Не пройдя и четверти мили,  Крофт
решил прорубать тропу через  джунгли. Русло  снова поворачивало к океану,  и
идти дальше вдоль реки не было смысла.
     - Для прорубки тропы через джунгли я хочу разделить взвод на группы,  -
сказал Крофт Хирну. - Вы и я не в счет, нам и без этого хватит дел.
     Хирн  с трудом  переводил  дух. Он  не имел никакого понятия о том, что
обычно делается в таких случаях, и слишком устал, чтобы вмешиваться.
     - Делайте так, как считаете нужным, сержант, - сказал он.
     Потом  Хирн засомневался -  не  слишком ли  это просто  - возложить всю
тяжесть принятия решений на Крофта?
     Крофт определил  направление  движения с  помощью  компаса и  выбрал  в
качестве  ориентира дерево,  росшее среди кустов примерно в пятидесяти ярдах
от стоянки. Он подозвал солдат взвода к себе и разделил  их на три группы по
четыре человека в каждой.
     - Нам нужно прорубить  тропу  через  джунгли, - сказал Крофт. - Сначала
держитесь направления  примерно десять  ярдов  левее вон того дерева. Каждая
группа работает пять минут, а потом десять минут отдыхает.  Незачем  тратить
на это весь  день, поэтому не  стоит валять дурака.  Перед началом отдохните
десять минут, а потом ты, Браун, начнешь со своей группой.
     Им  предстояло проложить путь протяженностью около четверти  мили через
густые заросли кустарника, виноградных лоз,  бамбука и других деревьев.  Это
была  медленная,  нудная  работа. Двое  работали рядом,  рубя растительность
тесаками и придавливая ее ногами.
     Они  продвигались  вперед  таким образом не более  двух ярдов в минуту.
Чтобы пройти вверх по реке, потребовалось три часа, а  к полудню, после двух
часов работы в  джунглях, они прибавили к пройденному пути только пару сотен
ярдов. Но  это их мало беспокоило. Каждый должен был работать только две-три
минуты  в течение  четверти  часа,  и вполне  успевал  отдохнуть. Те, кто не
работал,  лежали  прямо на проложенной тропе,  шутили. То,  что  они  сумели
пройти этот путь,  радовало их. Дальше по  открытому  плато,  казалось, идти
будет  совсем  легко.  Пробираясь  по реке,  они  уже  отчаялись, а  сейчас,
справившись с  задачей, радовались  и гордились  собой, и  некоторые  из них
впервые поверили в успешное выполнение разведывательного задания.
     Однако Рот и Минетта были измучены до предела. Минетта еще не окреп как
следует после  недели, проведенной в госпитале, а  Рот никогда не  отличался
физичегкод силой. Долгий марш вверх по  реке здорово их вымотал. Отдохнуть в
течение десятиминутных перерывов они не успевали, и пробивка тропы стала для
них  подлинной пыткой.  После трех-четырех взмахов тесаком  Рот уже был не в
состоянии  поднять руку. Тесак казался тяжелым, как топор. Рот  поднимал его
двумя руками и слабо опускал на виноградную лозу.
     Каждые полминуты тесак выскальзывал из ею потных бесчувственных пальцев
и падал на землю.
     У  Минетты  образовались мозоли  на  руках, ручка  тесака  врезалась  в
ладонь,  пот  попадал  в  раны. Минетта яростно и  неуклюже рубил кустарник,
злился  на  то, что  тот  не  поддается,  часто  прекращал  работу, стараясь
отдышаться, и разражался бранью. Он  и Рот работали рядом.  От усталости они
часто  толкали друг друга,  и  Минетта в разд